Любовь под вой сирены

Я очнулся от чьего-то голоса. С больщим усилием я разомкнул веки и увидел перед собой старуху в медецинском халате. Она была пышнотелой, сморщенной, как чернослив, но бодрая, рот её извергал ругательства: — Совсем (непереводимая немецкая ругань), детей отправляют, СВИНУХИ! (непереводимая немецкая ругань), подыхают же бедные, как мухи! — Бабушка, — голос мой был тихий и осевший. — Тихо, тихо, — она засуетилась, — лежи, лежи, а то рана откроется. — Какая рана?.. — разум был еле-еле в моей голове. — Тебя того, прикладом в висок и …ох… а потом выстрелили, органы не задеты, пуля на вылет прошла, до свадьбы заживёт. — Руди., — я приподнялся, бок отозвался острой болью. — ЛЕЖИ! Лежи! — она уложила меня, но даже раненный я был сильнее её, я схватил бабушку за локоть и посмотрел ей в глаза. — Руди Шварц, низкий, бледный, тощий брюнет с синими глазами, 14 лет. Он жив?.. Она замялась, явно не ожидала такого поведения от бедного голодного мальчишки, но прикрыла глаза и начала припоминать, мои глаза бегали по её лицу. Она распахнула глаза и посмотрела на меня: — Жив, 16 палата, только., — она не договорила. Несмотря на острую боль и слабость, я вылетел в коридор. Она пыталась меня остановить, но потом лишь выругалась и ушла восвояси. Цепляясь одной рукой за стену, второй держась за больной бок, который начал кровоточить, я шёл по коридору. 14,.15,.16. вот она, с трудом я открыл дверь. Среди 3 пациентов я заметил до боли знакомую чёрную макушку. Сердце часто забилось. Я упал перед ним на колени и заплакал (он лежал ко мне спиной). Услышав меня, он приподнялся на локтях и повернулся ко мне. — О ужас…э-это из-за меня… — я гладил его волосы, целовал его щёки, непрерывно просил прощения. Он поймал моё лицо в ладони и посмотрел на меня с бескрайней нежностью и любовью. Он просто был счастлив от того, что мы оба живы, а я всё плакал и плакал, бил себя кулаками по голове и пытался вырвать волосы. Сквозь слёзы и вопли я говорил: «Прости! Прости меня!». Он пытался меня успокоить. В конце концов у него это вышло. — Он… — я не закончил, не смог. Руди покачал головой. Я снова заплакал. — Ты не виноват! Ты меня спас! Я мог умереть! Я не слушал я лишь винил себя. Он поцеловал меня, я прижал его к себе. — Мы уезжаем. Как только я поправлюсь. Уезжаем! — так и случилось через 2 недели. Он потянулся и поцеловал меня, посмотрел в глаза. А я смогу теперь смотреть лишь в один его синий глаз — правого больше нет…