Клуб бывших жён

       Злой осенний ветер гулял по набережной, за парапетом плескались тёмные воды Темзы, а фонари едва разгоняли вечерний сумрак. Середина октября не самое удачное время для прогулок у воды, поэтому прохожих на пути почти не встречалось. Тем более, что сегодня наступил только первый день рабочей недели, и все добропорядочные граждане находились дома, а не шатались праздно по улицам в поисках приключений на ночь глядя.       Эурон поднял воротник, поёжившись от очередного порыва холодного ветра, и нашарил в кармане старой, и от того безмерно удобной кожанки, сигареты. Огонёк зажигалки плясал на ветру, как безумный паяц, а небо хмурилось тучами. Облокотившись на парапет, Эурон окинул взглядом стеклянные небоскрёбы, которые высились по другую сторону реки. В столь поздний час Сити* выглядел точно, как город-призрак: гулкий, пустой и заброшенный. Громады офисных зданий уснули, покинутые людьми, словно осколки вечных льдов Арктики, похожие на седых, безмолвных великанов.       Отсалютовав полупустой бутылкой кому-то незримому, он ухмыльнулся сам себе. Чайки носились над водой в поисках добычи, разрывая своими резкими голосами вечернюю тишину, словно сорванные буйным порывом ветра белые флаги — стремительные и яростные.       Настроение сегодня было поэтическое: так и хотелось заложить за воротник и расквасить кому-нибудь рожу. Вот только «счастливцев» на своём пути он не встретил. Сегодня утром у него родилась дочь, и, вследствие празднования этого события, Эурон к настоящему времени едва стоял на ногах. Впрочем, сложно сказать, что преобладало в его настроении: радость или разочарование. С одной стороны, он был счастлив, это и так понятно: новый ребёнок — его ребёнок, конечно, являлся поводом для ликования и торжества, с другой же — это опять была девка! И уже третья. Короче говоря, одно сплошное расстройство. Такое чувство, что все дочери, предназначавшиеся на весь их род, выпали на его долю. У среднего брата Виктариона — двое сыновей, у старшего Бейлона — дочь и сын, у него же третья девка подряд. Не везёт так не везёт!        Когда родилась первая дочь — Сандра, Эурон даже обрадовался, да и честно признаться, первую жену любил больше других. Он был молод, ему было двадцать два года — и всё это казалось чем-то новым и увлекательным: семья, ребёнок и прочие радости жизни. Младенец, который выглядел таким крохотным на его руках, первая улыбка дочери, первые слова и первые шаги — всё это было в новинку и казалось чем-то небывалым и невероятным — настоящим чудом. Со временем эмоции поутихли, а растолстевшая, вечно чем-то недовольная жена стала только раздражать. Эурон продержался два года, а после они тихо-мирно развелись. Кажется, теперь уже бывшая жена, просто напросто устала от его вечных загулов и пьяных скандалов. Что ж, удерживать её он не стал: любовь давно прошла, а свободу Эурон ценил больше, чем долг.       Если первая жена была невысокой пышной блондинкой с довольно мягким характером и тихим голосом, предпочитала уступать и не распылять ссору (а если и начинала ворчать — быстро уставала сама и смолкала), то вторая оказалась настоящей фурией. Кажется, в жилах её бежала не кровь, а жидкий огонь. Знойная брюнетка с четвёртым размером груди — ох, как же она была горяча! С ней никогда не бывало скучно. Если она являла собой воплощение огня, то Эурон, безусловно, был воздухом, без которого она не могла гореть. А какие у них были ссоры — просто гром и молнии летали в воздухе! Слаще их оказывались только примирения. Это была какая-то дикая, необузданная страсть и желание обладать друг другом, поглощать без остатка все эмоции и чувства, сгорать дотла и возрождаться из пепла. Но в итоге, огонь угасает, а на месте бушевавшего мгновения назад пожара, остаётся лишь пепел.        Второй ребёнок родился как раз в тот момент, когда их отношения напоминали остывшие угли. Дочка Аманда — звонкоголосая и капризная маленькая принцесса. Сколько ночей Эурон провёл, качая колыбель и пытаясь унять ревущее чадо. Так похожа на мать, но его глаза и губы, и его упрямый нрав. Устал, перегорел, остыл — надоело. Дочка его и не помнит, ей был год, когда он ушёл.       Третья жена, можно сказать, случайная фигура в его жизни. Встретились красиво, как в кино. Ливень хлестал на улице, капли дождя долбили ветровое стекло машины пулемётной очередью, «дворники» едва успевали разгонять ручьи по разные стороны стекла. Ливневки не справлялись с таким бурным потоком, и по тротуарам бежали настоящие реки, казалось, вот-вот начнётся потоп. На улице было пустынно, лишь одинокий девичий силуэт застыл под стеклянным колпаком автобусной остановки. Такая беззащитная и растерянная, в прилипшем к телу, насквозь мокром, льняном тёмно-фиолетовом платье. Эурон подкатил на своём «Land Rover» цвета «мокрый асфальт», и опустил стекло водительской двери.       — Прыгай, красотка, подвезу.       Девушка, конечно же, стала отнекиваться, но дружелюбная ухмылка, да пара добрых слов и непрекращающийся водопад с небес заставили её согласиться.       А дальше всё закрутилось, завертелось, и кареглазая красотка стала его неизменной спутницей на ближайший год. Впрочем, от неё Эурон тоже быстро устал. Слишком скучная, слишком пресная — ничего в ней не было, кроме симпатичного личика да умения поддакивать ему во всём. Как бы там ни было, она сообщила, что ждёт ребёнка, и Эурон подумал, что, может, хоть эта пассия подарит ему наследника. В общем, неудачно женился — бесполезно, можно сказать.       Эурон поставил на землю опустевшую бутылку из-под пива и решил, что стоит наведаться в ближайший бар, чтобы развеять свою печаль. Дальнейшие события выпали из памяти и слились в бесконечную череду возлияний и новых странных знакомств. Кажется, его стали узнавать в окрестных барах. Воспоминания шли фрагментами. Один раз он проснулся в обнимку с какой-то полуголой девицей, весь в губной помаде и с засосом на шее. В другой раз обнаружил себя в компании местных картёжников в каком-то полуподвале, стилизованном под игорный дом. Две недели просто выпали из жизни, и когда Эурон, наконец, пришёл в себя, то оказался на своей кухне в полном одиночестве, сидящим на стуле в одних трусах. По периметру комнаты были расставлены пустые бутылки, гора грязной посуды громоздилась в раковине, а также на всех видимых глазу поверхностях. Стол украшала тарелка, полная окурков и куриных костей. Везде царил бардак и хаос; на люстре, в одной из двух комнат, висела довольно-таки интимная деталь женского гардероба, размера этак пятого, но самой счастливой обладательницы кружевного чуда в квартире не наблюдалось, как, впрочем, и жены с ребёнком.        Обойдя своё жилище во второй раз, Эурон задержал взгляд на обеденном столе, и, смахнув пустую упаковку из-под чипсов на пол, обнаружил какие-то залитые пивом бумаги. Должно быть, важные. Кое-как отодрав их от липкой столешницы и пробежав глазами по строчкам, выяснил, что это документы на развод. Не то чтобы сильно расстроился, но был озадачен и удивлён. Эурон даже не помнил присутствия жены в какой-либо из дней всей этой фантасмагории. Видимо, решила не затевать скандал, и ушла по-тихому. Что тут скажешь — всегда с ней было тоскливо, даже и воспоминаний никаких не осталось, не то, что о первых двух. Теперь он снова оказался свободен и одинок.        Ещё немного бесцельно побродив по квартире, Эурон открыл настежь все окна, чтобы выветрить весь этот алкогольный дурман. Остановившись в коридоре, поглядел в зеркало на свою помятую, опухшую физиономию, почесал щетину и притронулся к желтеющему под глазом фонарю. Костяшки тоже были разбиты и саднили. Почесав в затылке, попытался восстановить цепочку событий, и ему это успешно удалось, несмотря на гудящую голову. Дня три назад Эурон поспорил в баре с каким-то костоломом, кажется, из-за той пышногрудой красотки. Да, именно так и было. Соперник оказался повержен, а девушка ушла с ним. Может быть, парень и был здоров как бык, но у него, видно, не было двух старших братьев, с которыми в детстве происходило немало потасовок. Да и в целом опыт в драке у Эурона имелся изрядный. Одной загадкой меньше. Теперь осталось выяснить, как же они рассорились с женой. К сожалению, в этом вопросе он не продвинулся ни на дюйм. Ушла, так ушла — горевать он не собирался. Правда так и не успел поглядеть на младенца. В любом случае, время ещё будет. В первые месяцы жизни они всё равно все одинаковые.       Отойдя от зеркала, Эурон собирался было отправиться в ванную, чтобы привести себя в надлежащий вид, но внезапно взгляд зацепился за какую-то непонятную штуку, стоящую в самом тёмном и дальнем углу. Здоровенную, надо сказать, штуковину! Подойдя ближе, включил свет и сдёрнул чёрную тряпку с этой неизвестной конструкции. Это оказалась птичья клетка, с сидящим внутри большим зелёным попугаем. В первую минуту Эурон был просто ошеломлён. Откуда взялась птица, точно не помнил — вообще не имел никакого представления.       Попугай, тем временем, встрепенулся и открыл глаза, наклонил голову и издал какой-то противный скрипучий звук, а потом и вовсе разразился целым потоком резких, неприятных трелей. Дальше он прокартавил: «На абордаж!»       Эурон удивлённо вскинул брови и поскорее накрыл клетку тряпкой. Где и когда, а самое главное зачем, приобрёл эту живность, он не помнил.        Попугай успел надоесть в первый же день. Он постоянно орал дурным голосом, клевал обои, а ещё гадил, как целая свинья. Эурон не обнаружил в себе особого желания ухаживать за птицей и решил поскорее от неё избавиться.       Как позже выяснилось, в один из тёмных периодов своего беспамятства, он приобрёл у какого-то забулдыги в баре на окраине города большого зелёного попугая. Почти за бесценок. Птица была красивой и умной, знала порядка двадцати разных слов и пару фраз, и стоила намного больше того, что он заплатил. Мелькнула мысль продать попугая, но не было не уверенности в том, что покупатель найдётся достаточно быстро. Приведя себя в порядок, приняв душ и одевшись, Эурон отправился подлечить больную голову в уже, можно сказать, родном баре возле дома. Именно там и вспомнил момент своей экстравагантной покупки. Правда, какие цели он преследовал, так и не удалось восстановить. В итоге, почувствовав себя намного бодрее после двух пинт пива, придумал, как ему расстаться с попугаем. Вспомнил, что давно не видел свою старшую дочь, года, наверное, два. Сколько ей лет сейчас, он даже не знал. Пять? Шесть? Семь? Эурон не стал нагружать себя лишней информацией, и, прихватив клетку со злосчастной птицей, отправился в гости к первой жене. К сожалению, пришлось тратить уйму денег на такси, так как лишиться прав, при встрече с полицейским, не хотелось, а тащиться с клеткой в метро и вовсе не улыбалось. Пока шёл по улице, прохожие косились на него кто с любопытством, а кто с недоумением, а проклятый попугай никак не затыкался. Эурон снял покров с клетки, чтобы птица подышала свежим воздухом, и как он надеялся, угомонилась наконец.        Первая жена, как ни странно, встретила его как-то без огонька, можно даже сказать, прохладно. Сияя широкой улыбкой и фонарём под глазом, Эурон стоял на пороге и держал в руках клетку с попугаем. Птица, к счастью, молчала.       — А вот и я, дорогая! Вернулся с подарком, — заявил Эурон, ещё более усиливая эффект своего фееричного появления.       Нарисованные брови бывшей взлетели вверх, а челюсть упала вниз.       — С ума сойти! И у тебя ещё хватило совести явиться, после того, как ты два года к дочери не приезжал! О деньгах я даже и не говорю, подлец! — женщина нахмурилась и потуже запахнула тёплый махровый халат.       — Но я же вернулся. Я скучал, любимая, — не стирая с лица усмешку, сказал Эурон, и, поставив на пол клетку, потянулся губами к бывшей жене, чтобы поцеловать в щёку в знак приветствия. Женщина, однако, не оценила такой примирительный жест и отстранилась. — Неужели даже на чай не пригласишь? — разочарованно протянул он.       Бывшая жена, сохраняя недовольное выражение лица, всё же пропустила его в квартиру и увела на кухню.       — Только не шуми — Сандра спит, — шёпотом сказала она.       — Я привёз дочке подарок, — понизив голос, кивнул на клетку Эурон, и поставил её в коридоре.       — Не нужна нам твоя птица. У нас есть кошка — они не уживутся, — возразила женщина, сердито качнув головой. Длинные светлые пряди упали на лицо, и она раздражённо сдула их, а потом поправила причёску, заново стянув резинкой тугой хвост густых волос.       Пока бывшая жена разливала по кружкам чай, Эурон скучающим взглядом прошёлся по комнате. Было так уютно и светло — всё на своих местах, полотенца в тон занавескам, чашки с цветочным узором, картина с фруктами над столом. Она ведь всегда была чистюлей, такой опрятной скромницей и идеальной хозяйкой. В голову ударили воспоминания о годах проведённых вместе, на сердце залегла тоска. Что-то в ней всё-таки было. Первая любовь, первая жена, мать его первой дочери.       Эурон перехватил её запястье, когда она потянулась к сахарнице. Шутя, притянул к себе и усадил на колени. Наклонился, обдавая запахом одеколона и перегара.       — Линда, может, начнём всё сначала? — шепнул ей на ухо. — Я развёлся. Почти. В общем, снова свободен, — добавил он.       Бывшая жена молчала, но как, ни странно, не делала попыток отстраниться или вырваться. Он даже решил, что она обдумывает ответ.       — Неужели не помнишь, как мы были счастливы? Поженимся снова, ты родишь мне сына, — принялся убеждать он, блуждая руками по её телу и покрывая поцелуями шею и ключицы.       — Нет. Эурон, девять лет прошло, а ты совсем не изменился! — Линда высвободилась из его объятий и встала напротив, качая головой, причёска снова растрепалась. Женщина сердито одёрнула халат. — Как и раньше, думаешь только о себе. Два года мы жили прекрасно, а потом ты запил и дома не появлялся, не помогал мне с ребёнком. А после развода и вовсе, хорошо, если раз в полгода вырисовывался на горизонте, — повышая тон, сказала она. Вот теперь он вспомнил, почему они развелись. Эурон терпеть не мог, когда ему читали нотации, а когда Линда начинала злиться, то краснела, как помидор и её голос на повышенных нотах становился визгливым и невыносимо противным. — Выметайся и не приходи сюда больше! — распалив саму себя, заявила бывшая жена, указав пальцем на дверь.       Эурон неспешно поднялся и улыбнулся.       — Птицу хотя бы забери, — бросил он, выходя в коридор.       — Убирайся! — женщина остановилась в дверном проёме, не сводя с него мокрых глаз. Казалось, ещё минута и она расплачется.       Точно, как же он мог забыть, что когда у неё заканчивались аргументы в споре, она начинала рыдать. Бабы — что с них взять.       — Спасибо за тёплый приём, дорогая. Я, может, и не изменился за девять лет, а ты ох как растолстела! — покачал головой Эурон, а после ухмыльнулся и, подхватив птичью клетку, поспешил покинуть квартиру бывшей жены, пока в него не полетел какой-нибудь предмет посуды. Захлопнул дверь с другой стороны, слыша, как она беснуется в коридоре, словно хищник в клетке.  «Разбудит ребёнка своими воплями, дура!» — подумал он, спускаясь по ступенькам.        План сбагрить попугая потерпел крах. Наведываться ко второй бывшей жене Эурон не рискнул. У той нрав погорячее, и он не хотел во второй раз лезть на рожон. К тому же, она всё время требовала с него какие-то деньги на содержание ребёнка и вообще имела массу претензий. Нет уж, два визита к двум бывшим в один вечер это перебор.       На улице попугай снова разорался, и Эурон успел проклясть его и всех его предков и потомков до седьмого колена. На него оборачивались люди, приходилось лишь улыбаться и пожимать плечами, мечтая сбыть эту чертову птицу первому встречному. Возникали мысли выпустить попугая из клетки и бросить на произвол судьбы. Однако, совесть не позволяла так поступить. Вполне возможно, что эта тепличная гадина не умеет добывать себе корм и не выживет на воле. Загубить невинную живую тварь у него всё-таки не поднималась рука. Уж лучше подарить птицу какому-нибудь, проходящему мимо и разглядывающему это пернатое недоразумение, ребёнку.       Внезапно настигло озарение. У него же есть девятилетний племянник, которому можно преподнести такой прекрасный подарок! Пришлось ещё раз прокатиться на такси, на этот раз в гости к старшему брату. И пусть на пороге он объявился за пять минут до полуночи, но что же может быть ценнее родственного визита? Аша открыла дверь и, кажется, удивилась. Теон тёрся где-то позади и почему-то не спал в столь поздний час. Он с восторгом уставился на клетку с птицей, приоткрыв рот.       — Эй, дядя привёз вам подарок! — воскликнул Эурон, войдя в дом, и поставив клетку на высокую тумбу в прихожей.       — Попугай! — тут же завопил малыш Теон, подбежав к большой клетке.       Услышав шум и заинтересовавшись его причиной, в коридор вышел Бейлон и поперхнулся виски, из стакана с которым едва успел отхлебнуть.       — Твою мать! Эурон, на кой-чёрт ты притащил этого… попугая?! — возмутился он, понимая, что раз Теон его уже увидел, то спихнуть птицу без рёва и воплей никак не удастся.       — Подарок твоим детям, братец. Кстати, что у нас на ужин? Я ужасно голоден, — объявил Эурон, скидывая куртку и разуваясь.       Он обрадовался, что избавился от птицы, а Теон остался доволен домашним любимцем. Попугаи породы «Амазон» могут прожить более пятидесяти лет, хорошо дрессируются и имеют прекрасные способности к запоминанию и воспроизведению человеческой речи. Узнав о том, сколько может продлиться эта волокита, Бейлон Грейджой и вовсе опечалился. Попугай был уже не молод, по словам первого владельца, ему минуло двадцать три года, но, тем не менее, прожить он мог ещё долго. Его звали Жак — в честь всемирно известного французского океанолога. Аша, может быть, и не пришла в дикий восторг от птицы, так как она была на восемь лет старше брата, и именно ей пришлось в дальнейшем ухаживать за питомцем, но всё же за подарок поблагодарила. Теон же был безмерно рад тому, что стал счастливым владельцем говорящего попугая, который клевал обои, обладал сильным, противным голосом и массой других сомнительных достоинств.        Ужин подошёл к концу, Теона, наконец-таки, удалось утихомирить и уложить в кровать, Аша тоже отправилась в свою комнату, а попугай был накрыт своим чёрным покровом и замолчал; старшие родственники вновь собрались на кухне.        Расположившись за широким столом, братья сидели напротив друг друга.       — У меня новый ребёнок родился, — объявил Эурон, разливая по стаканам виски.       — Сын?       — Дочь.       — Поздравляю. Выпьем за дочь! — Бейлон поднял свой стакан и кивнул ему.       — Выпьем за дочь! — Эурон чокнулся с братом.       «Может, в следующий раз повезёт», — подумал он про себя. В конце концов, дочерей своих он тоже любил.