***
По прибытии в знакомое здание Кира первым делом прошёл на кухню. Привычка начинать день с крепкого кофе выработалась ещё во время обучения в школе, когда ради высоких отметок приходилось отрабатывать непонятый на уроке материал в ночные часы. Утром, конечно, сознание ломала усталость, но кофе всегда спасал. Благо, Лайт был способным учеником и схватывал всё налету, чем может гордиться и сегодня — иначе выглядел бы не лучше Рюдзаки. Последнего, к своему небольшому удивлению, он и встретил на кухне. — Рюдзаки? — окликнул Лайт, подходя к неподвижно стоящему у островка человека, который был к нему спиной. Тот едва вздрогнул от неожиданности, посмотрел на прибывшего через плечо и, будто разочарованно отвернувшись, произнес: — Доброе утро, Лайт-кун. — Доброе. Сохраняя определенную дистанцию, Кира с несколько недоумённым блеском в глазах почти бесшумно приблизился сбоку, чтобы узнать, чем тот занимается. L преспокойно отламывал ягодный чизкейк, пережёвывал кусочек, затем запивал горячим чаем и всё это с видом, будто никого другого здесь вообще нет. Юноша направился к чайнику, в который залил нужный объем воды, и поставил закипать. Хорошо, что помимо заварочного имелся ещё и электрический. Три ложки растворимого кофе оказались в небольшой чашке, рядом поставили молоко, и вот Лайт облокачивается ладонями о столешницу в ожидании сигнала. Воцарившаяся тишина давила на уши до противного звона, а воздух будто стал густым настолько, что можно пощупать. Кира задумчиво скрипнул зубами, в тот момент как перед глазами всё слегка потемнело от гвоздями вбивавшихся в склонённую голову мыслей, большинство из которых были созданы лишь для того, чтобы хоть где-то слышать голоса, насколько бы дико это не звучало. Он уверен — чужой взгляд не резал спину, однако где-то в подсознании появилось странное желание сжаться и стать невидимым — настолько было неуютно. Причём не удавалось даже идентифицировать причину: то ли это последствия их с Рюдзаки недосказанности, то ли обычное нежелание лишний раз нервировать того же Рюдзаки, который даже в нынешнем состоянии мог запросто сломать ему руку по необходимости. Раздался глухой щелчок, лампочка на чайнике погасла, и Лайт наконец заваривает себе кофе с молоком. Он разворачивается, с небольшой заторможенностью помешивая напиток, что теперь был перенесён на островок, складывает руки на столешнице, а для более устойчивой опоры отставляет ногу немного назад. Поднимать глаза на L жуть как не хотелось, но в конце концов пришлось. После глотка в меру горького кофе Лайт даже с каким-то презрительным, раздосадованным взглядом уставился на Рюдзаки, тихо продолжающего свою скромную трапезу. Тот же не собирался удостаивать его зрительным контактом, без проблем фокусируясь на завтраке. Благодаря льющему из окна свету можно было различить в воздухе сотни парящих пылинок и заметить то, что метки на чужой шее стали постепенно выцветать. В связи с этим Кира вдруг почувствовал острую необходимость задать один вопрос как раз по данной теме, однако начать решил всё-таки с другого. — Ты вообще сидеть не можешь? — после втягивания воздуха сквозь зубы спросил он сочувствующим, но больше насмешливым голосом, который почти перетекал в шёпот. Видимо, организм и сам боялся прогонять неприятную тишину. — Могу, — просто сказал Рюдзаки, отправляя очередной кусочек в рот и лениво пережёвывая. Кира чуть нахмурился и снова отпил кофе. Будет не слишком полезно, если L будет давать односложные ответы — не хватало еще такой скуки. — Почему ты не используешь лейкопластыри? — он будто бы незаинтересованно отвернулся к окну. — Потому что хочу видеть то, за что тебя ненавижу. От услышанного рот Лайта непроизвольно приоткрылся. Посмотрев на детектива, он наткнулся на прикрытые глаза с заволочившей их пеленой тихой злобы, которыми тот взирал с таким вызовом, что, не знай юноша этого человека, испугался бы скорой смерти. — Ого… — неподдельно пораженно выдохнул парень. — Это… Сильно, — закончил он с трудом, бесцельно кивая головой. Рюдзаки ещё какое-то время посверлил того взглядом, после чего, наконец, моргнул, — по мнению Киры, впервые за все время, — и вернулся к подостывшему чаю. Реагировать на это он, очевидно, не хотел, да и вообще не думал, что стоит. Оправдываться за свои выпады по конкретной причине, в которой сам Лайт был непосредственно замешан, L считал абсолютно пустой тратой времени. Даже если он перед ним распинаться станет — Кире это будет только на забаву, никак ни на совесть и уж тем более жалость (последней там, видимо, и в помине не было). «Ему плевать на меня, — смиренно проговорил L у себя в голове. — И как же… — он коротко взглянул на другого исподлобья, тут же опуская глаза и сжимая зубы от раздражения. — Как же мерзко видеть в его действиях, взгляде и лице поддельное сочувствие, раскаяние и вину. Чертов лицемер». — Рюдзаки? — позвали осторожно, когда заметил что-то неладное. L будто источал тёмную ауру, от которой на кухне стало холодно, но на спине Лайт почувствовал проступивший пот, как от жары. С чувством непонятной тревоги он слегка перекидывается через столешницу, чтобы по привычке накрыть чужую ладонь своей, и начал было: — Эй, ты в… Рюдзаки молниеносно вырывает у него свою руку и с размаху вонзает вилку в пространство между пальцами первого. Тот тут же одергивает конечность, по инерции прижимая её к груди, после чего с прерывистым дыханием ошарашенно смотрит на застывшего в устрашающей позе человека напротив. В голове даже не было ни одной мысли, которую можно было бы логично выразить словами. — Не прикасайся ко мне, Ягами, — приглушённо произносит Рюдзаки, наконец кладя столовый прибор на чуть поцарапанную поверхность. — Ты вообще в себе? — с предательской дрожью отступающего испуга всё же спрашивает Лайт, едва не срываясь на крик. — Ты мог попасть в меня! — На это и был расчет, — выплюнул детектив раздосадованно, громко отпивая из чашки. — Однако я посчитал тратить на тебя бинты и перекись водорода слишком затратным делом, поэтому передумал. Кира кривится от злости и щурит глаза, а в голове твердит себе, что не ударит L хотя бы ради осуществления задуманного. Весь план полетит в мусорку, ведь тот определенно не спустит подобное ему с рук. Вопреки всему, юноша берёт эмоции под контроль, размеренно выдыхает, закрыв глаза, и поджимает губы. Нужно делать всё четко по инструкции, ни одного лишнего действия, намека или слова. Иначе всему конец. Более того, Лайт в каком-то смысле верил или даже знал, что Рюдзаки говорит все эти обидные слова из-за навязчивого желания причинить ту же боль, что и он — ему, а также от вполне очевидного отрицания неизбежного. «Какие там стадии? — задумался он. — Отрицание, гнев, торг, депрессия и принятие? Что ж, значит, L сейчас находится на второй». Кира вдруг вспомнил о своем кофе. После третьего по счёту глотка в голове само собой проигралось воспоминание со вчерашней ночи. По прибытии в отель он начал разбирать собранные, — наверняка, Ватари, — чемоданы с одеждой. Юноша сразу обнаружил пропажу, которая, в принципе, была незначительной, но узнать о ней подстрекало любопытство. То самое, из-за которого Рюдзаки минуту назад ему чуть вилку в руку не воткнул. — Я тут обнаружил, — начал он аккуратно, — что одной из моих рубашек не хватает. Ты не знаешь, где она? — Могу я попросить тебя об одолжении, Лайт-кун? На самом деле Лайта очень настораживали эти скачки в чужом настроении: то его зовут по фамилии, что подразумевает собой очень и очень плохое расположение духа, то снова спокойно называют по имени с привычным уже суффиксом. Он буквально не знал, чего ожидать в следующую секунду, однако сделать тоже ничего не мог. Неуверенно кивнув в знак согласия, Лайт заметил, как L едва заметно поёжился, а его плечи приподнялись в защитном жесте. — Оставь мне её до послезавтрашнего дня. Тот недоверчиво нахмурился, поэтому Рюдзаки пришлось добавить надломленное: — Пожалуйста? — Конечно, как хочешь, — другой слегка запутался в собственных догадках. — Но почему до послезавтра? — Потому что после смерти она мне уже не будет нужна. Какая-то толстая веревка с оглушительным треском порвалась в груди Лайта, обрушивая в область желудка нечто непомерно тяжелое и тянущее вниз, и он машинально сглотнул. Рюдзаки дарит ему все тот же незаинтересованный ни в чем больше взгляд, только вот бесцветные губы трогала мягкая, слабая улыбка, от которой у парня по всему телу пробежались мурашки. Он выглядит... Тоскливо. Потерянно. Надломленно. — "После смерти"? Даже не думай — уйти ты так просто не сможешь, — уверенно отвечает Кира, постаравшись придать голосу шутливость. — Остался только Второй Кира, и он ни разу тебя не видел, а значит — не знает твоего имени. Рюдзаки, похоже, даже не услышал этих слов. — Знаешь, я уже который день чувствую что-то позади себя, — говорит он с пугающим спокойствием и всё той же призрачной улыбкой, пока зачем-то размешивает чай. — Оно холодное, тёмное. Липкое. Вот-вот настигнет меня. Я это знаю. — Ничего с тобой не случится. Перестань забивать голову подобным бредом. Мы его поймаем, и дело с концом. — Мне… — L замолкает на секунду, теряясь в ощущениях и мыслях. «Страшно» — Жаль, — выдаёт он с трудом, — что наши пути скоро разойдутся. Кира открывает было рот для возражений, но L с громким звуком резко ставит свою опустевшую чашку на столешницу, тем самым ставя точку. Он выходит с кухни всё так же прихрамывая, босые ноги тихо шлепают по голому полу, а Лайт неопределённо смотрит вслед, пока тот не скрывается за косяком. Он не бежит за ним — это глупо, не окликивает, так как больше не знает, что сказать, и лёгкие начинают со скрипом сжиматься всё сильнее с каждым вдохом только от осознания того, что времени осталось ничтожно мало. К горлу подкатывает ком, а по вискам бьёт усталость; он упускает эти минуты, тратит их не на то, не на те слова и не на те действия. А ведь это финальный день для каждого из них. День, который хотя бы один должен запомнить на всю жизнь, и не жалеть потом, что все пошло именно по такому сценарию, что кто-то должен был провести с дорогим ему человеком остатки отведённых часов, видеть его глаза и лицо, слышать голос, и даже плевать, какие он будет передавать эмоции — лишь бы не их отсутствие. К сожалению, не всё всегда бывает так, как мы того хотим.***
Кира едва не обомлел, когда пришел в штаб, где уже собрались все, и по привычке заглянул Рюдзаки через плечо. Тот, как нельзя кстати, сидел, но не в обычной своей позе, а подтянув только одну ногу, благодаря чему и удалось заметить тетрадь в чёрном переплете, что была открыта на первой странице. — О, Лайт! Доброе утро! — поздоровался как всегда позитивно Мацуда. Видимо, остановившийся от всех в паре шагов силуэт заставил его обернуться. — Лайт, доброе утро, — последовал за коллегой Моги, вежливо кивнув. — Да, доброе, — отстраненно согласился тот. Он несколько раз моргнул, чтобы выйти из ступора, быстро облизал губы и, подходя к L со спины, с прищуром спросил: — Рюдзаки, это… Та тетрадь? Он буквально почувствовал, как детектив насмешливо усмехнулся. — Да, Лайт-кун. Если ты помнишь, я попросил Моги отправить её на экспертизу. Теперь она находится в полном нашем распоряжении. — Если бы не связи шефа, нам бы так не повезло, — восторженно дополнил Мацуда, с ярким блеском решительности в глазах наблюдая за ходом изучения орудия убийства. — Теперь нам наверняка удастся поймать Второго Киру, ведь мы имеем главное — эту тетрадь. — Погоди, Мацуда, — напряжённо выдохнул Соитиро, стоящий рядом с опирающимся на стол Моги. — Нам ещё неизвестно, стоящая ли это улика вообще. Не говоря уже о том, зачем она была нужна Нацуми. — Здесь сказано, — прервал их L, — что если записать в эту тетрадь имя человека, тот умрёт. — Что? — слишком сильно удивился Мацуда, тут же встрепенувшийся и часто заморгавший. — Этого не может быть! Кира тоже постарался изобразить недоумение, хотя наблюдать за всей этой сценкой было невыносимо тошно. Реакции полицейских больше напоминали выражения лиц актеров дешевой комедии, в которой девушка приходит к подругам с жалобой на измену возлюбленного. Для полного комплекта им не хватало только за голову схватиться или рот прикрыть от ужаса. — Это.. какая-то чушь, — озвучил и так всем известное Соитиро, озадаченно хмурясь и качая головой. — Человека можно убить, лишь записав его имя на бумаге? — Согласно так называемым правилам, человек, чьё имя внесено в Тетрадь Смерти, умрёт только в случае, если тот, кто записал его туда, знает полное имя и лицо этого человека, — отрапортировал детектив и начал покусывать ноготь. — Все записанные здесь люди мертвы, и Нацуми могла видеть информацию о них из прессы или по телевизору. Некоторые были её знакомыми, что также указывает на то, что она знала их внешность и тем более — имена. Все молчали, пока их разум переваривал только что полученную, поистине невероятную для принятия информацию, от которой у обычного человека все пойдет кругом — уж Лайт знает это по себе. L безэмоционально продолжил, возвращаясь на несколько страниц назад: — Также можно указать причину смерти. Если причина не будет указана, жертва умрёт от сердечного приступа через сорок секунд после внесения имени в Тетрадь. Моги протяжно выдохнул, после чего провёл ладонью по лицу, задерживая на лбу, видимо, не в силах поверить. Мацуда заметно поник и теперь жевал щеку изнутри, а его взгляд постоянно метался от Рюдзаки к Соитиро, который будто с головой ушел в неприятные раздумья. Лайт в свою очередь просто стоял с напряжённым выражением лица, пока в мыслях мечтал о конце этого нелепого представления, чтобы не видеть все те глупые реакции на слова L. «Хорошо ещё, что Рюук полетел к Мисе, — успокаивал себя Кира, едва сдерживаясь от закатывания глаз и вымученного вздоха. — Лучше уж наблюдать за их кислыми физиономиями, чем слушать колкости в свой адрес и адрес происходящего». — Лайт-кун, — раздалось в помещении имя юноши. — Ты выглядишь менее озадаченно, чем другие. Могу я узнать, есть ли на то причины? Рюдзаки выжидающе уставился на скептично приподнявшего бровь Киру, а тот лишь поджал на мгновение губы, даже не зная, стоит ли произносить кусающие язык слова вслух. — Не пойми меня неправильно, Рюдзаки, — начал он, не отрывая пустого взгляда от тетради на столе, — но после всего, что произошло, включая те убийства Кирой во время прямых эфиров, я не знаю, что ещё меня может удивить. — Звучит так, будто ты совершенно не заинтересован в этой вещице, — пробубнил задумчиво L, а в его глазах блеснуло любопытство. — Как по мне, это обычная тетрадь, в которой Нацуми для чего-то вела отчёт убитых преступников, — как можно более пренебрежительно пожал тот плечами, чем удостоился шокированными, даже ужаснувшихся взглядов тревожно выпрямившихся полицейских. — Но, признаю, выглядит она не как обычный ежедневник. — Может, тогда стоит посмотреть на неё в деле? Вот теперь пришла очередь Киры удивляться. Все, как один, уставились на флегматичного детектива округлившимися от шока глазами и с приоткрытыми ртами, в то время как тот удостаивал вниманием только юношу, его реакцию и движения. И это, по правде сказать, нешуточно нервировало последнего. Он ненавидит, когда L смотрит на него так. — Рюдзаки, это... — первым очнулся Соитиро, — Об этом и речи быть не может! Что если кто-то действительно умрёт? — Да! Мы же не можем просто так, ради эксперимента, ставить под угрозу чью-то жизнь! — запаниковал Мацуда, протестующе оперевшись о стол рукой и слегка пригнувшись. — Так нельзя! — Можем написать имя преступника, которого казнят сегодня, — продолжал гнуть свою безумную линию Рюдзаки, отвернувшийся обратно к Тетради. — Да ты вообще в своем уме? — сдался Кира, после чего положил руку на спинку кресла и развернул к себе насторожившегося детектива. Тот в ответ лишь слегка прищурился, продолжая упорно следить за мимикой наклонившегося к его лицу человека. — Если всё, что там написано — правда, мы убьем человека. Это уже не правосудие, а откровенная игра с человеческой жизнью. — Я знаю людей, которые мне обязаны за небольшие услуги в свой адрес. Если проблема только в том, что никто из нас не хочет становиться убийцей, Ватари свяжется с одним из них, и тот напишет нужное нам имя в Тетради. — Рюдзаки, перестань! — крикнул в бешенстве Соитиро и с силой ударил ладонью о стол. — Мы не имеем права идти на такое! Даже ради проверки возможного орудия убийства Киры! L мазнул скучающим взглядом по перекошенному от злости лицу шефа полиции, а его палец машинально оказался у не до конца заживших губ, что недовольно поджаты и немного искривлены в подобие грустной ухмылки. В груди заколола раздражительность по поводу непринятия предложения, которое, как он считал, вполне логично и более того — необходимо для раскрытия дела. Рюдзаки снова столкнулся с мыслями о том, что пока все эти люди не отбросят свои моральные принципы и не перестанут руководствоваться правилом «Нет, это бред, так как такого в жизни просто не может быть», удачи им не видать, но спешно отогнал их, чувствуя, что ещё немного, и против воли может начаться очередной монотонный диалог, который только потратит время его самого на пересортировку давно отвыкших от перестановок складов ума каждого в этой комнате. Поэтому он сдается: показательно прикрывает глаза, выдыхает с откровенным разочарованием и выдаёт: — Хорошо. Мы не будем проверять Тетрадь Смерти на её возможности. Но, Ягами-сан, — L повернул к нему голову, — Вас устроит тот факт, что мы, возможно, отбрасываем главное орудие убийства, с чьей помощью Кира убил по меньшей мере восемнадцать тысяч граждан, среди которых были и обычные, ни в чем неповинные люди, их родственники и знакомые? Соитиро заметно подрастерял свой боевой настрой, молча отвёл взгляд в сторону и беззвучно вздохнул. Моги и Мацуда же в размышлениях понурили головы, закусив губу и морщась. Все они понимали, что, конечно нет, никого такой расклад не устроит, ведь тогда получится, что столько труда было потрачено зря, и самого опасного преступника так никогда и не удастся поймать, а численность его жертв будет расти в геометрической прогрессии, однако, с другой стороны отдать чью-то жизнь, пускай и ту, что оборвется уже сегодня, тоже ни один не был готов. После напряженной минуты тишины Лайт, на которого теперь в упор уставился почти вдавленный в кресло Рюдзаки, закрывает глаза и тяжко качает головой, выражая мнение всех остальных. Он отступает назад, смотрит на отца и остальных и видит в них тихое признание, что кто-то все-таки взял на себя ответственность сказать всё как есть, но в то же время невероятное сожаление оттого, что иного пути нет. И из-за всего этого Кире даже становится слегка весело: что за полицейские, которых нужно уговаривать раскрыть самое странное дело за их жизнь и жизнь всего человечества? — Ватари, — развернувшись, первым делом нажал на кнопку микрофона L, — свяжись с этим человеком, — он что-то быстро набирает на компьютере и отправляет помощнику. — Скажи, что дело не требует отлагательств, и пришли мне его координаты. — Хорошо, — прозвучало спокойно с другого конца. Рюдзаки обрывает связь, твёрдо упирается руками в поверхность стола и начинает медленно вставать, при этом понурив голову насколько только возможно. Во взгляде Мацуды читалось искреннее желание помочь пошатывающемуся детективу, но оно моментально угасло при усиленном втягивании того воздуха сквозь зубы; L явно не желал сторонней помощи. Лайт будто невзначай отворачивается, посчитав, что слышать последствия содеянного будет легче, нежели видеть в упор. К сожалению, ошибся; резь в желудке стала навязчивее, и он едва сдерживает позывы схватиться за занывший в придачу к этому бок. Кира брезгливо сморщил нос: к чему всё это? Эта взволнованность, беспокойство за Рюдзаки? Зачем сожалеть о неисправимом? Пустая трата времени, которое нужно провести с умом, а не с его отсутствием на почве банальных эмоций. В конце концов, L взрослый человек — справится. Соитиро и Моги пришлось спешно попятиться в сторону, чтобы не загораживать детективу проход. С застрявшими в сухом горле хрипами тот обошёл Лайта, и последний, сам не зная причины, вдохнул глубже обычного. Всё та же карамель и клубника. Неудивительно. — Мне нужно отойти на несколько минут, — поставил всех в известность Рюдзаки на пути к лифту. — В случае непредвиденных обстоятельств Ватари полностью в вашем распоряжении. Металлические двери закрылись, и в штабе словно разрядился воздух. По крайней мере Лайту дышать стало в разы тяжелее, чем минуту назад. Хотя, если отбросить все эти красивые сравнения, виной внезапного «дефекта» легких послужили стрелки часов, забыто висевших на голой стене. Десять часов двадцать шесть минут. Как обычно сверив время со своими часами, Кира спокойно извлёк из кармана брюк мобильный, на автомате набрал номер Мисы и начал терпеливо вслушиваться в длинные гудки. Для полной уверенности он отошел подальше к лестнице, ведь остальные туда почти никогда не подходят. Полицейские, вроде, более-менее приходили в себя после трудного решения: стали рассеянно переглядываться, постоянно опуская взгляд в пол через несколько секунд, и по-траурному склоняли наверняка горячие от метаний головы. Соитиро первым подал признаки жизни; поправив очки, он с долгим исполненным смирения вздохом сжал кулаки и притворно уверенным шагом проследовал к излюбленному диванчику, что-то бубня себе под нос, будто после шока. Чувствительный Мацуда, как подобает верному напарнику, с сочувствием поджал губы, сглотнул, и, когда его взгляд окончательно потух, робко пошел за ним, чтобы сесть рядом с теми же мрачными чувствами в груди. Моги же, простояв у стола дольше всех, кивнул сам себе, а его лицо приобрело уверенный вид. Он достал из внутреннего кармана пиджака пластиковый пакет, — видимо, как подумал наблюдающий за всей этой картиной Лайт, тот самый, в котором Тетрадь вернули из лаборатории, — положил в него главную улику, надежно закрыл, после чего направился в неизвестное юноше направление. Скорее всего, за кейсом, в котором Тетрадь можно будет безопасно перевезти. — Алло! Это Миса, — раздалось, наконец, на другом конце трубки. — Это я. Ну что, всё в силе? — сразу спросил Лайт, для верности отвернувшись и приглушив голос. — О, да, конечно, Лайтик! — пропищала довольно, даже слегка горделиво девушка. — Миса-Миса сделала всё, как ты просил. Через восемь минут можно начинать! — Прекрасно. Повтори мои слова утром. — Делать всё, что скажешь, без единого вопроса, — серьёзно произнесла Амане, а Кира не смог сдержать ехидную усмешку. — Никаких самостоятельно принятых решений. Если надо будет что-то сказать — исключительно по наушнику. Телевизор держать всегда включенным и не отходить. В случае чего — немедленно сообщить тебе. — Умница. Не без удовольствия захлопнув крышку, Кира без лишних попыток скрыться направился к тому же лифту. Нетерпение буквально разрывало изнутри. — Лайт, куда ты? — окликнул его вернувшийся с кейсом Моги. Остальные тоже обернулись к юноше. — У меня встреча с Мисой в отеле, — ответил тот честно. — Надеюсь, надолго не задержусь. «Максимум на полтора часа, — хмыкнул он про себя, и лифт тронулся. — Интересно, какова была их первая реакция на шею Рюдзаки? И что нужно было сказать, чтобы они не расспрашивали его каждую секунду? Жаль, я не успел это увидеть».***
Признаться честно, в первые минуты возвращения после недолгого отсутствия Рюдзаки даже не заметил, что в штабе стало на одного человека меньше. Погруженный в свои мысли отнюдь не легкого характера, он еле-еле добрел до своего рабочего места и собрался было уже сесть за него, но тут внимание привлекло оповещение компьютера о новом сообщении. Первая реакция — удивление, ведь е-мейлы даже по поводу новых дел получал Ватари, и то — на сменяемые ежедневно ноутбуки; вторым же чувством вспыхнул страх. Он, словно лопнувшая лампочка, рассыпал свои острые, тонкие осколки вокруг L, и тот, стараясь обойти их все, натыкался на каждый голыми ступнями будто бы из-за неведения или как если бы его кто-то толкал прямо на них. «Это он» Рюдзаки даже не успел выдохнуть пять раз, а тело уже покрылось холодным потом, и горло пересохло совсем не от сладостного предвкушения. К его счастью, сидящий на диване Мацуда был слишком подавлен принятым ранее решением, поэтому чужого ступора не замечал, хотя и сидел более-менее ровно — только по-грустному опустил голову и прикрыл лишенные всякого энтузиазма глаза. Соитиро же навряд ли могло что-то отвлечь от разговора с супругой по телефону; мужчине явно требовалась поддержка, пусть он никогда не скажет в открытую, по какому именно поводу чувствует себя настолько паршиво. Рюдзаки потянулся к клавиатуре, отчего нервы и густой по консистенции ужас будто натягивались на тетиву, готовясь вот-вот выстрелить. Резкое нажатие клавиши — письмо открывается. L старается отгородиться от внешнего мира, начиная вчитываться в текст. "Получив это сообщение, считай, что выиграл джек-пот в казино. Я — Кира. Тот, кого ты ищешь так упорно, и тот, от кого бегать и скрываться уже не сможешь. На станции Синдзюку есть отель Hyatt Regency Tokyo. Там приготовлен для тебя особый подарок, распаковать который тебе придётся в любом случае. Иначе самое интересное достанется коронерам и журналистам. У тебя пятнадцать минут. Если не явишься или явишься, но не один, те, кому посчастливилось быть частью моего милосердного шоу лично для тебя, расстанутся с этим светом. Посмотрим, что сильнее: вера в собственную справедливость или желание жить. На что ставишь, L?" Ещё на середине прочтения детектив перестал слышать внутренний голос из-за оглушительных ударов сердца по ребрам и колющей боли в груди, когда он инстинктивно старался вобрать как можно больше кислорода в лёгкие. Настоящая паника сжала желудок рукой, начиная скручивать до подступающей тошноты, а нейроны носились в мозгу быстрее, чем Рюдзаки успевал соображать. А он уже подумал, что стал параноиком. Стало душно. Пришлось опереться о стол с открытым ртом и мелкой дрожью в ногах. «Нужно собраться, — мысленно рычит он на себя. — Соберись!» — Господа, — подозвал L полицейских после того, как усиленно потёр переносицу, снимая внешние факторы сжигающего внутренности страха. — Придётся отложить проверку Тетради Смерти. — Что случилось? — растерянно спросил Мацуда, когда подошел вместе с шефом к Рюдзаки. — Ты передумал? — Нет. Причина в другом. Кира вызвал меня на последнее рандеву. Полицейские почти одновременно приоткрыли рты, а их лица изобразили всеобъемлющий шок. — Р-Рюдзаки, — запнулся выбитый из колеи Соитиро, — ты же не пойдешь к нему? Это самоубийство! — У Киры есть заложники, — хмуро поведал L, поворачиваясь к собеседникам. — Если я не приду, он убьет их. — Но подожди! — вскрикнул на нервах Мацуда. — Нельзя же просто так прийти к Кире и надеяться, что он отпустит людей, которых собирается убить в случае твоего отказа! Это опасно! Вдруг это вообще засада? — Я знаю. Поэтому заявляю, что в случае, если со мной что-то случится, Ватари останется полностью в вашем распоряжении. — Что? Нет, так нельзя..! — Ватари, — говорил Рюдзаки уже в микрофон, — вычисли отправителя по IP этого письма, — несколько быстрых ударов по клавиатуре, и сообщение пересылается помощнику. — Сообщи его личность господину Ягами. Мне нужна машина. Подготовь всё необходимое. — Да, Рюдзаки. L быстро (насколько только позволяло его состояние) рванул с места к лифту, а полицейские в абсолютном замешательстве с примесью негодования и тревоги бросились за ним. — Не следуйте за мной, не вызывайте полицию и группы специального реагирования, — быстро перечислял он им. — Это только моя война и Киры. Больших потерь я не смею допускать. — Но это билет в один конец, Рюдзаки! — сорвался на беспомощный крик Мацуда, в глазах которого — отчаяние и слёзы. — Ты не можешь просто так идти на смерть! — Одна жизнь за тысячи, — произнёс L с железной уверенностью в голосе и зашёл в прибывший лифт. — Признайте, — он напоследок взглянул на Соитиро, — Вы бы поступили так же. Мужчина с ужасом посмотрел на него, не в силах выдавить хоть слово. Ему и в голову не пришла бы мысль, что L, которого он иногда мечтал поставить на место грубой силой и вернуть "благодарность" за превращение сына в совершенно другого человека, может вызвать у него чувство неподдельного восхищения. Сейчас Рюдзаки, бывший комнатный детектив, каким его иногда в шутку называл и сам мужчина, встал ровно. Он с гордо выпрямленными плечами и готовностью в глазах хочет закрыть случайных людей собой и взглянуть в лицо склонившейся к нему смерти без попыток избежать её, без слез ужаса и сожалений за то, что не успел так много чего сделать или попробовать. Жаль только, все эти мысли Соитиро не успел переложить на язык, чтобы сказать их Рюдзаки, ведь металлические двери уже закрылись.