Broken

      — Всевышний справедлив. Наконец-то ты вернулся на своё место. Пёс Гирей сидит в клетке на цепи. Здесь не хватает только твоего брата.       — О-о-о, Дервиш, мой брат согнал тебя с насиженного места у ног падишаха? Поэтому ты так недоволен? Мой тебе совет: если ты разделишь с Повелителем ложе, то вам ничто не помешает. Я думаю, ты мастер в таких делах, пятки султану лизать давно умеешь. Или нашему падишаху больше по душе нежный персик чем такое…       — Закрой свой поганый рот!       — Я знаю, в чём твоя беда! Ты просто не мужественно выглядишь, поэтому падишах не хочет тебя. Бороду отрасти, а то совсем на евнуха похож.       — Да я тебя сейчас!..       — Да что ты мне сделаешь, Дервиш? Только издали храбриться и умеешь. А на деле ты ничего не стоишь. Ничтожество.       — Ты ответишь за свои слова, Шахин Гирей, — прошипел Дервиш.       Шахину уже было всё равно. Он молча стоял, глядя на своего врага через прутья решётки. Пусть так, пусть всё закончится. Позорно умереть от руки врага, но зато ему больше не придётся существовать с осознанием предательства родного человека.       До Шахина доносились отрывки фраз Дервиша - паша раздавал приказы. Один янычар завёл Шахину руки за спину, едва их не выворачивая, другой нагнулся и снял с ноги цепь. После чего ханзаде ощутил грубый толчок, вынудивший его идти вперёд.       Тусклый свет факела едва разгонял тьму узких коридоров, гулко звучали шаги по каменному полу. Где-то позади ханзаде слышал шумное дыхание Дервиша. По обеим сторонам коридора бесконечной вереницей раскинулись камеры. Наконец, ханзаде подвели к одной из них и втолкнули внутрь. Сразу почувствовался спёртый воздух - в камере было душно. Ханзаде не успел как следует рассмотреть небольшое помещение, с него быстро стянули верхний кафтан и рубашку и, прижав к стене, подняли руки и зафиксировали в свисающих оковах. Тело сразу пробрала дрожь от холода. Руки сами дёрнулись в бессмысленной попытке вырваться из оков. Откуда-то снизу донёсся звон цепей, после чего раздался щелчок — ему приковали ноги к полу. Железо надёжно обхватывало лодыжки, а короткая цепь не позволяла отодвинуть ногу в сторону. Горькая усмешка исказила лицо, ханзаде прижался лбом к гладкой поверхности каменной стены, вновь поёжившись от обжигающего холода. Конечно, Дервиш не даст ему так просто умереть. Сперва помучает, как хищник, загнавший свою жертву в угол, но желающий сперва с ней поразвлечься. Шахин привык считать себя охотником, но теперь добычей оказался именно он, и у него не было ни сил, ни желания бороться. Он лишь повернул голову вбок, искоса увидев своего врага.       — Плётку, — услышал ханзаде повелительный голос паши.       Его будут пороть как какого-то раба. Шахин сжал ладони в кулаки и попытался повернуться, за что получил обжигающий удар в бок.       — Ну уж нет, — произнёс Дервиш.       Паша выгнал стражников из камеры, велев закрыть дверь. Он решил расправиться с пленником лично. Шахин переминался с ноги на ногу, пытаясь привыкнуть к холоду и сменить неудобное положение, пальцы крепко стиснули звенья цепи. Тело ханзаде было напряжено, подобно натянутой тетиве лука, готовое к неминуемой боли. Резкий свист плети, и вот началось…       Первый удар, второй, пятый… Утяжелённые концы плети обвивали спину, заставляя тело выгибаться. Шахин стиснул зубы, стараясь не закричать от боли. Он чувствовал, как горит от ударов кожа. Свист плети звучал в ушах. Дыхания как будто не хватало. Шахин инстинктивно напрягался и вжимался в стену, ощущая приближение сплетённых ремней. Дервиш ударил его по ногам, и у Шахина подкосились колени. Он безвольно повис на цепях, почувствовав боль в кистях, из последних сил стараясь не закричать. Его тело дрожало и горело огнём от нанесённых ударов, оковы натирали кожу на запястьях. Внезапно пытка прекратилась, и Шахин тяжело задышал, прерывисто вдыхая полной грудью.       — Ты назвал меня евнухом, Шахин Гирей? — раздался где-то позади голос Дервиша. — Ты пожалеешь о своих словах.       Слова эхом прозвучали в голове Шахина. Сердце непроизвольно сжалось. Что это значит? Ханзаде дёрнулся на ослабевших ногах и вновь предпринял бесполезную попытку обернуться. Но Дервиш лишь в очередной раз хлестнул его по ногам.       — Ты ничтожество, Дервиш, ничтожество!.. — из последних сил выдохнул Шахин, сжимая цепи и пытаясь поднять себя наверх, чтобы было не так больно израненным запястьям.       Он почувствовал на себе чужие руки. Одним движением Дервиш стянул с него штаны и нижние шаровары. Глаза Шахина расширились. Он снова дёрнулся в своих оковах, из последних сил пытаясь извернуться. Его окутал неведомый доселе самый настоящий животный страх. Одновременно он почувствовал стыд. Неужели?..       Кончики плети со свистом опустились на обнажённые бёдра, причиняя ещё более обжигающую боль. Шахин вскрикнул на выдохе и вновь дёрнулся. Дервиш нанёс ему ещё несколько ударов, но затем перестал избивать его плетью и схватил за волосы, оттягивая голову вбок. Боль мурашками растеклась вниз по телу. Шахин невольно зажмурился, слегка приоткрыв рот и тяжело выдыхая.       — Сейчас развлечёмся, Шахин-хатун, — прошептал Дервиш, опаляя его кожу горячим дыханием.       Раздался глухой стук. Это упала плётка.       Шахин даже ответить не успел на оскорбление, как его волосы отпустили, и в рот впихнули какую-то тряпку, затянув узлом на затылке. Он ощутил неприятный привкус ткани и инстинктивно вцепился в неё зубами. Шахин вновь вжался лицом в стену, тяжело дыша. Он чувствовал себя зверем, загнанным в ловушку. Он не мог сопротивляться. Тело болело от предыдущих ударов, руки скованы где-то наверху, ноги подкашивались. Осознание собственного бессилия раздирало всё его сознание, ломало его гордость. Кто бы мог подумать, что ханзаде так унизят!..       Дервиш обхватывал руками его тело и грубо ласкал, царапая кожу, специально задевая ногтями саднящие следы от плети. Пальцы очертили его бока, талию, коснулись бёдер, после чего поднялись вверх и принялись лапать вздрагивающую грудную клетку, до боли сдавливая соски. Шахин весь изогнулся, выворачиваясь в оковах. Прикосновения были до омерзения отвратительны, но он не мог сбросить с себя чужие руки. Он мог лишь невнятно мычать сквозь повязку. Дервиша это распалило ещё больше. Он обхватил его ещё сильнее, прижимаясь к телу, одной рукой придерживая его за талию, а второй — касаясь груди. Шахин почувствовал, как сквозь ткань кафтана чужой одежды сзади упирается что-то твёрдое. Ханзаде всего затрясло от негодования и осознания собственного бессилия. С губ снова сорвался стон.       — Вот так, вот так, — Дервиш тяжело дышал ему в ухо. — Ты говорил, что я евнух, да?       Рука Дервиша скользнула с талии вниз и обхватила его член. Шахин протестующе замычал и задёргался в цепях. Дервиш сжал ладонь и сделал несколько движений вверх-вниз. Шахин не мог сдерживать стоны сквозь повязку. В уголках глаз предательски щипало. Он изо всех сил вжимался лицом в стену, мечтая в ней раствориться.       Но кошмар только начинался.       Дервиш внезапно остановился. Всё также придерживая Шахина за талию одной рукой и прижимаясь к нему, второй он схватил за подбородок. Дервиш просунул ему пальцы в рот под повязкой, смачивая в его слюне. Шахин едва не подавился. Он даже не успел ничего предпринять, как паша отстранился. Ханзаде крепко зажмурился и затаил дыхание, ожидая неизбежное. Только сердце стучало, как сумасшедшее, отсчитывая мгновения. Вначале он ощущал только прикосновения на своих бёдрах. А затем… Его тело словно разорвало. Пальцы Дервиша проникли внутрь, растягивали. Болезненные ощущения волной растекались по всему телу. «Это происходит не со мной. Это происходит не со мной… не со мной...» — уговаривал Шахин себя. Но тело говорило обратное.       Дервиш пробормотал ему в ухо что-то невнятное. Он вытащил пальцы. Послышался тихий шорох одежды. Шахин шумно вздыхал, готовясь к новой порции уничтожающей боли. Дервиш заставил его прогнуть спину, раздвинул бёдра руками и резко в него вошёл. Шахин едва не задохнулся от адской боли, пронзившей его насквозь. Дервиш с силой сжимал его бёдра и насаживал его на себя. Он двигался в быстром темпе, не давая свыкнуться с новыми ощущениями, вдалбливаясь во всю длину и резко выходя наполовину. И словно урчал от удовольствия, наконец получивший возможность растерзать свою добычу. У Шахина едва не сводило челюсть, так сильно он стиснул зубами повязку. Если бы ему не заткнули рот, он бы давно кричал в голос. Скованные руки ломило от неудобного положения, а всё тело словно разрывалось на части с каждым новым толчком. Боль от плети ничто по сравнению с этим. Время для него словно остановилось в бесконечной пытке. Ханзаде и не заметил, как Дервиш, насытившись, оставил его истерзанное тело и отстранился.       В голове Шахина звенело. Осознание боли и грязи заполняло его сознание. Тело словно стало чужим. Он так и висел на цепях. Сквозь пелену боли почувствовал, как на него натянули штаны и сняли повязку.       Шахин прерывисто ловил ртом воздух. Он мотнул головой, вытирая мокрые губы о плечо. Ханзаде с трудом повернул голову и краем глаза различил ненавистную фигуру Дервиша. Тот застегнул кафтан и, казалось, размышлял, что делать дальше. Заметив его взгляд, Дервиш подошёл к нему и стал грубо трепать по волосам.       — Шахин-хатун, — донёсся до ханзаде его запыхавшийся голос. — Признаюсь, женщины лучше у меня ещё не было.       — Будь ты проклят, Дервиш, — простонал Шахин слабым голосом, не имеющий сил даже сбросить руку       Дервиш расхохотался и отпустил его волосы.       В какой-то момент послышался скрип двери. До ханзаде донеслись голоса стражников. В следующее мгновение он почувствовал, что ему стали освобождать руки. Лишившись своеобразной опоры, Шахин рухнул на пол и сразу же дёрнулся больше от боли в пояснице. Кто-то из стражников освободил ему ноги, а затем поднял его тело, одевая рубашку. Шахин извивался, дрожа от прикосновений. Ему казалось, что в любой момент пытка может продолжиться вновь. Но ханзаде ошибся: его отпустили. Шахин вжался спиной в стену, мечтая о том, что это всего лишь кошмарный сон, и он сейчас очнётся в своём убежище рядом с братом. Но он не просыпался. Всё это происходило с ним наяву.       Дервиш что-то говорил, из всех его речей Шахин различил только одно слово: «утопить». Словно было мало всех унижений, паша решил избавиться от своего врага как от последней собаки. Шахин принял это со слабой радостью внутри. Пусть так, но это будет концом всем его мучениям.       Он не сопротивлялся, когда его запихивали в мешок. Да и не смог, даже если бы захотел. Он лишь свернулся калачиком на самом его дне. Мешок завязали снаружи, и он оказался в полутьме. Сквозь неплотную ткань ещё можно было что-то разглядеть, но Шахину было уже всё равно. Он закусил кулак, чтобы не закричать от жгучей и ломящей боли. Затем ощутил, как его куда-то поволокли. В какой-то момент он просто забылся и потерял сознание.       Очнулся он от чьих-то прикосновений. Шахин в ужасе вздрогнул и приоткрыл глаза. Над ним склонился какой-то незнакомец с пышными усами и легонько толкал его в плечо. Шахин дёрнулся и попытался сесть. Кто это? Почему он ещё жив? Дервиш не захотел так просто оставить свою жертву?.. Вечернее солнце освещало округу. Он был на улице и лежал на земле.       — Очнулся, — произнёс встревоженный незнакомец. — Я думал, эти негодяи тебя убили.       — Кто? — прошептал Шахин слабым голосом. Человек пока не собирался причинять ему вред.       — Мерзавцы джеляли, — убеждённо произнёс он. — Я увидел их и спугнул, они бросили тебя и ушли, да покарает их Всевышний.       Шахин застонал и перевернулся на бок, поджав ноги. Тело словно скручивало от боли, и он не понимал, что ему пытается донести этот человек.       — Я помогу тебе, — продолжил тот. — Двери моего дома открыты для кадого, кто нуждается в помощи. Тебе нужно прийти в себя, уж не знаю, что они с тобой делали.       Он протянул руку, чтобы помочь встать, и Шахин отшатнулся в сторону. Избегая обеспокоенного взгляда, он медленно-медленно сам поднялся на дрожащие ноги.       Шахин почти не помнил, что было дальше. Каким-то образом он сумел добрести до дома этого человека. Идти было некуда. Шахин был вынужден принять помощь, надеясь, что тот не послан Дервишем. Каждый шаг отдавался острой болью. Обуви на ногах у него не было. Приходилось идти босиком по жёстким камням, из-за чего незнакомец крайне сокрушался. Он очень много говорил, едва не выводя Шахина из себя. Какой-то торговец, возможно, купец, и его принял за такого же человека, который якобы побывал в лапах разбойников. Но пускай так, чем если бы этот спаситель знал всю правду.       В доме этого торговца, по имени Мустафа-ага, имелся домашний хаммам. Шахину выдали чистую одежду и отправили туда. Ему это было даже на руку. Общественные бани теперь закрыты для него. Ханзаде отослал слугу-банщика, не желая, чтобы кто-то ещё своими глазами увидел его позор. Как отказался и от лекаря.       Ханзаде искоса оглядывал себя. Кожа на запястьях содрана в кровь. На бёдрах синяки, на груди царапины. Тело ещё помнило грубые прикосновения Дервиша. Вся спина до сих пор горела от нанесённых ударов. Он с трудом сидел из-за пронзающей боли. Шахин с остервенением начал смывать с себя следы надругательства. Он ненавидел своё тело. Его разум отказывался принять всю эту боль и унижение. Но ведь это произошло…       Мочалка выпала из ослабевших рук, и Шахин спрятал лицо в ладонях. Его плечи задрожали от беззвучных рыданий.