Sleepless night

       Наверное, это был первый и последний раз, когда миссис Холмс все же одобрила визит кого бы то ни было из друзей Шерлока в их дом. К Джиму она изначально относилась предвзято: как только узнала о том, что ее младший сын общается с ним, она раздражённо всплеснула руками и запричитала о том, что ничего хорошего из этого не выйдет. Женщина видела Мориарти от силы два раза, однако не зацепили ее ни синяки под глазами от недосыпа, ни смоляные взъерошенные волосы, ни мягкий ирландский акцент, который преобладал в звучании его речи. Почти постоянно женщина пыталась убедить своего сына, что общение с Мориарти — абсолютно не то, что ему нужно в данный момент, и лучше бы он окружил себя «более перспективными людьми и друзьями» в классе. Шерлоку, разумеется, и дела не было до её слов, но он оставался при своей точке зрения, не пытаясь вразумить её, понимая, что мать всё равно будет настаивать на своём.        Отношения кудрявого с родителями и семьёй в целом были… специфичными. Возможно во всем и виноват юношеский максимализм, но факт остаётся фактом — Холмс почти открыто их презирал, а в особенности не мог терпеть своего старшего брата.        Быть может, в этот раз она решила дать Джиму шанс, поэтому и разрешила остаться. Или же ей правили надежды на то, что если Джим будет рядом с Шерлоком, тот прекратит вести столь беспризорный образ жизни и станет нормальным, как все вокруг, человеком. Впрочем, Мориарти и не собирался тешить себя бесполезными надеждами на искренний, радостный прием, да и вечер, проведенный с семьей друга не был радушным и вовсе. Заметить, что дама средних лет отчаянно пыталась скрыть своё недовольство и быть дружелюбной мог даже самый неразумный человек с трисомией по двадцать первой хромосоме. Для Шерлока подобное поведение матери было унизительным, из-за чего он довольно быстро ушёл из гостиной в свою комнату, не доев свой ужин и заставляя даму средних лет удивляться его поступку, а Джима — слушать всевозможные упрёки, запрятанные под маской гостеприимства.        В любом случае, в словах матери был резон, и Джим неосознанно крепче сжимал руку друга под обеденным столом, осознавая, что изначально он рассчитывал в отношениях с Шерлоком на нечто большее, нежели на обыкновенную дружбу.       Откровенные намеки, смущённые улыбки, тёплые слова, объятия и, собственно говоря, ответ на тревожащие его уже который год чувства.        Шерлок зачастую не понимал его действий, отчего у Джима в горле появлялся тугой ком страха, а кровь в висках стучала, словно сумасшедшая. Впрочем, именно этим и заканчивались его попытки — смущённой улыбкой, неловким смехом и очередными, «сентиментальными», как говорил Холмс, объятиями. Словно если Мориарти дотянется рукой до щеки Шерлока, его встретит преграда непонимания и отвержения. Словно Шерлок отличается от однообразной толпы людей — и, смирившись с сим фактом в очередной раз, Джим не смел переступить через явно запретную, видимо, только для него, черту.        И, быть может, гранью той запретной черты являлось обыкновенное красное вино, бутылку которого Шерлок достал из платяного шкафа, где висело множество темных рубашек и футболок. Мориарти усмехнулся, наблюдая за тем, как кудрявый закрывает дверь на замок, предугадывая реакцию собственного брата, если тот все же заглянет к ним ближе к ночи.        — Где ты это умудрился достать? — тихо и слегка зловеще прошептал он, создавая атмосферу типичного британского детектива. Словно он недавно проник в Лондонский Тауэр или выкрал пару миллионов фунтов из какого-нибудь банка.        — А ты что, думал, я тебя веду только лишь со своими родителями знакомить? — в глазах Шерлока промелькнула обида, а сам он осматривал стеклянную бутылку алкоголя и штопор, явно не имея понятия, что со всем этим делать. — Ватсона попросил, он с кем-то сам договорился. Тут уж не мое дело, что и как. Он на первом курсе медицинского, как никак, для него, уверен, это не было трудностью вселенского масштаба.        Да, Джим мог бы предположить, что между кудрявым и этим Джоном-с-первого-курса-медицинского что-то есть, но волноваться он будет не сегодня. И стараясь выкинуть из головы все ненужные мысли, он молча и с серьезным видом отобрал бутылку у своего друга и, словно со знанием дела, он откупорил с помощью штопора и сунул ее в руки кудрявому, довольно улыбаясь.        — Прошу прощения, романтик из меня отвратительный, так что сегодня обойдемся без бокалов, — ни капли напряжения в голосе не было, а сам Шерлок достал из прикроватной тумбочки две чёрно-белые кружки, — Спускаться вниз за ними я не собираюсь. Если тебе будет нужно — можешь сам сходить.        — О-о, — загадочно протянул Джим, стараясь не выдать собственного волнения в данной ситуации и смотря Шерлоку в глаза, — эта встреча планировалась романтической. Я могу надеяться на то, что сейчас ты достанешь свечи, расставив их по всему периметру комнаты и раскидаешь по полу лепестки красных роз, как в дешёвых мелодрамах? — хохотнул он.        Шерлок фыркнул в ответ на смех, чуть толкнув в плечо и отстранено смотря в глаза Мориарти, что лучезарно ему улыбался. Он прекрасно понимал, что все это лишь дружеские шутки, которые не могут быть правдой, но в какой-то момент он, неожиданно для самого себя, стал подмечать, что Джим уж слишком часто начал искать оправдания, чтобы вновь обнять его со спины или погладить по кудрям. И только Дьявол, наверное, знает, является ли это флиртом с его стороны или нет. Шерлок никогда не поймет этого.        С алкоголем в крови все слишком неправильно и неоправданно просто. Устроившись на кровати с кружками и разлив из стеклянной бутылки вино, они смеются от наивности и глупости данной ситуации и неловко чокаются, вновь заливаясь в смехе. Шерлок рассказывает Джиму о неизвестных тому прежде авторах, но Мориарти даёт клятву самому себе, что в один момент он прочтет все произведения названные Холмсом сейчас. Будет аккуратно перелистывать страницы, повреждённые временем и цепляться за каждую фразу и предложение. Но сейчас он способен только рассказывать кудрявому об Ирландии, куда они смогут поехать, когда станут чуть постарше. В глазах напротив загораются искры заинтересованности и восторга. Вино приятно расслабляет не только мозг, но и тело, отчего оба парня мягко улыбались друг другу. В какой-то момент Джиму даже показалось что вот оно, обыкновенное счастье — сидеть вместе с Шерлоком в его серой, освещенной одной лишь прикроватной лампой, комнате и говорить, что он самый удивительный человек в мире, зная, что тот в любом случае забудет это.        Кудрявый широко улыбается, чувствуя как алкоголь затемняет его разум, заставляя совершать необдуманные поступки. Джим буквально заставляет его чувствовать себя нужным. Джим для него сейчас — самый невероятный человек, который заставляет поверить, что есть кто-то небезразличный к его проблемам и есть тот, кто способен разделить не только редкие кадры радости, но и моменты неоправданной боли, которую причиняет его окружение. И когда кружки вместе с бутылкой оказываются в шкафу, чтобы никто точно ни о чем не догадался, Шерлок спокойно притягивает к себе друга за плечи, неловко обнимая его и шепча, нет, мурлыча что-то про то, что бесконечно благодарен ему за все. Так неправильно и непривычно для них обоих. А Джим тихо сопит на ухо Холмса, слыша, как стучит его сердце.

***

       Казалось, что в комнате вдруг стало слишком жарко, несмотря на то, что Джим предусмотрительно открыл окно, и временами Шерлок ощущал лёгкие порывы ветерка, колышущего его кудри, но сейчас этого определенно не хватало. Он ворочается на скрипучей кровати, битый час тщетно пытаясь заснуть. Рядом мирно спал Холмс, возможно, он заснул только под влиянием алкоголя. Его грудь медленно поднималась, и так же беззвучно опускалась, повторяя данный цикл много миллионов раз. Да, Шерлок действительно не видел ничего странного или смущающего в том, что они будут спать в его кровати, и темные, кудрявые волосы практически лезли Мориарти в лицо — Джим сказал бы, что счастлив находиться настолько близко к Холмсу, но отсутствие сна жутко неудобная вещь, причиняющая дискомфорт даже в таких ситуациях.        Раздражённо ворочаясь и сменяя положение, ирландец готов был даже будить Шерлока и, обнявшись с ним в случае согласия, заснуть до утра. Сентиментально и несколько по-девчачьи, но выбор очень мал. И хотя проблемы со сном у него были, это никогда не удивляло. Однако обычно после того, как алкоголь мягко расслаблял тело, он мог заснуть буквально за пару секунд. Правда сейчас его мышцы были наоборот напряжены, а мысли сумбурно вертелись вокруг парня, который лежал сбоку. И Джим прекрасно понимает, почему. Некое вечное влечение к «просто другу» вполне обоснованно чувствами, которые Шерлок своеобразно презирал, отчего у Мориарти и возникал этот страх непонимания. Кудрявый лежал к нему спиной, прижав колени к груди, и это казалось парню довольно милым, что глупая, еле заметная улыбка, расползлась по его лицу. Свободная, растянутая за долгое время, футболка была немного большой Шерлоку, из-за чего половина плеча была оголена, а в свете луны кожа казалась бледной и фарфоровой. Возможно, изначально она принадлежала Майкрофту, но это, скорее всего, было до их с Шерлоком взаимной неприязни.        Джим приподнялся на локтях, будто проверяя, спит Холмс или же нет, и, чуть успокоившись, пытается осознать, как все это прекратить.        Шерлок казался ему таким умиротворенным и по-своему прекрасным, что какое-то непонятное желание дотронуться до него — до покалывания где-то в области сердца — не давало Джиму прийти в себя и нормально мыслить в пределах сложившейся ситуации. Совершенно несвоевременно в голове стали крутиться мысли о том, какой Шерлок на ощупь — насколько холодная и мягкая его кожа, пробегут ли у него мурашки, если провести большим пальцем по обнаженному плечу. Мориарти, словно не слушаясь собственных здравых мыслей, медленно подползает чуть ближе, ощущая тепло от чужого тела под одеялом. Он боится случайно задеть Холмса ногами или столкнуться с ягодицами парня или сделать что-нибудь такое, от чего им обоим придется навеки прекратить общение и игнорировать друг друга, а общение их скатится в небытие, будто ничего и не было. Воздух будто бы сгущается и становится даже более душно, чем раньше, когда он чуть ближе подтягивает голову к волосам друга и тихо, почти незаметно, втягивает запах носом, ощущая, как трепещет все еще меж ребер, там, где обычно у людей находится сердце. С робостью, непривычной для него и едва ощутимо, он прикасается к кудрявым волосам Шерлока, что раскинулись спутанно на подушке, а затем чуть шевелит пальцами, едва поглаживая темно-шоколадные кудри.        Холмс не реагирует — дыхание все ещё спокойное и ровное. Джим не удивлен этому, но, постепенно наглея, осторожно гладит темную макушку парня, путая пальцы в его волосах. Как ни странно, ему не хочется винить себя в том, что он сейчас делает. Пожалуй, со стороны это действительно выглядит неловко и смущающе, но что можно сделать с тем, что Шерлока хочется постоянно касаться, отмечая каждый видимый «дефект» кожи, на самом деле являющийся либо родинкой, либо маленькими редкими веснушками. Он не трогает шею, беспокоясь о собственной реакции подросткового тела на подобное и долго смотрит на оголенное плечо, раздражённо осознавая, что если британец сейчас проснется, то больше скорее всего не захочет иметь с ним ничего общего, прекратив всевозможные связи. Джим с неким страхом понимает, что до жути хочет дотронуться до друга, прижаться, обнять и уснуть в таком положении до утра, пока мать или дорогой братец Шерлока не начнут громко стучать в дверь, отчитывая их после за то, что она всю ночь была закрыта.        Втягивая ночной прохладный воздух вперемешку с запахом шоколадного шампуня в лёгкие, Джим старается отбросить все напрасные мысли подальше, а затем неторопливо касается теплой сухой ладонью плеча Шерлока, мешкотно скользя вниз. Его сердце начинает стучать невероятно быстро, хотя внешне его эмоции абсолютно нечитаемы. Страх, основанный на возможном непонимании со стороны Холмса отходит на дальний план, уступая некой эйфории.        Осознание того, что отрываться от Шерлока не хочется ни в какую, сейчас не пугает Джима больше смерти, и он, все еще ругая и ненавидя свою одержимость этим человеком, ведёт робеющими кончиками пальцев по шее, а затем, спустя время, скользит к позвоночнику, где виднеется воротник черной футболки. Кровь приливает к щекам, заставляя смущаться и без того волнующегося Мориарти. Вся ситуация действительно конфузна, а почти маньяческое желание завораживает, сводя с ума. Джим через силу отстраняет свою ладонь, дабы сдержать сбившееся дыхание и пошлые мысли, и, как бы то ни было банально и глупо — считает овец, чтобы погрузиться в сон. Странно, но раньше помогало. Овцы идут четвертой сотней, но зевать или спать в целом не хочется. Зато мысли о том, что если он обнимет Холмса, то возможно и сможет заснуть, вертятся в голове все это время. Джим снова ерзает, кажется, сбивая с Шерлока одеяло, думает о том, что обыкновенные объятия это вполне нормально, и нет ничего, что заставит его смутиться утром. Он просто позволит себе прижаться к лучшему другу, возможно, обнимет рукой, тихо вдыхая запах его геля для душа — что-то отдаленно напоминающее дыню.        Это не верх порочности и беззакония, ведь так? За это вовсе не стоит себя винить.        Джим не знает, кого пытается убедить сейчас — себя или тихо сопящего рядом Шерлока. Он подползает еще ближе к кудрявому, в который раз понимая, что если он сейчас проснется и поймет, насколько это извращённо и ненормально, это будет первая и последняя ночь Мориарти в этом доме. Да о чем он, это будет конец их дружбе. Никто такого не потерпит.        Джим втягивает обильное количество воздуха в лёгкие и неторопливо возвращает ладонь на плечо, а затем, взволнованно и нервно перемещает ее на грудь Шерлока, чувствуя, как дыхание того резко дернулось, но ровно через секунду вернулось в прежнее состояние. Через тонкую ткань футболки чувствуется неестественно холодная кожа Холмса, и Джим только сейчас понимает, в какой позе он лежит. Лежит рядом с любовью всей его чертовой подростковой жизни. С минуту его ладонь покоится на животе спокойно, но после, словно пытаясь в очередной раз себя успокоить, Джим тихо зашевелил пальцами, выводя на животе Шерлока понятные только ему символы и узоры. Его бедра неосознанно внезапно прижимаются ближе — Мориарти лежит к кудрявому вплотную. Если отодвинуться есть огромный риск разбудить его. Но Джим, даже имея возможность все же не решается сделать все ещё более интимным, нежели на данный момент.        Некое азартное, как у ребенка, чувство ощущать Шерлока так близко не даёт ему спокойно думать и мысленно скулить от собственной наивности, но, с другой стороны, когда ему достанется подобная привилегия? Его пальцы гладят живот, взволнованно отстраняют колени Холмса от груди и хватаются за ткань темной футболки, слегка закатывая ее, прикасаясь холодными пальцами к теплому торсу. Он и сам не осознает, как прижимается бедрами теснее, так, что зад кудрявого теперь неоднозначно прижимается к его паху, и кровь тут же приливает к низу живота, рождая что-то дикое и неправильное.        На секунду Джиму в который раз кажется, что дыхание Холмса дёргается, но на деле это просто страх и волнение. Он ведёт себя как девственница на первом свидании, даже учитывая, что секс, как таковой у него уже был. Про возбуждение даже и заикаться не стоит — если бы Бог все же существовал, он бы даже руки не стал марать и отправил его прямиком к Дьяволу. По церковным обычаям, насколько он помнит, это является грехом, причем не малым. Да и вообще, Джим никогда не был слишком закрытым, в отличии от Шерлока. Они настолько сильно отличаются и в тоже время похожи, и наверное поэтому так сблизились.        И только Мориарти хочет отстраниться, как его ладонь перехватывает Шерлок, больно сжимая. И Джим бы вскрикнул если бы не собственный ужас и ошеломление, из-за которого он не может выдавить из себя ни слова. Наверное только сейчас, в свете луны, Джим замечает что Холмс еле заметно подрагивает. Он готов поклясться, что издает этот тихий вздох, больше похожий на стон, а между бедер становится невыносимо больно — до жути приятно-больно. Пальцы трясутся, но не от страха, а от накатившего за эти несколько минут, возбуждения. Джим пытается успокоиться, но тело дрожит от осознания того, что вот он — человек, о котором он мечтал больше года, прикрываясь лишь «дружескими» отношениями. Пальцы аккуратно, насколько это может быть возможно, проходятся по резинке и дёргают голубую пуговицу пижамных штанов Шерлока. Мориарти на всякий случай тормозит, не решаясь продолжить — вдруг, это все его мечты и сам он давно заснул — но кудрявый лишь раздраженно впивается ногтями в светлую кожу, а затем ощутимо дергает бедрами, плотнее прижимаясь. Мол, сам же хотел, идиот, зачем же тянешь? Ирландец задыхается от переизбытка чувств, и на самом деле Джиму до боли в сердце хочется вновь переспросить, уверен ли Шерлок в том, что хочет этого, но чужая рука настойчиво дёргает его за растрепанные волосы, заставляя продолжить. Щеки пылают от смущения, а сердце колотится так быстро и громко, будто бы в звенящей тишине комнаты слышно лишь это учащенное сердцебиение, вперемешку с тихими скрипами кровати.        Пальцы плавно тянутся по резинке нижнего белья, а Джим лишь закусывает губу от стыда.        — Джим, твою мать, — Шерлок шипит, дёргается, а дыхание его тут же сбивается, когда брюнет трет его член сквозь ткань боксеров. — Джим, — почти скулит он, прикусывая нижнюю губу.        Ему и нечего больше сказать. Все это кажется сумасшествием, а в комнате становится слишком, слишком душно. Мориарти чертовски хочется схватить Холмса за кудри и укусить в шею, лишь бы не застонать прямо сейчас от прекрасного ощущения эйфории. Глаза Шерлока закрыты, свободную руку он сжал в кулак и прикусил, стараясь делать все так, чтобы никто их не слышал — кажется словно он прямо сейчас разорвется на части от переполняющих его эмоций. Внизу живота все завязывается в узел, когда брюнет проводит пальцами по всему члену и останавливается, массируя головку большим пальцем. Черт возьми, это издевательство!        — Попроси меня, Шерл, — шепчет Джим ему на ухо, сам прекрасно понимая, что сдерживаться с каждой секундой становится лишь труднее. — Ну же.       Просить Шерлок не умеет.        Беспомощно прижимаясь к Джиму всем телом, ощущая, как лоб покрывается легкой испариной, Холмс тихо стонет, вздрагивая. Мог ли Джим подумать, что когда-нибудь сам Шерлок будет вот так просто лежать рядом с ним и умолять того его трахнуть? Определенно, ни в одной мечте, нет. Мориарти вдруг дергает его трусы в сторону и проводит холодными пальцами по обнаженной плоти Холмса, медленней, лаская головку пальцем, и прижимается к тому ближе, отбрасывая прочь в сторону свое смущение. Краем уха он слышит, как Шерлок все же сдается и тихо выдыхает:        — Пожалуйста, Джим.        Голос его прозвучал тихо, и Шерлоку даже могло показаться, что говорил это и вовсе не он.        Ирландец проводит рукой по возбужденному донельзя члену и, найдя нужный темп, он аккуратно и медленно начинает двигать по нему рукой, прикусывая губу за неимением лучшего. Пальцы его массируют мошонку, чувствуя, как тело кудрявого отдается на каждое его действие крупной дрожью, и он больше разводит колени, в надежде получить долгожданную разрядку. Он движется навстречу пальцам Джеймса, хмурится и вслушивается в собственное рваное дыхание, смешанное с обрывчатыми постанываниями со стороны Мориарти, не выдерживает. Вывернувшись из объятий Джима, он хватает того за кисть, дергает вниз и нависает над ним, стараясь не обращать внимания ни на дрожь, которая распространяется по всему телу, ни на непонимающий и неуверенный взгляд Джима. Холмс тихо сглотнул, стягивая с ирландца пижамные штаны вместе с боксерами. Джиму кажется, что это самое невероятное, что он когда-либо ощущал, когда Шерлок обхватывает его возбужденный член тонкими губами, нахмурившись и прикрыв глаза. Он еле сдерживает громкий стон, быстро прикрывая свой рот ладонью, когда язык Шерлока скользит по всей длине, а сам он нервно переносит руку на свой член. Джеймсу хочется выть от всего, что сейчас происходит — настолько сексуально это выглядит.        Он чуть привстал на локтях, и, вцепившись пальцами правой руки в кудри Холмса, начал толкаться в жаркий рот, на что последовал недовольный вздох. Нахер сейчас не нужен был остальной мир, и совершенно не важны родители кудрявого и его брат — сейчас есть только они одни и эта заваленная хламом комнатка посреди пустого дома в полнейшем одиночестве.        Джим почти скулит, чувствуя, как оргазм накроет его с секунды на секунду, так же, как и Холмс, и поэтому, чтобы сдержать громкие стоны, которые точно будут слышны в соседней комнате — стены здесь словно практически картонные, — притягивает Шерлока к себе, целуя в губы. Дрожь проходит по телу, и он обмякает в руках Джима, кончая себе в кулак. Мориарти же чувствует волну наслаждения спустя минуту, когда и его тело мягко расслабляется.        Шерлок молчит, стараясь выпрямить дыхание.        — Ты мудак, Мориарти, — шепчет он, обессиленно падая на скрипучий матрац и утыкаясь Джиму лбом в шею.        — Да ну? — он выдавил из себя улыбку. — И что теперь будем делать со всем этим? — Джим притягивает Холмса к себе за плечи, наконец без смущения обнимая и зарываясь пальцами в его волосы.        Шерлок зевнул, натянул на себя и Джима одеяло и, перевернувшись на левый бок, прошептал:        — Спать, мой милый Джим, спать.