Любовь под вой сирены

Война? Много ли вы знаете о войне? Я знал не очень. До пятнадцати лет я знал о войне лишь одно — чувство голода. Я голодал, вся семья голодала. Мне приходилось воровать, за что я часто был бит, но голод был сильнее боли. Конечно, пустой желудок двигал не мной одним. Так я познакомился с ним. Его звали Руди Шварц, он сказал мне это лишь через несколько дней после моего «подвига». Им командовал голод. Его чёрная макушка вилась вокруг прилавка с фруктами. Он заприметил большое алое яблоко, я наблюдал за ним, как с замираем сердца ребёнок на ловкого зверька. И тут он решился. Резко вытянув руку прикоснувшись к яблоку, он хотел было одернуть руку с фруктом, как вдруг тонкое запястье мертвой хваткой сжала сухая рука, но сильная рука продавца. — Мелкий гадёныш! От страха на затылке брюнета приподнялись волосы, а моё сердце упало вниз живота от ужаса. Лавочник с силой кинул его на землю и его тут же обступила толпа зевак. Он накинулся на подростка и начал колотить его, выкрикивая ругательства. Я стремительно пробирался сквозь толпу, но добрался лишь, когда бедного моего мальчишку пинали тяжелые сапоги, я оттолкнул продавца. — Отстань от него! — мои ледяные серые глаза прожигали в педанте дыры. — А за яблоко ты заплатишь?! — Цело твоё яблоко! Он и прикоснуться не успел! Ты сам знаешь, что такое голод! Хватит с него! Ни на кого я не смотрел с таким презрением, как на него. Он хотел что-то сказать в ответ, но лишь ворча извергал брызги слюны, поковылял к себе в лавку. В след за ним разбрелась и толпа. Остались лишь мы. На мальчишке была простая блеклая одежда, не чище моей. Лица я его не видел, так как лежал он на животе лицом вниз и не двигался. Тут я осознал, что за всё это время он не произнёс ни звука. Ни крика, ни мольбы о помощи, ни оправдания, даже всхлипов не было. «Неужели он мог быть настолько обессилен?» — с леденящим ужасом подумал я, в голове промелькнула мысль, что он пал замертво. Я присел и тряхнул парня за плечо. Он лежал всё так же неподвижно. «Умер?! Или может ему так больно?». Но тут мой незнакомец слабо поднялся на локтях. Я был бесконечно счастлив. Парнишка устремил ко мне свой взгляд. Что я увидел? Сияющие от слез прекрасные глаза. Самые прекрасные глаза, которые вы могли бы увидеть у бедного голодного мальчика фашисткой Германии. Сколько благодарности, боли и страха я увидел в этих глазах. Он плакал почти беззвучно. Тут моё синеглазое чудо встрепенулось, вскочило на ноги и рвануло на своих тонких ножках куда глаза глядят, всё больше удаляясь от меня и злополучной лавки. Я поднялся, и, смеясь, пригладил свои волосы цвета платины. Я пошёл домой, на сердце было приятное чувство, а синеглазый не выходил у меня из мыслей. И не выходил из них никогда.