Голоса

Усталость душит, изнутри схватывая горло. Не слёзы – отравляющая горечь. Сибил почти падает на землю, тяжело опускаясь на колени, упирается в холодные панели руками и не может найти в себе силы встать и сделать хотя бы ещё один шаг. Ей кажется, что всё кончено. Она уверена. Они потеряли транзистор, она потеряла... Рэд. И в этом проигрыше растворился смысл бороться дальше. В голове мелькает страшная, беспокойная мысль: здесь скоро будет Процесс. Ройс говорил: «Его не остановить». А теперь они не могут его сдерживать. Сибил мотает головой, подбирает под себя ноги и, расправив складки на платье, прячет лицо в ладонях. У неё нет сил идти дальше – нет желания. Это, наверное, опаснее. Ей всё равно. Она остается сидеть безмолвной, недвижимой в нескольких кварталах от места, где проиграла. Раз за разом – всё реже с каждым десятком минут – смотрит на поблескивающий в темноте микрофон и сразу опускает глаза. Пытается сбежать от мучающих воспоминаний (от одного, от ужаса в чужих голубых глазах при жутком виде смерти), пытается не думать – но вина гремит слишком громко. Оглушает. Сибил понять не может, как к ней ещё не сбежалась толпа, не начала показывать пальцами, не предъявила обвинений. Может быть, тогда стало бы легче. Может быть, тогда, если бы она разделила с кем-нибудь... Тяжелую тишину прорезает медленный – неуверенный – стук и механическое жужжание. Сибил поднимает голову, щурясь от ударившего в глаза яркого красного света из подвижного окуляра, и замирает. Перестает дышать на мгновение, а затем – выпрямляет спину. Почти гордо. И не отводит уже взгляда от микрофона. Механизм отходит – Сибил слышит, не поворачивая головы, как стучат где-то у покрытой плакатами стены его тонкие ножки, – но к нему приходит ещё один. И третий. И за ним – множество. Они медленно обступают её со всех сторон. Она дрожит – мелко, от пугающей неизвестности, – но не двигается с места. Нет смысла. Нет желания. Короткой переливчатой мелодией звонит телефон. Сибил не сразу находит его в кармане, но слышит, как затихает – замирает в ожидании – Процесс. Совсем рядом. Она не глядя нажимает кнопку. Сообщения – короткие, отрывистые – заново поднимают со всей силой едва утихшее чувство вины. «Сибил?» Голос у Эшера напряжен – едва не срывается. Сибил улыбается тихо, не отвечая, и думает с грустью, что, может, он был ей ближе, чем раньше казалось. «Почему ты не возвращаешься?» «В Брэкет-Тауэрс безопасно. Пожалуйста, возвращайся». Сибил мотает головой и до боли закусывает губы. Она не думает о безопасности. Она почти не думает даже о Процессе, который вновь начинает подбираться чуть ближе. Она не может не думать о том, что сделала. Что они сделали. И потому – молчит. «Она не уходит». Сибил почти может себе его представить. Как он вцепляется подрагивающими пальцами в рукава рубашки, болезненно морщится. Как закрывает глаза и тихо выдыхает – она повторяет за ним. «Поговори с ней». Он многое сделал для неё. Она уверена в этом, хотя не может вспомнить деталей. «Прошу тебя». Они оба. «Грант». – Кто? Когда она открывает глаза, покрытой плакатами стены уже нет. Белый свет режет уставшие глаза. Красные отблески скользят по стенам и полу, задевают её руки. Что-то теплое касается её плеча. «В случившемся нет твоей вины. Но это – твой выбор, Сибил». Она кивает – безотчетно. И вздрагивает. Они зовут её по имени – их имён она уже не помнит, да и своё едва различает в шумном потоке мало отличимых друг от друга слов, осознавая только звук и эмоцию. Боль в высоком, надрывном голосе и сдержанную сухость в низком. Ему, низкому, больше сказать нечего. И делать – нечего. Как и ей самой. Она не отвечает. Нет сил. Что-то холодное и острое царапает её ногу. Она не отбивается, только ждёт. Ей почти даже интересно, что будет дальше. Тысячи маленьких существ пробираются ей под кожу, впиваются в клетки, заползают в мозг. Что-то рвёт мышцы под рёбрами. Что-то щелкает совсем рядом с ухом. Ей больно, и она тихо, задушено плачет до тех пор, пока не забывает, почему же всё-таки плачет. Тысячи маленьких существ модернизируют её. Заменяют все сломанные датчики, восполняют недостающие модули, подключают к Сети – отдельная небольшая система не способна долго работать автономно. В расчетах нет ошибок. Она начинает понимать. Нет и не было. Не могло быть. И голоса – всё тише. Звучат не из телефона, откуда-то изнутри. Много помех, сложные коды, и потоки информации – совсем другие. Голоса – другие. Тихие. Ниже тональность. Ниже частота. Сложно различить; она улавливает, урывками: «Процесс... За Городом... Внутри... Остановить... Ройс... Сибил». В разрозненных звуках всё меньше смысла. Она медленно забывает, кто она такая, где находится, почему сидит среди гаснущих городских огней и судорожно мнёт в пальцах жёсткую ткань зонта. И мнёт – бездумно. У неё остается только самое важное. Воспоминание о мелодичном красивом голосе. Не проходящее, электрическим зудом под кожей льющееся ощущение принадлежности к чему-то большему, может быть, даже великому. И цель. Общая. Её. Всех тех троих и бесчисленного множества, к которому она принадлежит. Она прирастает к коду Нуль-Множества. Она прирастает к Городу – сильнее, чем когда-либо. Изнутри. Тихий суетный перестук десятка ножек по светлой поверхности не отвлекает, не заставляет вздрогнуть. Другие – «Процесс» – патрулируют, всматриваются туда, куда она заглянуть не может, ищут таких же дефектных, какой она была. Для модернизации. Для устранения ошибок в коде Города. Она сосредоточенно ждёт. Голоса не пробиваются к ней; она блокирует поступающие сигналы. Ей больше не нужны ни подсказки, ни советы. У неё – как и у всех, у всех должна быть – есть задача. «Помочь». Она только ждёт возможности запустить программу.