Краски вне линий

От Эдварда Прошло еще два часа. Белла и Боб продолжали попытки вызвать ветеринара, но не получали ответа. Я был настолько расстроен, что чуть не заплакал несколько раз. Я остался возле маленькой тихой лошадки, делая то, что сказали Дженна и Шерон, чтобы ей хоть немного стало легче. Я вновь попытался предложить ей морковку. Ее голова безвольно свисала с моих колен, когда я сидел с ней рядом и гладил ее. - Давай, девочка… Ты голодна, малышка? – спросил я, не веря, что она не накинется на еду после того, как долго не ела. Было видно, что она очень голодна. Шерон сказала, что будет очень хорошо попробовать накормить ее яблоком или морковью перед тем, как приедет ветеринар. Он, возможно, подберет ей диету, так как небезопасно кормить ее полноценно, потому что она сильно истощена. - Может, ты немного поешь для меня, малышка? – ворковал я с ней, как с ребенком. Это напомнило мне о том, как я кормил Кэти, когда она была младенцем. Да, я был для нее мамой и мне нравилась каждая секунда этого. Я не осознавал этого до сих пор, но скучал по тому, чтобы заботиться о ком-то… О ком-то, кто бы зависел от меня. Лошадь осторожно отвернулась от морковки и сонно посмотрела на сено, даже не попыталась попробовать то, что я ей предложил. - Пожалуйста? – спросил я, моя нижняя губа немного дрожала. – Смотри, я ем… Я откусил от морковки и начал жевать ее, не обращая внимания на вкус. Шерон улыбнулась мне, она была с правой стороны лошади. Прохладная вода из шланга лилась на ее серьезные раны, немного облегчая боль. - М-м-м… - хрустел я морковкой, затем предложил ее лошади. - Хочешь? Это правда вкусно. Она повернулась и снова посмотрела на меня, будто я раздражал ее. - Ты не знаешь, от чего отказываешься, - я снова подсунул ей морковь. - Не могу поверить, что ты дашь мне все это съесть. Белла показалась в дверном проеме, за ней шёл Боб. Я повернулся и посмотрел на них, пряча морковку за щеку. - Все еще нет, - сказал Боб, как и я, испытывая боль. - Твою мать! – выкрикнул я, и лошадь дернула головой, глядя на меня со страхом, словно я хотел ударить ее. Но она не сопротивлялась и не издала ни единого звука. - Нет-нет… тсс… - я сразу же нежно заговорил с ней, исправляя свою ошибку, и погладил ее свободной рукой. – Извини, малышка. Папа тебя не обидит… все хорошо… - Позвоните еще куда-нибудь, - подумав, предложил я Бобу и Белле. - Я вызвал еще двух ветеринаров, но они будут здесь только завтра днем, - нахмурился Боб, на несколько шагов опережая мои мысли. Молодец, Боб. Белла зашла внутрь, спрашивая, что она может сделать, чтобы помочь. Она была рядом с Шерон, держась подальше от Дженны. - Где он, черт возьми? – спросил я спокойно, вдыхая и разжимая напряженную челюсть. Боб подошел ко мне и тихо произнес: - Он всегда тянет с этим дерьмом. Мы всегда ждем, когда он явится. Он знает, что является ближайшим ветеринаром в округе, поэтому никогда не спешит, когда мы вызываем его. Мы хотели бы найти кого-то еще в течение многих лет, но все остальные еще дороже и дальше. Он придурок, но… что еще мы можем сделать? Надрать ему задницу! Эта мысль немедленно возникла в моей голове. Может быть, если его хорошенько напугать, он не будет опаздывать в следующий раз. Я все время пытался накормить лошадь, но она не ела, как бы я ни старался. Мне казалось, что она говорит: «Не беспокойся… просто позволь мне уйти…» Чуть позже лошадь вновь легла на землю. Белла и Шерон отскочили, когда она чуть не завалилась прямо на них. - Она снова легла, - сказал я вслух, глядя на нее. Она выглядела такой уставшей. - Разве это нормально? – спросил я Шерон. - Я думал, лошади спят стоя. - Да, - с грустью согласилась Дженна. - Иногда лошади ложатся. Это значит, что они чувствуют себя в безопасности и расслабляются. Но если она будет лежать на земле слишком долго, это плохо. Жидкость накапливается в легких, когда лошади лежат на боку более получаса. Час, не более – это предел. Затем нужно, чтобы она снова поднялась на ноги. Но если она не встанет, у неё может начать скручиваться кишечник… и… Если нам не удастся поднять ее на ноги, это очень плохо. Она умрет, Энтони. Я ненавидел то, что она мне сказала, хотя Дженна сообщила это мягко, и я оценил ее прямоту и честность. Я посмотрел на Беллу, Боба… и Шерон, надеясь, что кто-нибудь из них опровергнет слова Дженны. Но никто этого не сделал, они просто смотрели на меня грустными глазами. - Это не значит, что она собралась умирать, - Шерон вселила в меня немного надежды. - Она просто измождена, лошади так иногда делают. - Не лги ему, мама, - Дженна вытерла лоб рукавом и посмотрела на лошадь. - Это не ложь, - защищалась Шерон, - я просто надеюсь на лучшее, вот и все. - Очень здорово, мама, - горько сказала Дженна, - побольше сказок. Лошадь открыла глаза и посмотрела прямо на меня. И болезненно заржала, копыта ее заходили по сену. Она тянулась ко мне, пытаясь подвинуться ближе. Она снова позвала меня… слабее, чем раньше. - Я здесь, малышка, - я осторожно подошел к ней, - ты снова хочешь обниматься? Я сидел на сене рядом с ней. И как прежде, она положила голову мне на ноги… очень осторожно, стараясь не причинить мне боль. Ее голова была тяжелой и такой горячей, что я чувствовал жар сквозь джинсы. Я чувствовал ее дыхание, выдох… и вдох… Я смотрел в ее глаза и обеими руками гладил ее милые маленькие ушки. Она закрыла глаза и вздохнула с удовольствием. - Тебе нравится, да? – улыбнулся я, глядя на нее, и почти увидел, как она улыбается. - Все девочки это любят… От Беллы - Я сейчас вернусь, - сказала Дженна, выходя из конюшни на улицу, в темноту ночного воздуха. - Я тоже сейчас вернусь, - сказала я под заинтересованным взглядом Эдварда, который был пойман в ловушку лежащей у него на коленях лошадью. - Белла, - в его голосе слышалась неуверенность. - Все в порядке, останься с ней, - я с любовью улыбнулась ему. Смотреть на него с этой лошадью было волшебно для меня. Он был таким милым и любящим. Это усилило все мои чувства к нему, а еще я поняла, что была так зла на Дженну не только из-за ее приставаний к Эдварду. У меня было что сказать ей. И теперь, успокоившись, я могла это сделать и надеяться ради нее, что она выслушает меня и действительно изменится. Но люди не меняются в одночасье. Я это знаю. - Все будет в порядке, - заверила я Эдварда. - Я не собираюсь драться. Просто хочу поговорить с Дженной. Я сейчас вернусь. Он выглядел таким милым и испуганным. Мне пришлось бежать, чтобы догнать эту сучку, но я это сделала. - Дженна! – крикнула я не слишком громко, но мое отвращение не было скрыто, когда я назвала ее имя. Она повернулась и, увидев меня, остановилась. Что-то предчувствуя, она смотрела на мое лицо, когда я медленно приближалась к ней. - Можем ли мы поговорить минутку? – спросила я, думая, что это неплохое начало. Я пыталась думать как доктор Белла, а не как Белла Свон, обычная девушка, на парня которой вешается мисс Западная Барби. - Конечно, - не спорила она. - Просто предупреди меня, когда соберешься ударить, ладно? Я не буду останавливать тебя, но мне нужно быть готовой к этому. Она говорила серьезно. Боже, это все меняло. Это было плохо для доктора Беллы во мне. - Я не собираюсь тебя бить, Дженна, - сказала я. - ВСЕ ЖЕ. Но у меня есть что сказать. - Стреляй. Я выдохнула и начала: - Энтони… - сказала я, - испытал много боли в своей жизни. И психической, и физической. Я не могу рассказать тебе всю историю, но когда я встретила его, он оцепенел от боли, она была частью его. Это было не так давно, пару месяцев назад. Он исцеляется теперь, как та лошадь там, но займет много времени, прежде чем он станет достаточно сильным… для таких людей, как ты. Я имею в виду то, что ты с ним сделала. Я ненавижу это! - Я знаю… - начала она, но я оборвала ее. - Нет, - крикнула я, а потом мой голос зазвучал словно мертвый. - Ты не знаешь и никогда не будешь знать, но в тот день, когда ты заперла его в подвале, ты отбросила его прямо туда, откуда он начал. Просто так, с поворотом ключа в этом чертовом замке. Одна секунда стерла все недели прогресса. Это как с лошадью, которая ждет, что сейчас придет человек и будет снова бить ее, когда она слегка расслабится и начнет хоть немного доверять. Это то, что ты сделала с ним. Мы приехали сюда, чтобы убежать от таких людей. Очень многие люди причинили ему боль. Способами, которых ты не знаешь и даже не можешь вообразить. И он очень боится людей. Кто, черт возьми, может его за это осудить?! И он пришел сюда на работу, переборов себя, чтобы начать новую жизнь. А ты просто налетела и превратила это хорошее место в чертов АД, из которого ему с таким трудом удалось вырваться! И я ненавижу тебя за это! Я обещала ему, что он больше никогда не будет бояться. Может быть, это было наивное обещание. И получается, что я не могу его выполнить. Из-за тебя я нарушила обещание! Я хочу дружить и доверять людям здесь, строить свою новую жизнь! Он только начал выходить из своей раковины, а ты выскочила, как гребаная кобра! Спасибо! И единственная причина, по которой я говорю с тобой сейчас, это он. В конце концов, он прошел через все это и должен быть жестоким и холодным. Он мог быть кем-то вроде ТЕБЯ. Но ты видишь, какой он. Он может целый день возиться с этой лошадью! Каким-то чудом он остался добрым. И терпеливым. Он такой внимательный и любящий… ко всем! - Я слышала, как мой голос треснул, и слезы стояли в глазах, но я продолжала: - Он хороший. Даже слишком для некоторых людей… для этого мира. Даже после того, что ты сделала с ним, я вижу, он все еще хочет простить тебя и забыть случившееся. Я его знаю. В тебе он видит товарища по несчастью, другого потерявшегося человека, идущего по тому же пути, что и он. Я тебе не доверяю, но вижу, как он уже делает это и забывает, что ты была причиной его паники в подвале. Все, что он помнит сейчас, это твое хорошее к нему отношение после всего там случившегося. Он думает, что ты достойна дружбы. Хорошо. Это его выбор. Я не хочу потерять его, указывая, с кем дружить. И я не могу помешать ему дать тебе шанс. Это то, что я хочу сказать. Он хочет любить всех… и доверять всем… даже если это опасно для него и его сердца. И это может причинить ему боль, которая намного хуже для него, потому что половина тех, кому он доверял, делали ему больно! Пострадай только его тело, он бы пережил это. Энтони исцелился в голове… в сердце. И будь я проклята, если позволю тебе разрушить это снова! Я СМОГУ ОСТАНОВИТЬ ТЕБЯ! Он чудо… и загадка. И я люблю его всем сердцем. Я ничего не стала бы в нем менять. Дженна слушала, взгляд ее был неподвижен и печален. - И потому что люблю его, я буду его защищать, пока он не сможет сделать это сам, - заявила я хмуро. - Я не сильна в угрозах, но позволь мне сказать тебе одну вещь. Если ты когда-либо… КОГДА-ЛИБО… вновь предашь его доверие, или как-нибудь причинишь ему боль, или просто заставишь его чувствовать себя неудобно, я тут же доберусь до твоей задницы! И я убью тебя. Пусть мое лицо или размеры не обманывают тебя, Дженна. Я смогу это сделать. И я это сделаю. Я сделаю это. Я убила Викторию, чтобы спасти Эдварда и его дочь. И я уверена, что Бог был там, поддерживая меня, когда я это сделала! Может быть, я становлюсь сумасшедшей или бесчувственной, но я хотела бы убить каждого, кто когда-либо причинил ему боль – в том числе и Дженну, и сэра Кевина. - Попробуй сделать это еще хоть раз, - сказала я, понизив голос, пронзая ее взглядом, словно ножом. - И ты получишь по полной. Ты все поняла, Дженна? - Да, - Дженна смотрела мне в глаза. - Я все поняла. - Хорошо, - усмехнулась я. - Это все, что я хотела сказать. Я повернулась, чтобы уйти, но ее слова заставили меня обернуться. - Не волнуйся, Белла. Я не причиню ему боли. Знаю, ты мне не веришь или не доверяешь, но я сделаю это, - пообещала она. - Не надо слов, - я остановилась и посмотрела на нее. - Покажи мне. И я продолжила идти туда, где был Эдвард. Моя сладкая любовь. - АААРРРГХХХ! – услышала я, когда уже коснулась ручки двери, за которой он был. Я побежала… Что за черт, это был голос не Эдварда. - Где, мать твою, ты был? – кричал Эдвард, глаза его были страшными, он прижал к деревянной стене мужчину средних лет. Его взгляд был убийственным… обезумевшим… Лошадь лежала на другом конце конюшни. Она выглядела еще хуже, потому что наблюдала, как Эдвард борется с этим парнем. Я никогда его раньше таким не видела. Боб и Шерон пытались оттащить Эдварда от этого бедного тощего парня. Но кулаки Эдварда держали рубашку мужчины возле шеи, перекрывая ему воздух, и тот откинул голову на стену еще раз. Но они не могли удержать Эдварда, и он ревел на человека в его руках. - Ты сначала пошел на обед? Это то, что ты сделал? Хорошо и вкусно поел? - сказал он, затягивая сильнее ворот его рубашки, а руки уже хотели сомкнуться вокруг шеи парня. - В то время как эта бедная замученная лошадь не ела в течение многих недель! В то время как она в муках ждала твою бесполезную задницу, чтобы наконец-то суметь поесть! - Мария, помоги нам! – Боб воззвал ко мне. Я не была удивлена, что они не могут справиться с Эдвардом. Он был в основном милым и добрым, но когда кто-то, кого он любил, находился в опасности, превращался в сильного и грозного. Я никогда не видела его гнева в полной мере. Он был прав, у него очень неприятный характер, и, кажется, я понимаю почему. Видимо, это ветеринар. - Энтони… - я пожалела, что не могу использовать его настоящее имя здесь. - Малыш… Я подошла и положила руку ему на плечо, мягко и спокойно сказав: - Энтони, пожалуйста, отпусти этого человека. - РРРРР! - Эдвард зарычал как зверь и ударил его об стену еще раз. Его глаза бушевали, когда он смотрел на этого жалкого слабого человека, съёжившегося в его руках. Я знала, что Эдвард видит не только ветеринара. Это была… Виктория… и сэр Кевин… все они… - Нет, малыш… нет, - сказала я с легким неодобрением. - Ты же не хочешь никому причинить вреда… Это ветеринар… Он здесь, чтобы помочь лошади. Ты же хочешь, чтобы лошадь была в порядке, не так ли, Энтони? Ветеринар смотрел на меня, радуясь, что я пытаюсь уговорить Эдварда его отпустить. Эдвард немного успокоился, но все еще не отпускал его. - Энтони, - сказала я, потирая руки. - Лошадь испытывает сильную боль. Она хочет, чтобы ты был рядом, она нуждается в помощи. Подумай о ней. Отпусти его, пожалуйста? Мы подождали минутку, и Эдвард начал возвращаться. Наконец, тряхнув ветеринара об стену последний раз, он отпустил его. Ветеринар выглядел испуганным, боясь пошевелиться. Эдвард смотрел на него, тяжело дыша, готовый в любую секунду вновь накинуться, если это будет необходимо. Боб схватил ветеринара за руку и потащил вдоль стены, подальше от Эдварда, подводя его к лошади. Каждый сантиметр пути сопровождался яростным взглядом Эдварда. Ветеринар перевел дыхание и начал жаловаться. - Я получил увечья, - сказал он. - И я не буду осматривать эту лошадь или… Эдвард зарычал, как чудовище Франкенштейна, и рванулся вперед. - Хорошо, хорошо! – он отшатнулся подальше от Эдварда. - Отойдите, позвольте мне взглянуть на лошадь. Ветеринар открыл свой кейс и достал стетоскоп, вставил его в уши и опустился на колени рядом с лошадью. Он начал осмотр, и я оттянула Эдварда на пару шагов назад. Лошадь смотрела на него все время… нервно и тревожно. Мы все ждали, что скажет врач. Я так боялась этого. Боялась, что Эдвард убьет ветеринара, если приговор будет не очень хорошим. Ветеринар начал вставать, и Эдвард заговорил с ним. - Она ничего не ест, - сказал Эдвард. - Я пытался дать ей морковь, но она не захотела. Что мы должны дать ей вместо этого? Ветеринар вздохнул и повесил стетоскоп на шею. - Я бы не заставлял ее есть, - посоветовал он, глядя на Боба. - Это животное в очень плохом состоянии… очень плохом. - Так помогите ей! – сказал Эдвард, как ребенок. Требуя, злясь… ожидая чуда. - Я не могу, - ответил ветеринар. - Слишком много повреждений. Кроме голода и обезвоживания, ноги и копыта инфицированы, она никогда не будет снова бегать. Есть еще рана на шее, и она заражена. Большие куски кожи оторваны сзади… заражены… И ее глаза, один опухший… и он тоже заражен. В дополнение ко всему, и это работает против нее, она находится в болевом шоке. Некоторые раны на ногах глубокие, до самых костей. - Так что мы можем сделать? – спросил Эдвард так, словно все было в пределах досягаемости, чтобы вылечить ее. - Ничего нельзя сделать, - ветеринар покачал головой, глядя на лошадь. - Не с этой лошадью. Извините. Ветеринар стал уходить, сделал шаг или два, и я съежилась, когда Эдвард подошел к нему, чтобы снова схватить. - Куда ты пошел? – закричал он. - Надо что-то сделать! Верни сюда свою задницу и помоги ей! - Энтони… - начала Шерон, но он не хотел ее слушать. - Слушай, я знаю, как ты себя чувствуешь, - объяснил ветеринар Эдварду. - Но спасение животного, любого животного, очень истощает… морально, физически и материально. Она нуждается не только в еде и тепле, но и в ветеринаре, кузнеце, хиропрактике, специалисте по зубам, восстановительной терапии. В зависимости от степени состояния организма требуется постоянный уход за зубами и ногами, а также за эмоциональным состоянием лошади. Это неблагодарная работа с тоннами часов, денег и слез. - Это не неблагодарное дело, - строго одернула Шерон. - Все это стоит того, когда прижимаешься к лошади и слышишь ее благодарное ржание. - Я тронут, что ты так заботишься обо мне, - усмехнулся Эдвард зловеще. - Но все, чего я хочу, это позаботиться о ней! - Ты заплатишь за все это? – спросил ветеринар у Эдварда. И я ненавидела этот взгляд на его лице. На мгновение он выглядел победителем. - Я заплачу, - сразу ответила Шерон, делая то, что не мог сделать Эдвард. У меня навернулись слезы, когда я увидела, каким благодарным взглядом он на нее посмотрел. - Эта лошадь никогда не сможет участвовать в родео, - ветеринар посмотрел на Шерон в замешательстве, не понимая, почему мы хотим потратить деньги на «бесполезную» лошадь. - Это то, что мы ждали весь день и ночь? – прорычал Эдвард, толкая ветеринара. - Чтобы некий работник, пожимая плечами, сказал: «Просто откажитесь от нее, она не сможет выступать!» Может быть, когда я закончу с тобой, ты не сможешь ничего делать! - Энтони, - Боб положил руку ему на плечо. - Я не хочу, чтобы сегодня тебя посадили в тюрьму, малыш. Ты нужен здесь. Понял меня? И Эдвард просто смотрел на ветеринара, не говоря ни слова. - Иногда ты делаешь все возможное, чтобы облегчить боль и установить диагноз, а затем принять твердое решение. Это лучше для лошади – мягко и спокойно положить конец ее страданиям и боли, – попытался объяснить ветеринар. - Ее спасение будет для тебя эмоциональной и финансовой травмой. Если ты не готов принять твердое решение, пожалуйста, не спасай ее. Или какое-то другое животное. Иногда мы не можем их вылечить. Иногда всего недостаточно. - Это очень походит на тебя – хотеть, чтобы эта лошадь умерла! – Эдвард смотрел на него с отвращением. - Он не так и не прав в этом, Муравей, - тепло сказал Боб. - Иногда это просто в руках Бога. - Снова Бог, - Эдвард усмехнулся так, словно это слово было ядовитым. - Нет, это не в руках Бога, это теперь в наших руках. Скажи нам, что сделать, чтобы помочь ей! - Прежде всего, - сказал ветеринар, - эта лошадь выглядит так, словно уже приняла решение. Когда они так ложатся, то уже теряют волю к жизни. Вы сами сказали, что она ничего не ест. Она хочет уйти. У нее не осталось сил. - Нет, - голос Эдварда треснул, когда он взглянул на лошадь, потом он посмотрел на ветеринара яростным взглядом. - Нет, ты не знаешь, о чем говоришь! Она просто устала и слаба! И ты не ударил пальцем о палец, чтобы помочь ей! Глаза Эдварда наполнились слезами, и я почувствовала, что тоже плачу, просто наблюдая за ним. - Потому что она не может зарабатывать деньги на гребаном родео! – Эдвард закричал и отбросил чемодан доктора в стену. - Все дело в деньгах, не правда ли, чертов ублюдок? – обвинил его Эдвард. - Сколько стоит твоя гребаная жизнь? - Энтони… стоп… - Боб попытался остановить его, но он оттолкнул его, наступая на ветеринара. - Я позвоню отцу сегодня вечером, он заплатит столько, сколько ты хочешь, - заорал Эдвард, и мой рот открылся. Он не сможет этого сделать! - Можешь ли ты помочь ей сейчас? – он посмотрел на врача, как на паразита. - Держу пари, ты можешь. - Конечно, если ты не хочешь принять правду, - ветеринар пожал плечами. - Есть некоторые вещи, которые облегчат ее боль, немного… сделают конец спокойнее… легче. Но это не остановит ее агонии и не вылечит ее. Иногда чудо случается, иногда этого просто не может произойти. Поскольку вы не можете принять это, бедное животное будет и дальше страдать. - Я не услышал ни одного медицинского заключения из твоего рта, - процедил Эдвард сквозь стиснутые зубы. - Ты лицензированный ветеринар? Теперь врач выглядел озлобленным и оскорбленным. - Боб… - ветеринар посмотрел на него сейчас, не обращая внимания на Эдварда, - я обычно имею дело с тобой. Эта лошадь должна быть усыплена. Она будет жить в постоянной боли, если этого не сделать. Я могу сделать это прямо сейчас. Это просто два укола: один, чтобы она потеряла сознание… и второй, чтобы она мгновенно умерла. Сто пятьдесят долларов вместо тысячи, которая лишь продлит неизбежное. - Мне не нужно двух уколов, приводящих к мгновенной смерти! – угрожающе возмутился Эдвард. - Или вы можете использовать огнестрельное оружие, - теперь ветеринар намеренно пытался разозлить Эдварда. - Большинство ковбоев так и делают… стреляют прямо в лоб… Я встала между ветеринаром и Эдвардом, прежде чем он выпил его кровь. - Уноси отсюда свою задницу! – я дернула его назад подальше от Эдварда и вытолкала за дверь. - Отдохни! Мы должны поговорить с ним и решить только среди нас, людей! - Мудак, - пробормотала я, когда вернулась. - Отличная работа, Мария, - Шерон улыбнулась мне. Эдвард не обратил на это внимания, так как разговаривал с Бобом. - Я знаю, что ты привязался к этой лошади, приятель, знаю… - Боб успокаивал Эдварда, - я видел это в каньоне. Но, может быть, он прав насчет этого… Он работал на меня в течение многих лет. - Ты думаешь, что он прав и не стоит даже попытаться? – в глазах Эдварда снова блеснули слезы. - Будь это человек, ты бы сказал то же самое? Дженна стояла в дверях, молча наблюдая. - Но это не человек, Муравей, - Боб говорил тихо, стараясь, чтобы его поняли. Шерон смотрела вниз, к сожалению, не говоря ни слова. - Она жива! – Эдвард плакал, слезы капали, он смотрел на наши лица, ища поддержки. - Пожалуйста… Я заплачу, сколько бы это ни стоило, я клянусь! Она не хочет умирать… Я знаю это… Затем он посмотрел на меня и прохрипел: - Белла… Он нуждался во мне, и я бросилась к нему. Обняла и поцеловала его сердце через рубашку. Он коснулся моих волос, его руки дрожали. Я не знала, что сказать. Я ничего не понимала в лошадях и, честно говоря, не знала, что будет более гуманно: постараться ее спасти или просто позволить ей избавиться от страданий. Но я знала, почему Эдвард хочет спасти ее. Он был ею. Я видела, что они родственные души. Это было так красиво… и так больно. Его сердце разрывалось, и я не знала, как поступить правильно. Следующей заговорила Дженна. - Я видела лошадей, которые выгребали из такого тяжелого дерьма раньше, - заявила она без эмоций, и мы все повернулись к ней. - Некоторые лошади делают это, некоторые нет, - рассказывала она. - Врачи не знают всего. Они не всегда правы. Переждем с ней ночь. Посмотрим, что будет утром. Если она все еще не встанет к тому времени, мы ничего не сможем сделать и тогда отпустим ее. Но если она будет бороться хотя бы немного, то мы сделаем все, чтобы выходить ее. Я ненавидела это признавать, но Дженна была права. Она не говорила, что лошадь выживет, она просто предлагала дать ей шанс. Еще одна ночь, не так уж и много. Сама я была не в состоянии вынести, если бы они решили усыпить ее. Эдвард бы боролся… И меня бы убило то, что я могла увидеть. Как только решение будет принято, я позвоню Питеру, чтобы он приехал сюда. - Да... – Эдвард сразу же согласился, и я ненавидела то, что у меня не было достаточно знаний, чтобы предложить решение. В его глазах засветилась надежда. - Думаю, она права, - продолжил Эдвард, глядя на Шерон и Боба. - Лошадь устала от успокоительных средств и всего того, что произошло сегодня. Она поднимется. Ведь она была так полна жизни в фургоне сегодня, обнималась со мной и терлась об меня мордой, даже когда я не касался ее. Она была похожа на пони… Она играла. - Ты знаешь меня, - Шерон посмотрела на Эдварда, - я постараюсь сделать все, я не могу усыпить лошадь. Так что я с тобой. Боб посмотрел вниз и вздохнул. - Я понимаю, о чем вы говорите, ребята, - сказал он мягко. - Но я не хочу продлевать страдания лошади. Мне нравится эта лошадь, и именно поэтому я хотел бы оставить ее в покое. Я просто думаю, что она недостаточна сильна, чтобы сделать это. - Боб… - сейчас Эдвард говорил твердо и спокойно. - Я последний человек, который хочет видеть, как кто-то другой страдает. Я понимаю, о чем ты говоришь. И будь она совершенно безнадежной, я бы сказал, что пусть она уходит, и был рядом с ней до последнего вздоха. Но я действительно считаю, что она сможет поправиться. Пожалуйста? Я хочу, чтобы ты тоже помог с ней, Боб… Ты лучший в этом деле. - Черт побери, - он снял шляпу и бросил ее в сторону. - Ладно… одну ночь. Пообещай мне, Муравей, если у нее не получится, завтра ты будешь спокоен, когда придет время ее усыплять. - Я не могу пообещать тебе, что буду спокоен, - честно признался Эдвард, - но я не буду пытаться остановить это. - Хорошо, - согласился Боб. Мы стали делать все, что сказал ветеринар. Мы постарались дать ей воды, и она выпила немного. Мы попытались накормить ее так, как сказал врач, но она ничего не ела. Мы продолжали обрабатывать и лечить ее раны, обливали ее холодной водой из шланга, а потом укрыли большим одеялом, так как ночью стало холодно. Эдвард был самым усердным работником. Он хотел сделать все возможное! Он даже пошел и набрал ведра с теплой водой и тащил их всю дорогу до конюшни, чтобы обработать мокрыми полотенцами раны и швы на шее лошади. Он целовал ее морду, лоб, гладил ее гриву и разговаривал… всегда с ней разговаривал. Некоторые слова было тяжело слышать. - Ты должна думать о том, чтобы скоро встать, девочка, - говорил он спокойным тихим голосом. - Можно полежать чуть-чуть, но… тебе так много завтра предстоит сделать… Съесть морковку… подружиться с новыми лошадьми… и скоро ты снова будешь бегать… вместе с Йо-Йо… он воришка. Ты встретишься с ним завтра. Тьфу... и Психо… я не дам ему играть с тобой. Он неприятный. Я была безумно рада увидеть Питера, когда подняла глаза, пытаясь сморгнуть слезы. Он выглядел немного растерянным, пока не увидел нас, но сразу улыбнулся! Я помахала ему и улыбнулась в ответ поприветствовав: - Эй, Питер. Эдвард поднял голову и ослепительно улыбнулся. - Док! – удивился он. - Что ты здесь делаешь? - Я был неподалеку, - улыбнулся Питер, входя, и присел на корточки рядом с лошадью. - Ты удивишься, как много лошадей хотят поговорить о своих проблемах. Эдвард фыркнул. - Нет, не удивлюсь! – сказал он. - Все лошади немного сумасшедшие! Будь у них деньги, док, вы бы никогда больше не работали! Мы все засмеялись, затем Питер улыбнулся лошади. - Как ты сюда попал, Энтони? – спросил он. - Это моя лошадь, - ответил он, и я снова почувствовала слезы в глазах. Она принадлежит ему. И она умирает. Это убивало меня. - Она красивая. Я могу погладить? – спросил Питер у Эдварда. - Да, но будьте осторожны! – Эдвард был теперь наседкой, следящей за своим птенцом, параноиком. - Я буду, буду… - Питер осторожно погладил морду лошади. - Эй, девочка, ты такая милая… Эдвард улыбнулся побитой и покрытой шрамами бедной лошади, словно это было самое великолепное существо на свете. Я поняла это. Так я смотрела на Эдварда в первый раз. - Да, она такая, - он наклонился и поцеловал голову лошади, а потом погладил ее. - Она просто спит сейчас, но она скоро проснется. У нее красивые глазки. - Хорошо… - сказал Питер, словно все и вправду было хорошо. - Я могу посидеть с вами, пока она не проснется? - Да, - Эдвард кивнул, не отрывая взгляда от лошади, лежавшей у него на коленях. Боб и Шерон спокойно вышли, взяв Дженну с собой. Они даже не поздоровались с Питером и, казалось, были не рады ему. Может быть, они просто переживали из-за лошади… или Эдварда. - Как ее зовут, Энтони? – спросил Питер с любопытством. Эдвард посмотрел на него и потом на меня, как будто это был секрет. Или он уже думал об этом и в одиночку выбрал имя. Я улыбнулась ему… и он улыбнулся мне… и ответил. Это было хорошо… для лошади, чтобы у нее было имя. Даже если она умрет, никто не должен умирать без имени. Это значило бы, что ее никто не любил, пока она была здесь. - Ее зовут Дэнсер (Танцовщица), - сказал Эдвард. - Она танцует… иногда. Это мило. И потому что он когда-то был танцором, сказала я себе. Уверена, Питер тоже понял это. Вокруг каждого копыта были маленькие черные края, и это напомнило мне о кожаных манжетах, тех, что Эдвард всегда должен был носить, когда был вампиром. Я видела их ночью в той клетке. Позже Питер разговаривал с Эдвардом, чтобы немного прояснить ситуацию. - Они хотели усыпить ее, - говорил Эдвард. - И этот ветеринар, вы должны были видеть его! Его не было пять часов! Он знал, что лошадь страдает! Но не приезжал! - Не каждый врач может быть таким легендарным, как я, - усмехнулся Питер. - Да, вы не хотели усыпить меня, когда я к вам пришел, а я в миллион раз хуже, чем эта маленькая невинная лошадь, - Эдвард улыбнулся ей еще раз. - Нет, это не так, Энтони, - сказал Питер с любовью. - Ты и лошадь являетесь родственными душами, ты такой же. Ты любишь эту лошадь, и это замечательно. Но часть тебя видит ее, как самого себя. И ты, наверное, думаешь, что если эта лошадь будет спасена, тогда и ты сможешь спастись. Но, Энтони… Если эта лошадь умрет, я не хочу, чтобы ты чувствовал, будто умер тоже. Ты понимаешь, о чем я? - Я знаю, как это глупо – так привязаться к лошади, - ответил Эдвард слабым голосом. - Я хочу сказать, что нашел ее только сегодня утром. Это не имеет никакого смысла, но я люблю ее. Вы хотите сказать, что это неправильно – так много о ней заботиться? Разве это плохо – заботиться о ком-то? - Нет-нет. Конечно, неплохо! – Питер немного сморщил лоб. - Любовь – это прекрасная бескорыстная вещь, особенно если ты любишь животное, но я не хочу, чтобы ты питал ложные надежды. Я забочусь о тебе и не хочу, чтобы ты навредил себе, если что-то произойдет с лошадью. Эдвард посмотрел на него, как на сумасшедшего. - Я бы не стал этого делать, - прошептал он. - У меня есть… Белла и Кэти. Я бы никогда не убил себя из-за лошади, даже этой. - Хорошо, - Питер улыбнулся с облегчением. - Ты говоришь «никогда»… Это больше, чем ты думаешь. Ты будешь удивлен. Питер увидел маленькое ведро с морковкой и яблоками рядом с Эдвардом и, спросив, взял одну морковь. - Можно ли ее покормить? - Она не будет есть, - Эдвард покачал головой, а потом я услышала хруст! - Эй! – Эдвард визжал, как девчонка. - Она ест! Как ты это сделал? - Я просто приложил ее ко рту, - Питер засмеялся. И Эдвард обнял Питера, в то время как Дэнсер съела свою первую морковку. - Белла! – Эдвард посмотрел на меня слезящимися глазами, его голос скрипнул: - Она ест! Питер заставил ее! Я подошла, чувствуя, что должна присоединиться к ним, и улыбнулась наблюдая. Это было замечательно – увидеть небольшое улучшение… желание жить. - Смотри, она хочет выздороветь, - воскликнул Эдвард, надежда стремительно росла в его глазах, - она будет жить, Белла. Я сказал, что ветеринар шарлатан. Он идиот. Питер провёл с нами всю ночь, помогая заботиться о Дэнсер. Он делал все, что необходимо, даже сходил нам за кофе и пончиками. И да, он принес Эдварду Slurpee. Я спешила за Эдвардом, чтобы не отставать, в 5:30 утра, когда он побежал в дом Шерон и Дженны, где спал ветеринар. Я должна была видеть это! Эдвард ворвался в комнату ветеринара и, рыча, схватил парня прямо в пижаме. - Вставай, мудак! Я хочу показать тебе кое-что интересное! Шерон только проснулась и была еще в халате, когда спросила: - Что происходит? Энтони? - Давай, Шерон! – он наклонился и поцеловал ее в щеку. - Вы должны это увидеть! - Ветеринар боролся и кричал, когда Эдвард потащил его к открытой двери конюшни, где мы провели всю ночь. - Внимательно смотри, придурок! – он бросил его на сено лицом вниз… к ногам белой лошади, Дэнсер, которая стояла рядом с Питером и Бобом. Оба улыбались как идиоты, но и у меня была такая же улыбка. Это был не просто факт, что Дэнсер была на ногах или ела морковку. Все дело было в ее глазах. Вчера они смотрели обреченно, а теперь она выглядела хорошо, ну не совсем… Но в ее глазах сейчас была жизнь. Появилась реальная надежда! Я думала, что Эдвард потерял ее вчера вечером, но он никогда не сдается. Он остался с ней, даже когда ему сказали, что никакой надежды нет… снова… Эдвард учит меня. Он поражает мое сердце глубиной своей любви не только ко мне, но и ко всем. Его физическая красота неоспорима. Но чем больше я узнаю этого человека… Чем больше я вижу… Настоящая красота внутри него, и если она выйдет на дневной свет, этот мир не справится с ее великолепием. Я никогда не верила в чудеса, я не видела их до сих пор. Мой отец был полицейским, а они видят много смертей в конце истории… или еще хуже. Я отчасти привыкла не ожидать счастливого конца у каждой истории. Я должна изменить свое мышление. Как врач, которым я хочу стать, я должна верить. Я должна видеть счастливый конец у своих пациентов, если они много работают для этого. Ветеринар осматривал Дэнсер, постоянно спрашивая: - Что вы с ней сделали? Вы точно с ней что-то сделали… Он даже не мог признать вслух, что Дэнсер выглядела гораздо лучше сегодня утром. Но это было так. Мы все это видели. Она не излечится быстро, это займет много времени, денег и сил, как и сказал ветеринар. Но главное: Дэнсер теперь имеет волю к жизни, она появилась в ней, вчера этого не было. И почему нет? У нее были две няньки, ухаживавшие за ней ночь напролет. - Мы любим ее, ты, придурок! – прокричал Эдвард и выставил ветеринара вон, захлопнув дверь у него перед носом. Он улыбнулся Питеру. - Держу пари, этого ему не преподавали в школе для ветеринаров! - Многие врачи забывают об этом лекарстве, Энтони, - согласился Питер с усмешкой. Пришли Дженна и Шерон, и они мягко ласкали Дэнсер, не веря своим глазам. Это было почти как рождественское утро! Только лучше. Эдвард благодарил нас всех, стащив в огромную кучу, и его глаза наполнились слезами, когда мы все присоединились к нему. - Я люблю вас, ребята, - бормотал Эдвард мягко, чуть треснувшим голосом. - Спасибо вам всем, вы спасли ее. - Мы спасли ее, – исправила я, потому что он исключил свое в этом участие. Все согласились. - Да, мы все спасли ее. - Хорошо, что мы не послушались этого чертова ветеринара! – крикнул Эдвард. Все согласились и с этим утверждением. - Можете уволить этого парня, Боб? - спросил Эдвард громко. - Шерон? - Он, конечно, заслуживает этого, не так ли? – проворчала Шерон почти про себя. - Да, - мы все ответили одновременно. - Тогда это решено, - улыбнулась Шерон. А потом Дэнсер потерлась мордой о спину Эдварда, она тоже хотела втиснуться к нам. - О, извини, малышка, - хихикнул он, как ребенок, повернувшись к ней. - Ты тоже хочешь обниматься? А? Хорошо, милая… Он обнял морду лошади и поцеловал ее в лоб шепча: - Я люблю тебя, Дэнсер. У тебя теперь есть имя, малышка. - И скоро она начнет танцевать по-настоящему, не от боли, - добавил Боб. - Чертовски верно! – крикнул Эдвард, и все засмеялись над ним. - Она уже танцует, - подумала я вслух. - Посмотри на ее глаза. - Она танцевала прямо в моем сердце, - добавил Эдвард, и я любила его за это. - Кто-то, кого я знаю, уже сделал так однажды в моем сердце, - улыбнулась я моему ковбою. - Белла, - улыбнулся он и на мгновение оторвал меня от пола, целуя в губы, затем ненадолго прижал меня к себе и вновь поставил на ноги, - как так получается, что я люблю тебя все больше с каждым днем? Разве это возможно? - Это же я, - поддразнила я его, получив еще один замечательный поцелуй. И я была так рада, что эта сучка Дженна видела все. Это было во много раз лучше, чем удар кулаком в нос.