Сквозь судьбы

- Расскажи мне о вашем мире. Почти без акцента. Без игривого блеска в глазах. Без кокетливых жестов и отточенных движений. Без малейшей нотки флирта в голосе. А ведь о флирте в роду Делакур знали всё. Не как о манере поведения, привлекающей внимание потенциального партнера. И речи не шло об ухаживании, показывающего на некую возможность или ожидание сексуальных отношений. Скорее особая черта характера, которую в их семье никто не скрывал; интригующая раскованность в общении, унаследованная от предка-вейлы. В Шармбатоне действовала «игра» по старым правилам, перенятая ещё от высшего света прошлых веков, когда юные дебютантки для сохранения своей репутации должны были избегать лишь одного – чтобы их с джентльменом не скомпрометировали. Так что в их школе все девочки точно знали, что можно позволить своему кавалеру; каждая влюблялась также легко, как дышала, и отдавала всю себя очередному своему избраннику. Ровно настолько, насколько позволяли приличия. То есть влюбляться в каждого подходящего кавалера, терять голову, всячески поощрять избранника, позволять себе немыслимое кокетство на одних лишь словах и взглядах. Лишь самым неповторимым и лучшим позволить увести себя на краткое мгновение в уединённое местечко, чтобы одарить целомудренным поцелуем. И, конечно, легко упорхнуть, если чувствуешь, что не готова провести с этим человеком всю жизнь. И даже если готова. В следовании этим правилам Габриэль ничуть не отличалась от своей старшей сестры Флёр. Они с молоком матери впитали в себя древние инстинкты и с первыми словами усвоили заповеди: ведь в этом и заключался настоящий флирт – лишь тонкий намёк на игривость, кокетство, лишь тень от близости. Почти не существующее явление, настолько аккуратным и тонким искусством считался флирт в их семье. Зато его отголоски пронизали всю их жизнь и сущность. И Габриэль не представляла себе, что просто общаться с друзьями могла бы в иной манере. Без заигрывания, призывных вздохов и кокетливых движений плеч или прикосновений к якобы совершенно непокорному локону, выбившемуся из идеальной причёски. Но оказалось это возможно. «Расскажи мне о вашем мире». Её собственные слова набатом звучали в её ушах, отдаваясь грохотом глубоко в сердце, так что становилось страшно и до боли сжимались кулачки. Её любовная игра как щит рассыпалась осколками, оставив её душу обнажённой чужому взгляду. Так неуютно, но совсем не страшно, наоборот, любопытно, хочется знать, что ещё она сможет обнаружить в себе. Её собеседник продолжал задумчиво смотреть вдаль, кажется, не замечая, сколько усилий потребовал у девушки этот простой вопрос. Он не спешил отвечать, Габриэль не настаивала – её всегда устраивала своя собственная компания, так что молчание никогда её не напрягало. Она была более чем самодостаточной. Гораздо больше, чем окружающие, её занимала собственная реакция на то или иное событие, как сейчас, когда она не смогла сохранить ауру флирта и беззаботности. И всё же она могла признаться себе, что с замиранием сердца ожидала ответа от человека, которого только лишь встретила. - Мир как мир, - пожал плечами Тревис Стоулл и повернулся к волшебнице, натягивая шальную улыбку, которая, конечно, коснулась и глаз и осветила его лицо, и всё же… не тронула её душу, не нашла в ней отклика. - Я не внушаю тебе доверия? – Делакур качнула головой и спохватилась, что этот неосознанный жест был насквозь пропитан кокетством. Она расправила плечи, прямо встречая чужой взгляд, наблюдая, как в вопросительном движении взлетела мужская бровь. – Ты не хочешь быть откровенен со мной. Я знаю. Пояснить или отстоять свою позицию она не смогла бы при всём желании – ей не хватило бы слов даже родного языка, что уж говорить о том, на котором они сейчас общались. - Твои вопросы просто ставят меня в тупик, я никогда не задумывался о том, как охарактеризовать свою реальность тем, кто не является её частью. Мы всегда абстрагировались от простых смертных, скрывали свою сущность, так что об этой своей сущности полукровки я не привык вести долгие беседы. Для этого в лагере был Хирон, дети Афины и Афродиты, способные грамотно построить речь или воздействовать своим чудесным голосом. - А ты просто старался жить? – спросила Габриэль, когда наступила пауза. - Точнее будет сказать – выжить. Наверняка наши остальные уже успели хотя бы в общих чертах обрисовать ту ситуацию, в которой ещё недавно мы находились. Сплошные сражения. Без начала и конца. Лишь бесконечная война и очередной саван… - Саван? – осторожно уточнила колдунья, заметив, как нахмурился парень, - видимо, что-то грустное. Лучше вспомни что-нибудь о своём доме. - Помимо того, что его постоянно разрушают враги? Ну, мы и сами неплохо его громим! – Коннор Стоулл широко улыбнулся, мгновенно превратившись в насмешливого хулигана, коим он на самом деле являлся, - однажды мы с братом прокрались ночью в домик Афродиты… - начал он чуть приглушённым тоном, очаровавшим волшебницу. Лишь в этот момент она познакомилась с чужим миром полукровок. На открытой колючим осенним ветрам площадке Хогвартса, под тёмным небом, скованным тучами, когда лишь магический зонтик, удерживаемый её волшебной палочкой над их головами, спасал от проливного дождя. Габриэль и Коннор решили прогуляться в тот момент, когда празднование в честь дня рождения Пайпер подошло к логическому концу, и как раз немного успокоилась погода, но теперь стихии снова взбунтовались, словно Зевс и Посейдон вознамерились утопить школу магии. Но это не мешало сыну Гермеса рассказывать о различных смешных происшествиях в лагере, и Габриэль слушала, затаив дыхание и не в силах даже пошевелиться. И хотя она узнала о существовании Олимпа и полубогах почти месяц назад от Аннабет и Перси, она могла признаться самой себе – по-настоящему познакомилась она с этим миром лишь в эту ночь. Всю жизнь в беседах она была главным действующим лицом, но теперь хотела лишь слушать, и она почти умоляла младшего Стоулла продолжать свой рассказ, чувствуя, как мир полубогов становится для её сердца всё ближе, словно нечто давно утраченное возвращалось к ней. В то время как в реальности этот мир с его странными и удивительными существами оказывался всё дальше и недоступнее. Недостижимая мечта. И голос человека, который позволял ей коснуться этой мечты. Всё, что она могла, это при новой встрече спустя бесконечные дни и недели повторить свою просьбу: «расскажи мне о вашем мире». Она представляла себе, как однажды прилетит в Америку, найдёт лагерь полукровок, и сможет увидеть его с холма... К сожалению, это все были лишь мечты. И сны. Но на этом строились их отношения с Коннором. Что бы не думали остальные, между непосредственной француженкой и озорным хулиганом установилась необычная связь. Габриэль не могла отрицать, что не чувствовала угрожавшую ей опасность из-за этой нити, которая соединила её с сыном покровителя воровства и странствий. Его непостоянство, розыгрыши, характер неутомимого искателя и шутника, всё противоречило её натуре, жаждущей белокурого принца на белом коне, падающего перед ней ниц и посветившего свою жизнь ей. Стоулл отвлекал её, не давал сосредоточиться на том, что изначально держало её сущность в целостности, уравновешивая кровь людей, магов и вейл. Ей нужно было возвращаться в реальность, но вместо этого она продолжала подпитывать свою робкую мечту, свою жажду увидеть каждый уголок их родной планеты и многих других. Габриэль не хотела отказываться от чуда, которое ей дарил полубог. Она слушала истории сына Гермеса и трепетно хранила их в памяти, не имея права позволить себе больше. Она прекрасно представляла, как со стороны выглядит их с Коннором постоянный флирт, но ничуть не волновалась об этом, с удовольствием принимая его излишне вычурные комплименты и нарочито влюблённые взгляды в те моменты, когда они были не одни. Отчего то они оба смущались признаться другим, что между ними возможна лишь дружба, обычная, банальная и удивительно крепкая, несмотря на короткое знакомство. Возможно, у них было что-то общее, что даже они не могли уловить, или наоборот, притянулись противоположности, Габриэль не пыталась этого понять. Важен был лишь тот факт, что оставаясь наедине, они оба испытывали всеохватывающее спокойствие и понимали друг друга с полуслова. Была ли это любовь? Габриэль верила в любовь с первого взгляда, более того, считала её самой настоящей и нерушимой. И всё же не могла подумать о Конноре, как о спутнике жизни. Не могла представить их вдвоём так же, как Флёр и Билли. А ведь она всегда равнялась именно на сестру. Во всём. Старшая Делакур была совершенной; как ученица Шармбатона, выбранная Кубком Огня, как дочь их рода, прекрасная наследница вейлы, как завораживающая девушка, обретшая своё счастье. Какой потрясающей была Флёр в представлении своей младшей сестры! Она была образцом для подражания, за которым младшая француженка была готова слепо следовать. Габриэль равнялась на сестру. Но всё же была такой, какая есть она... И это мешало чувствовать себя такой же удивительной, какой её видели окружающие, ведь сестра всегда казалась ей идеалом... А она сама себе нет. Далеко нет. Её кудри не желали укладываться столь же мягко, как локоны сестры; улыбка и взгляды никогда не получались такими же томными, и вряд ли ей выдастся шанс поучаствовать в столь же грандиозном мероприятии, как Турнир трёх волшебников. Так что, стать такой же у Габриэль не было ни малейших шансов. И от того она ещё больше обожала сестру, возведённую на пьедестал. Но отвечавшую взаимностью. Одно Габриэль знала точно – в семье её любили такой, какая она была, и никто не желал лепить из неё копию; бледное подобие родственницы. Лишь ей самой хотелось стать хоть немного лучше. И иногда ей казалось, что она может увидеть гораздо больше, что её впереди что-то ждет, возможно, совсем не такая прекрасная и знаменитая жизнь, как её сестру... Но хоть что-то? Наверное, по этой причине когда встал вопрос о переводе на учебный год в Хогвартс, она отчаянно сражалась за эту возможность. Уже была выбрана другая ученица, и всё же Габриэль удалось настоять на своём участии, так в Англию отправились две представительницы Шармбатона. И вот она здесь. В чужой стране. В непривычном окружении. Лишь отдалённо знакомой школе. Но абсолютно счастливая, ведь она оказалась в центре самых невероятных событий и получила шанс сблизиться с теми, кто сильно отличался от любого знакомого представителя их волшебного мира. Полубоги были так похожи на обычных людей, но одновременно поразительно отличались, что так притягивало и интриговало, заставляло пристально наблюдать за каждым из них. Она высокомерно фыркнула, заметив ещё одного странного персонажа. Пожалуй, это был единственный полубог, не вызывавший у неё даже отдалённой симпатии. С самой первой встречи он будоражил её чувства, поднимая в ней всё самоё негативное, живущее в таких отдалённых уголках сердца, что она даже не представляла о существовании этих ужасных эмоций. Нико был тёмным букой, которого она старательно – почти – не замечала. Или очень хотела не замечать. Пыталась. Только разве можно не замечать солнце или шквальный ветер? Также невозможно было отрицать существование сына Аида; и каждый раз она отчётливо чувствовала его появление в Хогвартсе - вместе с ним сгущались тени в замке. Ей с трудом верилось, что он мог быть братом такой дружелюбной и улыбчивой Хейзел. Правда, сейчас, когда Левеск уже некоторое время лежала застывшей куклой после встречи с Василиском, эти двое неожиданно стали гораздо больше похожи друг на друга. Но Ди Анжело нисколько не вызывал у Габриэль той же покровительственной снисходительности или желания подружиться, узнать поближе. К тому же этот тип, нонсенс!, совсем игнорировал привлекательность младшей представительницы семейства Делакур, оставаясь совершенно равнодушным к её неоспоримой красоте. А порой даже мог пронзить уничтожающим взглядом. Как он только смел! Как мог вести себя, словно она мерзкое насекомое или ещё какое-нибудь безмозглое создание; её всегда сравнивали с воздушными сияющими бабочками, а от его бездонного взгляда она ощущала, как превращается в глупого мотылька, неосмотрительно бросающегося на свет, не понимая, что тянется к смерти. А может, и того меньше – букашка под ногами. Бесполезная, лишняя, досадная помеха. Он явно считал её всего лишь куклой с милым личиком, бесцельно существующей в ворохе разноцветных нарядов и бесконечного удовольствия от раболепия поклонников. А она считала ниже своего достоинства переубеждать его и доказывать свою состоятельность. Хотя вообще-то волшебница считала большую часть мужского рода обычными баранами, ограниченными и не достойными женского внимания. И всё же, Габриэль глубоко оскорбляло пренебрежение сына Аида; сталкиваясь с мраком его глаз, она старалась держаться вызывающе, независимо, а в ответ получала презрительно скривившиеся губы. И как ему только хватало наглости?! - Ангелочек! – мстительно пробормотала ученица Шармбатона, вызвав несколько недоумённых улыбок у сокурсников, не разобравших её слов, но услышавших какой-то звук. Несколько магов сразу бросились к ней. - Помочь с вещами? - Что-то заболело? Устала? - Осторожно! Падение от слабости отразится на вашей божественной внешности, и вы будете так переживать! - Е’рун’да! Моей к’расоты хватит, чтобы пе’режить десяток па’дений, - отмахнулась колдунья, накрутив локон на очаровательный пальчик, чтобы отвлечь этих подоспевших спасителей её прелестной особы от холодности её тона. Ей не терпелось продолжить путь в аудиторию на следующую пару. До которой оставалось не слишком много времени. - Можете присесть! – один из магов даже разложил свою мантию для неё. - О, как я вам бла’ода’рна! – Делакур привычно нацепила яркую улыбку и похлопала глазками, про себя поминая Нико недобрым словом, из-за которого она вновь попала в нелепую ситуацию. Что-то случалось каждый раз, когда они виделись, и он своим отвратительным отношением вносил в её душу сумятицу. Искрящейся светом белокурой чародейке так не хватало советов Флёр или поддержки Коннора, она уже начала боятся встреч с сыном Аида, настоящим принцем смерти. К счастью, сталкивались они совсем не часто. Жаль, что Хейзел оставалась в целительском корпусе, и приходя навестить её, француженка постоянно видела в самом тёмном углу ещё одного неизменного стража дочери Плутона. У стража был вид подавленного мальчика; взъерошенные чёрные волосы давно не знали расчёски, одежда имела помятый вид, а под ужасающими глазами залегли тёмные круги, подчёркивающие его болезненную бледность. Но ни усталость, ни беспокойство не сказались на мраке, клубящемся на дне его глаз, и вновь оказавшись под его презрительным взглядом, Габриэль задержала дыхание и опустила веки. Почему он так относится именно к ней? Рядом были остальные ребята, еле слышно переговаривались, поправляли одеяло у Хейзел, сдерживая всхлипы. И рядом с любым из них – полубогов, магов, иномирцев – Нико смягчался. А заметив фигурку француженки, резко превращался в ледяную глыбу с острыми краями, словно запирая внутреннюю жестокость. И порой ей казалось, что Нико ненавидел её за её беспечность. Словно хотел причинить боль, чтобы показать, насколько переполнен мраком его собственный мир. А ведь она и правда не знала его боли. Она была бережно взращенным цветком, безмятежным, оберегаемым от малейшей опасности. Даже прошедшая война с Волан-де-Мортом задела её лишь через родных – забрав одного из близнецов Уизли. Ей не позволили увидеть всех ужасов, в отличие от старшей сестры, которая часто соприкасалась с главными действующими лицами и узнала, какой может быть человеческая алчность и всесильность – несущими горе, боль и погибель. И Флёр часто была во главе делегации родственников, пытающихся сберечь от всего дурного маленькую девочку, коей они по-прежнему считали уже взрослую колдунью, в свою очередь уверенную, что способна на самостоятельные решения и независимую жизнь. Конечно, Габриэль любила их всех и была благодарна судьбе, что в её семье царила нежность, но бесконечная забота так душила и ограничивала! Что она знала о прошедшей войне? Что делала всё это время? Волшебница лишь украдкой слышала перешёптывания родных и знакомых, ловила редкие новости и… расправляла складки на новом платье. А воевала она лишь с непослушными локонами, да кружевами на платье, которые никак не хотели ложиться так, как ей было нужно. Габриэль крепче зажмурилась, сдерживая отчаянный стон и почти детское желание расплакаться, наощупь покидая целительский корпус, где задыхалась, не имея возможности бороться с негативным посылом, идущим от одного из постояльцев этого помещения. Дверь захлопнулась за её спиной, отрезая от полубогов, только тяжёлые мысли по-прежнему оставались с ней, подпитывая сомнения, неуверенность в себе и тревогу. Француженка привалилась к каменной стене замка, и идущий от неё холод подействовал на неё отрезвляюще. Из-за чего она всполошилась? Какой-то тёмный мальчишка! Было бы из-за чего слёзы лить и портить макияж! Не дай Мерлин ещё и глазки покраснеют или щёчки распухнут, она же из комнаты тогда неделю показаться не сможет! - Ты в порядке? – заботливый голос и прикосновение к плечу такое нежное, что Габриэль не удержалась и повернулась. – Ты уходила, чуть ли не качаясь, я испугалась, что тебе плохо. Вот, - ей на волосы положили подобие венка из нескольких длинных тонких листьев, - чтобы голова не закружилась. Когда у единорогов кружится голова, они всегда едят эту траву. - П’рав’да? – со смешком выдавила Делакур, и её собеседница серьёзно кивнула головой, подтверждая это высказывание. В бледно-серых глазах Полумны Лавгуд светилась непоколебимая убеждённость в своих словах. - Я абсолютно уверена в своих заключениях, хотя мистер Саламандер и не признаёт эту мою теорию. - Бу’ду иметь в ви’ду, - француженка собралась с силами, расплылась в дежурной улыбке, в которой даже родные не смогли бы распознать фальш, и отступила от стены, собираясь пойти в комнату, хотя очень не хотела оставаться одна. Ей хотелось снова почувствовать себя в центре внимания, чтобы обожающие взгляды юношей и завистливые девушек исцелили её израненное самолюбие. К её облегчению Луна шагнула следом за ней. А в данных обстоятельствах компания полоумной была лучше, чем ничего. - Так жаль малышку Хейзел, - грустно шмыгнула носом когтевранка, - а как переживает Аннабет. Она винит себя в том, что случилось, хотя не имеет никакого отношения к беде, не она же вызвала Васлиска! А многочисленные «если бы» никак не могут повлиять на прошлое и настоящее. И Нико так переживает о сестре… - Пе’ре’живает, - согласно фыркнула Габриэль, задумавшись о том, насколько естественно появился у неё акцент, который так же незаметно пропадал, стоило ей оказаться рядом с Коннором. – Толь’ко это не оп’рав’дывает е’о отв’ратительное пове’дение по отно’шению ко мне. - Он тебя обижает? – удивлённо округлились серебристые глаза волшебницы из дома умников, - не замечала ничего подобного. - Уни’жать мо’жно по-’разному! – Делакур вспыхнула и нахмурилась, собираясь защищаться и отстаивать свою позицию. Ведь она всегда была права и не стеснялась высказывать своё мнение. - Тогда тебе следует рассказать всё Перси, - остановилась на месте Полумна, впившись в Габриэль проницательным взглядом. Ещё одна обладательница дьявольского взора, под которым француженке становилось крайне неуютно. - Пе’рси? Почему ему? - растерявшись, стала уточнять ученица Шармбатона, отворачиваясь и избегая смотреть прямо на эту странную чародейку. Конечно, помешанная на животных блондинка ничего не ответила на этот бессмысленный вопрос, и некоторое время они шли в неловком молчании. Габриэль ужасно жалела, что с её языка сорвалось то признание, но повернуть вспять время не могла. Слова были произнесены и получили материальное воплощение. Теперь француженка испытывала ещё большую неловкость, терзаясь мыслями о чёртовом мальчишке, не уделяющим ей должное внимание. - Я думала, что ребёнок бога, который повелевает царством мёртвых, должен соответствовать этому тёмному образу, - неожиданно заговорила Лавгуд. Они обе сохраняли полное спокойствие, словно речь шла о погоде, классической английской теме беседы. – А после твоего замечания вижу, что его сестра Хейзел совсем не мрачная и не замкнутая, хотя божественный родитель у них в некотором смысле один. Видимо, это его сознательный выбор, быть таким…таким… - М’рачным ’букой? – улыбнулась Габриэль, так что на щеке появилась очаровательная ямочка. Она с трудом удержала порыв назвать Нико падшим ангелом, что вполне соответствовало действительности, так что сочла за благо рассеянное пожатие плечами Луной, вновь замолчавшей и не делавшей попыток заговорить, пока они почти не добрались до тайного входа в башню Гриффиндора. - Но он ведь не обидел тебя, правда? – снова серьёзным тоном спросила колдунья, хотя в её взгляде дымилась грусть, - мне бы очень этого не хотелось, ведь ему так плохо. Наверняка, если Нико совершит сейчас что-нибудь необдуманное, потом будет очень сильно жалеть, что поддался эмоциям. - О! Не пе’ре’живай! Он – безоби’дный ду’шка! – Габриэль постаралась натянуть очередную улыбку, чувствуя, как трудно сохранять привычное игривое настроение. А когтевранка всё ещё смотрела на неё своим чудовищно пронзительным взглядом, в котором француженке чудилось недоверие и тёплое понимание. И в попытке убедить колдунью ученица Шармбатона выпалила, - ан’ел Никки! Лапо’чка! П’росто пе’револновался из-за сест’ры. – Габриэль не думала, что однажды услышанное от этой самой волшебницы прозвище привяжется, и даже мысленно она будет называть парня именно так, пусть и сильно смущаясь при этом. В тот миг она лишь лихорадочно искала выход, возможность сбежать от волшебницы, которая, казалось, могла прочитать её мысли. - Кстати, знаешь, я немного подумала о том, что сказала ранее, - призналась Луна, наклонившись ближе. Но речь отнюдь была не об ангеле Никки. Рука Лавгуд поднялась к уложенным волосам собеседницы, касаясь забытого тонкого венка, - Мы не можем быть всегда и во всём правы. Возможно, единороги едят эту траву просто потому, что она им нравится. *** Новый день не принёс ничего нового. Всё то, что могло ждать любую другую типичную блондинку: восхищенные взгляды, смех, шелка и кружева. Очередной водоворот из учёбы, флирта и подготовки к танцам; снова утро, начавшееся с выбора украшений, лучше всего подходящих под форму и причёску; снова вечер, полный веселья и волшебного света, которым она щедро со всеми делилась. И лишь одна непривычная мысль: «мы не можем быть всегда и во всём правы», так сказала Луна. Конечно, француженка не собиралась спорить, Лавгуд действительно могла ошибаться, она ведь не Делакур. «Мы не можем быть всегда и во всём правы». Но что-то не давало покоя. Возможно ли, что эти слова специально предназначались именно Габриэль? Но почему? Она-то ведь никогда ни в чём не ошибалась, это просто невозможно. По крайней мере, Флёр всегда считала своё мнение единственно верным, и это передалось младшей сестре вкупе с манерой держать себя. Но то, что они предпочитали вести себя, как типичные недалёкие блондинки, вовсе не означало, что они глупы и лишены способности рассуждать здраво. Просто они были красивее остальных, поэтому и пользовались тем, чем щедро одарила их природа, оставляя ум и волшебные силы в качестве тайного оружия. Но отлично умели пользоваться мозгами, поэтому и считали свои взгляды неоспоримыми. Так разве может она быть в чём-то неправа? *** Габриэль не пыталась делать вид, что её никак не касается пробуждение Хейзел; Делакур испытывала такое невероятное счастье, какого сама от себя не ожидала. Милая дружелюбная девушка очнулась ото сна! И теперь обязательно поправится! Француженка даже всплакнула, когда не выдержала и бросилась обнимать слабую немного напуганную после тяжёлого пробуждения полубогиню. Ей стоило чудовищных усилий оторваться от смущённой Левеск и отойти в сторону, уступая место остальным счастливым подросткам. Друзьям. - Избавь меня от вида этой наигранной радости, - раздался рядом еле слышный голос, - фальшивишь. - Как ты смеешь! – её зрачки сузились, стоило ей взглянуть на незаметно подошедшего сына Аида. О, этот несносный мальчишка, всего лишь пиявка, тянущая из друзей добрые чувства! - Неужели я задел твои не существующие чувства, легкомысленная бабочка? – он бросил на неё лишь один короткий взгляд, и в том незначительном количестве уделённого ей внимания выразил своё неуважение к её незначительной персоне. И впервые сравнение с этим изысканным легкокрылым созданием показалось ей оскорбительным. - Хам! – отрезала она. – Кто обвиняет меня в бесчувственности? Хладнокровный вампир? Разве ты здесь не для того, чтобы выпить побольше светлой энергии у своих друзей, сам же ты не способен радоваться жизни! – едва эти слова слетели с её губ, как она поняла свою ошибку. Ей удалось привлечь внимание воплощения мрака. Нико повернулся и не жалел эмоций, окинув её жестоким ненавидящим взглядом, под которым она, испугавшись, инстинктивно отступила. - Давай, бабочка. Лети к тем изнеженным цветочкам, которые лишены шипов. Он резко отвернулся, подойдя к постели Хейзел, склонился к сестре, ласково коснувшись её. А Делакур наблюдала, как завороженная, утратившая волю из-за его последних слов, которые всё продолжали стучать в её ушах и отзывались в самой глубине её сердца. Нико Ди Анджело совсем не лишён шипов. Но это не делало его монстром. Напротив, природа одаряла острой защитой тех, кто был больше всего раним. И Габриэль не могла не задуматься, как же горько плачет его душа, если вынуждена так отчаянно защищаться..? *** Ей бы радоваться наступлению праздников и тому, что Хейзел, которой волшебница импонировала, вернулась к жизни; но вместо того, она продолжала тосковать по чему-то несбыточному. Конечно, изрядный вклад в её нынешнюю апатию сделал Тревис, когда вместе с братом и его девушкой исчез, толком не попрощавшись. А ведь они вполне могли остаться на рождественский бал, и тогда Делакур могла рассчитывать на приятного спутника, который бы развлекал её весь вечер если не рассказами о полубожественном мире, то тонкими ухаживаниями, которые не могли ни к чему привести. Но этот эгоистичный воришка сбежал накануне торжества. По крайней мере, так расценила его поведение Габриэль, и от обиды мстительно приняла предложение первого попавшегося волшебника, который заикаясь, выразил желание стать сопровождающим на бал. Конечно, поддавшись сказочной и тёплой атмосфере волшебного вечера, она горько пожалела о своём поспешном поступке. Милый мальчик, готовый исполнить любой её каприз, тешил её самолюбие, и после безразличного и грубого обращения Ди Анджело бальзамом исцелил её душу. Но она понимала, что не следовало так поступать с юношей, имени которого она даже не удосужилась запомнить. Он ведь искренне обожал её, почти не способный поверить в свалившееся на него счастье. И наверняка надеялся, что стал особенным, раз именно ему выпала честь стать её кавалером. Габриэль недовольно поморщилась, сама она себя счастьем совсем не считала. Ведь ей предстояло разбить сердце очередному неплохому парню. И на память о разочаровании этого вечера ему останутся лишь ландыши, сотканные из воды, очевидно, работа сына Посейдона. Трогательные и прекрасные ландыши, такие же хрупкие на вид, как она сама. Делакур решительно отставила бокал и, призвав на помощь всё своё мужество, расплылась в знакомой улыбке недалёкой кокетки и с головой окунулась в предложенные развлечения. Она так неистово веселилась следующие несколько часов, что почти выбилась из сил. Габриэль нарочито сильно подпускала в свой голос акцент, делая свою речь похожей на мурчание довольной кошечки; с придыханием смотрела на каждого нового партнера, для неё ничем не отличающегося от предыдущего, и позволяла в танце притягивать себя ближе к чужому телу, чем когда-либо. Она смеялась, болтала и флиртовала, пока не убедилась, что вся школа считает обворожительную француженку Габриэль легкомысленной кокеткой. Поверить сложно, сколько усилий и изобретательности надо приложить, чтобы поддерживать такую репутацию! Улыбка не сходила с её лица до одного рокового момента. Безоговорочно признанная королевой этого бала Пайпер неожиданно осталась одна в центре зала посреди танца. Её молодой человек – Джейсон – упорхнул через окно. А всё внимание сосредоточилось на несчастной Маклин. Партнер Габриэль даже не заметил, как отступила девушка, выбираясь из неприятных объятий, словно разом очнулась ото сна. Мерлин, она даже не имела понятия, что это за парень, хотя всегда была крайне придирчивой к каждому, кому отвечала благосклонностью. А что она творит теперь? Её изначальный спутник давно покинул зал вместе с ландышами из воды, очевидно, ей удалось дать ему понять, что его надежды на отношения с ней беспочвенны, и теперь он пытался спасти своё разбитое сердце. И неожиданно все в зале показались ей совершенно чужими. Она спряталась в тени, вжавшись в стену и борясь с неуместными слезами, прижала ладони к дрожащим губам, в поисках спасения обыскивала зал умоляющим взглядом. Никто не замечал её. Да и почему должны были? Она всего лишь бабочка, которая порхает от одного цветка к другому. Даже заметив её отсутствие, любой подумал бы, что если её нет поблизости, значит, она нашла что-то привлекающее где-то вдалеке. Тем более после того, как она весь вечер демонстративно порхала из объятий одного юноши к другому. Если бы только Коннор был здесь! Он бы заметил, понял, нашёл бы её непременно! И она снова попросила бы его рассказать о невероятном мире полукровок, а сын Гермеса озарил бы улыбкой этот вечер; и Габриэль смотрела бы на него, постоянно жалея, что никак не может влюбиться в Стоулла. Что связь с этим парнем такая странная, но необходимая, как дыхание. Чуда не случилось даже в рождество. Её друг-хулиган был так же далеко, как мир полубогов. А у Флёр теперь была своя семья и человек, которого она будет всю жизнь душить своей заботой вместо Габриэль. Так разве не стоило радоваться, что она избавилась от чрезмерной опеки старшей сестры? Отчего же ей хочется спрятать лицо в ладонях, когда вот он – украшенный зал, чарующий хвойный аромат с нотками цитруса, зовущая танцевать музыка, вспышки, хохот, счастье, сияющее на лицах магов и полукровок. Среди всех этих людей у неё не было никого особенного. Ни с кем из друзей её не соединяли прочные узы; компания Гарри была знакома ей в основном через Флёр, ставшую родственницей Рона. Полубогов она ещё недостаточно хорошо знала, хотя отчаянно тянулась к ним. И многие другие волшебники, что всегда были неизменно добры к ней, но никто из них не мог считать себя её близким другом. К тому же почти все подростки уже проводили время в приятной компании и, что ещё хуже для её тоскующего сердца, разбились на парочки. Мерлин, да она же одинока! Это открытие потрясло её до глубины души, заставив ещё сильнее вжаться в стену, хотя это казалось почти невозможным. Разве любые узы – это не оковы? Тяжкое бремя, ненужные отношения, обязанности, ограничения. Со всем этим можно смириться только в одном случае, когда любишь. В свою очередь, любят только семью, а кроме – лишь один единственный раз, того особенного человека, который предназначен тебе судьбой. Любить же друзей – пустая трата сил. Поэтому она та, кто она есть. Лишь маска и образ бабочки, которой не свойственно привязываться и желать близости. Так всегда было. Габриэль закрыла глаза и попыталась представить себе Флёр или лучшую в мире бабушку-вейлу, которые признаются, что заблуждались, но так и не смогла. Это было немыслимо. Она вспомнила с какой ненавистью и презрением смотрел на неё Нико Ди Анджело. Какой строгой могла быть дочь Афины, и сколько избыточной энергии таил в себе хулиганистый сын Посейдона, и как ощутимо эти двое преображались, когда были вместе. А затем в её воображении с лица Коннора сползла улыбка, и он серьёзно посмотрел на неё своими красивыми глазами, в которых не было ни тени осуждения. И всё же его губы произнесли неумолимое – ты не права, фея. Для Стоулла семьёй были не люди, одной с ним крови, а его друзья, каждый из полубогов, который встретился на его жизненном пути. И она тихо призналась себе, что одинока. Что высокомерна и тщеславна. Что ей бы хотелось познать вкус настоящей дружбы. Что она умоляла Коннора рассказать о лагере полукровок, потому что начала сомневаться в том, во что верила, но не знала, где найти другую точку опоры. Она была неправа, считая узы глупостью и тяжёлой ношей. Её мир рушился, как карточный домик, это было немыслимо, но происходило наяву, и вынудило немедленно покинуть бал. Раньше бы она вскинула подбородок, показывая, что удалилась в гордом одиночестве, как истинная королева, лишь потому, что ей наскучили плебейские развлечения. Но теперь кралась, как мышка, словно боялась быть застуканной на месте преступления. Габриэль чувствовала, что ей срочно надо бежать из этого места, которое могло вывернуть её мировоззрение наизнанку. Она никогда не сомневалась в заповедях, на которых строилась её реальность, а теперь они грозили рухнуть в пропасть и потянуть её за собой. Значит, нужно было окунуться в знакомую обстановку. Оказаться там, где ей напомнят смысл каждого постулата, на которые опиралась её вера. Она судорожно скидывала вещи в чемоданы и вдруг замерла посреди наполненной ночной темнотой спальни. Не пристало ей спешить и дрожать, как пугливому зайцу. Ещё несколько раз вздохнув и обретя уверенность в себе, младшая сестра Флёр вытащила волшебную палочку и хладнокровно упаковала одежду и магический инвентарь. Утром поезд отправится от Хогвартса в Лондон, где её ждёт портал до Франции. Она возвращалась домой. *** Спустя ещё двое суток она стояла в кабинете Мадам Максим, даже сидя в кресле, возвышавшейся над миниатюрной девушкой. Просьба Габриэль вовсе не относилась к обычным. Вернувшись домой и оказавшись среди родных, она вспомнила, что значит, быть одной из Делакур, и больше не собиралась отступать. Ей было интересно узнать, что может предложить ей Хогвартс с его неожиданными обитателями, какие ещё струны её души смогут задеть эти необычные создания? Она гордо расправила плечи и ответила широкой улыбкой на прищуренный взгляд директора французской школы магии. Габриэль примирилась со своим одиночеством, вновь обретя точку опоры – она ведь всегда была самодостаточной, так с чего вдруг испугалась того, что предлагала ей независимость? Она старалась держаться за эту мысль, и ей вполне удавалось оставаться собой. Той бабочкой, которой она была от рождения. Возможно, это был несколько опрометчивый шаг – возвращаться в место, которое могло снова вскрыть её душевные раны… о, постойте, какие раны? Она же всего лишь мотылёк, порхающий от цветка к цветку в поисках самого сладкого нектара. И справедливости ради стоило заметить, что она также дарила всем окружающим целое море радости. Вызывала улыбки, щедро дарила своё сияние, наполняла замок гудящей энергией. Она не только кружила головы, но и помогала другим обрести взаимность, всюду видела прекрасные чувства и давала им возможность расцвести. Габриэль не верила, она абсолютно точно знала, что нет более великой силы, чем любовь. Особенно любовь с первого взгляда. Ведь что есть такая любовь, как не судьба? Когда одно мгновение, и уже тонешь в чужих глазах, и незнакомец становится для тебя как открытая книга… И она не собиралась отступать, твёрдо стоя перед взиравшей на неё Олимпией Максим. - Можешь взять карету, - выдохнула, словно сигаретный дым, директриса. - Что? – на миг девушке показалось, что она выдаёт желаемое за действительное. - Лети, - качнула головой женщина, вечно отрицающая своё родство с великанами, - и помни, что бы кто ни говорил, ты – пусть и бабочка, но одна из лучших. А Делакуры всегда отличались характером. Напутствие директора ещё больше укрепило её решимость. И она вернулась в Хогвартс на карете, запряжённой крылатыми лошадьми, с удовольствием нацепив на лицо дежурную улыбку. *** Волшебница прекрасно знала, что полубоги видя, как она ходит хвостиком за Рейной, тихонько смеются над ней, но ничуть не смущалась. Она и в самом деле была почти очарована характером этом воительницы. С третьего взгляда на претора римского лагеря Габриэль отчётливо заметила знакомое ей одиночество и горела решимостью узнать, как с этим справляется Арельяно. Первые два взгляда она потратила на оценку внешности девушки, и никогда не изменяла этой своей привычке. Зато после осмотра сразу заметила тоску, скрытую за бронёй из независимости, смелости и ответственности. Делакур искренне восхищалась полубогиней, чувствуя, что у неё появился второй идеал и образец для подражания, хотя Флёр в этом отношении ничто не могло заменить. Француженка почти забыла про Новый Год. Лишь когда обнаружила себя в приготовленной к очередному весёлому вечеру комнате, поняла, как близко очередной праздник. И в полночь, когда искрящаяся внутренним светом Хейзел потребовала, чтобы все загадали желание, Габриэль опустила веки, чтобы никто не заметил, проскользнувшего в глазах недоумения. Что ей было загадывать? Новый наряд или подходящие под любимую сумочку туфли? Украшений? Сладостей? Чтобы родные признали её взрослой и перестали душить заботой? Но вдруг тогда она начнёт сомневаться в их любви..? Тогда попросить у судьбы шанс проявить себя? Или преданных друзей? Не было ничего, в чём бы она отчаянно нуждалась, и в то же время – слишком многое, чего она страстно желала. Её губы внезапно дрогнули, прошептав беззвучно то, о чём она на самом деле мечтала, и в голове мгновенно всплыла единственная фраза, которая прочно связала её с младшим Стоуллом. Габриэль съёжилась, смутившись своего порыва, чувствуя себя чужой среди неприкрыто радостных полубогов, наслаждавшихся миром и спокойствием. Для неё было непривычным изображать из себя невидимку, и всё же пришлось такой стать, чтобы покинуть компанию подростков и сбежать в тёмные и тихие коридоры. В очередной раз ей стало смешно – когда непревзойдённая и жизнерадостная Габриэль Делакур стала такой робкой и ищущей уединения? Рядом было столько подходящих кавалеров! Не считая, несомненно, вновь мрачного Ди Анджело, вот уж кого напрасно занесло на их праздник жизни. А в остальном – сказка! Габриэль всегда была снисходительнее к мальчикам, которым нравилась она. И сейчас у неё был более чем богатый выбор. Только флирт в этот вечер ей давался с трудом. Слишком искренними были юноши, чтобы волшебница могла позволить себе кокетство, когда знала, что ни один из них не задел её сердца. Наверное, поэтому она вновь сбежала. Ей нужна была передышка, чтобы собраться с мыслями. Но судьба отчего-то решила, что ей нужно столкнуться при резком повороте с самым мрачно настроенным гостем замка. Нико Ди Анджело с недоумением смотрел на впечатавшуюся в него чародейку, которую рефлекторно поддержал от падения, а Габриэль мысленно обмирала, глядя в его бездонные чёрные глаза, ничуть не напоминавшие ей обсидиан, лишь тьму. Перед ней разверзлась внушающая трепет бездна. Обжигающая до самых потаённых уголков души. Острая. Колючая. Колючая… Одно слово разом напомнило Габриэль об одном из неудачных разговоров с юношей, когда он отправил её к «изнеженным цветам», и чародейка снова задумалась о том, не может ли быть вся его темнота защитным механизмом? Может, не вся… его мрак был слишком глубок и жесток, чтобы быть лишь защитой от душевных ран. И всё же ей не хотелось совсем отрицать такую возможность. Чёрная бровь парня медленно изогнулась, поднявшись выше, и выражение его лица стало вопросительно-насмешливым. Снова. Словно что-то показалось ему странным, что-то она сделала не так. Она не стала отстраняться! Сообразила Делакур, сдерживая порыв отскочить и вместо этого медленно отступив, всё также пристально вглядываясь в невероятно тёмные глаза. - Интересно, что мог пожелать такой, как ты, - она даже не задумалась о том, как оскорбительно могли прозвучать её слова. Лишь хотела заполнить возникшую пустоту. Хотя, она вовсе не была неловкой. Удивительно, но они чувствовали себя уютно даже в тишине. - Я могу обойтись без этих детских сказочек, что вовремя загаданное желание может исполниться само, просто так, - брюнет индифферентно пожал плечами, но не обманул её. - Ты бы не стал огорчать сестру. Так что обязательно задумал бы хоть самую малость, чтобы порадовать её. Ты слишком много думаешь о других, и ничуть – о себе, - очередная неожиданность. Она вдруг сделала такое открытие и не смогла смолчать, хотя не слишком удивилась совсем неэгоистичной натуре сына Аида. - Где же твой акцент, проницательная птичка? – его глаза вспыхнули, став ещё темнее, чем мгновение назад. Кажется, своими словами она попала в точку, вынудив его перейти в наступление в виде оскорблений, чтобы отпугнуть от себя. - Акцент? Испугался твоего мрака, ангел Никки! – Делакур почти не смутилась, когда выпалила прозвище, которое до сих пор стеснялась повторять даже про себя. Лицо «ангела Никки» вытянулось, он потрясенно смотрел на девушку, тщательно поддерживающую образ недалёкой блондинки, и вдруг продемонстрировавшую острый язычок. Эта встреча оказалась настолько неожиданной, что она попросту забыла о своём кокетливом образе, акценте, пылких взглядах и не могла найти возможность вернуться к привычной манере общения. Ди Анджело фыркнул и коротко рассмеялся. - Я лишь хочу, чтобы в жизни моих друзей было как можно больше радости. Вот и всё желание, чтобы они были счастливы и жили в мире, - признался Нико с равнодушным выражением лица, но на самом дне его глаз виднелись истинные чувства – беспокойство, что над его мечтой надсмеются, страх, что его оттолкнут, унизят, смиренная уверенность, что это совсем неподходящее желание. - Как я и сказала, всё для других, - вздохнула Габриэль, почувствовав острое желание подбодрить в нём лучшие начинания, - ты красивый. Хотя и тёмный бука. Вообще-то, его внешность совсем не подпадала под каноны красоты, но Делакур была совершенно искренней. Она просто не знала, как сказать, что у мрачного сына Аида прекрасная душа, которая светится в его глазах, как в окошках, когда он перестаёт кутаться в ледяной плащ мрака и смерти. В её лексиконе был лишь один комплимент, которым она могла выразить свои настоящие чувства – красивый. - Чего ещё ожидать от пёстрой птички? – Нико пытался держаться безразличным, но она смогла уцепить момент его растерянности и смущения, - а тебе, наверняка, хотелось получить новое ожерелье. Или, дай угадаю, подходящие под любимую сумочку туфли? - Не смей так говорить, ничего не зная! – Габриэль сжала губы, чуть не всхлипнув, когда он оказался так близко от того, о чём она думала изначально. Раз перед ней была его душа, не значило ли, что и он мог видеть гораздо больше, чем она хотела и была готова показать. - Но ведь я почти угадал, - вздохнул полубог, нервно теребя кольцо на пальце, - я нисколько не хотел оскорбить райское создание, лишь поддержал нашу крайне познавательную беседу. - Прекрати. Не издевайся. – Делакур напряженно всматривалась в юношу и смело шагнула ближе, - я может, не знала твоей боли. Только и моя жизнь вовсе не была бесконечным праздником. Ты живёшь под руку со смертью, я коснулась её лишь слегка. Но это не делает меня бесполезным существом, которое можно унижать. - Разве же это унижение? Я лишь попал в цель, посчитав, что тебе нечего больше желать кроме материальных мелочей, а ты теперь пытаешься отыграться на мне? - Я думала о нарядах и туфлях, сходя с ума от одиночества и понимая, насколько тяжёлой была судьба полубогов, если для любого из них самое заветное желание – мир. Я загадала… другое. – Габриэль так хотелось доказать, что её флирт – это не весь её характер, но она замолчала в последний момент, не решаясь открыться, зная, что не сможет сохранить безразличный вид. - Какое другое? – Ди Анджело смотрел на неё всё также прямо, ожидая ответа и не давая возможности ускользнуть от откровенности иным способом, кроме невежливого побега. - Несбыточное! – выпалила чародейка. - А конкретнее? - Невозможное. - И всё-таки что именно?! - Увидеть лагерь полукровок! Габриэль почти не заметила возникнувшей тишины и удивления во взгляде собеседника, закатившего глаза и фыркнувшего: - Я ж говорю мелочи! - Так! Я может и подшучивала над тобой, но ни словом не посмеялась над твоей мечтой, так что и ты мою не трогай! Я может, впервые рискнула желать что-то столь потрясающее и недостижимое, а ты… - Несбыточное, недостижимое, то же мне, - передразнил Нико, - идём! Он схватил её ладонь, и прежде чем она успела опомниться, они оказались посреди бескрайней тьмы. Она испуганно вскрикнула и прижалась к своему спутнику, вцепившись в его руку онемевшими пальцами. - Т-т-ты что т-т-творишь?! - Глаза открой, ду… - парень споткнулся и откашлялся, - дуб тут удивительный! - Красиво. Но как-то на дуб не похоже, - осторожно прошептала Габриэль, осмелившись поднять веки и осмотрев ночной пейзаж, посреди которого они оказались. - А ты что, гениальный биолог, чтобы зимой одно заснеженное дерево от другого отличать? – Ди Анджело постарался сбросить её со своей руки и продвигался вперёд, оставляя траншею в глубоком снегу. – Идёшь? - С ума сошёл?! В сугробах? Я в платье и туфлях, а здесь по колено! – положим, она слегка преувеличила, белое покрывало было толщиной в несколько дюймов, и всё же эти дюймы были крайне холодными и могли безнадежно испортить подол юбки. Сын Аида задумчиво посмотрел на дрожащую от холода девушку, на хрустящее крошево под ногами и безразлично фыркнул. - Ты уже стоишь в снегу. Что, мороза испугалась, тепличный цветочек? - Ну ты и… ангел Никки! – француженка надула губы, а затем разочарованно вздохнула. Оставалось признать, её совершенная красота оставляла именно этого парня совершенно безразличным. Так что ей нужно было прекращать наигранную истерику и пойти за полубогом, пока он ещё близко, чтобы можно было хотя бы вцепиться в его рукав. - Здесь недалеко, - сжалился всё же парень, но руки не подал. И даже вновь попытался сбросить колдунью, когда она вцепилась одной ладонью в его рукав, а другой за пояс. Ночное небо рассекали редкие звёзды и рассеянный лунный свет, но девушка всё равно видела очень плохо и оценить красоту леса – если таковая была – не могла. Она с трудом различала тёмный силуэт Нико перед ней, так что стискивала пальцы почти до боли, боясь, что он исчезнет, оставив её замерзать. Они взбирались на холм в молчании. Лишь в одном месте он развернулся и помог ей взобраться на уступ. Но она не позволила забрать руку, вцепившись в его холодную ладонь, которая дарила ей хотя бы мнимое ощущение безопасности. Она настолько продрогла, что ей уже чудился тёплый ветер. Они остановились, взобравшись на холм, и Габриэль обессиленно припала к дереву, когда услышала шорохи над головой. А подняв голову, обнаружила два огромных горящих глаза. Колдунья даже не подумала закричать или отскочить, лишь как завороженная подняла руку и погладила чешуйчатый нос. - Ты красивый. И глаза у тебя красивые. – Она не знала других слов, чтобы сказать зверю, как он поразил всё её существо. Она всегда больше всего ценила именно красоту, так что не умела искренне хвалить ничего иного. - Ну вот, а я рассчитывал посмеяться, пока ты будешь убегать от нашего стража, - проворчал Нико. Но волшебница уже узнала в его голосе нотки удовольствия, он был даже немного горд, что ему не пришлось возиться с испуганной девчонкой. - Я просто слишком устала, - призналась волшебница, - а он слишком красив. А что там? - Золотое руно, - парень спокойно встал около дерева, глядя куда-то вдаль и игнорируя удивление девушки, словно его наплевательское отношение, могло сбить её с толку. - Настоящее? Ого! А откуда? А как там держится? А зачем тут? Почему не спрятали? - Иди сюда скорее! Я не нанимался отвечать на твои вопросы. Пелей, возвращайся на своё место! - А что за бумажку ты бросил этому созданию… ого, какой красивый дракон! – Габриэль, наконец, представилась возможность во всей красе рассмотреть гордого зверя. Поразительно, как он только не откусил ей руку, наверное, из-за присутствия Нико. Блеск золотого руна ни на мгновение не привлёк девушку, уже обошедшую дерево. - Если ребята, делая обход, наткнутся на наши следы, не хочу, чтобы они беспокоились о безопасности. Пусть знают, что здесь был я, - пояснил сын Аида смысл оставленного листка. Впрочем, для Габриэль всё это уже было совершенно безразлично. Даже темнота не могла скрыть яркость и насыщенность оттенков. Перед ней раскинулась цветущая долина. Позади бушевала зима, а под её ногами зеленела трава. У неё дух захватило от невероятного зрелища. Это было так… так красиво! Клубничные поля, такие роскошные, что до неё доносился сочный запах ягод, искрящаяся синева реки, впадавшей в залив и отражавшая сияние звёзд; невероятные по архитектуре сооружения, и всё в окружении полного жизни леса. Габриэль часть жизни провела в Шармбатоне и знала, сколько усилий прикладывают учителя во главе с Мадам Максим, чтобы поддерживать рядом небольшой сад, а здесь она видела целую долину. Целый мир. - Аннабет и Хирон давно хотели провести тест и узнать, смогут ли волшебники пересечь зачарованную границу долины, если смертные на это не способны, - вывел её из созерцательного восторга голос Нико, - наверное, мне следовало взять другого мага, в котором нет примеси разной крови. Так, для чистоты эксперимента. - Спасибо, - прервала его Делакур и дрожащими пальцами коснулась его ладони. Он мог найти любые оправдания своему поступку, для неё это не имело никакого значения. Важен были лишь сам факт. Вот так просто, не раздумывая о последствиях он исполнил её заветную мечту. Не говоря ни слова, просто привёл её туда, куда так рвалось её сердце, слушая рассказы сына Гермеса. - За что? Тебе нельзя даже спуститься, не говоря уж о том, чтобы осмотреть лагерь и по-настоящему побывать в нём, тебе остаётся лишь стоять здесь. - Конечно. Спасибо. Спасибо огромное. И поддавшись порыву, она потянулась и легко поцеловала его в щеку. И в этот миг всё стало другим. Нико перехватил её пальцы, всё ещё касавшиеся его ладони, безжалостно сжал и потянул за собой в холодную тьму. Она даже не успела бросить прощального взгляда на лагерь, снова растворившимся в дымке воспоминаний, словно это путешествие было лишь очередным сном, плодом её воображения. До неё доносилось недовольное бормотание сына Аида, чуть ли не проклинавшего свою порывистость и эту глупую вылазку. А Хогвартс встретил их криками, грохотом и привидениями, с надрывом визжащими о нападении. И не было мгновения, чтобы удержать ускользающие крупицы счастья, не было шанса объясниться, удержать… падшего ангела. Зачем же ей делать такую глупость? Он способен причинить боль, он всё ещё считал её недалёкой блондинкой, относился почти как к вещи… или ей хотелось убедить себя в столь отвратительном поведении, чтобы хоть немного удержаться от странного мрачного и совсем неподходящего парня. Её мысли были в смятении, а он, будто всегда был здесь и никуда не отлучался, уже нашёл остальных полубогов и бросился вместе с сестрой в подземелья, словно для него совсем ничего не значила эта прогулка, словно его ничуть не задел её мимолётный поцелуй. Такой необдуманный, разрушивший установившееся равновесие. И самый драгоценный дар, который подарила ей эта ночь. Габриэль послушно увлекаемая кем-то из волшебников или полубогов в безопасное место даже не пыталась анализировать ситуацию или хоть немного сдержать сумасшедшую улыбку, не желавшую сходить с лица. Она была слишком счастлива. *** Но день проходил за днём, а Ди Анджело никак не проявлял, что хоть что-то помнит, словно он не стал её личным волшебником, походя исполнившим заветные мечты. А Габриэль была так растерянна, что не удержалась и написала самому родному и драгоценному человеку – старшей сестре. Новое утро разбудило очередным грохотом. Снова нападение. И видя множество раненных, задумчивые и грустные лица полубогов, Габриэль начала полагать, что оказаться в водовороте сражений совсем не приятно; что война – это не только геройская слава и демонстрация своих возможностей, это прежде всего искалеченные души. Битва следовала за битвой, не давая передышки, лишь умножая боль, так что в воздухе отчётливо чувствовался металлический запах крови. К счастью, к ним вовремя подоспела помощь. А затем Делакур увидела Рейну, такую непоколебимую и сдержанную, словно ей вовсе не было больно, хотя её чуть не перекусили пополам и целитель туго бинтовал её живот. Такая сильная, бесстрашная, стойкая, и как будто и не было никаких сражений. Габриэль почти неудержимо захотелось поделиться с Арельяно своим недавним счастьем. Восторгом от невероятного путешествия, от сказки, в которую её перенёс тот, кого она ещё недавно считала безразличным и жёстким. А ещё чародейка хотела по секрету поделиться тем, что видела ранее во время ночного сражения – как Виктор Крам, застыв, смотрит на безжалостную воительницу в лёгкой персикового цвета пижаме, без тени смущения противостоящей пожирателю смерти. Суровый маг, окончивший Дурмстранг, вернулся в родную школу для её защиты, а затем был вынужден сопровождать Клариссу в Хогвартс . Из-за знакомства с Ла Ру он относился ко всем полубогиням с определённым уважением, а увидев дочь Беллоны босую, в нежной шёлковой пижаме и рассыпанными по плечам волосами, но с обнажённым мечом, очевидно, утратил душевное равновесие. И Делакур очень хотела посмотреть на реакцию претора римского лагеря на этот рассказ. Вот только в этот момент вернулись Нико и Хейзел из подземного царства, где проверяли, все ли пожиратели смерти мертвы. И Габриэль больше не решилась приблизиться, чувствуя, как взволнованно бьётся сердце, неужели, из-за тёмного мальчишки? Или из-за преданного и заботливого парня, исполнившего её мечты и не выставлявшего напоказ свои лучшие черты? - Не строй из себя выточенную из камня воительницу, - закатил глаза сын Аида, видя, что римлянка по-прежнему стойко переносит все манипуляции доктора. – Жутко тебя, старушка, потрепало. - Твои раны очень серьёзны, - Левеск была более тактична. - Пустяки. - Ну, конечно, - сарказмом в голосе Нико можно было отравить дюжину волшебников. И из-за этой дружеской пикировки и взглядов, которыми обменялись брюнет и дочь Беллоны, душа Габриэль рухнула в пятки. Ведь она неожиданно осознала, что именно изменилось в ней в тот момент, когда она из благодарности легко поцеловала юношу в щёку - она глупо отдала ему своё сердце, позволила ему прокрасться в глубины своего сознания. Если, конечно, это не случилось с их самой первой встречи. Вот только, был шанс, что сердце самого парня уже отдано другой девушке. Той самой, которой француженка так сильно восхищалась. *** Вновь потянулись дни ожидания, когда она всё время вздрагивала за завтраками, ожидая совиной почты. Весь её мир сжался до единственного чувства – ожидания, как если бы несколько слов на бумаге могли решить все её проблемы. Закончились каникулы, волшебники вернулись в школу, а многие полубоги покинули Хогвартс; наверное, к ней должно было прийти облегчение, что она больше не видит сына Аида и его тёплых отношений с Рейной. Но вместо этого, она ужасно тосковала по обоим. Особенно по юноше, который совсем не лишён шипов… Наконец, ей пришло письмо. Взволнованная Флёр в недвусмысленных выражениях высказывала свои сомнения относительно парня, о котором рассказала ей малышка Габриэль. Младшая Делакур была так тронута нежностью, пропитавшей каждое слово сестры, и поняла, что соскучилась по ней больше, чем по кому бы то ни было. Ведь им даже не удалось увидеться, когда недавно Габриэль приезжала домой. У Флёр Уизли теперь был свой дом. И француженке так захотелось навестить свою драгоценную и обожаемую сестру, единственную подругу детства и юности. Обнять, увидеть своими глазами, как счастлива старшая волшебница в браке. Ученица Шармбатона умоляла профессора Макгонагалл отпустить её на выходные, обещав переместиться обратно точно в срок, и в итоге Минерва смилостивилась. Оставалось решить вопрос с перемещениями. Не считая занятий с Двукрестом, в Хогвартсе было запрещено трансгрессировать, так что оставалась лишь одна возможность – полубоги. Конечно, Перси согласился помочь и позвал того, кто без каких-либо ограничений мог уходить из школы. Нико Ди Анджело. Брат Хейзел сначала даже не удостоил её взгляда, ведь для него она была почти пустым местом. Только Габриэль видела, как подрагивают его пальцы, и как старательно он удерживает голову, чтобы не повернуться в её сторону, ведь он совершенно точно знал, что она здесь. - Так что нужно помочь нашему купидону, - Перси указал на француженку, и было бы слишком невежливо для черноглазого брюнета и дальше игнорировать волшебницу, о которой шла речь. - Я – Нико, если мы ещё не знакомы, - представился мрачный бука, словно и, правда, не узнавал её. У волшебницы перехватило дыхание; сил, чтобы также лицемерно и спокойно назвать своё имя в ответ просто не было. В её воспоминаниях словно калёным железом выжгли каждое мгновение их небольшой новогодней прогулки. Она помнила мороз и бьющий ветер; ночной пейзаж, крепкую ладонь, помогавшую взобраться на уступ, и холод кожи, обжигающий губы. И по его нарочито отстранённому поведению чувствовала, что он тоже прекрасно всё помнит, даже если хотел бы забыть. - Ты издеваешься? – ухмыльнулся Джексон, - эту девочку забыть невозможно, так что не шути так! - Мне поделиться твоим мнением об этой волшебнице с Аннабет? – вопросом на вопрос ответил Ди Анджело, - для тебя появился кто-то более незабываемый, нежели любимая девушка..? – брат Хейзел был рад переключиться на разговор с другом и отвернуться от чародейки. Губы Делакур тронула печальная усмешка. - Просто скажи, можешь ли помочь Габриэль и переместить её вот сюда, - сын Посейдона показал небольшую карту, - там находится… как ты сказала? - Коттедж «Ракушка», - тихо отозвалась француженка, боясь, что если скажет чуть громче, Перси заметит отсутствие акцента, но не могла притворяться рядом с брюнетом, чьи чёрные глаза притягивали её, уводя за собой в бездну. Нико кивнул. Мгновение колебался, глубоко вздохнул и подошёл к ней, протягивая раскрытую ладонь, а затем крепко сжал её задрожавшие пальцы, и это простое прикосновение отозвалось в каждой клеточке её тела. - Помни, что нужно будет завтра забрать её из коттеджа и вернуть сюда не позднее восьми. - Ты говоришь, как заботливая мамочка, водоросль, - огрызнулся сын бога подземного царства, утягивая девушку за собой в тень. А через мгновение она уже увидела вдалеке знакомый дом и чуть не позабыла о своём сопровождающем, бросившись вперёд. Всего через несколько шагов она обернулась, но парень уже исчез, и ничто не напоминало о том, что ещё мгновение назад он был здесь. Они с сестрой даже представить не могли, что так обрадуются, увидев друг друга. Закрывшись на кухне, они говорили обо всяких мелочах, которые раньше не обсуждались из-за разницы в возрасте, и новое доверие согревало младшую француженку. - Знаешь, я подозреваю, что жду ребёнка, - смутилась Флёр, показывая ту сторону, которой Габриэль ещё никогда не видела, и только естественный идеальный акцент напоминал о той девушке, что была раньше. Младшей сестре всегда приходилось играть своим голосом, чтобы добиться похожей журчащей речи, - но ни в чём не уверена. Немного страшно, чтобы проверить свою догадку. - Боишься подтверждения или наоборот? – уточнила юная колдунья. - И того. И другого, - вздохнула Уизли. – Раньше я была категорически против, хотелось большей безопасности, стабильности, уверенности в будущем. А теперь война осталась в прошлом, а волнения всё равно не ушли. Но я уже решила, что поговорю с Билли. И можешь быть уверена, что уж в следующем году точно станешь тётей! – Флёр снова смутилась, крепче обхватывая чашку. - Спасибо, за откровенность, - ученица Шармбатона осторожно помешала кофе, и робко спросила, - а как назовёшь, если всё же вдруг беременна? И не боишься за фигуру? - Боюсь, но Билли будет любить меня любую, - распрямилась Флёр, напоминая прежнюю недоступную и непоколебимую «первую красавицу при дворе». – На счёт имени, не знаю, не думала. Хотя, наверное, если первый мальчик, можно в честь Гарри, спасшего некогда твою жизнь! Или самой победы. - События, произошедшие на турнире трёх волшебников изменили всё, - задумчиво пробормотала младшая, подумав о том, что именно тогда воскресили их главного врага. - Да. Но в прошлом году всё закончилось. - Навсегда. Это была величайшая победа, правда? – Габриэль затаила дыхание, с надеждой глядя на своего идола. - Мы можем только верить в то, что это конец. И прикладывать все силы, чтобы сохранить то, что имеем. Но почему ты заговорила об этом? Разве ты не мечтала получить шанс, чтобы проявить себя, удовлетворить своё честолюбие? - Ну…не то, чтобы я совсем отказалась от этой идеи… - Видимо, от твоего Никки всё же есть польза. Я рада, что ты сомневаешься в своём стремлении стать величайшей волшебницей. - Я не сомневаюсь, ничуть, сестричка. Я просто поняла, что не смогу идти по головам, как собиралась, поняла, что растоптать моё тщеславие проще, чем всю планету. Тем более что миров оказалось гораздо больше, не рваться же мне в каждый из них. Чтобы стать героиней и спасительницей мне потребуется злодей, который в свою очередь причинит боль невинным людям, иначе не будет злодеем. А я не смогу видеть ни чьих страданий. Ты знаешь, полубоги…они ни о чём больше не мечтают, только лишь о мире, где нет войн и сражений. Это так странно! И в то же время, рядом с ними я понимаю, что настоящей целью в жизни может быть что-то большее, чем самоутверждение. Порой самое крошечное желание будет более мощным и значимым, чем все мои грёзы о спасении мира. - Иди сюда, - Флёр заботливо прижала младшую сестру, мягко покачивая в объятьях. И Габриэль отчётливо осознала, что её поняли, что сестра разделила её спутанные разрозненные чувства, и неожиданно расплакалась под убаюкивающий шёпот старшей чародейки. - И всё же этот Никки… фи. Ты в расстроенных чувствах, плачешь, плохой он. Как ты выразилась – тёмный бука. Боюсь, его мрак может быть губительным для тебя. - Флёр снова выразила свои сомнения относительно Нико. - Но ты только представь, - Габриэль вытерла носик, - как божественно будет звучать – Габриэль Ди Анджело. Дважды ангел. Флёр долго смеялась, и её младшая сестра довольно улыбалась в ответ. *** Сын Аида оставался неприступным и холодным, и всё же теперь она различала, когда ей удавалось смутить его своим дружелюбным отношением и нежными взглядами. Она бережно собирала в копилочку памяти каждое украденное у судьбы мгновение, в котором присутствовал её падший ангел. И с трудом поддерживала свой образ, возможно, почти не флиртуя, зато активно сводничая. Ей всегда нравилось подталкивать тех, кто не решался проявить свои истинные чувства в отношении половинки, и наблюдать, как из робкого ростка появляется невыразимо прекрасный цветок, как крепнет эта любовь. Это было её единственным утешением, ведь сама она почти не видела того, в кого столь неосмотрительно влюбилась. Она пришла проводить полубогов, отправляющихся в дальнее странствие, на самом деле чтобы хотя бы одним глазком увидеть Нико и понять, зависима ли она ещё или смогла перешагнуть через странные чары, сковавшие сердце. Габриэль всеми фибрами души почувствовала его приближение и в страхе отступила, боясь его реакции. Если бы он смерил её своим обычным презрительно-равнодушным взглядом, она бы просто не выдержала. Поэтому, как последняя трусиха, она отступила в противоположную тень, скрываясь от его проницательных глаз. От бездны, в которой можно утонуть без остатка. И совсем забыла, что он и есть воплощение темноты. Вокруг Ди Анджело были остальные полукровки, суетясь, прощаясь, проверяя вещи. Но перед тем как шагнуть в портал, он обернулся. И его взгляд безошибочно остановился на ней. Да и разве могла тьма скрыть её от взгляда сына бога подземного царства? *** Габриэль всё ещё пыталась понять, как ей жить дальше, не замечая, сколько времени провела, как сомнамбула, на автомате проживая один день за другим; когда от группы путешественников пришло сообщение. К Хейзел обратились за помощью, нужно было проложить какой-то туннель, так что Нико увёл сестру, и почти весь день Габриэль не находила себе места, чувствуя, что уже готова начать грызть ногти. А ведь у неё был очень красивый маникюр. Но его было совсем не жалко. Она ждала, когда брат и сестра вернутся, и безостановочно молилась, чтобы ей выдался шанс поговорить с падшим ангелом хотя бы чуть-чуть! И когда в сгустившихся сумерках она ощутила, что они вернулись – что Ди Анджело снова близко – она бросилась по коридорам, сердцем угадывая нужное направление. Она остановилась у последнего поворота, благодаря Мерлина, что Хейзел не пожелала переместиться сразу в свою гостиную, куда француженка, определённая в Гриффиндор, никак не могла попасть. Габриэль осторожно выглянула, заметив, как удаляется златоглазая полубогиня, а Нико, не шевелясь, смотрит вслед сестре. - И долго будешь прятаться? – голос Ди Анджело разрезал звенящую тишину, сковавшую коридор, когда стихло эхо шагов Левеск. – Глупо прятаться от тьмы в темноте, бабочка. - Я пряталась не от тьмы, - спокойно приблизилась Габриэль и без вопросов пояснила, - от остальных, чтобы пообщаться с темнотой без свидетелей. - И зачем же? – любопытства в голосе сына Аида не было совсем, но и на вежливое поддержание разговора это не походило. Он сам не знал, как вести себя с ней, поняла девушка и осмелела. - Тебе нужна моя помощь. – Делакур доверчиво смотрела на него, даже когда он язвительно рассмеялся, - нужна. Ты тонешь в своём мраке, а я достаточно красива, чтобы немного его разогнать. – И тут же поняла, что ей придётся лучше искать те самые слова. - В смысле, во мне много света. Мне не жалко, если возьмёшь, сколько захочешь. - Оставь эти глупые мысли, - он почти нависал над ней, оказывается, она такая маленькая и беззащитная перед его силой. Перед его тьмой. - Не отталкивай меня! Ты живёшь среди мрака, потому что просто не знаешь иного мира. Ты перестал быть невинным ребёнком, потерял самое главное - веру в лучшее. Я покажу тебе, что есть не только боль. Пусть жизнь не самая радужная сказка, но мы сами можем выбрать главный жанр, которым напишем свою судьбу, и я поделюсь с тобой своим светом, я хорошо знакома с комедиями и мелодрамой. – Она рассмеялась. И заметила, что в голосе появились истеричные нотки, она обняла себя руками, ощущая его колючий холод, сжалась, удерживаясь, чтобы не сбежать, ведь он чертовски пугал её. Но он нуждался именно в ней, теперь она была уверена. – Только позволь мне, позволь прикоснуться к твоей душе… Он отскочил, как ошпаренный. Габриэль мгновенно поняла, что теряет его. Что через мгновение он закроется, испугавшись того, что она предлагала ему. У неё не было времени на то, чтобы подобрать нужные слова, бездумно она бросилась за ним, крепко обнимая за талию и прижимаясь лицом к его напрягшемуся плечу. Он даже не дрогнул. И ничуть не напрягся, поднимая руки и положив ладони ей на плечи, чтобы отстранить. И она поняла, что в этот раз проиграла. Ей не одержать верх над его демонами в сражении за его покалеченную душу, пока она не узнает, что именно повелевало им. Она не сопротивлялась, когда он отодвинул её от себя, не слишком далеко, но так, что она почувствовала возникшую между ними непробиваемую стену и безвольно опустила руки, боясь поднять голову. - Я не для тебя, малышка, - его обманчиво ласковый тон заставил её робко поднять взгляд и наткнуться на безжалостный мрак на дне его чёрных как воплощение ужаса глаз. Его голос был почти заботлив, когда он медленно, с расстановкой произнёс, - тебе пора. Убегай. И никогда не приближайся. Для твоего же блага. - Я люблю тебя, - проговорила Габриэль. И ей показалось, что нет более правильных слов, и всё больше понимала, что это было правдой с самого начала, именно поэтому её голос не дрогнул и ничуть не хрипел во время её признания несмотря на бурю всколыхнувших всё её существо эмоций. Ди Анджело расхохотался. Этот грубый звук причинил ей ужасную боль, гораздо большую, чем всё, что ей довелось испытать ранее. - Любовь! Для пустой куклы эти слова – пустой звук! Тебе легко клясться в любви до гроба, ведь ты не знаешь значения этих слов. Как легко далась тебе эта фраза, ведь также легко ты забудешь свои клятвы, не успеет отзвучать эхо этих слов. Не смей никогда больше говорить мне того, что тебе не доступно. - Но ты ведь тоже любишь меня, - с полной уверенностью возразила она ему, - я почувствовала это. - Какая глупая птичка, - снова расхохотался он, жестоко издеваясь над её сердцем, - впрочем, тебе ведь даны яркие пёрышки. А они не помогают умственной деятельности. – В его взгляде любопытство поделило место с жалостью, когда он полушёпотом продолжил, - ты обратилась не по адресу. Лучше найди того, кто на самом деле сейчас нуждается в… твоей помощи…или услугах, ночная бабочка. Ахнув от ужаса, она оттолкнула его. Габриэль трясло. Но тут же осознав, что он специально подбирал слова, чтобы ударить её побольнее, она шагнула к нему. Ближе к смертоносной тьме, заинтригованно наблюдавшей за ней. Какая из неё бабочка? Ещё не вылупившаяся куколка, уже мечтающая летать. - Я люблю тебя. – Просто повторила она. Ей столько хотелось спросить и ещё больше сказать о том, что он зря пытается обидеть её, о том, что нельзя себя ненавидеть, что нужно позволить себе жить дальше. Но возможно, это не её роль. Не её место. Возможно, все эти слова однажды ему скажет другая девушка, которой тёмный принц сможет подарить своё сердце. К тому же Габриэль уже знала кто её соперница; не столь жизнерадостная, зато более сильная и стойкая Рейна. Ей сложно было принять тот факт, что этот падший ангел может быть предназначен для другой счастливицы, что другую он будет любить до конца своих дней. Но одно она понимала – её привели на его путь, чтобы она излечила его ещё немного, также, как это делали и остальные полубоги. Его друзья. Семья. Они как могли, помогали ему преодолеть боль его прошлого. И ей уготована та же участь - собрать осколки растерзанной души, потому что в Габриэль никогда не было и крупицы его боли, и она вполне могла забрать кусочек его мрака, если это сделает его жизнь легче. Она бесстрашно шагнула вперёд, готовая принять всю ярость тьмы, которая обрушится на неё. - Глупая птичка, - упрямо бросил он и стиснул зубы, лишь силой воли удерживая себя неподвижно. - Да. Надеюсь, тебя не отяготит любовь этой птички? Ведь её сердце совсем крошечное. И всё же даже этот маленький орган способен на чувства. Я люблю тебя. – Она постаралась избавиться от всего, что было привито ей семьёй, взглянуть на него без кокетства, игры; обнажить свою душу. Нико следил за её приближением почти жадно, его руки тоже дрожали, он сделал глубокий судорожный вздох… а затем исчез, растворившись в родной стихии. Вокруг волшебницы осталась лишь тьма, но лишившись своего господина, она перестала быть угрожающей. Тьма стала столь же одинокой, как и сама Габриэль.