Марк

— Посмотри на меня… — Рокэ часто дышит, крепко сжимая лицо Ричарда хрупкими и такими женственными на первый взгляд пальцами, — я хочу видеть твои глаза! Глаза Дик прячет. Открыть сомкнутые веки, для него нет никакой возможности, слишком стыдно, слишком хорошо, слишком ужасно все то, что сейчас происходит. Рокэ, эр Рокэ, похожий на самого Леворукого, такой же прекрасный, алчный и полный запретной страсти, творит то, чего Ричарду делать никак нельзя. Предупредил же эр Август, что надо сторониться пьяного монсеньора. Но разве Рокэ сейчас пьян? Дикон судорожно вздыхает, но глаз не открывает, напротив, сильнее стиснув веки, дрожа вслушивается в собственные ощущения. Тёплое чужое дыхание на коже, от которого по спине щекотно разбегаются смешливые искры и тяжелеет в паху, мягкое скольжение подушечки большого пальца по горящей от этого прикосновения скуле, и голос низкий с хрипотцой, полный желания.  — Открой глаза, мальчик, — шепчет Алва, уже поглаживая, нет, лаская затылок Дика, — посмотри на меня! Ну же, Рикардо… Дик замирает, долго и мучительно-сладко переваривая услышанное, но глаза продолжает держать закрытыми, опасаясь встретиться с синевой и найти в ней обычную для эра насмешку. Он не верит, до сих пор не может поверить в то, что маршал нашел его, Ричарда Окделла, привлекательным, Дикон же не какой-нибудь там Придд. Не Джастин, которого при дворе считали едва ли не иконой утонченного стиля, тот был красив, куда краше Тино. Дик видел картину, ту самую, на чердаке особняка эра Рокэ, куда забрел случайно, разыскивая управляющего. Увидел и… Влюбился в них. Марк и Лаконий… Рокэ жадно и исступленно ласкающий разомлевшего, невероятно красивого Джастина. Такое невозможно было придумать, казалось, сотворивший это художник, был там, видел все воочию… — Неееет, — стонет Дикон, боясь открыть глаза. Он не Придд, а потому, уверен, что для Рокэ все это несерьёзно. — Прошу, не нужно… — Чего? — бархатно шепчет в ухо, заставляя дрожать сильнее. — Не нужно издеваться… — почти беззвучно шепчет Ричард, теряя голову от нежности прикосновений, горячие губы припали к пульсирующий венке на горле, лаская её, рука Рокэ соскользнула с затылка на шею, все так же поглаживая. — Я даже не думал… — Тогда зачем? — Хочу тебя, — голос Рокэ ранит почти физически. До одури хочется видеть, распахнуть глаза и узреть рядом с собой влюбленного черногривого Лакония с картины, но… Ведь это невозможно. Ричард знает, что некрасив и обладает средней, почти серой внешностью. Ему до Джастина, как до Рассветных садов… И потому он не может поверить бархатной неге голоса. Зажмуривается сильнее. — Почему? — вдыхает он, судорожно цепляется пальцами в резное дерево подлокотников, — Зачем я вам, вот такой? — Какой? — по-кошачьи фыркает где-то очень близко. — Обычный… — Глупый… — тихо смеётся Рокэ, — ты не обычный, ты… просто… Позволь мне… Рука Рокэ исчезает с шеи и резко дергая завязки штанов, ловко проскальзывает внутрь, касаясь изрядно возбужденного естества. Дикон вздрагивает и пытается отстраниться, но вторая рука удерживает его на месте под тихо шипящее «тсссс». — Не пугайся, доверься мне, Рикардо… Но Дик этого уже не слышит, растворившись в нежнейшей и в то же время острой ласке. Хочется кричать и стонать одновременно. Или умереть… Видеть после всего этого насмешливое привычное равнодушие в синих глазах будет невыносимо… Эр Август предупреждал, не сказал только, что это настолько хорошо. Дикон выгибаясь, закусывает губу, чувствуя, как Рокэ осторожно сдвигает ткань и достаёт… Создатель… Горячий рот, тесный и влажный сводит Дикона с ума. Это куда более волнующе, чем близость с Марианной, Ричард о ней даже не вспоминает. Он охает и, наконец распахивает глаза, невольно щурясь от слишком яркого света горящих в кабинете свечей. Рокэ внизу, склонился и творит что-то неописуемое, заставляя Дика протяжно и неожиданно громко стонать, а потом отпустив себя отдаться закрутившему его искрящему водовороту. И когда искры, кружащие перед глазами поблекли, а Дик смог восстановить дыхание и сфокусировать зрение, глядя на своего эра, преисполненного желания и теперь Ричарду оказалось по силам представить себя Марком тем самым, с картины, на которого, голодным влюбленным взглядом, проникающим прямо в душу, глядел великолепный Лаконий.