Comfortable.

Коробка ещё никогда не казалась такой холодной и мокрой. Картон хлюпал в углах. Неплотно прикрытую крышку поднимало ветром, и ливень начинал струиться в размокший ящик. Костлявая рука хваталась за неё и пыталась опустить обратно, но это повторялось снова. Раскаты грома глушили звуки дождя и хлещущей из труб воды. Молния появлялась каждые полминуты. Из коробки слышалось сдавленное шипение и всхлипы каждый раз, когда небо разрывала ломанная линия ослепительного серебристого цвета, а звук грома бил по ушам. Пальцы снова придержали крышку, успевшую приоткрыться и впустить поток дождевой воды внутрь. Сидевший в ней парень поёжился, когда ледяная струя потекла каплями на его обнажившуюся коленку. Он поспешил убрать ногу под себя, но случайно ударил пяткой по хлипкой размокшей стенке, которая вдруг прорвалась. Теперь хлестало не только сверху, но и сбоку. Стало совсем мокро. Парнишка беспомощно зажмурился и обнял голову руками. -Как м-мокро. Как же здесь м-мокро! А-а-ай! — в этот момент прозвучал такой громкий раскат, что, кажется, в ближайшем здании зазвенели стёкла, а парень подскочил и ещё крепче сжал голову. Из-за скачка он открыл крышку полностью, и её часть теперь откинулась наружу. Парнишка слепо высунул руку, пытаясь её нащупать и вернуть на место, но всё вокруг было похоже на мятую бумагу и лужи. Он убрал вторую руку от лица и привстал на колени, чтобы найти наконец-то кусок чёртовой крышки, при этом озадаченно высовывая кончик языка через уголок губ. Картонка не выдержала и отвалилась, а теперь её ошмётки плавали в луже. -О нет… О нет… О нет… Ну зачем ты так, а? — отчаявшимся голосом простонал он. — Заче-е-ем ты…? А-а-ай! — снова раздался оглушительный раскат грома, и парень подпрыгнул на месте. Ветром оторвало очередной кусок размякшей крышки, а сама коробка начала крениться и съёживаться на одну сторону. Парнишка сжался в комок, снова сжимая голову руками. Волосы, тонкая оранжевая куртка и рваные тёмные штаны вымокли мгновенно. Влага проникала под одежду — вот уже и на футболке появились холодные влажные пятна, прилипавшие к скрючившемуся телу. А через пару минут боксеры обтянули его тонкие бёдра. Сетчатые кроссовки, кажется, начали хлюпать, ещё когда дождь только начался. -Ну же, Итан… Думай… — беспомощно вздохнул парнишка, сплёвывая воду, успевшую затечь ему в рот. Ледяной ветер задул под промокшую до нитки куртку. У парня начали стучать зубы и подрагивала грудная клетка, словно его било в судорогах. Он пронзительно хныкнул. -Хо-о-ол-лодно! Волосы падали на лоб и частично закрывали глаза. Подув на правую руку, парнишка убрал пряди с лица и фыркнул, когда капли начали приземляться на его ресницы. Он сложил ладонь козырьком и приставил к бровям, чтобы вода перестала заливать его глаза. -Глупый-глупый дождик, прекрати уже идти… — устало произнёс парень. — Пожалуйста? Послышался очередной оглушительный раскат грома. Парнишка взвизгнул, снова сжался в комок, прижавшись лбом к коленям, и жалобно хныкнул. Потом, приподняв голову, он слабо кивнул, словно согласившись со своими мыслями. -Д-да… Н-надо идти. Н-надо куда-нибудь идти. Он опёрся на руки и вытащил из-под себя затёкшие ноги, а затем медленно переместил вес на пятки, поднимаясь и бессмысленно отряхиваясь от размокшей картонной трухи. Сначала было тяжело идти: он знатно отсидел ноги, их кололо тоненькими иголочками в каждую клеточку, пятки пружинили, а лодыжки очень хотели подвернуться. Кроссовки хлюпали, как две грязные лужи. Парнишка понуро опустил голову и медленно побрёл вперёд, смотря лишь себе под ноги. Непослушная мокрая чёлка снова упала на глаза, но в этот раз он не торопился убирать её. Когда раскаты грома становились слишком громкими, он больше не кричал и не пытался спрятаться. Просто шёл вникуда. Его звали Итан Нестор. 20 лет. Жил в коробке последние полгода, потому что лучше уж там, чем дома, где творился ад. Родители давно разлюбили друг друга, но делали вид, что всё нормально, хотя отец ютился в гостиной на диване. Потом эта игра переросла в бесконечные скандалы и придирки по поводу и без. Сначала они происходили по ночам, когда Итан уходил спать, негромко, без особой шумихи. Через несколько месяцев Нестор начал просыпаться из-за слишком бурных оскорблений. Потом не мог заснуть, когда по дому начали летать вещи друг в друга. Пару раз прилетало и ему. Медленно и верно скандалы дошли и до него. Родители не давали спокойно пройти мимо: то вырядился, как пугало; то не убрал за собой; то в комнате бардак развёл… И это были не просто настоятельные замечания. Скорее, обидные упрёки, собиравшие всё и сразу: учёбу, отношения, его будущую жизнь… Затем начались любовники и любовницы, ночные похождения, измены. Итан почти не спал от этих звуков. В итоге, когда он попросил родителей прекратить мстить друг другу без причины, просто помириться и разойтись, на него полилась словесная грязь. Нестор не выдержал этой бессмыслицы, оделся и ушёл. С тех самых пор он больше не возвращался, да и его никто не искал: видимо, родители были поглощены своими любовными похождениями больше, чем поисками единственного сына, сбежавшего из дома. Первый месяц парень ещё ждал, что они вот-вот придут с полицейскими, но дни летели один за другим — ничего не менялось. Улица, холод, голод, коробка, попрошайничество. На вид ему было около четырнадцати-шестнадцати лет, но никак не больше. Небольшого роста, около метра-семидесяти с небольшим; тощий, как сама смерть, с тонкими руками-веточками, костлявыми пальцами, худыми бёдрами, весь какой-то ввалившийся и угловатый. У него были широкие тёмные брови, крупный нос и тонкие губы. Красивые голубые глаза в окружении тёмных ресниц ввалились от недоедания и недосыпа, а под ними пролегла тень. Помимо чудесных глаз, блестевших лихорадочным блеском, от всех бродяг его отличали волосы. В последние месяцы жизни дома всё настолько покатилось к чертям, что захотелось хоть какого-нибудь разнообразия, и Итан перекрасил верхнюю часть волос в ярко-синий, теперь уже вымывшийся до цвета морской волны, и они падали пушистой чёлкой на правый глаз. Остальные же были природного тёмно-каштанового цвета и коротко острижены. Несмотря на такую странность, он не превратился во фрика, а очень эстетично выглядел. А довершал его окончательно забитый истощённый вид тихий слабый голос, дрожащий от холода. Когда парень жил дома, то был очень громким и весёлым, постоянно улыбался, шутил, использовал разные голоса… Теперь же он звучал, как призрак самого себя, часто бормотал себе что-то под нос, пытаясь заставить себя пройти хоть ещё несколько метров или поговорить с прохожими, решившими вовлечь его в диалог. И вот Итан брёл под ливнем. Коробку окончательно размыло, люди больше проносятся на машинах или на общественном транспорте, нежели идут мимо, потому что плохая погода здесь стоит уже несколько дней. Тоскливо урчал желудок, не видевший и маковой росинки столько же, сколько шёл чёртов дождь. Теперь… Этот угрюмый городок казался бесполезным. Неизвестно, как долго будет длиться эта буря. Укрыться здесь негде: никто не пустит к себе на порог продрогшего дрожащего парнишку, из общественных мест его гонят, а денег на комнатку в мотеле у него не было. Обернувшись назад, Итан не увидел ничего из-за пелены дождя, шедшего стеной. Терять нечего. Наверное, стоит уйти из родного города в неизвестном направлении. Хуже не станет. Его никто не ищет… К чему это бесполезное ожидание, что родители наконец-то одумаются? Вздохнув и произнеся одними губами слово «прощайте», Нестор развернулся и пободрее зашагал вперёд без всякого направления или цели — лишь бы сбежать из города, ставшего таким угрюмым и неприветливым.