Bialo-Czerwoni

Анджей снова так увлекается рисованием на полях тетрадки по экономике, что забывает списать с доски домашнее задание. Давид, староста класса, стирает все с доски, едва раздается звонок, с такой тщательностью, что на ней после этого ничего не разглядеть даже под микроскопом. Все ребята разбегаются из аудитории в разные стороны, да и сама учительница, уставшая от криков и не очень интеллектуальных вопросов молодых людей, с не присущей ее возрасту скоростью вылетает за дверь. В классе остаются Анджей, так и не закончивший свое очередное творение черной ручкой, и его сосед по парте Кароль. Последний домашнее задание тоже не записал — он уже успел его выполнить на последних минутах урока, — и сейчас, с забитым тяжелыми учебниками рюкзаком за спиной, ждет друга, нетерпеливо постукивая пальцами по парте. — Экономику кто за тебя сдавать будет, Джей? Коперник? Анджей отмахивается, от рисования не отвлекаясь. Кароль цокает языком, впрочем, без каких-либо отрицательных эмоций; каким бы откровенным лодырем ни был Врона на занятиях, к экзаменам он всегда готовился восхитительно. Или ему просто каждый раз восхитительно везло, и он вытягивал именно тот единственный билет, который и учил. А настоящих страстей, тех, которые Джея затягивают с головой и не отпускают, у него две — ни экономика, ни Коперник к их числу не относятся. — Ну классно же получилось! — через несколько секунд восторженно восклицает Джей, с гордостью показывая Клосу свою тетрадку, где на полях происходит больше интересного, чем на самих строчках. В центре определение экономики и неряшливые ответы на несколько вопросов из учебника, а на полях целый маленький мир. Сейчас Джей тыкает в последний рисунок — человечек с огромной головой и кривыми ножками, больше похожий на персонажа мультфильма, держит на вытянутой руке полосатый мяч. На человечке футболка и шорты с ярко выведенным на них восьмым номером, и до смешного детально прорисованные кроссовки. — Не то слово, — за спиной Клоса внезапно вырастает Петр Новаковски — саркастичный курносый парень из параллельного класса. — Состариться успеешь, пока вас дождешься. Ты тут одни шнурки полдня рисовал? Почему я еще общаюсь с вами, Господь… — Зато красиво, — Врона ловит себя на мысли, что показал бы Питу язык, если бы был младше лет на восемь, и одним движением смахивает тетрадку в сумку. Обижаться на Пита он даже не думает, хотя бы потому, что за годы дружбы уже успел убедиться в том, что это бесполезно. К тому же, говорить Петр может все, что угодно, но надежней его человека не найти. Доброты, хоть и не доступной каждому встречному, ему тоже не занимать, как и силы; правда, в основном только моральной. Анджей никогда не упускал возможности напомнить, что подачу в спортивном зале сильнее всех подает именно он. И неважно, что в соперники в этом импровизированном соревновании на уроке физкультуры ему годятся лишь Пит, Кароль и Лаура, девушка, явно ставящая в тупик человека, решившего, что только мужчин стоит называть сильным полом. В школе Врона — абсолютный чемпион, а в клубе, где мячи летают с такой скоростью, что начинает кружиться голова, он отмечает, что там соревнований на силу подачи никто не устраивает, а значит, он по-прежнему победитель. Эта мысль почему-то внушает уверенность. — Знаешь, что, точнее, кто на самом деле попадает под определение слова «красиво»? — Петр смотрит куда-то вдаль, словно изображая какого-то поэта, готового ответить на свой же вопрос поэмой длиною примерно в жизнь. — Ты? — с усмешкой аккуратно предполагает Кароль. Пит ухмыляется в ответ и поправляет прическу, которая от одного проведения по ней пальцами менее растрепанной не становится. — Спасибо, но не только. Александра, новенькая у нас, только из Гданьска переехала. Ищет кого-нибудь, кто показал бы ей, что есть красивое в столице, а я вот думаю, предложить ли ей свои услуги, если вы понимаете, о чем я. Анджей закатывает глаза, не до конца понимая, как и обычно, где в словах Петра заканчивается правда и начинается шутка. Клос шумно вздыхает, догадываясь, что шутка в словах Новаковски начаться пока не успела, но молчит. Он отлично понимает, что его нравоучительные лекции о том, что учеба должна быть превыше всего, никому не нужны — ни ему самому, ни уж тем более Джею с Питом. Джею-то и на новость о красивой девушке наплевать, по большому счету. Выходя наконец из класса, он с энтузиазмом доказывает Питу, что в его мечте играть за сборную страны красоты будет побольше, и тому даже интересно. Новаковски — первоклассный актер. — В волейболе-то красота в команде, а ты один на своем рисунке! Где команда, родной? Где красота? Не вижу. — Я б все нарисовал, если б вы не поторапливали, — бубнит Анджей в ответ, сникая, впрочем, быстро загораясь снова. — У меня ведь и команда продумана! Ты вон на передней линии будешь стоять, блокировать всяких там бразильцев, сербов или русских. Кого захочешь, короче. — А Кароль? Не может же быть, чтобы было три центральных, а с его грацией, — Пит говорит чуть тише, чтобы Клос, идущий совсем рядом, но смотрящий в другую сторону, его не услышал, — ему ни в какое другое амплуа лучше не соваться. — Он… — становится очевидно, что никакая команда у Джея не продумана, хоть он и выкручивается, — он на замене будет сидеть. Ждать своей возможности войти в игру и спасти день. — Да как так можно, просто сидеть и ждать! Да разве Кароль может так, да разве он смог бы! — Новаковски картинно всплескивает руками и поворачивает голову налево, туда, где секунду назад был Кароль, чтобы обрушить на него свою гневно-вдохновляющую тираду. Клоса там не оказывается. Он оказывается в нескольких метрах позади, застывший на месте, с полу-улыбкой на губах и расплывчатым взглядом. На оклики друзей он реагирует не сразу. — Все отлично, — сделав глубокий вдох, отвечает Клос на так и не заданный, но очевидный и повисший в воздухе вопрос, и улыбается шире, пусть и тут же прячет улыбку. Он идет вместе с Питом и Джеем дальше, потом садится вместе с ними за стол в школьном дворе и достает из рюкзака приготовленный утром сэндвич, не принимая активного участия в беседе. Джей, на странное поведение Кароля особого внимания не обративший, на ходу сочиняет, какой будет его идеальная сборная команда Польши. Пит несколько секунд искоса смотрит на Клоса, словно пытаясь прочесть его мысли, окидывает быстрым взглядом весь попадающий в поле зрения школьный двор и, возможно, сделав для себя определенные выводы, едва заметно усмехается и вступает в дискуссию с Вроной. Все-таки волейбол и был тем, благодаря чему они познакомились и подружились. *** Кароль никогда не славился излишней разговорчивостью, но и Петр, и Анджей, и даже почти никогда не общающиеся с ним одноклассники отмечают, что он изменился. Учителям не всегда устается докричаться до него с первого раза, и он все больше времени смотрит в окно, поддерживая голову ладонью. — Нам задали что-нибудь? — доходит до того, что уже такой вопрос он задает Анджею после алгебры, рассеянно вертя карандаш между пальцев. Джей приподнимает брови и заливается хохотом. — Нашел у кого спросить! Как будто первый день меня знаешь. Я больше удивлен, что ты не слышал. Клос неопределенно пожимает плечами и что-то бормочет. Анджей замечает у него в тетрадке какие-то абстрактные закорючки, выведенные простым карандашом, и понимающе хмыкает. Он, прежде чем перейти к рисованию своего идеального будущего, тоже начинал с закорючек. Петр так просто не сдается. Возможно, он просто не хочет верить, что теперь уже оба его лучших друга — слегка помешанные художники, и следит за Каролем внимательнее, задает ему многозначительные и размытые вопросы, впрочем, не ожидая на них ответа, а через некоторое время рекомендует ему сходить к врачу и провериться. Кароль отмахивается и продолжает рисовать, но смотрит он не в тетрадку, а куда-то вдаль. Там раскинули свои ветви многолетние деревья, в тени которых сидят другие ребята из школы. Из-за всеобщего шума и музыки, которую всеобщими усилиями директора-таки уговорили включать на переменах, их не слышно, но очень хорошо видно. — Кого ты там все выглядываешь, друг мой? — прямо над ухом Кароля раздается голос Пита, заставляющий его вздрогнуть. Клос оглядывается и видит Новаковски, скрестившего руки и тихо посмеивающегося. Всегда сидящего рядом и, кажется, сидевшего рядом секунду назад Джея не видать. — Никого я не выглядываю, чего привязались, — Клос резко переводит взгляд под ноги, но Пит замечает, как кончики его ушей становятся пунцовыми. — Да ты не переживай так, — Новаковски дружески похлопывает его по плечу и чуть прищуривается, — там есть на кого посмотреть. Одна Мария чего стоит, а она ж еще с подружками… Отличный вкус, братан. На правильных девушек смотришь. Могу познакомить тебя с твоей пассией. — Ты там как минимум половину не знаешь, — Кароль уходит от прямого ответа, все еще не поднимая глаз. Он с самого начала был уверен, что Новаковски, мастерски умеющий определить, что происходит в душе у человека, его раскусит, но выдавать все секреты сразу он не планирует. — Брось, я же очарователен, — Клос не удерживается от фырканья, а Пит лишь толкает его в плечо. — Мне не нужно знать девушку, чтобы произвести на нее впечатление. — У самого тогда почему девушки нет? — Потому что романтика для лохов. И для бесконечных мечтателей, — поспешно прибавляет Новаковски, — к категории которых ты, разумеется, относишься. Ну давай, кому принадлежит твое сердце? Мари? Знойной чешке Ренате? Вон той блондиночке с ногами от ушей? Клос теряется. Пит не чувствует ни капли стеснения и, кажется, реально предлагает ему познакомиться с… ну, Кароль не будет уверенно заявлять, что он влюбился. Просто увидел девушку по-настоящему и почти буквально сногсшибательной красоты. Ее бархатный голос и звонкий, заразительный смех он тоже слышал, хоть и мельком. Он никогда раньше не влюблялся, и слишком уж он верит в точные науки, чтобы верить в любовь с первого взгляда, но от этой сероглазой девушки в прямоугольных очках, заплетенными в аккуратную косичку русыми волосами и чуть скованной улыбкой у него перехватило дыхание. Еще когда он увидел ее в первый раз несколько дней назад. С тех пор эта ситуация только повторяется, так что случайностью то, что при виде ее становится трудно дышать, но так хочется улыбаться, уже не назовешь. — Я имени ее не знаю, — Кароль говорит тихо и робко. — Вон та, рядом со стеной. В очках, с косичкой. Ну чего? — Клос обиженно смотрит на Петра, который внезапно начинает смеяться. — Твое счастье, что ты оказался проворней меня. Пойдем, — Пит вскакивает со стола и, не дав Каролю даже сообразить, что происходит, фактически тащит его за собой. Они проходят мимо кафетерия, из которого выбегает счастливый Анджей с огромным сэндвичем в обнимку. Врона одаряет друзей удивленным взглядом, но, слишком увлеченный долгожданной едой, за которой он явно до неприличия долго простоял в очереди, он не обижается, когда остается без ответа, и направляется к их столику. Пит и Кароль останавливаются только у дерева, рядом с которым и собралась небольшая компания в основном из девушек. Та, сероглазая, которая понравилась Каролю, сидит на столе, болтает ногами и о чем-то, пусть и не очень увлеченно, рассказывает своим немногочисленным слушателям. Клос уже готов сдаться, мол, она занята, заглянем попозже, но Новаковски его позиций не разделяет — а еще сама девушка успела заметить, как в компании появились новые лица. — Пит? Что-то случилось? — она поворачивается к Петру и Каролю, критически, но дружелюбно осматривая обоих. Не осознавая, что он творит, Кароль физическим усилием сдерживает широченную улыбку и порывается спрятаться за спиной у Пита — тот выше его на пару сантиметров. — Нет, ничего не случилось, — голос Новаковски звучит мягче, чем обычно, но вот Клоса, почти спрятавшегося, он чуть ли не толкает вперед. — Хотел тебя с другом познакомить. Это Кароль. Кароль, — Пит прожигает взглядом друга, пока тот не делает шаг на ставших ватными ногах навстречу девушке, уже слезшей со стола, — это Александра. *** — Ребят, пойдем в кино вечером? — Лучшего времени для этого вопроса было не найти, Пит? Кароль осуждающе смотрит на Новаковски, Анджей сдерживает смех. Время для обсуждения планов, конечно, действительно не самое подходящее — у них урок физкультуры. Учитель, знающий правила волейбола только понаслышке, поставил на площадку двенадцать человек, сказав им играть, а остальным смотреть и учиться, а сам ушел и возвращаться не собирался. Так что никому нет дела до того, что на передней линии с одной стороны сетки оказалось три центральных блокирующих, а с другой — три чуть ли не самых низких в школе парня, и что подавать подачу умеют далеко не все. Кароль порывается бегать от одного человека к другому, чтобы поставить всем технику и показать, каким прекрасным может быть волейбол, если играть в него по-нормальному, но ни Джей, ни тем более Пит его энтузиазма не разделяют. Для них физкультура — единственный совместный урок, на котором можно спокойно переговариваться. Все равно как игрокам школьной команды высшие баллы им гарантированы, что бы они ни делали. Игры, на которую надеялся физрук, конечно, не получается. Не удается и Каролю попробовать себя в роли тренера — его попросту никто не слушает. Ученики, оставленные без присмотра ушедшего в далекое путешествие за чашкой кофе учителя, разбегаются кто куда, а потом и вовсе находят футбольный мяч и абсолютно забывают о волейболе. — Ну хоть не волейбольный мяч пинают, — Кароль обреченно вздыхает. — Только не говори, что тебе не хватает игры с… этими, — неожиданно в дискуссию вступает Джей, явно старающийся, пусть и безуспешно, найти слово, чтобы как можно мягче описать способности своих одноклассников. — Тренировка все равно всего через несколько часов, а здесь даже подачу никто ни подать, ни принять не может. А в кино пойдем, конечно, — резко перескакивает он на другую тему, наткнувшись на взгляд Новаковски. — С огромным удовольствием. — А я не могу, я занят, — скороговоркой выпаливает Клос, усиленно делая вид, что очень заинтересовался импровизированным футбольном матчем в другой стороне зала — лишь бы не смотреть на друзей. — Что-то ты многовато занят в последнее время, — ехидно подмечает Джей, скрестив руки на груди. Кароль открывает рот, чтобы начать отнекиваться и оправдываться, но закрывает его, так и не сказав ни слова. Анджей прав — за последние несколько недель он действительно слишком часто отказывался от совместного времяпровождения, будь то кино, фестиваль, поход в клуб или турнир по одной из видеоигр. Он всегда говорил лишь одно — то, что он занят. Это было правдой, но в подробности неисправимо отводящий взгляд Клос не вдавался. — Контрольные, экзамены, поступление… — все-таки бормочет Кароль, пожимая плечами. Он отлично понимает, что звучит очень неубедительно, но поделать с собой ничего не может. — Девушки, — подсказывает Новаковски. Клос как по волшебству мгновенно становится красным как помидор. Петр усмехается. — С каких это пор у тебя девушки?! — шокированный Врона голосит так громко, что слышно по всему залу, и на него даже косятся. Он отмахивается и повторяет уже тише, хоть и все еще не веря своим ушам: — С каких пор у тебя есть девушки? — Не девушки, а девушка. Одна, — еле слышно, но отчетливо поправляет Клос, с предельным интересом разглядывая свои кроссовки. — И она не моя девушка. Она просто девушка, которая мне друг. — И что же это за девушка, которая тебе не девушка? — Врона недоверчив. Кароль неожиданно для самого себя расплывается в улыбке и замечает, что не в состоянии произнести ее имени, как бы он ни старался. — Александра. Из моего класса, — на помощь приходит Пит. Джей точно понимает, о ком он говорит, но Новаковски все равно дополняет свои слова действиями — проводит пальцами от затылка до середины спины, демонстрируя косичку, и изображает два недвусмысленных шара около своей груди. Клос пихает Пита в плечо; тот разводит руками. — Красивая, — Джей понимающе кивает, словно одобряя выбор Кароля, прежде чем его озаряет новая мысль, создающая миллион вопросов. — Постой, ты знал? А разве ты сам не… — Я их познакомил, — прерывает его Новаковски, — а себя познакомил с Беатрис, но это история на другой раз, — он хмыкает. У Анджея появляется еще тысяча вопросов, теперь уже к Питу, но он решает, что все вопросы относительно Кароля и Александры сейчас важнее. — И давно вы от меня скрываетесь? Впрочем, не отвечай, — Джей сам находит ответ, вспомнив, когда в первый раз Клос оказался «занят». — И долго ты планировал все скрывать? Впрочем, тоже не отвечай, — Врона на несколько секунд запутывается в собственных «когда», «зачем» и «почему», после чего выдает: — Братан, ну как так можно! Мы же все-таки команда. — Прости, — виновато произносит Кароль, благоразумно решив действительно не отвечать на все вопросы как прозвучавшие, так и не прозвучавшие. — Давайте так — сегодня я готовлюсь к тесту по физике вместе с Александрой, а в следующий раз обязательно пойдем в кино, или куда захотите. Идет? Джей удовлетворенно кивает, пусть и с немного недовольным лицом. По нему видно, что он готов разразиться пятичасовой речью на тему командного духа и дружбы, и с огромным трудом сдерживается. Новаковски не так сговорчив. — Тест по физике? Господь, Клос, называй вещи своими именами, — Кароль непонимающе косится на Пита, и тот усмехается. — Собрался заняться с ней сексом, там и говори, — всегда славящийся прекрасной реакцией Новаковски отпрыгивает от явно готового треснуть его Кароля. — А если не собрался, соберется кто-нибудь другой. — Тебе обязательно все опошлять? — Кароль раздраженно морщится. Новаковски отлично знает, как он не любит разговаривать на подобные темы, но он бы просто ни был собой, если бы не пользовался этим. От продолжения разговора в том же ключе Клоса спасает звонок; у них с Джеем польский, а у Пита биология в другом конце школы. Насколько он знает Анджея, без еще огромного количества вопросов он не обойдется, но тот по крайней мере точно будет более тактичен. — Ладно, ладно, молчу, — Новаковски хихикает и, одним движением сняв спортивную футболку, надевает белую рубашку с короткими рукавами, пока остальные тоже переодеваются. — Последний вопрос. Вас уже можно называть женихом и невестой? Кароль беспомощно стонет и снова пихает посмеивающегося Пита в плечо. Тот похлопывает Клоса по спине, берет рюкзак и направляется к выходу из спортивного зала. Кажется, он больше думает о том, можно ли это считать за положительный ответ, чем о биологии. *** — А в третьем вопросе ты какой ответ получил? У меня были сомнения, поэтому я отложил его на потом, пересчитал трижды, и у меня вышло… — Кароль, мы, черт возьми, только что отмучились с последним экзаменом, может, поговорим о чем-нибудь более жизнеутверждающем? Кароль понуро опускает глаза и, хоть ему не терпится узнать, как со всеми заданиями справились друзья, замолкает. Пит с благодарностью смотрит на Джея — у обоих обсуждать экзамены нет ни малейшего желания. И так это было почти единственным, о чем Клос говорил последние два с половиной месяца, и сейчас, когда все наконец-таки осталось позади, хочется оставить в прошлом всю эту тему для разговора. Долго, впрочем, Кароль не молчит. — Вы уже решили, с кем пойдете на выпускной? — Тебя же просили поговорить о чем-нибудь более жизнеутверждающем, — Новаковски обреченно вздыхает с видом «всему-учить-надо»; Клос улыбается — ему эта тема нравится. — Пока что самой радужной, — Пит усмехается, подмечая каламбур, — перспективой будет пойти вместе с Джеем. — А Беатрис? — осторожно интересуется Кароль, пока Анджей заливается хохотом и сквозь смех повторяет, что Пит не знает, от чего отказывается. За это он получает от него не очень сильный, но ощутимый подзатыльник. — Беатрис? Ты бы еще спросил, чего я со своей знакомой из детского сада не пойду, — Пит фыркает. — Это было почти четыре месяца назад и продлилось полторы недели. — Но… — Кароль несколько секунд вспоминает все «занят» и «веселье», упомянутые Питом за все это время, — ты же еще с кем-то встречался? — С Викки. С Розалиной. С Мартой. С Ангелиной, — он осуждающе смотрит на Клоса, который растерянно смотрит на него, и список не продолжает. — Все бесперспективно. Клос хочет сказать, что перспективы были бы, если бы сам Пит искал более длительные отношения, но сдерживается. Он даже почти смирился с тем, что, пока он к каждой девушке, с которой он знакомится, относится с трепетом, Новаковски меняет девушек как перчатки. Врона же в это время слишком грезит о восхитительном волейбольном будущем, чтобы задумываться о любви. Он и на выпускной бы не пошел, если бы в тот день была тренировка. К счастью, тренировки в этот теплый июньский день нет. Кароль на ногах чуть ли не с рассвета на ногах и, едва проснувшись, успевает перепутать день и вечер, а рассвет с закатом. На ходу пытаясь одновременно и натянуть брюки, и причесаться, он несется к спальне родителей, чтобы отец отвез его в школу, и лишь в метре от двери соображает, что до выпускного еще несколько часов. Посмеявшись над собственной глупостью, он обещает себе успокоиться и не поднимать панику раньше времени. Обещание он нарушает через десять минут. Тогда он в первый и далеко не последний раз замечает, что его рубашка слишком мятая, и хватает утюг. Одновременно с этим он благодарит своего ангела-хранителя за то, что ему только чудом удается обойтись без ожогов. Спустя несколько часов, бесчисленное количество схваток с утюгом, одну сломанную пополам расческу, полностью использованную банку геля для волос и три безуспешные попытки нервного срыва отец довозит Кароля до дома Александры. У них уже состоялся разговор «отца и сына», во время которого оба чувствовали себя чрезвычайно неловко, и теперь Кароль, переминаясь с ноги на ногу, стоит около машины. Он перебирает в голове все «мужские» советы, все сцены из всех фильмов и сериалов, которые могли бы хоть как-то относиться к его ситуации. Довольно-таки типичной — все же ходят на выпускной. Но сейчас, ожидая Александру, которая с минуты на минуту выйдет на освещенное фонарем крыльцо, он не знает, что ему нужно будет сказать. С Александрой все кажется таким легким, воздушным, почти неуловимым. Кароль звонит ей, чтобы поделиться каждым пустяком, который, становясь известным ей, приобретает огромный смысл. Кароль приглашает ее в кафе, в кино и в парк, и ни разу не называя это свиданием, а она не спрашивает. Кароль не обозначает никаких обязательств, ни о чем не просит и ничего не обещает. Александра, берущая трубку, не отказывающая во встрече и так потрясающе рассказывающая истории из жизни, отвечает тем же. Их совместный поход на выпускной Кароль считал чуть ли не очевидным без приглашений и лишних слов. Конечно, Клос пригласил ее. Правда, без букетов из сотен цветов, без громкой музыки, оглушающей всех соседей в радиусе десяти километров, без излишнего пафоса и многодневной подготовки. Он просто спросил, пойдет ли она с ним на выпускной. Александра, которой он не признавался в любви, которую не целовал, с которой он всего лишь держался за руки, улыбнулась своей очаровательной улыбкой, а ее глаза заблестели за стеклами очков. Она согласилась. Кароль видит, как за входной дверью зажигается свет, и подходит к крыльцу, чтобы встретить Александру. Та действительно появляется через несколько секунд. Кароль, отвратительный актер Кароль, абсолютно искренне прикладывает ко рту ладонь и забывает, как дышать. Со смущенной улыбкой, вплетенными в распущенные и изящно уложенные волосы искусственными цветами, в линзах вместо привычных очков, в длинном красном платье Александра выглядит как самая красивая девушка на планете. — Ты… потрясающе выглядишь, — выдыхает Клос, отлично понимая, что никакое «потрясающе» его мыслей не выражает. Он хочет объяснить это, но у него не находится ни слов, ни времени — следом за Александрой выходят ее счастливые родители. Ее отец добродушно улыбается, размахивая камерой, а мама суетливо говорит им встать в саду, чтобы получилась красивая фотография. Кароль, видящий ее родителей впервые, мгновенно чувствует прилив уверенности в себе. Он нежно целует Александру в щеку, и они, держась за руки, выходят в сад. Кароль ловит теплый взгляд Александры, щелкает объектив, и следующее, что он помнит — как они танцуют какой-то медленный и незамысловатый танец в окружении множества других пар. Кто-то явно готовился заранее, отрабатывая движения, и у них получается танцевать более изящно, но в большинстве своем все очень просто. Мимо Кароля и Александры проплывает Петр, обнимающий, кажется, одну из своих бывших одноклассниц — невысокую, в темно-синем платье и с ярко накрашенными губами. Клос кидает на Новаковски укоризненный взгляд, заметив, что его руки медленно, но верно сползают вниз по спине девушки; Пит едва заметно усмехается, но руки все же кладет на плечи. Неподалеку с неизвестной Клосу девушкой в пышном желтом платье неуклюже танцует Джей. — Признавайся, ты бы лучше со мной пошел, — Джей, уже выпивший пару коктейлей, садится рядом с Питом, когда заканчивается очередная песня. Оба без девушек — а Кароль обнимает Александру чуть в стороне. — Это чуть ли не последний раз, когда мы видимся, прежде чем разъехаться по всей Польше, и это правда все, что ты хочешь мне сказать? — на удивление более трезвый Новаковски пытается звучать серьезным, но улыбки все же не сдерживает и хлопает Джея по плечу. — Я буду отрицать, что я когда-либо это сказал, но я буду скучать. — Еще в сборной увидимся, — Джей многозначительно смотрит куда-то вдаль. — Еще покажем всем, насколько мы крутые. Еще выиграем все турниры. — Обязательно, — за спинами парней вырастает Кароль. Он один, счастливо улыбается, а в руках против всех законов физики удерживает три бокала с шампанским. Он протягивает по одному Джею и Питу. — За дружбу. — И за победу, — прибавляет Анджей, взмахивая своим бокалом; капли шампанского падают на пол, а Кароль немного жалеет, что не принес другу апельсиновый сок. — И за любовь, — завершает немногословный тост Пит, якобы случайно ткнув Кароля локтем в бок. Тот пытается делать вид, что не замечает этого, но проваливается, безнадежно краснея. *** Все трое, выпустившись из школы, получают профессиональные контракты с именитыми волейбольными клубами в разных городах Польши. Джей поступает в университет без особых проблем, Пита берут только при условии, что он будет самым замечательным и усердным волейболистом во всем Жешуве, а Кароля с его почти стопроцентными результатами ждут с открытыми дверьми сразу несколько университетов. Слишком вежливый, чтобы отказать щедрым предложениям сразу, Кароль объезжает весь Белхатув, хоть и знает с самого начала, в какой университет поступит. Родителям он говорит, что это одно из лучших учебных заведений во всей Европе и даже находит какой-то рейтинг, подтверждающий его слова. Партнеры по команде узнают о том, что университет находится всего в нескольких минутах езды от их игрового зала. Это все правда. А еще правда то, что Александра поступает сюда же. У нее в этом университете работает то ли двоюродный дядя, то ли еще более далекий родственник, готовый помочь ей, хоть эта помощь и не требуется. Александра сказала о том, куда собирается поступать, еще до выпускного. Кароль подает документы в тот же университет не потому, что боится, что из-за расстояния чувства угаснут, или что она встретит кого-то лучше, а потому, что всегда хочет быть как можно ближе к ней. В Белхатуве Кароль абсолютно счастлив. С учебой все под контролем, а многочасовая работа на тренировках приносит свои плоды — Клос чувствует себя все увереннее в команде, знакомится с замечательными людьми, которые быстро становятся его друзьями. На некоторых лекциях он пересекается с Александрой, и сидит рядом и украдкой берет ее за левую руку, чтобы не мешать ей вести конспекты, а та кладет голову ему на плечо. Они много гуляют после занятий. Одним осенним вечером, проводив ее до дома, Кароль наклоняется и целует ее, пока где-то в миллионах километров от них огромное солнце закатывается за горизонт, окрасив все небо на западе в красный цвет. И ожидание, и поцелуй, и даже этот закат кажутся… правильными. Александра неизменно приходит на все домашние игры Скры и так же неизменно подбегает к Каролю, обнимая его, после матча в независимости от результата. Кароль чувствует, что может разделить с этой девушкой каждую свою радость и каждое свое горе. Она делает каждый счастливый момент еще лучше, а грусть, наоборот, отнимает. Растворяет в воздухе или разрывает на мелкие кусочки, которые попутный ветер уносит куда-то далеко-далеко. О школьных друзьях, как он и обещал на выпускном, Кароль не забывает. Они переписываются и разговаривают, вспоминая, как учились вместе, и делясь историями о своем настоящем. Клос не удивляется, услышав, что Джей спустя два месяца осознал, что великим маркетологом ему не стать, и перепоступил на дизайнера. Врона присылает Каролю свои эскизы, и тот сохраняет их себе на телефон — не чтобы поддержать друга, а потому что они действительно невероятно красивые. Джей временами жалуется, что работы в университете так много, что на дополнительные тренировки совсем нет времени. При этом он даже не пытается скрывать то, что учебу, на которой он воплощает в жизнь свою забытую, безуспешно подавленную мечту, он обожает. Пит, судя по рассказам, тоже совсем не изменился. Он гораздо чаще бывает в кафе и клубах, чем в университете, хоть явно уже успел познакомиться со всеми однокурсницами. Кароль не хочет знать, насколько близки эти знакомства — Новаковски фыркает и говорит, что ему давно пора повзрослеть, но в подробности не вдается. В благодарность Клос не говорит, что из них двоих повзрослеть нужно именно Питу. Вместо этого Пит рассказывает о фильмах, которые не мог пропустить в кинотеатре, и с горящими глазами рассуждает о своей команде, где он, молодой и энергичный, успел выбиться в первый состав. В своей привычной манере Пит не говорит, что скучает. Ему и не надо говорить — Новаковски не засиживается у ноутбука до полуночи ради людей, по которым он не скучает. Кароль и сам с нетерпением ждет матча с Ресовией из Жешува — с серьезным соперником, в составе которой играет Пит. Он говорит о друзьях с Александрой, и та приятно смеется, покачивая головой, на историях о Новаковски. Ей, как его бывшей однокласснице, тоже есть, что о нем рассказать. Хоть в голове Кароля иногда очень отчетливо звучат слова Пита о том, что такое настоящая красота и что он хочет с ней делать, вслух он их не произносит. А солнечная девушка рядом с ним, которую он сентиментально и беспрепятственно начинает называть Санни, не дает поводов усомниться в себе. Матч с Ресовией первого тура Клос запоминает за удивительно быстрый переезд, захрустевшие от набросившегося на него с объятиями Пита, который, кажется, прогуливая университет, посещал тренажерный зал, и за тяжелую и упорную борьбу. Он еще долго сидит в зале у рекламного щита, разговаривая с Новаковски. Разбредаются все болельщики, игроки давно в раздевалках, а они то хохочут над очередной забытой шуткой, то делятся новостями, которые не передавали посредством Интернета. Время летит незаметно, и под давлением голодных одноклубников, ожидающих шведский стол в отеле, Клосу приходится уйти. Не сомневаясь, что это будет стоить даже пары сломанных ребер, он обнимает Пита на прощание, фотографируется с ним и, параллельно бубня что-то в ответ на полу-шутливые претензии одноклубников, убегает в раздевалку. Новаковски выходит из зала с невысокой русой девушкой с серыми глазами. Оглянувшись у самой двери, Кароль видит их — и не верит своим глазам. Пит кажется таким нежным, почти беззащитным, но одновременно с этим и невероятно сильным. — Какая она у него по счету? — усмехнувшись, спрашивает у Кароля Джей, приехавший в Белхатув вместе со своей командой. почему-то застеснявшись множества людей вокруг, сначала он только сдержанно пожал Каролю руку и обнял его, лишь когда публики стало поменьше. Обмениваясь новостями, они вспомнили Пита, которого вместе с новой девушкой Джей тоже видел. — Не то что бы я считал… но сбился бы со счету давно, даже если бы считал. Кароль улыбается, вспоминая, как рядом с ней — тоже Александрой, как вскоре удалось выяснить — выглядел Новаковски. — Такая — первая. Врона на секунду задумывается, после чего кивает с пониманием дела, явно давая Клосу понять, что он с ним согласен, что ему не просто показалось. Сам Джей в ответ на вопросы, которые тактичный Кароль вежливо не задает, размышляет о занятости, рисовании и волейболе. Кароль о своем счастье на каждом углу не кричит, но не скрывает, каким счастливым его делает Санни. Видя их вместе, Анджей умиленно улыбается и приветливо машет Александре, которая прижимается к обнимающему ее Каролю. Джей не хочет рушить этот красивый, словно сделанный из хрусталя момент, но не удерживается от того, чтобы одними губами прошептать Каролю, что он просто счастливчик. Кароль видит это, но молчит. Он не знает лучшего способа сказать, что он сам не верит, как же невероятно ему повезло. *** Дни складываются в недели и месяцы, времени года сменяют друг друга, и события карнавалом проносятся мимо Кароля. Игры чемпионата Польши перемежаются с матчами лиги чемпионов, понимание того, что волейбол — это то, чем он хочет заниматься как можно дальше, заставляет отложить на второй план университет и впервые в жизни застрять в долгах по учебе. Кароль нервничает и только по природной сдержанности не срывается и не разбрасывается едой по всей своей квартире. Он не помнит, когда в последний раз ему удавалось отдохнуть дольше, чем пару часов. Он неуверенно думает о том, чтобы бросить учебу, зная, что так будет легче… но передумывает и оставляет все, как есть. Начинает работать чуть усерднее, спит чуть меньше, но вопреки всем законам физики чувствует себя счастливее. — Я тоже стала меньше спать, — делится улыбающаяся Санни, когда они сидят в кафе с чашками с уже не таким горячим кофе. — Чем счастливее человек, чем меньше времени ему нужно на сон, — поясняет она, смеется и, приподнявшись со стула, целует Кароля в нос. Кароль надеется, что понимает намек правильно, и соглашается. Такая теория многое бы объяснила. Поддержка Александры спасает Клоса от многих необдуманных действий, решений, принятых на горячую голову, и просто глупостей, которые он обязательно бы сотворил, не будь ее рядом. Санни ни в коем случае не учит его жить. Она лишь просит его думать, прежде чем действовать, не торопиться, и дает ему свои советы. Кароль никогда не был слишком упрямым, и он слушает ее, слушает и восхищается тем, как умна и проницательна эта девушка. Она находит ответы на любые, даже самые каверзные вопросы, и готова помочь в любую секунду, а ее любви достаточно, чтобы зажечь целое небо, полное звезд. Короткий отпуск в олимпийское лето Кароль проводит в Варшаве вместе с семьей, и они вместе с Санни и Джеем с огромным энтузиазмом болеют за сборную Польши, уехавшую в Лондон. На экране занимающего пол-стены телевизора Кароль видит Пита — такого же немного потрепанного, с застывшей на губах полуулыбкой, но настолько более серьезного, сосредоточенного и уверенного в себе, хоть как раз самоуверенности ему всегда было не занимать. Когда он делится этим наблюдением с Анджеем, тот сначала только что-то рассеянно бормочет. Клос не торопит его и не ждет ответа, потому что видит, как тот доволен, уткнувшись в телефон. Пока Новаковски носится вдоль сетки, пытаясь закрыть на блоке все, Кароль наконец официально знакомит родителей с Санни, нервничая еще больше, чем сама его девушка. Александра сразу нравится его маме, отец называет ее красивой и остроумной, и Кароль, даже несмотря на ставший неожиданностью проигрыш Польши в четвертьфинале, на седьмом небе от счастья. Звонок Питу — и ясно, что он тоже не так расстроен, как мог бы. Каролю, видевшему трибуны огромного зала в Лондоне, кажется, что он знает причину. Летом перед последним курсом университета Кароль предлагает Санни переехать к нему, и та соглашается, ни секунды не раздумывая, и запрыгивает на него, обнимая за плечи. С тех пор все сомнения и страхи Клоса, а их и так почти не было, окончательно уходят в минус. Он просыпается по утрам и, не в силах удержаться, проводит пальцами по волосам Санни. Он обнимает ее и готовит ей завтрак. Она без повода, без праздника печет его любимый пирог. Они гуляют по вечернему Белхатуву и не расходятся в разные стороны, когда становится поздно. Каролю, обожающему все анализировать, даже не нужно читать никакие статьи вроде «10 признаков того, что это — ваш человек», чтобы знать, что все… идеально. Перед последним курсом все действительно идеально. Ни один чемпионат, в котором с момента прихода в нее Клоса участвовала Скра, не завершился для нее без медали, и Кароль знает, что в этом есть и его заслуга. Он вызывался в сборную и завоевывал медали, играя на разных площадках в самых разных странах мира. На небольшом холодильнике на их с Санни кухне уже мало остается места от магнитов, которые он неизменно привозил из каждого путешествия, даже если оно длилось всего несколько дней. В спальне на крючке недалеко от двери висят его медали. — Однажды упадут же, — каждые пару недель Александра недоверчиво смотрит на крючок, сомневаясь, выдержит ли он такую нагрузку. — Но пока ведь не упали, — Клос смеется. Через пару недель Санни дарит ему именной держатель для медалей с позолотой — и он теряет дар речи. Тем же летом в Белхатуве внезапно появляется Джей, капсом сообщивший Каролю, что подписал контракт со Скрой. Для уже успевшего найти друзей в команде Клоса приход старого друга все же становится почти настоящим праздником, ведь до этого времени им удавалось только пересечься в сборной, если не считать молодежные соревнования в Варшаве. Клуб помогает найти Вроне квартиру недалеко от зала, что оказывается почти напротив дома, где живут Кароль и Санни, а учебу Анджей продолжает дистанционно. — Все по какой-то очень сложной системе, чуть ли не ради меня одного придуманной, — со смесью недоумения и гордости рассказывает Джей, пригласив Кароля к себе на новоселье. Они долго говорят обо всем на свете, понимая, как же им обоим не хватало таких бесед, и наступившую недолгую паузу Джей прерывает, тихо и неуверенно: — Слушай, может, куда-нибудь сходим, в ресторан какой? Ты Санни позови, я… — Джея вдруг накрывает приступом кашля, с которым он справляется не сразу, — я друга приведу. — Конечно, — Кароль соглашается, но два и два складывать не торопится. В ресторан Джей приходит с высоким миловидным парнем, которого представляет Войцехом. С ним же он оказывается в паре на тренировках Скры. Его же он, не замечая пронзительных католических взглядов, держит за руку под столом. Самая главная медаль в коллекции Кароля появляется уже после выпуска из университета. Экзамены, которые вполне могут стать последними в его жизни, он почти не замечает; голова занята бесконечными тренировками и подготовкой к чемпионату мира. Он даже не пытается скрыть, что новость о том, что и он, и Пит, и Джей попали в окончательный состав, радует его гораздо больше, чем «сотня» по маркетингу. Джей каким-то чудом не забывает о собственных экзаменах и о том, что ради них нужно ехать в другой город. Пит без капли стеснения рассказывает, что протащил в аудиторию шпаргалки, и что у него есть своя тактика, благодаря которой их никто не заметил. Оставив дома красный диплом, Кароль берет красную форму и отправляется на целый фестиваль волейбола, переливающийся всеми цветами спектра и наполненный барабанами и голосами тысяч преданных болельщиков. Клос утопает в звуках песни о бело-красной Польше и играет, играет, оставляя все свои силы на площадке. Волной накрывают эмоции, когда победы складываются одна на другую, и остается всего один матч, который определит, кто навсегда впишет свои имена в историю, а кто потеряется в серебре. Сумасшедший по накалу матч!.. Атмосферу, царящую в зале, невозможно передать словами — не зря поляки всегда по праву считались лучшими волейбольными фанатами. В тот день поляки доказали, что они и лучшие игроки. Кароль не замечает, как по его щекам катятся слезы, когда ему на шею вешают золотую медаль. В ушах звенит и в раздевалке, где в кубке уже смешивают прохладительные напитки покрепче кефира, громко кричат, поют и фотографируются. Все силы остаются там, на площадке — и именно поэтому они находятся снова, чтобы отпраздновать этот невероятный успех. Обычно главный весельчак Пит неожиданно сбегает из раздевалки первым, к тому же забывая шорты. Кароль, очень пытающийся игнорировать раскалывающуюся голову, выскальзывает за дверь, едва заметив, что Новаковски нет в компании пьющих из кубка. Пита он находит в коридоре, но подойти к нему не решается. С расстояния нескольких метров видно, что Пит стоит на одном колене перед невысокой девушкой с русой косичкой. *** — Вот уж не думал, что ты женишься раньше меня. Кароль похлопывает Пита, вытянутого, словно струна, по плечу. Тот издает что-то отдаленно напоминающее нервный смех и, пристально вглядываясь в высокое узкое зеркало, поправляет галстук, стряхивает с пиджака невидимые пылинки, снова и снова приглаживает идеально лежащие волосы. Кароль неоднократно говорил ему, что все выглядит замечательно. Он вроде бы поверил, а вроде бы и находит крошечные неточности, которые испортят всю церемонию, каждую секунду. За почти год, разделивший момент предложения от самой свадьбы, Новаковски успел переругаться со всеми, от дальних родственников до руководства клуба, и только чудом он со всеми помирился и в результате пошел на компромисс. В лице чуда выступала его обворожительная невеста, долгие месяцы не расстававшаяся с чашкой успокаивающего ромашкового чая, и Кароль, шафер, готовый ко всем экстренным случаям — у него была бездонная бутылка любимого вина Пита. Кароль не знает, как, но ему удалось сохранить в секрете то, что видел, как Пит делал предложение в коридоре дворца спорта в Катовице, и как он дрожащими пальцами надевал кольцо на палец своей девушки. Он не спрашивал, почему Пит счастливее всех даже в такой счастливый для всей команды день, и не пихал его локтем в бок с многозначительным лицом, когда они в автобусе ехали в ресторан. Даже по задумке ничего не подозревающего Пита Кароль все равно узнал обо всем одним из первых — уже на следующий день после триумфа на чемпионате мира, отойдя ото всех выпитых прохладительных напитков, он сначала позвонил родителям, а потом и предложил Каролю и Джею сходить в кафе. Клос отрицает, что пустил слезу, когда Пит попросил его стать его шафером. Джей отрицает, что сначала чуть не сбил со столика свою чашку с обжигающим кофе, и что после порывался повиснуть на шее у новоиспеченного жениха. Пит отрицает, что безумно нервничал, сообщая лучшим друзьям эту волнительную новость. Свободный ото всех волейбольных соревнований конец июля, на который и была назначена свадьба, подкрался незаметно, но что нельзя было не заметить — так это количество раз, когда Новаковски был чуть ли не на грани нервного срыва. Поначалу тому, что количество произносимых им шуток увеличилось втрое, а юмор стал более черным и злым, особого внимания никто не придавал, но то, что он голыми руками разорвал надвое свою новую «недостаточно белую» рубашку, Кароль запомнил отлично. Пит, такой уверенный и даже немного самовлюбленный, засомневался. И в том, делает ли он правильный выбор, тоже. Но больше в том, что правильный выбор сделала его восхитительная, словно неземная невеста. — Она лучшего достойна, ты понимаешь?! А не идиота с несмешными шутками и скачущей самооценкой, — Пит кричал, Пит порывался разбить пластиковый стакан, который ему услужливо протягивал Кароль. Пит, казалось, медленно сходил с ума. — Для нее ты лучший, — раз за разом тихо, но очень отчетливо повторял Кароль и терпеливо ждал, когда Новаковски придет в себя. Он не имел ни малейшего представления о том, как перед таким ответственным событием себя чувствует невеста, с которой у него не было никаких общих друзей, но был уверен на сто процентов, что у нее в своих решениях сомнений нет. И Пит приходил в себя, благодарил Клоса, который раз в пару недель невероятным образом находил время и оказывался в Жешуве, несмотря на долгую дорогу, и продолжал планировать свадьбу вместе с Александрой. А Кароль, даже будучи в Белхатуве, не переставал проверять, все ли с женихом в порядке, всеми известными ему способами. Постепенно уверенность в себе к Новаковски возвращалась, но Клос все равно проклял всех организаторов мировой лиги за то, что финал шести, в состав на который он не вошел, проводится в Рио-де-Жанейро. Будь он в Польше или хотя бы где-нибудь в Европе, он бы обязательно поехал, чтобы поддержать команду и не дать Питу, от которого неизвестно что можно было ожидать, натворить глупостей. Так же Кароль лишь настоятельно попросил Джея, счастливого обладателя места в сборной, глаз с Пита не спускать. Обиднейший для поляков матч за третье место Кароль смотрел дома, вместе с Санни и Войцехом. С последним, замечательным игроком и немного скромным, но очень рассудительным человеком Кароль сдружился в Скре. Началу дружбы повлиял скачущий вокруг Клоса, словно кенгуру, Анджей, который безумно хотел, чтобы они познакомились и начали общаться, хотя все получилось бы и без него. После одной из первых тренировок Войцех невзначай процитировал строчку из одной из любимых книг Кароля, и они быстро нашли много общих интересов и тем для разговора. Войцех, как сразу стало ясно, любил волейбол так же, как и все в Скре — но любил и путешествия и литературу. Экономику, правда, он в упор не понимал. Кароль ее ему не навязывал. Матч завершился поражением, которое оставило поляков, действующих чемпионов мира, без медалей. Кароль тогда, конечно, расстроился, но не был разбитым, во многом благодаря Санни. Она, как казалось со стороны, ничего не делала — только ободряюще улыбалась, положив голову Клосу на плечо. — Ты была рядом, — пожимая плечами, просто отвечал Кароль на немой вопрос, поцеловав Санни в нос. — И всегда буду, — Санни обнимала его, крепко-крепко, не давая усомниться в своих словах. После матча Каролю позвонил Джей, всегда переносящий проигрыши очень эмоционально; он никогда не кричал и не ругался, но впадал в кратковременную депрессию. Тогда же, на удивление, его голос звучал почти веселым. Конечно, привезти бронзу домой было бы здорово… но и без нее все было не так плохо. Врона рассказал, что Пит перед самым выходом из отеля неожиданно психанул и чуть не побрился наголо, но ему не без помощи Бартоша Курека удалось его остановить. — На лысого Пита я бы, конечно, посмотрел, — Джей хихикнул, — но он успокоился, явно один из лучших матчей карьеры сегодня провел, хоть и проиграли. Он изменился со времен школы, знаешь. Но он как был, так и остался невероятно… — Сильным, — договорил за него Кароль, совершенно забыв, что телефон не передаст собеседнику его кивки. — Сильным, — эхом отозвался Врона, после чего прибавил чуть тише: — Он тут со своей невестой воркует, так что о том, что на подиуме не окажемся, он уже и забыл десять раз. — Я его понимаю, — пробормотал Клос, но достаточно громко, чтобы Джей услышал — и не фыркнул, а по-доброму рассмеялся и попросил дать трубку Войцеху. Еще немного и Кароль бы услышал, как Джей покраснел. А Войцех с виноватым видом вышел из комнаты, но все же его голос, пусть и приглушенный, но очень счастливый, было слышно. — Я тоже соскучился. Кароль тогда не сдержал улыбки. Искренней, во все тридцать два зуба, показывающей, как он рад — и за себя, и за обоих своих лучших друзей со школьной скамьи. Новаковски вернулся домой, последние дни до свадьбы слились в одно мгновение, и сейчас он медленно делает глубокий вдох, одергивает пиджак и отворачивается от зеркала. Он больше не пытается скрыть, что переживает. Но он никогда не скрывал, как он счастлив, и ни на одну секунду не переставал любить девушку, которая станет его женой всего через несколько минут. Пит бросает короткий взгляд на настенные часы и, глядя на своего шафера, улыбается. — Если честно, я очень долгое время думал, что вообще никогда не женюсь. *** Кароль помнит эту церковь. Он помнит, как всего два года назад, а, кажется, словно в прошлой жизни, он стоял в этой же комнатке с узким настенным зеркалом, большим шкафом и журнальным столиком. За его спиной даже стоит тот же человек, за чьей спиной он стоял тогда, на одной из самых красивых свадеб, что он когда-либо видел. Сравнивать Кароль не любит, но, не произнося этого вслух, знает, что его собственная свадьба будет еще красивее. Кубки, чемпионаты, мировые лиги и все прочие соревнования, как и в предыдущие годы, заставляли Клоса путешествовать из одного города в другой каждые две недели и из одной страны в другую каждые пару месяцев, и он продолжал обожать свою работу. Волейбол все это время дарил ему счастье, гордость и то чувство, что он на многое способен, и награждал его медалями и новыми возможностями за все его старания. Вместе с Питом — с годами они стали так похожи, что многие стали считать, что они братья — и еще десятью невероятными спортсменами он побывал на своих первых Олимпийских игр. Даже несмотря на то, что домой он привез только магнит из Рио и мысль о том, что нужно купить холодильник побольше, впечатлений он получил массу. Появилась огромная мотивация работать, работать весь следующий олимпийский цикл и становиться лучше. Кароль, наверное, не смог бы сосчитать, если бы его попросили сказать, во скольких разных городах, на скольких разных волейбольных площадках он играл за свою карьеру. Их было огромное количество. Менялась температура в зале, заставляющая то пить воду со льдом каждые две минуты, то укутываться в олимпийку каждый раз, когда на площадке его менял либеро. Менялось освещение, порой заставляющее щуриться, чтобы все хорошенько разглядеть. Менялись надписи и изображения на рекламных щитах, лица на трибунах, соперники по другую сторону сетки, судьи, грозно оглядывающие всех игроков. Менялся счет на табло. Не менялся лишь тот человек, к которому Кароль бежал, которому звонил первым делом после каждого матча. У них были свои споры и разногласия. Кароль забывал вынести мусор или помыть посуду, а Александра приходила домой в плохом настроении. Кароль увлекался просмотром фильма, а Александра без предупреждения выскальзывала из дома, не взяв с собой телефон. Кароль возвращался в ставший родным Белхатув всего на пару дней, но почти не проводил времени с Александрой, встречаясь с друзьями. Они ругались. Они даже кричали друг на друга. Но не было ни одного мгновения, когда они бы ни уважали друг друга, и поэтому все удавалось разрешить мирным путем. Они признавали свою вину, обнимались и проводили весь вечер вместе, забыв об остальных, совершенно неважных планах. Они всегда были рядом друг с другом. Когда начальник Санни по одному ему известным причинам решил уволить половину сотрудников, включая и ее, Кароль не дал этому происшествию сломить ее и помог найти новую работу. Когда Кароль, уехавший в Токио за золотым или серебряным билетом в Рио-де-Жанейро, вернулся домой совершенно убитым, Санни быстро заставила его снова поверить в себя и в величие сборной Польши. На их дороге встречались кочки и ямы, но, держась за руки, они старались обходить их. А, если какое-то препятствие заставляло бессильно рухнуть на землю, они помогали друг другу подняться на ноги и продолжить путь. Что бы ни происходило в жизни, Кароль всегда знал, зачем он делает все то, что делает. Он знал, ради кого он идет вперед и никогда не сдается. У Кароля в течение всей его жизни постоянно были запасные планы на случай, если основная задумка с треском провалится. Он никогда не был ни в чем уверен на сто процентов, ровно до того момента, когда он решил, что хочет провести всю свою жизнь вместе с Санни. С этой самой красивой и нежной девушкой, в которую он влюбился, когда был, как казалось, еще совсем ребенком. Когда он приготовил ужин и обставил всю квартиру крошечными ароматическими свечками в один слишком теплый для зимы вечер, ему не потребовался запасной план. Вернувшаяся с работы Санни, которую по дороге от машины до подъезда замело снегом, приставшим к пальто и волосам, выглядела усталой, раскрасневшейся от мороза, но веселой. Язык, когда Кароль начал свою спонтанную, но такую плавную и правильную речь, не запутывался. Колено не захрустело, когда он на него опустился, кольцо не выпало из его трясущихся пальцев, и ему даже удалось сдержать слезы. Санни сказала «да». И вот Кароль крутится перед зеркалом, в новом черном костюме, оглядывает себя со всей критичностью, на какую способен, и одновременно пытается бросать недовольные взгляды на хихикающего Пита. На удивление, поймав на себе один из таких взглядов, Пит надевает серьезную маску. — Желание жениха — закон, — с совершенно непроницаемым лицом сообщает ему Новаковски и несильно сжимает его плечи. — Ты отлично выглядишь, и твоя невеста очень счастливая девушка… даже если это звучит очень по-гейски. — Может, васильковый галстук лучше? — Клос пропускает слова шафера мимо ушей и выглядывает в окно, прикидывая, каковы шансы того, что он сможет выпрыгнуть и убежать домой за более подходящим галстуком. — А то этот же вообще ни о чем. — Не лучше, — отрезает Новаковски, прежде чем Кароль успевает привести ему тысячу и одну причину, почему ему стоит метнуться на пару сотен километров в свою квартиру за другим галстуком, и на всякий случай задергивает штору. — В мире много галстуков. Всех цветов и размеров. Мимо одних ты просто проходишь в магазине, на другие смотришь только мимолетом, к третьим долго присматриваешься, думая, может, именно они тебе и нужны… но в результате ты выбираешь один. Он может быть не лучшим в мире, не лучшим для всех, но лучшим для тебя, — Пит пожимает плечами и еле слышно фыркает, явно сам шокированный, что может говорить такие речи. — И я не о галстуках сейчас, если ты вдруг не понимаешь. Кароль понимает. Слова словно улетают от него ближайшим рейсом, поэтому он лишь благодарно обнимает Пита. Жалеющий о многих своих решениях, принятых в школе, Кароль уж точно не жалеет о двух — о знакомстве с Питом и с Санни. Официальная часть церемонии проходит без замешек, и Кароль замечает, что даже не волнуется. Дар речи, правда, он до самого момента произнесения клятв не обретает — самая красивая, самая сильная, добрая, любящая и мудрая девушка, смущенно идущая к нему в пышном белом платье и со скромным букетом в руках, этому точно не способствует. Кароль прижимает ладонь ко рту и думает, не в силах открыть рот и произнести это вслух, что он, наверное, и не заслуживает такую идеальную девушку. Но вот Санни оказывается совсем рядом с обещанием всегда быть. Быстро моргая, Кароль улыбается и целует ее. В большом зале они танцуют в полумраке, чувствуя, как весь мир заполняет их медленная, мелодичная, нежная песня о любви. Кароль смотрит на свою жену, не в силах оторвать от нее глаз, почему-то думая о том, что ему долго придется привыкать к тому, чтобы называть ее так. Его взгляд падает на Пита — он снимает их, танцующих, на телефон; наверное, едва поймав интернет, выложит это видео в Инстаграм. А рядом с ним — родители Санни, родители Кароля и все его друзья, из сборной, из клуба, из университета. Многие стоят парами. Джей и Войцех, положивший голову ему на плечо, безуспешно прячутся за головами остальных, над которыми они возвышаются едва ли не на полметра. Кароль понимает, что у него есть все, что ему нужно в жизни — все здесь, прямо перед ним, в этом зале. И что бы ни происходило, этого у него никто и никогда не отнимет. Кароль шепчет Санни, так тихо, чтобы его не услышал никто, кроме нее, что она потрясающе выглядит. Кароль абсолютно счастлив.