Я стану твоим медикаментом

Утро встречало игривыми лучами и режущим слух не хуже острого ножа звоном назойливого будильника, который требовал, чтобы все находящиеся в номере проснулись. Лайт нехотя приподнялся на локте, намереваясь утихомирить дребезжащую, как осколки битого стекла, машину. Когда он нажал на кнопку, увидел на своем запястье всё тот же наручник. Повалившись обратно на кровать, он прикрыл глаза, наслаждаясь недолговременным спокойствием и относительной тишиной, нарушаемой лишь тихими ударами по клавиатуре. Давнее бодрствование L в момент чужого пробуждения было настолько привычно, что иного расклада никогда не представлялось. Например, возможности застать того спящим не только ранним утром, но и поздней ночью, казалось, просто не существовало по причине ненормированного графика работы. — Доброе утро, Рюдзаки, — произнёс Лайт будничным тоном после того, как принял сидячее положение. — Доброе утро, Лайт-кун. Лайт непроизвольно оценил чужую фигуру взглядом. Знакомый голос прозвучал так же, как всегда: ровно и отчужденно. В нём больше не было нот непонятного откуда взявшегося раздражения, а что самое главное — усталость практически пропала. Внешний вид Рюдзаки тоже претерпел — пусть и едва заметные — изменения: кожа лица и рук вернула себе едва различимый розоватый оттенок; причудливая поза, в которой тот постоянно сидел, больше не приносила видимого дискомфорта; глаза подёрнула дымка холодного спокойствия, а зрачки заинтересованно бегали по экрану монитора, где была отражена та информация, которую вводил сам Рюдзаки. — Как спалось? — непринуждённо поинтересовался Лайт, сталкиваясь взглядом с L. — Очень хорошо, Лайт-кун. Благодаря тому чаю мне удалось поспать на три часа дольше. — На три? И сколько же ты проспал суммарно? — Три часа, — ответили настолько невозмутимо, словно такая простая информация содержалась в любой утренней газете. — Ясно, — протянул Лайт после недолгой паузы, за время которой ему всё же удалось подыскать нужное слово, хотя бы приблизительно описывающее его эмоции. Рюдзаки взял с тумбочки чёрную лакрицу, крепко обхватил двумя ладонями и принялся отрывать крупные куски путем отведения головы в сторону. Было бы неплохо заменить эту сладость на что-то более содержащее сахар, но Ватари отказывался приносить в номер какую бы то ни было еду, аргументируя тем, что в апартаментах следует только мыться и отдыхать, а утолить голод можно в самом штабе. Тот кондитерский холмик L наотрез отказался убирать, так как его рабочая деятельность не прекращалась ни на секунду, а значит для продвижения расследования головному мозгу всегда будет требоваться глюкоза, от критического содержания которой (как Лайту иногда представлялось) кровь стала настолько густой, что, скорее всего, напоминала мёд в чистом виде. Доев сладость, L широко раскрытыми глазами уставился на Лайта, а после быстро закрыл крышку ноутбука, отложил его на пол и торопливо произнёс: — Лайт-кун, быстрее. Сегодня мы должны найти того, кто убил тех мужчин, и чем раньше мы начнём работать, тем лучше. Тот сначала не понял, о ком именно идёт речь, но услужливая память подкинула те жуткие картины, что снова вызвали мерзкие мурашки по всему телу. Новость едва заставила показать истинное отношение к ней, но Лайт уже привык надевать нужные ему маски, вводящие людей в заблуждение. Черты лица сгладились, глаза приобрели прежний блеск, а губы ненадолго изогнулись в лёгкой полугрустной улыбке. Любезность. Самая востребованная в его жизни маска. Не всегда есть возможность сказать человеку, что он тебе неинтересен как собеседник или действует на нервы. Приходится молча согласиться с ним, не подавая при этом знаков недовольства. Когда от тебя что-то требуют люди, которым ты не вправе отказать по причине родства или большого уважения, если не хочешь посеять разруху в их спокойствии, надо сжать зубы и, невзирая на злость, выполнять. Главное, чтобы никто не увидел истинное отношение к делу, чтобы по фарфору не начали бежать трещины, напоминающие сухие ветви деревьев. Чтобы настоящий «ты» остался внутри. Лайту так это надоело. День за днем он учился в школе, приносил тесты и контрольные родителям в доказательство своей успеваемости, они испытывали пусть и немного привычную, но все же ощутимую гордость за то, что воспитали такого сына, на которого надо всем равняться, а тот в свою очередь шел наверх в свою комнату, где делал домашнее задание, после готовясь к предстоящим экзаменам. И так каждый раз. После поступления в институт тоже мало чего изменилось. Разве что приносить листы с оценками больше не требовалось. Вся эта замкнутая цепочка повторяющихся действий угнетала, приносила практически физический дискомфорт. Становится не так уж и интересно жить, зная, что будет завтра, не так ли? Постоянство мыслей, поступков, разговоров и лиц людей, которых ты когда-то давно видел в толпе, загоняет в куб, наполненный непроницаемым туманом. Куб — это твой внутренний мир, а туман — скука и безнадёжность. Ты сидишь внутри, а плотная серая дымка окутывает тело, не давая увидеть свои руки или ноги. Только безжизненный серый цвет, из-за которого в скором времени начнёт казаться, что ты ослеп. Именно поэтому Лайту приходится скрывать свои истинные эмоции, преобразовывая их в нужные для общества. Он терпеть не мог, когда кто-то думал, что у него нет собственного мнения, и потому ему приходиться подчиняется любому приказу. Это было совсем противоположное. Просто временами необходимо уметь подстраиваться под обстоятельства, иначе результат окажется не таким приятным, как ожидалось. — Лайт-кун? Окликнутый внимательно посмотрел на Рюдзаки, который заинтересованно склонил голову набок. — Тебя что-то беспокоит? Лайт немного приподнял брови, удивляясь, как L смог настолько быстро различить его притворство. Раньше никто не замечал этого, ведь все привыкли видеть лишь то, что им необходимо. Рюдзаки мог в очередной раз доказать, что не так прост, как обычные люди. — Тебя выдала верхняя губа, — ответил тот на застывший в чужих глазах вопрос. — На долю секунды ты непроизвольно скривил ее, а после чуть сморщил нос. Это говорит о том, что данная новость тебе неприятна. Если выражаться еще точнее, ты чувствуешь отвращение, пусть и очень стараешься это скрыть. — L неторопливо провел большим пальцем по нижней губе, произнося со странной долей удивления: — Получилось весьма неплохо. Лайт смиренно отвернулся, сам не понимая почему. На него вдруг неожиданно напала вина, которая постепенно переходила в легкий стыд, душащий изнутри, словно петля. Но из-за чего такое происходило, он понять не мог. Вполне логично, что человек будет испытывать отвращение при мысли о трупах, а если прибавить к этому незабываемые в плохом смысле слова визуальные впечатления, то подобная эмоция и подавно станет основной на некоторое время. Он и не заметил, как Рюдзаки встал с кровати, и теперь встал перед ним, как обычно держа руки в карманах. Понять это удалось лишь по нависшей над ним размытой тени вместе с едва слышимым дыханием. — Лайт-кун, не расстраивайся. Твоя реакция вполне нормальна. По первости это тяжело, но потом ты привыкнешь, — немного помолчав, L добавил: — Или уже привык. Просто забыл об этом. — Что ты сказал? L едва успел отскочить в сторону, когда Лайт в одно мгновение оказался к нему вплотную. Тот теперь с откровенным вызовом взирал снизу-вверх. — А теперь ответь мне на один вопрос, — угрожающе тихо отчеканил Лайт, немного скалясь, — по какой причине я мог привыкнуть к подобному? — Отойди от меня, Лайт-кун, — требование практически прорычали. — Немедленно. — Ответь на вопрос. Ни один не отвел взгляда. Проверка на выдержку, не более, но к взрыву привела не она. Чужое молчание стало последней каплей. Лайт схватил Рюдзаки за воротник, резко потянул на себя, а тот рефлекторно вцепился в его ладони. Драться совсем не хотелось, но, судя по обстановке, физических увечий избежать не удастся. Как ему, так и самому Лайту. L действовал быстро: сделав небольшой шаг назад, чтобы переместить вес на левую ногу, он стремительно пригнулся, вырываясь из не такой уж и крепкой хватки, обернулся вокруг своей оси и резко ударил ногой в живот. Противник отлетел назад, цепь натянулась и рванула следом, и Рюдзаки упал сверху на разъяренного Лайта, который тут же ответил сильным ударом по лицу. Он вмиг скинул того с себя, и, не теряя времени, сел сверху. Последовал удар, затем ещё один и ещё. Короткие ногти болезненно впились предплечья противника, а ноги постоянно старались согнуться в коленях. В глазах Лайта потемнело. Очередная попытка сменить позиции — точный удар оглушает, и чужая правая рука уже прижата коленом. Из горла выходил тихий рык. Он чувствовал, что тело становится ведомым всепоглощающим чувством, чёрным, как смоль. Раздался телефонный звонок. «Сейчас никто не возьмёт трубку, Мацуда». Лайт снова завел руку назад и повторил то же движение. Только когда Рюдзаки, сжавшись, насколько позволяло положение, прикрыл голову свободной рукой, он остановился. С приоткрытых губ слетало тяжелое дыхание, мышцы спазмировались усталостью, но оставлять L в покое Лайт пока не спешил. Сжав запястье противника, он рывком отвел его в сторону и с силой прижал к полу, открывая себе вид на побитое лицо. Что и говорить, Лайт постарался. На бледной коже пятнами расцветали темные гематомы, множественные ушибы покрывали щёки и скулы, а на разбитой губе и из носа выступила яркая кровь. Сам Рюдзаки, до сих пор слегка дезориентированный, покорно лежал без сопротивления и рвано дышал. Ошарашенным взглядом Лайт оценивал деяния собственных рук. В тот момент сознанием будто кто-то овладел, заставил подчиниться своей воле. Он не понимал, что именно двигало им несколько минут назад. Гнев? Обида? Или же просто тайное желание, томившееся внутри слишком долго и разорвавшее цепи терпения именно сейчас? Не было ясно. Но одно Лайт понял точно: взгляд, с которым на него в данный момент смотрели, навряд ли выветрится из памяти за пару дней. Такое количество злобы, обиды и непонимания надо еще поискать. С искренне сочувствующим выражением на лице он аккуратно наклонился к L. Не слишком близко, так как тот даже сейчас мог ударить головой. — Зачем ты вынуждаешь меня? — почти жалобно проговорил Лайт, вглядываясь в глаза напротив. — Я не хочу драться с тобой, Рюдзаки. Тот, словно недовольный таким заявлением, разочарованно отвернулся, затем слегка опустил веки. Было больно физически. Однако это он мог объяснить. То сжирающее изнутри чувство по-настоящему — вот, что настораживало. Заставляло дыхание сбиться ещё сильнее и вырываться с тихими хрипами. Говорило телу как можно быстрее сжаться, чтобы никто не смог его тронуть. Подобное не является реакцией на поражение в драке. Такое с L происходило впервые. Но что пугало больше всего — сейчас он не мог найти причину своего поведения. — Я не виноват, — начал тихо говорить Рюдзаки, непроизвольно сжимая ладони в кулаки, — что мои слова правдивы, Лайт-кун. Лайт, вопреки увеличивающейся боли в области живота, до сих пор удерживал чужое запястье и внимательно слушал. Наблюдал за отвернутым в сторону снова спокойным лицом. Сам того не ведая, искал на нём мельчайшие проблески любой эмоции. И он нашел. Но не одну, а сразу несколько. Смирение. Самое яркое, что было отражено на лице напротив. L безучастно смотрел куда-то в сторону двери и не предпринимал никаких попыток вырваться, хотя правая рука уже опреденно должна была покалывать от веса на ней. Он словно разуверился в чем-то. Возможно, даже в себе. Лайт ощущал лишь дёрганные движения груди под белой растянутой кофтой, свидетельствующие о частом, сбившемся во время драки дыхании. «Почему оно до сих пор не пришло в норму?» Внимательный взгляд перетёк на тонкую шею Рюдзаки, где даже не всматриваясь можно заметить быстро пульсирующую бесцветную вену. Это настораживало. Разумеется, частое биение можно списать на всплеск адреналина, но раньше подобное присутствовало без вышеуказанных отличий в поведении. «Он что, нервничает? — неподдельно смутился Лайт, бешено прокручивая в голове вероятные ответы на вопрос "возможно ли вообще такое?"». Видеть хоть какое-то изменение на холодной, бледной маске было своего рода подарком, ведь L, замкнутый и антисоциальный человек, не считал нужным показывать свою реакцию на любого рода новую информацию. Исключением являлось лишь дело Киры. При одном только упоминании убийцы вечно тёмные от усталости и постоянно приходящих в голову мыслей глаза наполнялись почти физически ощутимым интересом, на них появлялся невидимый блеск, а иногда, очень-очень редко, на губы наползала по-детски игривая улыбка, причину которой не мог понять никто из группы расследования, в том числе и Лайт. Его приводило в шок наблюдать за тем, как после громких слов репортера об очередной смерти преступника и нахождении странных символов, нарисованных кровью на стенах тюрьмы, или записок, в которых говорится несусветный для психически здорового человека бред, у L на доли секунд показывалась жуткая ухмылка, которая тут же стиралась, словно её и не было вовсе. Но сейчас того можно было прочитать, как открытую книгу. И Лайту это, безусловно, нравилось. Его давно интересовало, как будут выглядеть различные палитры эмоций у человека, вероятно, большую часть жизни сковавшего все положительные и отрицательные чувства глубоко внутри. Именно здесь, в данные минуты ему удалось на немного приоткрыть красную дверь чужого внутреннего мира, и он не был разочарован, увидев, что за ней скрывается. — Лайт-кун, — каким-то стёртым голосом позвал застывшего Лайта Рюдзаки, быстро слизнув каплю крови с губы, — отпусти, пожалуйста. Мне больно. Тот только сейчас понял, с какой силой сжимает хрупкое на вид запястье. Он поспешил расслабить ладонь, после чего снизу раздался шуршащий вздох, сопровождающийся легким поёрзыванием. Лайт встал с Рюдзаки, который, почувствовав долгожданное исчезновение тяжести чужого тела, неторопливо перевернулся на бок, чтобы аккуратно потереть затекшую руку. Тупая, тянущая боль стягивала его и без того пострадавшую из-за падения спину по причине того, что позвоночник уже давным-давно отвык от прямого положения и почти всегда остановился в форме, напоминающей вопросительный знак. Лайт с абсолютным непониманием смотрел на действия L и не мог понять, кажется ему или же нет. Сейчас Рюдзаки выглядел… Жалко? Нет, скорее не так. Беспомощно? Уже ближе. Но важно не то, как именно называется это пульсирующее в груди чувство, а то, что он и вообразить себе не мог, что когда-либо застанет последнего в таком состоянии. В голове нестирающимися чернилами уже давно был прописан, подобно двоичному коду, нерушимый факт — L никогда и никому не позволит себя подчинить или победить. Для самого Рюдзаки это было собственным табу, укоренившимся ещё в далеком детстве. И он не считал допустимым нарушать его. Так что же изменилось теперь? Рюдзаки, небрежно утерев почти остановившуюся кровь внешней стороной ладони, медленно поднялся c пола, развернулся и затем под негодующий взгляд молча подошёл к Лайту на расстояние вытянутой руки. Тёмная челка полностью скрывала большие глаза, по которым хотя бы немного, но всё же мог предположить дальнейшие действия L. Ладонь сжалась в кулак, однако то не успели заметить. Сильный ввиду неожиданности удар пришелся в район щеки. Голова Лайта ожидаемо метнулась в сторону, а сам он инстинктивно сделал несколько шагов назад, встав в подходящую позу и приготовившись отразить последующую атаку. Но её, как ни странно, не последовало. Более того, L выжидающе уставился на напряженного оппонента и, похоже, не собирался сдвигаться с места. Тот выпрямился, с удивлением про себя отмечая, что сейчас вообще не понимает, какого чёрта происходит. Ясный ответ быстро вспыхнул ярким светом в голове. «Он ненавидит оставаться в долгу, — сквозь небольшую боль в челюсти язвительно усмехнулся Лайт. — Если бы он хотел ударить по-настоящему, с полной силой, то сделал бы это ногой. Око за око, верно, Рюдзаки?» — Теперь доволен? — с насмешливой издевкой спросил Лайт, показательно складывая руки на груди. — Кулаками ты бьешь намного слабее, Рюдзаки. Не ожидал. L на подобный укор лишь тихо шмыгнул кровоточащим носом и немного склонил голову, рассматривая подозрительно спокойного для данной ситуации человека. После продолжительной паузы, он монотонно проговорил: — По моим расчетам, ты должен был с вероятностью в семьдесят девять процентов продолжить драку; шестнадцать процентов я поставил на раздраженный с твоей стороны разговор. Но ты смог превзойти мои ожидания и выбрал ничего не предпринимать, попадая в последние пять процентов. К сожалению для тебя, это не является радостным фактором, так как вероятность того, что ты — Кира, увеличилась на шесть процентов. — Ты серьезно, Рюдзаки? — обречённо вздохнули и устало потерли переносицу. — То есть, если бы я перестал на время логически оценивать ситуацию и ударил бы в ответ, тебе должно было стать спокойнее? — Не совсем верное определение, но можно и так выразиться. «Он просто издевается надо мной». — И я бы не назвал предыдущие твои действия логически оцененными. L отвернулся, устремляя непонятно чем заинтересованный взгляд на белую дверь. Складывалось впечатление, что в их комнату в любую секунду должен был кто-то зайти. Словно он ждал кого-то определенного. Однако, ничего подобного не произошло, и они до сих пор находились один на один друг с другом, всё ещё явно ощущая висевшее под потолком терпкое напряжение, слабеющее с каждой секундой. — Рюдзаки, мне нужно в ванную. Как и тебе. — Конечно, Лайт-кун. Лайт плавно двинулся по направлению в нужную комнату, оставляя второго ждать снаружи. Говоря откровенно, именно тому следовало обработать раны первым, но его словно не волновал факт собственных увечий, а потому не последовало споров насчёт очередности посещения ванной. Лайт сразу посмотрел на себя в зеркало. Как и ожидалось, никаких серьезных повреждений не было, за исключением расползающегося синяка на левой скуле. Раньше он бы попытался как-нибудь ускорить процесс заживления: например, приложить лед. Но драки стали являться такой частой практикой в его совместной с Рюдзаки жизни, что к подобному уже относились спокойно, как к неотделимой части в общении с последним. Он подставил ладони под холодный поток воды, немного наклонился и смыл остатки казавшегося таким далеким сна с лица. При резкой смене температуры скула начала немного ныть, заставив на мгновение сморщиться. Даже думать не хотелось, что во время этой процедуры будет испытывать Рюдзаки. Быстро почистив зубы пастой с легким ароматом мяты, Лайт прополоскал рот, вытер влажные участки кожи мягким полотенцем, а затем вышел, после чего по привычке прислонился к стене, когда L проскочил мимо. «Сегодня дождь не льёт с самого утра, — с приятным удивлением подумал он, рассматривая знакомые небоскрёбы за панорамным окном. — Было бы хорошо, если так продолжится до конца дня». Цепь начала интенсивно раскачиваться и царапать стену, ввиду чего раздавалось далеко не самое благоприятное сочетание звуков. Наручник Рюдзаки всё же находится на правом запястье, что немного затрудняет делать резкие движения рукой, ведь если подобное будет продолжаться достаточно долго, Лайту рано или поздно это надоест, и он в ответ с силой дернет левой рукой, принуждая того прекратить. Частый металлический звук вкупе с глухими ударами о поверхность буквально вынудили взять несколько звеньев и обернуть вокруг запястья один раз. Теперь цепь была короче, но, опираясь на непрекращающийся шум воды, L это нисколько не мешало. Сделав все необходимое, Рюдзаки неторопливо вышел из ванной комнаты. Лайт заметил движение краем глаза, а после инстинктивно повернул голову в соответствующую сторону. Он едва сдержался, чтобы не скривиться от одного только вида смотрящего на него детектива, синяки и побои которого из-за воздействия воды стали ещё ярче и заметнее. Единственное, что изменилось — теперь на бесцветной нижней губе, на руке и под носом не было крови. Отсутствие ватки в последнем было слегка странным, но успокоило чужие тревоги о переломе. Засохших корочек также не наблюдалось. — Идём, Лайт-кун, — наконец обронил L и, не дожидаясь ответа, пошёл в сторону выхода из апартаментов. — Нам предстоит трудоёмкая работа. Лайт выбросил из головы до сих пор давящее на него чувство вины за содеянное и, закрыв на несколько секунд глаза, поспешил следом. — Неужели ты вновь сможешь делать что-то полезное, Рюдзаки? — дружелюбно посмеялся он, после чего закрыл за собой дверь. — Что-то полезное? — смутился Рюдзаки, а его палец машинально оказался прикушен. Он поднял голову, и под веселящимся взглядом идущего рядом спокойно проговорил: — Я всегда делаю что-то полезное, Лайт-кун. Если это не проявляется в физически-материальном плане, это ещё не означает, что я просто сижу на месте. Второй легко потряс головой, заглушая рвущуюся наружу усмешку. — Приму к сведению, — насмешливо хмыкнул он. Дойдя до конца продолжительного коридора, Лайт нажал на кнопку вызова лифта, который приехал на удивление быстро. Он выбрал минус первый этаж и выжидающе прислонился спиной к твердой металлической стене, по привычке скрестив руки на груди. Поворачивать голову совершенно не хотелось, так как вполне ожидаемый злобный взгляд мог заставить тревожно передернуть плечами, словно от холода. Поэтому Лайт предпочёл напряженно смотреть прямо, создавая впечатление особой занятости скорее для самого себя, нежели для стоявшего чуть поодаль. L же не обратил на подобное поведение никакого внимания. Внутри него сейчас шевелилось щекочущее, но уже знакомое ему чувство, которое беспрерывно твердило, что в следующие полтора часа должно произойти что-то значимое. Возможно, обнаружится новая зацепка или промах Киры, благодаря которому наконец удастся установить его личность, а самое главное — выяснить, каким образом тот убивает своих жертв. Рюдзаки был склонен верить своей интуиции, ведь за все годы работы та никогда не давала осечек. Когда раздался непродолжительный звук, свидетельствующий о прибытии лифта на нужный этаж, L обогнал немного помедлившего Лайта и выскочил наружу. В штабе уже ждали стоящий рядом с компьютерами Мацуда, который при виде приближающегося детектива заметно занервничал, а его взгляд стал бешено скакать с одной точки на другую, Моги, в чьих руках, казалось, не могло быть ничего, помимо стопки документов, и Соитиро, сидящий вдали от своих коллег и читающий сегодняшнюю газету. — Д-доброе утро, Рюдзаки, — промямлил Мацуда, неловко почесывая затылок. Ему пришлось быстро отойти, чтобы не оказаться слишком близко к проходящему мимо L, вокруг которого образовалась угрожающая аура, направленная в сторону полицейского. — И тебе, Лайт. — Доброе утро, Мацуда, — на автомате ответил второй, безропотно следуя за угрюмо промолчавшим Рюдзаки. «Как ребенок малый, — он разочарованно прикрыл глаза, с усилием сдержав тяжелый вздох. — До сих пор не может простить его за ту оплошность?» — Лайт, Рюдзаки. Соитиро отложил газету на маленький журнальный столик, а затем встал со своего места и поспешно направился к уже залезшему на стул L. Несмотря на то, что он видел акт драки в апартаментах, все равно немного скривился при виде увечий на лице детектива и скуле сына, но предпочёл не затрагивать эту тему. По крайней мере, сейчас. — Доброе утро, — чуть помедлив произнёс он. — Доброе утро, Ягами-сан, — просто сказал L, поворачивая голову в сторону стоявшего теперь рядом с Лайтом мужчины. — Доброе утро, папа. Рюдзаки нутром чувствовал, что сейчас должна будет прозвучать важная новость, поэтому выжидающе смотрел на шефа полиции, чье выражение было чересчур серьёзным. Тот наконец заговорил, мрачно закрыв перед этим глаза и сдавленно выдохнув. — Рюдзаки, пришли результаты экспертизы найденного на месте преступления вещества. Глаза Лайта сразу засветились непритворным интересом, а сам он сжал кулаки из-за большого волнения. Ему приходилось слышать лишь пару раз, как отец говорил таким тоном, поэтому стало ясно — продолжение фразы не предвещает ничего хорошего. — И что нашли эксперты? — не выдержал он. Стоявшие в стороне Моги и Мацуда практически одновременно отвели взгляд и немного нахмурились, словно принося извинения за последующие слова. Заметив это, L окончательно убедился, что дела не так уж радостны, как ему хотелось бы. — Было установлено, что эта масса состоит из химических соединений, которых просто не существует в природе. Лайт испустил шокированный вздох, немного отпрянув от потирающего в замешательстве переносицу Соитиро. В его голове ярко вспыхивали и через пару секунд сгорали дотла скорые мысли, приводящие в движение золотые шестерёнки разума. — Что? — будто не веря словам отца он качнул головой. — Как такое возможно? — Вы перепроверили? — показательно спокойно спросил долго молчавший L. — Дважды. С подобным мы сталкиваемся впервые. Рюдзаки задумчиво прикусил ноготь и отвернулся к монитору, смотря на свое вырисовывающееся на черном фоне отражение. «Да уж. Дело принимает крутой оборот». Как бы то ни было, но столь странная зацепка лишь раззадорила его недавно угасший азарт. Чего нельзя было сказать про Лайта — он не испытывал никакой больной заинтересованности по поводу массовых убийств. Его единственным желанием было поймать Киру. Заставить весь мир, в страхе склонившийся перед ним, как перед Богом, забыть о его существовании, навечно посадив этого человека за решетку или же воспользоваться совсем не гуманным способом, о котором детектив частенько упоминал, и отправить убийцу на эшафот. Ему не хотелось еще раз видеть трупы людей вживую, даже если они были преступниками. Рюдзаки включил компьютер, после чего спросил: — Какова причина смерти тех мужчин, Ягами-сан? — Сердечный приступ, — уже привычно озвучил Соитиро. — Все они числились в розыске, поэтому определить их личности не составило большого труда. Первым умер Кин Ёсида, обвиняемый за ограбление продуктового магазина. Он находился на самом близком от Мисы расстоянии. После него сердце отказало у Широ Аоси. Камеры видеонаблюдения смогли заснять этого подонка, избивающего около парковки свою соседку, а после убегающего на глазах у трех свидетелей. Видимо, он сначала прислонился к стене и потом замертво упал. Последним стал Минору Сибата. На его счету два ограбления, одно из которых окончилось поджогом, и одно изнасилование. — Почему суд не приговорил их к пожизненному заключению? — раздражённо спросил Лайт, немного оскалив зубы. L и Соитиро повернули головы в его сторону, а тот без сомнений продолжил: — Разве преступники не должны понести наказание за свои деяния? Он прекрасно понимал, что Рюдзаки хоть и не проявляет внешней заинтересованности, всё-таки с жадностью ловит каждое его слово, убеждаясь в своих подозрениях, проценты которых как всегда холодно озвучит либо через несколько секунд, либо по пути в их комнату. Но сейчас Лайта не заботили подобные нюансы, ведь рано или поздно L поймёт, что все подозрения в его сторону были напрасны. Он сможет доказать свою невиновность, чего бы это ни стоило. Внимательный взгляд был встречен испытующим, и в голову прокралось щекочущее предположение, что юноша будто бросал ему вызов, озвучивая подобные мысли. «Ты сам вредишь себе, Лайт-кун. Тридцать шесть процентов». «Ты ведь не сможешь относиться к моим словам как к простому мнению, верно, Рюдзаки?» Когда тишина затянулась, L спокойно развернулся к своему компьютеру, на котором открыл пару определённых файлов, а после сложил ладони на коленях, словно ожидая чего-то. — Это не так, — подал он голос. — Согласно данным полиции, все они отбывали свои сроки в тюрьме. К сожалению, уголовный кодекс Японии более гуманен к подобным преступлениям. Рюдзаки приподнял голову и устремил задумчивые глаза в потолок. Погладив нижнюю губу подушечкой пальца, он продолжил: — К примеру, минимальный срок за изнасилование в Японии составляет три года, в то время как в США — девять лет. Учитывая это, не удивительно, что преступники выходят на свободу и продолжают свою деятельность. Лайт раздосадовано выдохнул, отведя свой взгляд в неопределённую точку на стене. Как бы неприятно подобные слова ни звучали, следует признать очевидный факт — L прав. Соитиро поджал губы, терпеливо нахмурившись, а со стороны стоявших рядом Моги и Мацуды послышался шепот с тихими, однозначно недовольными переговорами, однако их лица выражали вынужденное согласие. — Что собираешься делать, Рюдзаки?