Пытаясь выбраться

В этом баре дышать нечем. Воздух кислый и горький. Полный отчаяния и брезгливых взглядов. Усталости от жизни. Безнадёги. Кажется, что стоит лишь зайти — уже не отмыться, не стереть с себя этот след неудачи. Алек уже привычно осматривает немногочисленных посетителей, протирает барную стойку видавшей виды тряпкой и кивает какому-то мужику, желающему добавки пива. Здесь не доливают в кружку. Не подают что-то более-менее приличное. У пива привкус браги или мочи. Алек не пьёт здесь, денег и так не особо хватает, чтобы тратить их на всякое дерьмо. Он ставит бутылку перед клиентом и возвращается на своё место и снова протирает стойку. Музыка тихая и противная тоже. Какой-то бульварный исполнитель, жутко фальшивя, пытается тянуть ноту, но это больше похоже на завывания бездомного кота в марте. Хотя нет… Для кота это явное оскорбление. Взгляды уже не цепляют. Остаётся лишь осадок внутри, но это привычно. Уже настолько нормально, что самоненависть стала чуть ли не самым лучшим и верным другом. Других ненавидеть проще. Срываться проще. И проклинать весь мир, ссылаясь на Судьбу-злодейку. Это грёбанная простота, от которой уже сгниваешь быстрее, чем от того же спайса или героина. Новый вид наркотика, которому лишь недавно дали название. Идиоты. Он появился задолго до всех этих заумных терминов и выскочек, что за лишний доллар вытрясут из тебя всю душу, подгоняя под стандарты. Плевать они хотели, что не было у тебя никакой травмы в детстве, что тебя не насиловал отец. Что ты не спал со своей сестрой. Тебя, блять, просто из дома попёрли. Потому что «ты позоришь всех нас». Потому что «подумай о сестре, она этого не заслуживает». Потому что «не порть карьеру ни мне, ни отцу». Потому что ему просто не повезло родиться в семье, где за любой промах тебя с дерьмом мешают. Делов-то. Так что Алек уже привык ко всему этому. Настолько, что выхода не видит совершенно.

***

Воздух здесь… плотный и вязкий. Обязывающий и навязывающий приписанные другими роли. Есть столько все эти «должен» и «нельзя», что балом правят лишь улыбки и деньги. Известность да сплетни. Жажда наживы и досадить другому больше, чем это сделали тебе. Магнусу кажется, что он увяз уже во всей этой лжи, разбавленной притворством. Здесь могут лишь ненавидеть искренне. Да даже ненавидя, они будут улыбаться широко и красиво. Потому что «так положено». Правила шоу-бизнеса. Либо ты акула, которая не щадит никого, готовая размазать по полу любого, либо сожрут тебя. Сразу же. Они чуют слабость. И именно поэтому Магнус улыбается широко, открыто посылая вон ту потаскуху, что получила Оскар, прогуляться до хуя очередного Мистер-Знаменитость-Этой-Недели. У него и так репутация полного мерзавца. Но кому какое дело, что он просто хотел заниматься музыкой и не мешаться во всём этом дерьме? Бейн может играть роль месяц, два, дальше сорвётся. Уже ни раз доказывал это на практике. Он задыхается здесь. Увязает по самую макушку и теряет себя. Забывает, чего хотел когда-то. Забывает, что вообще хотел.

***

До конца смены не больше пятнадцати минут. Алеку плевать на это совершенно, когда он видит знакомый байк в окне у входа на стоянку. Парень бросает провонявшую уже пивом и старой водой тряпку, посылает нахуй своего напарника, который матерится вслед сквозь зубы, но ничего не делает. И не сделает. Этот кусок дерьма ведь не хочет, чтобы кто-то заметил недостачу виски, верно? Они понимают друг друга с полувзгляда. Воздух на улице холодный и призрачно свежий. Смог густой, да и из подворотни несёт, но эта иллюзия свободы дарит облегчение. Такое долгожданное и необходимое. Пара шагов по гравию. Собачий лай неподалёку. Щелчок зажигалки. — Не думал, что ты сегодня приедешь, — говорит Алек с лёгкой усмешкой в голосе, но не в силах скрыть радость. Хрупкую, робкую, словно неокрепший птенец. — Они меня слишком задолбали, — отвечает Манус выпуская дым и поднимая наконец взгляд. Глаза почти чёрные из-за темноты, и в них отражается огонёк сигареты. Губы растягиваются в улыбке, и Алеку дышать становится проще. Свободнее. До того пьянящее это чувство. — Только не говори, что ты снова послал кого-то и сорвался прямиком с тусовки? — тянет Лайтвуд несколько недоверчиво, но лишь качает головой, замечая, что Магнус прикусывает кончик языка, хмыкнув. — Хорошо, тогда ты узнаешь это из новостей завтра. Они ведь так любят обсуждать каждую мою выходку, — произносит Бейн язвительно и иронично. Он докуривает сигарету и тушит бычок ботинком. — Не хочешь прокатиться? — Я уж думал, ты и не предложишь… — Магнус прерывает парня, притягивая за кожанку, и впивается в губы, замирая на мгновение, пока Алек ему не отвечает. Это просто. Искренне. Открыто и без налёта притворства. Словно обновление. Байк набирает скорость, разгоняясь по пустым ночным дорогам. Ветер в ушах и холод, очищающий от грязи и вытравливающий осадок самоненависти из груди. Это свобода. И она слишком проста, чтобы её постичь.