Хочешь, я научу тебя танцевать?

      Тони понимает, что он не в порядке. Что что-то идет не так, неправильно, он чувствует, что скатывается к чертям собачьим с горы благоразумия, сходит, сбегает с ума. Чувствует, что его крыша едет, её сносит нежностью, любовью к Питеру. Но ничего не делает. Потому что не хочет. Потому что на физическом уровне ощущает, что не может. И просто оставляет всё вот так: неправильно, непонятно, но так, как действительно нужно. Так, как удобно. Так, как надо.       Он не в порядке, и Старк знает, что нужно остановиться, не пялиться так заметно на гибкого, открытого Питера, который сидит напротив и смеется, запрокидывая голову назад и открывая вид на длинную, почти лебединую, шею с подрагивающим кадыком. Хочется коснуться его языком, да хотя бы пальцами, самими кончиками. Прикоснуться к нему, как будто к чему-то хрупкому. Почувствовать под пальцами прохладную кожу, почувствовать, как она покрывается мурашками, пройтись по нему поцелуями и укусить там, где начинается ткань, вырывая стон.       Но…        Просто продолжает смотреть. Пялиться. Въедаться взглядом во все мелочи, которые может заметить.       Он не в порядке. Тони смотрит на руки Паркера, вспоминая, как они каждый раз начинают двигаться, будто бы жить другой жизнью, когда Паук что-то рассказывает. Смотрит на его тонкие плечи, которыми подросток неловко дергает, зарываясь в плед поглубже, хотя воздух в Башне четко регулируется Пятницей. Острые локти, которыми он часто заезжает кому-то под ребра и длинные, паучьи пальцы, которые мужчина внезапно представил на своей шее, сцепленные в замок, будто они обнимались, и эта картина будто убивает что-то внутри него, ломает и Старк резко отворачивается, преувеличено-заинтересованно начиная рассматривать уже подтаявший лёд в своем стакане.       Он не в порядке. Смотрит, как на его лице взрываются эмоции. Как тот хмурится, улыбается, изламывает пальцы когда нервничает, сжимает губы в одну полоску и… и ему не хватает слов. Не хватает слов, чтобы описать Паркера, и это явно не потому, что у него малый словарный запас. Это просто Питер. Просто-чертовски-охеренно-сексуальный-Питер.       Он не в порядке. Но менять что-то, избавляться от причин- причины, поправляет он сам себя- совсем не хочется.       Ведь это Питер. Его Питер.       Старк, подавляя вздох, откидывается на спинку дивана и встречается взглядом с Романофф. Она внимательно окидывает его взглядом, вопросительно — даже как-то насмешливо — вскидывая бровь и растягивая губы в легкой ухмылке. Тони возвращает ухмылку, стучит льдом в стакане и качает головой. Потому что отвечать- слишком долго. Потому что рассказывать- слишком тяжело. Потому что всё это слишком далеко зашло. Наташа лишь еще больше растягивает губы в ухмылке, будто говорит: «Да-да, так я тебе и поверила» и сразу же отворачивается.       Старк пару минут смотрит куда-то в стену за головой Наташи, позволяя мыслям течь так, как им хочется, а потом снова, снова, черт побери, возвращается взглядом к Питеру. Смотрит, как тот поднимает ноги на диван, забавно поджимая пальцы на ногах, обхватывает колени и устраивает подбородок на них, улыбаясь мягко, счастливо и Тони понимает, что отдал бы всё, чтобы эта улыбка была из-за него. Для него. И не только улыбка- весь Питер и ему почти что страшно от бури, что разрывает его изнутри, от осознания- это не его. Ни сейчас. Ни когда-либо еще.        Он не в порядке, да. Но…       Когда ему было не плевать?  — Может, устроим праздник? Скоро же Рождество. Ну там, с танцами, выпивкой и всё такое, — Тони, встрепенувшись, смотрит на Наташу, а потом и на Клинта, который согласно кивает на слова Романофф, довольно улыбаясь, ведь от бесплатной выпивки у Старка отказаться невозможно.       Беннер только вздыхает, трёт переносицу и встречается взглядом с Тони. Тот лишь ухмыляется, пожимая плечами, будто начиная молчаливый разговор.       «Ну, что поделаешь». В ответ Брюс улыбается, прячет улыбку за чашкой чая и наигранно-обреченно кивает головой.       «И правда».  — Только не как в первый раз, — он замечает кислое лицо Клинта, который всё-таки решил расставить все по своим местам и мужчина вспоминает, как они впервые собрались вместе и сильно напились- кроме Стива и Брюса, конечно же. Но — Старк ухмыльнулся — это не помешало этим двоим повеселиться. Это поняла и Наташа, когда увидела видео пьяного стриптиза на крыше Башни, и Клинт, к которому на утро пришла жена прямо в Башню, и сам Старк, когда увидел кучу других фоток с этого мероприятия, которые те слили в интернет. А на единственный вопрос от Тони: «Зачем в сеть?» они лишь загадочно улыбались и переглядывались.  — Первый раз всегда неприятный, — он смотрит на Беннера, который прячет лицо в ладони, пряча улыбку и переводит взгляд на Питера. Тот сидел напряженным с неестественно ровной спиной и спущенными на пол ногами и нервно кусал, облизывал губы, сжав руки в кулаки. Тони на пару секунд залип на этом движении, внимательно следя взглядом за языком, который время от времени пошло, так охеренно пошло скользил по влажно-блестящим губам, следил за зубами, которые терзали уже покрасневшие губы и, чёрт побери, это так… так прекрасно, что у мужчины на пару секунд будто отказывает сердце.       На миг приходит сожаление от того, что теперь у него нет реактора, который бы спасал его сердце, заставлял его биться. Нет того, что может его спасти от болезни под названием «Питер».       Старк силой воли заставляет поднять взгляд на лицо Паркера и тот, заметив, что все смотрят на него, быстро, скороговоркой, выговорил, будто спеша сказать до того, как передумал.  — Я, наверное, не приду, — Паучок хмурится, сильнее сжимается под пристальными взглядами всех в комнате. Он подносит руку ко рту, начиная грызть ногти, но тут же одергивает себя, упрямо смотря вперед, немного склонив голову вниз, словно собираясь бодаться.  — Ты уверен? — Стив внимательно смотрит на него, приближая свое лицо к лицу Паркера. Тот сглатывает, нервно комкает в руках одеяло, сброшенное с плеч, но говорит, будто из последних сил:  — Да, — парень затравлено оглядывает всех в зале и его взгляд задерживается на Старке, будто спрашивая. Тот приподнимает руки вверх, сдаваясь и сказал:  — Не нервничай, Паучок, никто не будет на тебя давить, если ты не можешь, — он все еще держит руки над собой, но все равно пожимает плечами, смотря так невинно из-под челки и эта картина такая сюрреалистичная, такая странная и забавная, что Питер неуверенно улыбается Тони и тот просто. Просто возрождается.       Это была улыбка. Улыбка для него. И будто ему отключили мозг. Вывернули кожу наизнанку, раскурочили душу. Старку почти что страшно, но мужчина пытается абстрагироваться от всего того дерьма, что происходит в его голове, в его душе. Абстрагируется от себя самого.       Сначала немного нервный и вялый разговор, снова возвращается в свое русло, а Тони еще долго- буквально весь вечер- бросает взгляды на Питера, пытаясь даже не заставить его прийти, а хотя бы понять причины отказа. Вскоре все расходятся по делам, будто давая время Старку вызнать у Паучка все тайны. Тони, как радушный хозяин, провожает их до двери, по пути прикидывая варианты действий. Он очнулся только возле закрытой двери, и, ухмыльнувшись- Мстители правильно его поняли- уже в более веселом настроении отправился обратно в зал, который они вместе шутливо называли баром- там был холодильник с выпивкой и раковина с шкафчиками, в которых было куча чаев, разные сорта кофе и, специально для Питера, какао, отгороженные «барной» стойкой. — Паучок, и всё-таки, почему не придешь? — Тони подкрадывается сзади, забавляясь реакции подростка на себя. Тот вздрагивает, роняет чашку из рук, но тут же ловит её и резко оборачивается к Старку, прижимая ее к груди, словно обороняется. Они так близко, что его мысли просто притягиваются к Питеру, словно магнитом, и он тут же замечает забавную и милую родинку за ухом. Его рука дергается, будто пытаясь прикоснуться к ней, но мужчина одергивает себя, переводя взгляд на чашку в руках парня, — Эй, малой, ты только меня не обливай этим, ладно? — Тони вскидывает бровь, замечая, как кончики ушей Паркера краснеют и ему кажется это таким невинным, детским, что Старк чувствует себя больным человеком и весь воздух будто испаряется из легких. Он забывает дышать.  — Она пустая, мистер Старк, — Питер отходит на шаг и ставит её в раковину, так и оставаясь там. Тони чувствует болезненную потребность подойти, подойти так близко, как только можно и уткнуться носом в вихрастую макушку. Старк вскидывает брови и ухмыляется:  — Ну давай, расскажи папочке всё, что тебя беспокоит, — он говорит это шутливым тоном, но сам в голове тысячу раз ненавидит себя, ведь между ними херова туча километров непонимания, возрастных ограничений и, вообще-то, закон, и…       Старк всё равно делает шаг к парню, от чего тот прижимается спиной к раковине и как-то нервно улыбается. Настроение улетучивается с просто невероятной скоростью и он продолжает, — Питер, если ты продолжишь в том же духе, то я тут состарюсь.        Тони издевается над самим собой, растягивая губы в кривой усмешке и уже не надеется на ответ, собираясь отшутиться и свалить в мастерскую, включить самый тяжелый рок, который имеет и ночь, день, да хоть всю жизнь мастерить, мастерить, мастерить. Или напиться так сильно, чтобы уже не осознавать реальность, чтобы мысли наконец-то пропали из его головы. Мысли о Питере. Воспоминания с Питером. Чтобы Питер вышел из его организма, из его тела. Из него. Он серьезно начал обдумывать что лучше сделать: напиться или смастерить что-то безумное. Или даже совместить.  — Эм, мистер Старк, ничего важного, честно-честно! Просто я, эм, — подросток запинается, потирает шею пальцами, будто пытаясь убрать оттуда какое-то ощущение, а румянец, чертов-румянец-имени-Питера-Паркера, перебрасывается на лицо, расцветая алыми пятнами на щеках, носу и даже на лбу, — я не умею танцевать.       И всё. Питер замирает, замолкает, словно набрав воды в рот и Тони даже сомневается, слышит ли вообще дыхание Паучка. Старк еще пару секунд ждет, надеясь на еще какую-то причину, но подросток молчит, смотрит так растерянно и преданно, будто доверяет самую сокровенную тайну, но у мужчины все равно вырывается:  — И всё? — он ненавидит себя и эти два ненужные, словно чужеродные слова в этой тишине, которая стала еще более невыносимой от них и открывает рот, чтобы хоть немного исправить ситуацию и слышит то, что разрывает его на куски, собирая обратно в неправильном порядке.  — Эм, да, мистер Старк. Я, наверное, пойду, — парень сглатывает, пытается обойти Тони, прижимаясь к барной стойке- Старку на миг хочется, чтобы здесь было еще меньше места- и прячет взгляд где-то в полу, пытаясь даже не касаться им мужчины.       Тони хватает Питера за предплечье, когда тот уже почти проскользнул между ним и разворачивает к себе, замечая, как дрожат плечи парня. Он подцепляет пальцами подбородок подростка и всматривается в его глаза. Они широко распахнуты, в них море обиды, страха и чего-то еще такого неуловимого, что Старк просто пытается сказать что угодно, лишь бы убрать эти эмоции из глаз. Ему хочется ударить себя, избить до полусмерти, ведь он заставил в его глазах появиться ненависти к самому себе.  — Хочешь, я научу тебя танцевать? — слова срываются с языка и Тони замечает, что глаза Питера становятся еще шире и он неверяще, будто отдельно от сознания, кивает, смотря прямо в глаза Старку, пытаясь там что-то найти и замирает в такой нелепой позе. Ждет. Выжидает.       Пятница услужливо включает какую-то мелодию и Тони аккуратно, чтобы не спугнуть Питера, кладет его руку себе на плечо, ловит вторую, сжимая в замок и ощущая какие же ладони Паучка изящные- как девчачьи- и теплые. Теплые и слегка влажные от нервов. И эта позиция, этот момент кажется ему таким правильным, таким нужным, что его невольно пробивает дрожь.       Он слышит музыку, и аккуратно тянет Питера на себя, заставляя сделать шаг. Тот повторяет его движение зеркально, словно зачарованный, смотря прямо в глаза Старку и он словно видит, чувствует, что их оплетают куча нитей. Оплетают их по кругу, сшивают там, где соединяются их тела, сшивают их души. Сшивают их самих. И это так болезненно, тягуче-приятно, так невозможно, что он просто пропадает. Больше нет Тони Старка. Нет Питера Паркера. Есть только они, нежная, медленная музыка на фоне и маленькая кухня.       Они делают совсем мелкие шаги, чтобы не коснуться стен, парень глубже вжимается в него, выгибается, так по-блядски и одновременно так нежно, так нужно, так, как умеет только Питер, и он приобнимает его за спину, кладет ладонь под лопаткой, чувствуя, как она аккуратно, медленно двигается под рукой.       И что-то в этом всём: в маленьких шажках, в музыке, в них самих есть, что у обоих перехватывает дыхание. Тони чувствует, как каждый вдох он будто делит на двоих, что сердца бьются будто одновременно. Загнанно, быстро, сильно. Они не танцуют. Они связываются, они уже, чёрт побери, связанны. Друг другом. Друг к другу.       Мужчина переплетает их пальцы, и аккуратно поглаживает костяшки пальцев, понимая, что так он не чувствовал себя никогда. Это спокойствие и одновременно- пожар внутри, пожар вокруг, пожар в глазах напротив. Паркер сбивается с дыхания, вдыхает шумно, резко, глубоко, прикрывает глаза, наслаждаясь, но тут же открывает их и Тони просто заглядывает в эти детские, по-ужасному невинные глаза и умирает. Тысячу раз тонет, задыхается и сгорает в этом нежном пламени. В глазах напротив- целый мир. И этот мир дарят ему. Ему одному.       И всё. Тони пропадает, падает в бездну, и сбивается с ритма, останавливаясь прямо посреди шага. Он смотрит на Питера, смотрит и…       Раскрывается в ответ.       Музыка заканчивается, а они продолжают стоять на этой маленькой кухне, прижимаясь друг к другу телом, душой. Смешиваются, проникают друг в друга. И просто.       смотрят, смотрят, смотрят.       И, будто одновременно, дергаются друг к другу, пытаются коснуться всем, чем могут. Питер становится ногами на ступни Тони и тянется, выгибается, касаясь уголка губ Старка своими губами.       И всё ещё держат зрительный контакт. Смотрят друг другу в глаза, въедаются друг в друга взглядами, не отрываясь. Испытывают друг друга, хотя, кажется, уже давно нужно было понять. Это последний барьер. Питер ждёт. А Тони не хочет заставлять его ждать. И резко, словно бросаясь в омут с головой…       Шевелит губами, мягко обхватывая, обнимая губы Паучка и в этом поцелуе столько нежности, неуверенности, что Тони ощущает каждой клеточкой своего тела нереальность происходящего. Ему кажется, что это сон, сладкий сон, который на утро оставит после себя лишь неприятную горечь и пустую голову, но даже если так…       Тони не хочет, чтобы он заканчивался.       Мужчина кладет руку на затылок парня, слегка склоняется, и, мягко пропуская сквозь пальцы короткие волосы, раздвигает языком губы Питера и это охерительно-нереально, сладко и горько одновременно и он почти прикрывает глаза, чтобы не видеть страх и опаску на лице Паркера, как.       Аккуратное движение губами. Как будто зверь, который ступает на незнакомую территорию, как будто он неуверен в том, что делает. И сразу, словно опровержение- резкое, чуть ли не дерзкое движение языком, который сплетается с языком Старка, и Тони посылает всё к черту.       Он сходит с ума, игнорирует благоразумие и слышит. Слышит и слушает.       Сердцебиение, одно на двоих.       Вминается в губы Паркера, вылизывает его рот изнутри и получает такое же безумие в ответ, чувствуя ногти, скребущие по шее в попытке зацепиться за реальность, слыша гортанные стоны, утопающие в поцелуе. Ему хочется умереть в это мгновение, в эту же секунду, потому что кажется, что мгновения лучше в его жизни никогда не будет.       Безумие на двоих.       Они отрываются друг от друга, смотрят друг другу в глаза так обреченно и одновременно счастливо, недоверчиво, что просто. Задыхаются. И совсем непонятно сколько прошло времени: секунда, минута, час.       Потому что всё равно.       Потому что они остались в этом мгновении. Вдвоем.