***
Хироки Камидзё было очень скучно. Он, в принципе, был тем человеком, который всегда мог найти, чем заняться, но случались исключения. Как сегодня, например. Он уже не знал, как убить время до возвращения Новаки с работы. Интересующие книги были перечитаны, любопытные мысли передуманы. Даже работы студентов проверены. Квартира блестела. Телевизор раздражал. Было очень скучно и одновременно ничего уже не хотелось делать. Он пошатался по квартире, сварил кофе, выпил кофе, отстраненно пожалел, что не курит, потому что никотиновая палочка по отзывам была лучшим лекарством при недостатке бурной деятельности, написал несколько смс Новаки, дождался на них ответа, посмотрел в окно, затем на часы. Ждать все еще оставалось долго, а делать было решительно нечего. Камидзё со вздохом полез в самый дальний уголок своей обширной библиотеки в поисках какой-нибудь давно прочитанной и забытой книги. К счастью, такая обнаружилась. Хироки довольно улыбнулся и чуть ли не в прыжке бросился на диван, предвкушая увлекательное чтение. Книга помогла скрасить несколько часов, которые пролетели абсолютно незаметно. Хироки даже не успел дочитать ее до конца, когда наконец-то вернулся Новаки, как всегда, уставший, но именно этим вечером крайне сексуально взбудораженный. Настрой Новаки был очевиден уже потому, что едва пробормотав слова приветствия, он с разбегу сгреб Хироки в охапку и принялся практически душить нетерпеливыми поцелуями. Камидзё, за все годы совместной жизни так и не привыкший к непредсказуемости своего друга в плане интимной деятельности, попытался слегка поупираться для проформы, но довольно быстро понял, что на его сопротивление в этом доме никто внимание так и не обратил. Он попытался предложить Новаки хотя бы перебраться в постель, но тот не слушал, продолжая неистово целовать его и сжимать в жарких объятиях, стоя посреди комнаты. Хироки намек понял, перестал подавать голос, прекратил попытки сопротивляться и принялся томно отвечать на ласки. В сотый раз Хироки подумал, как Новаки оправдывал свое имя буквально во всем, что он делал. В том числе и в том, как он с порога набросился на Камидзё, словно голодный зверь. Возбуждение волнами исходило от его тела, моментально передаваясь партнеру, устоять перед ним было просто нереально. Да и зачем? Страсть Кусамы была настолько живой, горячей и обволакивающей, что сдаваться ей было более чем приятным занятием. Пока Хироки прокручивал в голове эти мысли, Новаки уже избавлял его от одежды, потихоньку замедляя темп своих ласк. Он долго любовался своим любовником, который в данный момент находился перед ним полностью обнаженным, с очаровательным румянцем на лице и пленительными горящими каштановыми глазами. Новаки безумно любил именно этот момент перехода, как он называл, из Хиро-сана в Хироки, когда на смену хмурому закрытому созданию приходил темпераментный молодой человек, открытый будуарным изыскам. Новаки глубоко вздохнул и привлек к себе Хироки, наслаждаясь ощущением гладкой кожи под своими ладонями. Медленно провел руками по красивой спине, бедрам, плоскому животу. Затем со вкусом поцеловал. Это был уже не тот спешный поцелуй у порога, от которого что-то щелкало в голове и подгибались ноги. Сейчас он целовал Хироки размеренно, не торопясь, смакуя вкус его губ. В то же время его руки примерно с той же скоростью продолжали изучать тело, которое за эти годы стало только желаннее, а сам он зачарованно наблюдал за изменениями на лице Хироки, который в данный момент полностью отдавался погоне за ощущениями. А Хироки не сразу поймал себя на мысли, что эти самые ощущения, которые он увлеченно отслеживал, в какой-то момент стали другими. Их почему-то стало больше. Все еще не открывая глаз, он прислушался к своему телу, пытаясь найти источник этих новых ощущений, и даже когда обнаружил его, даже когда от этой находки перехватило дыхание, он еще крепче сжал веки, будто боясь ее спугнуть. Ласкающих его рук было уже не две, а четыре. Этого не могло быть. Так что же это, волшебство или галлюцинация? Но он совершенно точно осязал присутствие другого за спиной, чувствовал его дыхание у себя на затылке и слышал табачно-сандаловый запах, который он никогда бы не спутал с чьим-либо другим. Прикосновение его рук было хорошо знакомым, оно было таким же, как у Новаки. Только руки эти были прохладными. Хироки знал, кому принадлежат эти руки, имя этого человека чуть не сорвалось с его губ. Его дыхание окончательно сбилось, неровные вдохи и выдохи периодически сопровождались негромкими стонами, по телу забегали чувственные разряды, по мере того, как изумительно контрастировали друг с другом ласки горячих и прохладных пальцев, как эти пальцы вплетались в его волосы, наклоняя его голову назад и открывая для поцелуев нежную шею. К слову, поцелуев, которыми щедро одаривали его тело, удивительным образом тоже стало в два раза больше. Легкие, теплые и бережные со стороны Новаки, который, тем не менее, каждый раз превосходил самого себя в ненасытности. Горячие, возбуждающие, настойчивые со спины, где прижимался к нему человек, будораживший его разум уже одним только всепоглощающим властным присутствием, своим терпким запахом и даже дыханием. Ощущая обнаженной спиной крепкое сильное тело, он откинул голову назад, туда, где было такое же сильное плечо. В тот момент, когда две руки, такие похожие, но при этом такие разные, одна прохладная, другая горячая, соединились в самом центре его удовольствия, он с невольным стоном открыл глаза, ожидая встретиться взглядом с небесно-голубыми бликами, но нашел вместо них затемненные от страсти глаза цвета сумерек. Они пытливо изучали его, ласкали, прикасались, точно также как и пальцы. Он хотел было выгнуться навстречу этим рукам, но его удерживали другие. Обездвиженный, он мог лишь снова застонать, пряча голову в изгибе шеи того, кто стоял за ним, прижимаясь щекой к горячей коже и припадая губами к ароматной шее. Как только он нарушил контакт с взглядом Новаки, он почувствовал, как два тела по обе стороны от него сместились чуть ближе друг к другу, крепче зажимая его самого между ними. С нового ракурса он мог увидеть из-под приопущенных век, как тянутся друг к другу два потрясающе красивых лица, как встречаются в яркой пламенной вспышке два горящих взгляда, насыщенно-фиалковый и темно-синий. Как соприкасаются их губы, сначала легко и осторожно, будто пробуя на вкус, а затем с все возрастающим жаром и напористостью. Он был так близко, что мог разглядеть мельчайшие детали этого воссоединения, скользящие движения губ и неспешный поединок языков. Он был не в силах оторвать глаз от этого завораживающего и невероятно возбуждающего поцелуя, в котором сошлись две самые мощные в его жизни стихии, в то время как все те же две разные руки продолжали ласкать его одновременно, в едином дурманящем ритме, доводя его до практически до обморока. Он пребывал в этом полуобморочном состоянии долго. Очень долго. Все время, пока это продолжалось, он был на грани, удерживаемый на ней контрастной близостью двух человек. Его доводила до чувственного безумия вторгавшаяся в него плоть, заполнявшая его до отказа с одной стороны и глушившая его крики с другой. Сходил с ума, когда горячие руки крепко держали его бедра, лихорадочно впиваясь в них пальцами, а прохладные руки прикасались с его лицу, гладили шею, плечи, изгибающуюся спину, ставшую такой же чувствительной, как и внутренняя сторона его бедер. Он отдавался им обоим раз за разом, до умопомрачения, теряя связь со своим телом, но совершенно точно зная, что ни один его участок не был обделен вниманием нежных рук и обжигающих губ. И он уже не мог вспомнить, чье имя он выкрикивал каждый раз, когда переходил черту наслаждения...***
Хироки подорвался на диване с бешено колотящимся сердцем и хватая ртом воздух. Судорожно осмотрелся вокруг, какое-то время еще не понимая, где находится и что происходит. Постепенно его дыхание выравнивалось, в голове прояснялось. Он дома. Один. Это был сон. Он задремал, и ему все приснилось. Он рухнул обратно на спину, уставившись широко раскрытыми глазами в потолок. Безобразие. Форменное безобразие! Что за бардак творится у него в голове? Да и не только в голове, судя по топорщившимся домашним брюкам. Какому нормальному человеку будет сниться ТАКОЕ? Он спросил себя об этом вслух, но не получил ответа, моментально разозлился, быстро вспомнил самые свежие обороты обсценной лексики и долго произносил их в воздух, закрыв глаза руками. После самого забористого эпитета он густо покраснел и заставил себя замолчать. И очень вовремя, поскольку до его слуха донесся звук поворачиваемого в замке ключа. - Хиро-сан, я вернулся! - провозгласил Новаки, с неизменной счастливой улыбкой открывая дверь. Хироки вскочил ему навстречу, старательно придавая лицу привычное выражение. Однако, со стыдливым румянцем справиться он не успел. - Что тобой? Ты не заболел? Новаки чуть нахмурился и приложил руку ко лбу Хироки, чтобы убедиться в наличии или отсутствии температуры. - Нет-нет... Я просто тут слегка задремал, пока тебя не было, сам не заметил... Вот, как-то так, - чуть запинаясь ответил Камидзё, ощущая себя крайне неловко. - Наверное, это из-за сна, да. - Скорее всего, - улыбнулся в ответ Новаки, с невообразимой нежностью глядя на своего любовника. - Ты такой милый и теплый... Я очень хочу тебя обнять. И не дожидаясь ответа, он крепко сжал Хироки в объятиях, попутно выдавив из его легких почти весь воздух. - Чем ты занимался пока меня не было? - прошептал он, скользя руками по изящной спине. - Ничем! - глухо и испуганно прокричал ему в плечо Хироки, радуясь, что тот не видит его лица. Он снова почувствовал, как к щекам приливает кровь, а ниже пояса снова дает о себе знать то, что после сна все еще продолжало бодро стоять, и сейчас уже терлось о бедро Новаки. - О, Хиро-сан... Я тоже очень соскучился! - то ли произнес, то ли простонал Новаки, воодушевившись такой горячей встречей и принимаясь стаскивать с Хироки одежду. Камидзё от смущения был готов его покусать. Идея, правда, должного отклика не нашла, поскольку Новаки быстро вышиб из его головы все намеки на что-то логичное и рациональное, с нетерпением приступив к ликвидации побочного эффекта его сна. Ох, если бы он только знал, какими непристойными вещами занимался его Хиро-сан, пусть даже в своей голове... Он бы, как минимум, сильно удивился.