Жизнь Мин Юнги

Юнги двадцать и он уже взрослый. По крайней мере, так говорит Намджун. Юнги в ответ громко смеётся и ласково, ну или не очень, пихает донсена в бок. Но, кто бы что не говорил, Мин и сам считает, что взрослый и, вроде-как, вырос из всей этой подростковой возни. У него контракт со звукозаписывающей компанией, своя квартира почти в центре и совершенно непонятное желание возиться с Джуном, который младше на почти пять лет. - Хён, дай сигарету? Голубоволосый малявка тянет руку к зажженной мальборо и Юнги даёт. Подзатыльник. - Хрен тебе. Не дорос ещё! Мин смеётся и, в последний раз затянувшись, выкидывает никотиновую отраву на землю, а после растаптывает её подошвой белоснежных конверс. - Я, вообще-то, уже не ребёнок, а ты руки распускаешь! Почему мне нельзя, а тебе можно? Донсен дует пухлые губы и даже топает ногой для пущей убедительности, вызывая у хёна новый приступ неконтролируемого смеха. - Ты ещё на землю упади, ага. - Да иди ты! Джун накидывает капюшон чёрной толстовки на голову, скрывая голубое безобразие, не иначе, как по ошибке, называемое причёской, надевает очки и сердитой походкой идёт к подъезду. Не ребёнок, ага. Совсем не ребёнок. - Да стой ты, блин! Юнги всё же догоняет его, обнимает, скидывает капюшон и запускает пятерню в непослушную гриву, разрушая последние остатки укладки. В подъезд они заходят вместе, громко смеясь над какой-то нелепой шуткой Джуна, которую он вычитал в безграничных просторах интернета. Юнги не знает где именно - он предпочитает живое общение, а не всемирную паутину. / - Хён, а где рамен? - На третьей полке за пачкой с хлопьями стоит пакет... Видишь? - Агаа... - За ним лежит коробка от печенья... Нашел? - Ну да... - Так вот, в ней должен быть рамен, но его там нет, потому-что ты вчера сожрал последнюю пачку! В кухне что-то падает и Юнги устало выдыхает, а потом идёт на шум - нужно же посмотреть, что с этим недоразумением опять случилось. Намджун вообще относится к той категории людей, которые, запнувшись о собственную ногу, падают "звёздочкой" на живот, а потом жалуются, что болит копчик... - Хён, харэ ржать, дай лёд! Джун обиженно дует губы, держась рукой за голову, а Мин не может не ржать, смотря на донсена, обсыпанного с ног до головы мукой и держащегося за голову. Приложив к непутёвой голове пакет со льдом, они идут в гостинную, где на паузе стоят любимые гонки. - Нахрена тебе вообще мука? - Блины хотел испечь... - Десятикиллограмовый пакет?! - Нуу... Юнги отвлекается от приставки, за что и расплачивается, врезаясь бампером чёрной Ламборджини в дерево. Мелкий, который на самом деле на голову выше, ржет, за что и получает локтём в бок. - Хён, слушай, а как ты его на верхнюю полку затащил? - С трудом, блядь... Иди нахуй! / Юнги двадцать два, он по-прежнему взрослый и у него всё ещё контракт, квартира и Намджун. Точнее, пьяный в стельку Ким Намджун, который в три часа ночи трезвонит в дверь. - Ну и какого хуя? Мин, наконец, открывает дверь и еле успевает поймать падающее на него тело. Оно, кстати, ужасно тяжелое и воняет перегаром и чем-то ещё сладковатым, подозрительно-сильно похожим на травку. И, да. Мин знает, как пахнет травка. - Хёёён! Блондинистое нечто лыбится, светя ямочками, а потом просто отключается, оставляя "хёна" разбираться со всем самостоятельно. Мин устало выдыхает и кое-как затаскивает непутёвого донсена в спальню, оставляя спать на мягком ковре - не сахарный, не растает, а надрываться Юнги не собирается. Правда, через пол часа, если не меньше, Юн всё же укрывает сопящего Намджуна одеялом и подкладывает под голову подушку. Не дай Бог, простудится... / - Хён, мне нравятся парни. - Ну заебись... Стоп! Что? - Нууу... Намджун расковыривает пальцами дыру на джинсах и смотрит куда угодно, но не на друга. Юнги медленно переваривает полученную информацию, тихо охреневая. - И как ты это понял? - Я... Эмм... Нуу... - Баранки гну. Рассказывай, давай! - А ты... Тебе... Ну, не противно? - Хуйнёй не страдай. Рассказывай, говорю! - Ну... Просто, помнишь я тебе про Сокджина говорил? Юнги напряженно вспоминает что из всех тех гигабайт информации, что донсен выливает на него ежедневно, было "про Сокджина" и, Алилуйя, наконец, память откликается. Вроде, так зовут парня из выпускного класса, который является президентом школы. Ну и что? Последний вопрос Мин озвучивает. - Ну и... Он, короче, мне в чувствах признался и поцеловал, представляешь? Я сначала врезать хотел и даже кулак сжал, а потом мне вроде-как понравилось... Ну и... Я решил тебе рассказать, потому-что... Эмм.. Мы же бро... - Угу... Юн, конечно, кивает, но что-то внутри тихо скребётся, скручиваясь в непросветно-чёрный комок под рёбрами. Хочется думать, что это просто-напросто злость, но ехидный внутренний голос что-то пищит про ревность и... зависть... / С признания Джуна проходит месяц, когда Юнги снова приходится ловить пьяную в усмерть тушку в дверном проёме. Донсен что-то несвязно бормочет во сне, а потом подрывается и кое-как добегает до туалета, чтобы опустошить свой желудок. - Бля, ну и нахуя так пить? Мин устало вздыхает, но идёт следом - мало ли... На утро выясняется причина "алкоБУМа". Как же всё прозаично... Попахивает дешевой драмой... Видите ли, Сокджин, да-да, тот самый "милашка/очаровашка Сокджин", предложил расстаться. - Всё, что было между нами - ошибка... Прикинь?! Он так и сказал! Намджун сидит на кухне, обнимая полупустую бутылку от соджу, а Юнги моет посуду, краем уха слушая мелкого. - Я, блядь, из-за него геем стал, а он! Ошибка, сука!!! Ошибка! - Ну, я бы поспорил... - Что? Джун, наконец, отрывает пьяный взгляд от стола и смотрит на Юна, вытирающего руки о кухонное полотенце. - Всмысле? - Ну, он скорее просто помог тебе осознать себя, а не стать геем. Я говорю, что ты им был, но не понимал этого, а твой Сокджин.... - Он не мой! - Ну ладно, не твой Сокджин просто послужил катализатором. - Хуелизатором он послужил, сука... - Что? Мин, не расслышав последнюю фразу, разворачивается к Джуну, но тот уже спит, положив брюнетистую голову на сгиб локтя. Не удержавшись, старший гладит своё "недоразумение" по волосам, но отдёргивает руку, когда тот что-то несвязно бормочет во сне. - Спи, придурок влюблённый... / У Юнги, как и раньше, квартира, контракт и всё к этому прилагающееся. А ещё у него Намджун, у которого сегодня восемнадцатый день рождения. Пол дня пробегав по магазинам, парень останавливает свой выбор на солнцезащитных очках - донсену должно понравиться. - Молодой человек, купите своей девушке заколку? Пожилая аджума улыбается и Юн просто не может не улыбнуться в ответ. - Спасибо, но у меня нет девушки. - Ох, ну как найдёте, приходите обязательно! - Всенепременно. Несмотря на календарную осень, погода радует жителей Сеула тёплыми летними деньками. Настроение Мина было таким же ярким и испортить его не смогла даже девушка, случайно врезавшаяся в него на тротуаре и заляпавшая рубашку мороженным. - Йааа... Да возьми же ты трубку... Лёгкое раздражение из-за того, что именинник не отвечал на звонки легко перекрыло то, что Юнги уже был в непосредственной близости от его дома. Выученный давным-давно код от домофона, пять этажей на лифте и вот, наконец квартира номер семьдесят один. Мин хотел позвонить в дверной звонок, но замер, увидев, что дверь в жилище друга оказалась приоткрытой. - Намджуууун~иии! Чей-то не то крик, не то стон и Юн, распахнув дверь, заходит внутрь, даже не потрудившись разуться. Пакет, в котором лежит коробка с подарком, только мешается и блондин оставляет его на тумбочке у двери, а сам проходит дальше. - Да! Пожалуйста! Хочется верить, что это всё сон и сейчас его донсен не трахает незнакомого Юнги паренька. Что кто угодно, но только не он, впивается в призывно-распахнутые губы шлюхи, раздвигающей под ним ноги. Внутри что-то крошится и стягивает желудок так сильно, что почти тошнит. - Быстрее!!! Пожалуйста! Быстрейййееееее!!! Да!!! Визгливые крики-стоны слушать не хочется и Юнги буквально сбегает из квартиры, через силу преодолев желание хлопнуть дверью. / - Хён, ты приходил? Намджун звонит поздно вечером,когда Юнги уже мало соображает от выпитого. Хриплый голос в трубке словно утягивает за собой и приходится прилагать неимоверные усилия, чтобы отвечать более-менее связно. - Угу... - Я там в прихожей подарок нашел. Спасибо, хён! Обалденно просто. А ты... Ну, извини, короче, что не отвечал... Просто мы с Джином помирились. Говорит, не может без меня, представляешь? Он мне... Юнги не слушает, проигрывает сам себе и, поддаваясь постыдным желаниям, запускает руку под резинку пижамных штанов. Возбуждённая плоть отзывается мгновенно, реагируя на несмелые поглаживания волной сладкой дрожи, которая скручивает все внутренности. Подсознание подливает масла в огонь, крутя на репите увиденную сегодня сцену, только вместо визгливого паренька под Намджуном лежит Юнги. Это его целует розововолосый донсен. В него входит мощными толчками, буквально выбивая все мысли из головы. К нему прижимается всем телом, стремясь стать ещё ближе... К Сокджину у Юнги внезапно просыпается пылкая ненависть и, кажется, чёрная зависть... - Хён, ты заболел, чтоли? Мне приехать? Юнги кончает, широко открыв рот в немом крике, а потом, спохватившись, прижимает телефон к уху. - Нет, мелкий. Не надо. С днюшкой. - Точно всё в норме? - Да... - Спасибо за подарок! - Не за что... / Юнги снова становится на год старше, но, как говорится, день прошел, число сменилось, нихуя не изменилось. Март, сука, портит настроение дождём и спасает только бренди и Намджун, поздравляющий своего хёна с праздником. Мин посылает нахуй, говорит, мол жизнь стала на год короче, но подарок принимает и не заметить того, как сильно горят глаза старшего, при взгляде на дорогущие (сука! пятьсот баксов!!! да ты ебанулся!) наушники просто невозможно. - Хён, сигареты подай. - А ты не ахуел? Юнги хмурится и смотрит на донсена, который трясёт тупой башкой (на самом деле нет, ибо IQ с тремя цифорками) и лыбится, дебильно светя ровными белоснежными зубами и ебланскими ямочками на щеках. Намджун снова перекрасился (Господи! Ну сколько можно?! Патлы сожжешь нахрен!) и ему просто пиздецки идёт блонд и Юнги, говоря откровенно, виснет, пялясь в тату на выбритом виске. - Чё за хуйня? Бледный палец тыкает в чёрные буквы, а донсен ржет. - Ты реально не можешь перевести? Я тебя переоценил, хён. Не, серьёзно?! - Нахуй иди. - Неа. Я верхний. - Еблан. Джун снова ржет, а Юн, наконец, читает то, что у того написано на голове (бля, ещё б на лбу наколол!). - One life - one love. Чё за сентиментальная хуйня? - А что? По-моему круто. И вообще, нехуй нос воротить - это подарок любимому человеку на день рождения. Настроение падает куда-то вниз, да так и остаётся на отметке "идите все нахуй", а ненависть к Сокджину возрастает в геометрической прогрессии. - Ебанутый придурок... Юнги фыркает, как обиженный ёжик, а Джун смотрит как-то грустно и, кажется, тоскливо, но прочитать взгляд Мин не может - донсен слишком быстро отворачивается. - Знаю, хён... Знаю... / - Да сколько можно?! Блядь... Юнги стоит в прихожей, пытаясь устоять под тяжестью неожиданно свалившегося на него Джуна. Где-то в спальне пиликают часы, а это значит, что уже три часа утра и Мину как-бы скоро нужно просыпаться, потому-что сегодня пиздецки важная встреча, но вместо того, чтобы спать, он тащит донсена в ванную и включает холодный душ, чтобы привести последнего в чувства. Джун, оклемавшись, переводит взгляд на хёна и лыбится, как имбицил. - Юнгиии~я! - Поднимайся и пиздуй на кухню, а я пока найду что-нибудь, во что можно тебя переодеть. Старший выходит из ванной, не забыв кинуть в непутёвого алкоголика полотенцем - трезвость трезвостью, но вдруг он простудится... Сидя на кухне, парни молча пьют растворимый кофе, ибо варить нармальный нет никакого желания, и молчат, задумавшись каждый о своём. Наконец, Юнги, отхлебнув последний глоток бурды от Нескафе, берёт сигареты и идёт к открытому настежь окну. Сизый дым улетает куда-то в небо и думается, что всё это дохуя романтично - сидеть вот так в четвёртом часу вдвоём на маленькой кухне, наблюдая, как на востоке загорается рассвет. - Ну и что опять случилось? Какого хрена ты ужрался в хлам? Спрашивать, зачем он припёрся к нему домой Юнги не хочет - спасибо хоть, что Джун приходит именно к нему, а не идёт квасить морды незнакомым людям, чтобы провести недельку в участке, как делал сам Мин. - Хён, я... Я запутался... Нихуя не понимаю... А этот мудила... Кто именно "мудила", спрашивать не имеет смысла ., ведь оба парня понимают, о ком идет речь. - Этот мудила мне изменил с каким-то сопляком прямо на нашей с ним кровати. -Тогда... - Нет, хён, погоди, дай высказаться. Я уже ничего не понимаю... Пиздец запутался, но я сейчас должен всё сказать, а потом уже услышать твою реакцию. - Ты о чём воообще? Юнги хмурится, наблюдая, как донсен пытается собраться с мыслями, нервно переставляя солонку, стоящую на столе, с места на место. - Я и Сокджин... Понимаешь, мы были вместе всё это время не потому-что я его любил, а потому-что он меня. Нет, ну, сначала он мне вроде нравился, но потом я понял, что люблю другого. - Ну ты и мудак... Юнги ухмыляется как-то грустно и с шипением выбрасывает сигарету в окно - обжег пальцы. - Да не перебивай ты, я тут, понимаешь, душу открыть пытаюсь... - Ладно, ладно... Рассказывай дальше, долбаёб мелкий. Намджун пропускает оскорбление мимо ушей и продолжает рассказывать. Говорит о том, что у того, кого он любит, самые красивые глаза, нежная кожа, мягкие волосы, яркие губы, которые хочется целовать вечно ( Юнги во время этого монолога тихо умирает внутри, подкуривая ещё одну сигарету). Говорит, что человек, которого он любит, ужасная вредина с просто кошмарным характером, замашками тирана и ногами фотомодели, что перечёркивает все минусы. Смеётся как-то нервно и окончательно переворачивает солонку, рассыпая белый песок по деревянной поверхности. Юнги, матюкнувшись (откуда у тебя, блядь, руки растут, засранец неуклюжий?), подходит к столу и пытается аккуратно собрать просыпанное, но в следующий миг сам переворачивает несчастный предмет к верху дном, не веря собственным ушам, потому-что... - Хён, я люблю тебя. Юнги медленно поворачивает голову в сторону, пытаясь успокоить внутреннюю девочку-подростка, которая сейчас носится из стороны в сторону, визжа от счастья, выдыхает и смотрит на Джуна, который, словно нашкодивший пёс, виновато вжал голову в плечи. - А ну-ка повтори. Видимо, звучит слишком угрожающе, потому-что донсен вздрагивает всем телом, и нервно теребит дыру на джинсовых шортах, видимо, стремясь разорвать их к херам полностью, но старшего сейчас это не волнует - он боится, что ему послышалось. - Я... Ты можешь начать презирать меня, хён. Я всё понимаю, ведь ты же вроде не гей, но если бы я не сказал... - Я сказал тебе повторить. - Я люблю тебя, хён... Где-то за окном воет сигналка чьей-то машины, но обоим парням сейчас на это, откровенно говоря, насрать. У Юнги в животе взрывается кокон, в который он пытался замуровать всех бабочек и те, показав своему носителю фак, вырываются на свободу, мельтеша разноцветными крылышками, на каждом из которых написано всего одно имя - Намджун. - И как давно? - Я не знаю... Наверное, всегда... Я ты можешь ударить меня, хён. Я не стану сопротивляться. Вот, бей. Джун поднимает голову, подставляет челюсть для удара и, крепко зажмурившись, ждёт. Юнги думает, что всё это пиздец как глупо и, к тому же, попахивает дешевой сопливой дорамой, но коснувшись холодными пальцами линии челюсти, разворачивает лицо младшего к себе и, выдохнув что-то вроде "идиот конченый", прижимается к таким родным губам в робком поцелуе. - Я тебя тоже, долбаёб херов... Сидящий на стуле донсен вздрагивает всем телом, открывает глаза, в которых Юнги видит своё отражение, и, кажется, он сейчас в таком шоке, словно увидел инопланетянина, а не своего хёна. - П-правда? Юнги еле сдерживает смех, но вместо ответа снова прижимается к губам, о которых раньше мог только мечтать. - Правда, правда... - А как давно? Как прекратить улыбаться, Мин не знает, но точно знает, что теперь без губ Джуна жить просто не сможет, а потому, выдохнув, он тихо шепчет всего одно слово, а потом целует младшего и, стоит признаться в этом самому себе, тает в родных объятьях. / У Юнги по-прежнему контракт, квартира и далее по списку. А ещё у него пачка фломастеров и Намджун, правая нога которого скрыта гипсом. - Бля, ты же знаешь, что я не художник, да? Может, попросишь кого-нибудь другого? Юнги сидит на кровати рядом с вольготно-растянувшимся Джуном и держит в руках открытый красный фломастер, не решаясь нарисовать на идеально-белой поверхности гипса хоть что-то. - Юнгии~я. Здесь ты мой парень, а не кто-то, так-что давай, рисуй! Намджун, зараза рыжая, ржет как бешенный конь, и наблюдаетза хёном, пытающимся вывести не то рожицу, не то солнце, за что оказывается наказан ярко-малиновой черточкой от носа до скулы. Теперь смеётся уже Мин. - Как ты вообще умудрился навернуться со стремянки вместе с ёлкой? Когда гипс полностью оказывается покрыт рисунками аля "детский сад, штаны на лямках", а на лице младшего прибавляется разноцветных черточек, Мин просто сидит рядом со своим (Господи! Как долго я этого ждал!) парнем и печально смотрит на валяющуюся в углу комнаты зелёную красавицу. Джун, несмотря на перелом, выглядит счастливым, так-что и Юн не может не улыбаться, смотря на своё непутёвое счастье. - Я вообще не виноват, честно-честно! Это стремянка просто какая-то не очень качественная! Поводов для смеха Мин не видит, ведь перелом теперь будет долго срастаться, а это значит, что Новый год и Рождество Намджун будет встречать в гипсе, но когда виновник переполоха смеётся, не поддержать его в этом просто не возможно. - Зачем ты на неё вообще полез? Приключений захотелось? Юнги проводит пальцем по изрисованному лицу, проводя невидимую линию от виска до скулы, опускается к губам, которые невозможно не целовать, тыкает в ямочку на щеке и улыбается счастливо, правда, улыбка мрачнеет, когда взгляд падает на тату, которое Джун сделал прошлой весной. - Так, ладно. Нужно убрать весь бардак, что ты устроил и поставить ёлку на место... Старший пытается встать с кровати, но Нам удерживает его здоровой рукой, препятствуя этому. - Эй, сахарочек, что случилось? В голосе младшего отчетливо слышны растерянность и тревога, так-что Юнги даже не пытается скрыть причины плохого настроения. - Ты всё же сильно его любил, да? Вопрос вырывается сам и Юнги тут же же жалеет об этом, ведь Джун никогда не врёт ему, а слышать правду вообще не хочется. - Кого любил? Ты сейчас о Сокджине? Мин молча отводит взгляд в сторону и качает головой в знак согласия. Произносить ненавистное имя не хочется. - Милый мой. Джун целует его в кончики пальцев. - Любимый. Новое касание губ достаётся тыльной стороне ладони. - Единственный. Едва уловимый поцелуй на запястье и Юнги сдаётся, поворачивая голову обратно к младшему. - Юнги, я же говорил тебе, что всегда любил тебя и только тебя. Неужели ты не веришь мне? Не удержавшись, Юн решает расставить все точки над i и касается кончиком пальца татуировки. - А как же это? Младший смеётся и ещё раз целует пальцы Юнги, трепетно касаясь бледной кожи губами. - А это подарок моему самому любимому, нежному, сладкому и капризному человечку на день рождения. Причин смеха Кима старший понять не может и настроение падает ещё ниже. - Вот видишь... Попытка вырвать руку из цепкого захвата длинных пальцев (о, сколько они могут приносить наслаждения!) оказывается неудачной и Юнги просто снова отводит взгляд, но тут же смотрит обратно на любимое, хоть порой и раздражающее, лицо Намджуна. - А у Сокджина день рождения в декабре. - Тогда... Это... Слова отказываются связываться в предложения, так-что фразу за Мином заканчивает Джун. - А "это" я сделал для тебя. - Правда? - Чистейшая. Разве я врал тебе когда-то? У Юнги вэтот момент в животе не просто бабочки, - там олени танцуют румбу, а улыбка такая яркая, что ему бы сейчас сниматься в рекламе зубной пасты, но сейчас ему на это, откровенно говоря, похуй, потому-что он счастлив... Просто счастлив... И он совсем не противится, когда Намджун притягивает его ближе к себе, чтобы поцеловать. - Я люблю тебя... - И я тебя... Глаза в глаза, губами к губам, сердцем к сердцу... - Ай! Осторожнее с рукой! Больно вообще-то! Джун обиженно дует губы, а Юнги смеётся и целует снова. Он будет осторожен, ведь младший нужен ему в целости и сохранности. / Юнги двадцать пять. У него контракт со звукозаписывающей кампанией, своя квартира почти в центре, приличный счет на банковской карте... А ещё у него Намджун, который на пять лет младше, и счастье... Огромное счастье, не имеющее границ...