Вы были такими теплыми
И по мерзкому липкие.
От вас отмываться —
все равно, что кожу сдирать.
Голова кружится от этого железного запаха…
Нужно смелее сделать шаг,
А меня лишь мутит,
Когда я вижу эти голые тела.
У вас нет лиц,
Вы обезображены.
Плоть с дерьмом противно хлюпает под ногами.
— Тридцать пять жертв, господин судья, — меня вырывает из транквилизаторов слова офицера, — Мы обнаружили в особняке только этого человека. По обнаруженным документам, это четвертый сын третьего поколения семьи. — Мистер Аркур, это правда, что это все вы совершили? — за спиной шепотки, что любой преступник отрицает свою вину, чего хочет же добиться судья? — Совершенная правда, — со спокойным лицом безразлично отвечаю я, — Это я убил всех жителей данного особняка. Я просто отчистил этот мир от гнили, подобной им. Судья со всей серьезностью смотрит на меня. Было видно, как он не ожидал такого заявления. Я невольно весело скалюсь. — Ваша семья была весьма уважаемой в этих краях. Не раз числились огромные суммы, которые отправлялись на благотворительность. То, что вы говорите, сильно поддается сомнению, — мужчина поправляет очки, а я невольно смеюсь, откинув голову назад. Офицеры уже готовы вновь меня вырубить. — Все ложь, — уже спокойно продолжаю я, — я жил и видел, как они убивали невинных. Как это делали со смехом, как заставляли тех сходить с ума. Они так поступали со всеми жизнями. Они не давали уйти, вы могли оказаться в самом аду, а только дай вам в руки нож, вы постараетесь как можно быстрее уйти из этого ада довольно знакомым способом! Меня снова прорывает диким смехом. Судья заметно вспотел, как и главный офицер, который и обнаружил меня в том темном особняке с кровавыми стенами. — Сколько жертв? — я обездвижен, но слышу, как полиция со всей осторожностью ступает на мрамор, — пока насчитали двадцать три человека. Так же, мы пока не можем разобрать целое месиво, неизвестно, сколько там людей. — Черт побери, и как же один парень смог это все сделать? — Настоящее чудовище. Ко мне подходят и смотрят в глаза, подсвечивая их фонариком. Всячески пытаются найти причину, а я постепенно начинаю чувствовать, как болит челюсть и, кажется, я не мог двигать рукой. — Можно отчет по тем, которых нашли? Причины смерти? — слышу стук ботинок и шорох бумаги. Передо мной присаживается офицер и серьезно меня осматривает. — Да, сэр, — несколько дерганный парень начинает с запинкой читать все из своей книжки, — пять людей было с огнестрельными ранениями в коридоре. Стрелял я плохо, да и руки дрожали. В последнего пришлось стрелять два раза. Был слишком вертлявый. — Трое детей с разбитыми черепами, — Мне пришлось догонять этих мелких блох. Двоих из них я поймал за волосы и пробил им черепа об мраморный пол. Третьему я почти снес голову ногой. Кажется, у него даже глаз вывалился, — одиннадцать человек с разными колотыми, явно ножевыми, ранениями и со снятым скальпом лица. Ох, то были ведь мои родители и сестры. Я глумился над ними, как мог. Сначала я срезал им лица, а потом убивал ножом в печень, прокручивая лезвие внутри. А еще глава семьи, которому я в самом начале «праздничного» ужина вогнал столовый нож в челюстно-подъязычную мышцу, окрашивая белую скатерть алыми пятнами фонтана из горла. Над старшей сестрой я особенно постарался — без лица отправил в свинарник. Как же она истошно кричала!Ее сожрали свиньи.
Мать была почти без головы, а отцу отрезало руки разбитым зеркалом. М-м-м! Это было так прекрасно. Особенно, когда я вытирал кровь из своего носа, в который мне прилетел удар от отца. — Один мужчина без половых органов… — Ох, братец мой, который использовал меня, как дрочильню. Ну как, сладок был тебе твой же член? — и восемь сожженных трупов без возможности опознания личности. Остальные в том месиве. Я вырезал на них прекрасные картины! Потрошил, а потом душил одного кишками второго. Я превращал их органы в суп и заставлял жрать других. В тот день была скотобойня! А я бесконечно веселился, пытаясь отмыть от себя столь грязную кровь. — Чертов психопат, как столь подобное вообще возможно сотворить? — Судья, в частности использовался нож и скальпели. Правда по опечаткам не ясно точно, как преступник держал орудие убийства. — Левой рукой, — офицер хмурым взглядом смотрит на меня, а я в ответ ему криво улыбаюсь, — я левша. Он кивай, что-то дописывая. — Откуда у вас эти шрамы на шее и щеке, Мистер Аркур? — судья указывает на меня ручкой и я недоуменно наклоняю голову, пытаясь вспомнить. — Иди сюда, сучий потрах! — я прятался за шкаф от отца и молился, не ясно кому, лишь бы он меня не достал, — Ты опять ослушался Отца семьи! Иди сюда, ты должен пролить кровь, чтобы он тебя простил! Я тихо всхлипывал, когда меня вытащили. Одними губами просил меня простить, а мне пытались вскрыть гортань, но глава распорядился не убивать меня. — Давай, я знаю, что ты можешь лучше! — горло, казалось, сейчас порвется. Я захлебывался, не мог даже сделать вздох. Я хотел все бросить и сомкнуть челюсть со всей силы, — Давай, братик, води язычком, а то на что тебе он? Может отрезать? Слезы текли без конца. Я закашлялся, когда старший брат задел язычок гортани. По моей щеке прошелся сильный удар, от чего посыпались звезды в глазах. — Зубы выбить? — я упал на пол и меня вырвало ужином. Брат с отвращением нахмурился и пнул меня в грудь. Кажется, от этого ребро впилось в мое легкое и я не мог дышать, — О, я придумал кое-что получше. И вот на левой щеке я почувствовал лезвие ножа, а следом чувство, как меня режут. Тот остаток дня меня насиловали сквозь новую дырку. А потом я смотрел, как он трахался с моей младшей сестрой. Ему, видимо, было все равно, с кем сношаться. — И вы говорите об этом так спокойно? — на меня с шоком смотрел весь зал суда. Я в ответ пожал плечами. — Это не единственные шрамы. Судья, возможно, я давно уже тронулся умом, этого я не знаю. Но я просто отомстил тем, кто вот так относился к моей жизни. Да, я убил и не виновных, но уже тогда я не мог остановиться. Я хотел стереть с лика земного этот адский особняк. Стук молотка, и вот меня уже ведут в психушку. Пожалуй, лучшее место для меня. В тюрьме я бы всех поубивал.Давай покажем этому миру,
Как мы разорвем эту плоть?
Давай сделаем так,
Чтобы мир услышал
Наш хруст позвоночников.
Порвется живот!
И упадут на асфальт органы!
Наш воспаленный мозг…
В нем уже копошатся черви.
Чавканье ртов
И яркий оргазм.
Белизна накрывает твои глаза.
Твои губы немо шепчут о том,
как уходит пол под ногами.
Проглотим таблетки
И запьем это дерьмо алкоголем,
чтобы потом не чувствовать
Гной в своей голове.
***
— Ты все время пьешь какие-то таблетки по часам. Ты болен? — Ты только после ванны, в одном полотенце. Обворожительно проводишь рукой по своей шее, убирая локоны каштановых волос на другое плечо. — Если бы ты знала, насколько я болен, то ты бы давно сбежала от меня, — ты на мои слова лишь хихикаешь. Полотенце спадает на пол, и ты садишься ко мне на колени, сладко целуя мои губы. — Твоя болезнь не излечима? По-моему, ты весьма здоров, — запускаю пятерню в твои волосы и сжимаю их, лишь бы наклонить голову и оголить шею. Облизнувшись, кусаю, от чего ты издаешь возбужденный стон, — хотя ты точно болен, какой человек влюбляется в проститутку? С тихим смехом сжимаю крепче тебя в объятиях.Снова руки в крови,
А передо мною ты.
Обезображенная, с сердцем наружу.
До чего ты меня довела?
Ты думаешь, я желал этого?
Ты ошибаешься!
Ты мерзопакостная дрянь!
Теперь тебя никто любить не будет.
Ты разожгла во мне огонь,
но он был слишком слаб для тебя.
Весь жар в крови,
что не выдержала ты.
Поздравляю,
ты свободна.
***
— У тебя очень страшные шрамы, — слышу я голос и открываю глаза. Белый потолок. Он никогда не менялся. Чувствую теплое прикосновения к своей щеке, поворачиваю голову и вижу Моро, который спешно отдергивает руку, — прости. Ты самый пугающий здесь именно из-за них. — Пугающий? Ты же знаешь мою историю, разве не она тебя пугает? — поднимаю руку, хочу сделать затяжку, но вижу, как в ней даже нет сигареты. Зато на пальце ясно виднеется ожог. — Не знаю. Но что-то я спокойно к ней отношусь, — он пожимает плечами и как-то по-детски наивно улыбается, — Шрамы у тебя серьезные. С рубцами. Такое ощущение, что ты пережил несколько попыток твоего убийства. — Ты в своем роде прав, — отстранено замечаю я и вижу, как парни поодаль косо смотрят на меня с Моро. В руке оказывается новая сигарета. Парнишка от чего-то очень мило за мной ухаживал, — спасибо. — Знаешь. Ты очень похож на большого побитого жизнью пса, ты не доверяешь другим, но спокойно принимаешь ласку, — Моро и сам закурил. Его затяжки были короткими и быстрыми. И я видел, как его пальцы белеют, явно не от холода. — Ты похож на черного кота, который так и думает, с кем бы перепихнуться, — он давится от моих слов и с шоком смотрит в мои глаза. Я его явно задел. Чуть усмехаюсь и закуриваю, — я весьма отлично слышу, когда кто-то трахается за стенкой. Он краснеет и как-то закрывается, складывая ногу на ногу и обнимая их одной рукой. — Н…ну и что?! Это лично мое дело! — и вот уже со злостью он смотрит снова в мои глаза. — Конечно твое. Какого черта ты вообще реагируешь на слова психопата — это мне не ведомо. — Он, цыкнув языком, прикусывает губу, опуская взгляд в пол. — Ты меня презираешь? — скомкано спрашивает он, сдирая кожу на своих костяшках ногтями, — Меня ведь изнасиловали, а я продолжаю ложиться в постель с мужчинами… — Парень, мне правда слишком все равно, чтобы как-то на это реагировать. Я вообще не ведаю, что ты здесь делаешь, раз можешь себе это позволить. Выписывайся, ты вполне здоров, — эти слова я уже кричал ему в лицо, а в его глазах стояли слезы. Мед братьям пришлось меня оттаскивать и вновь колоть успокоительное.***
Полностью прихожу я в себя от теплого и приятного ощущения. В низу живота сжимался комок, заставляя тихо стонать и откидывать голову назад. Тяжело вздохнув, открываю глаза и вижу, как Мороэ старательно берет в рот, облизывает, пытается доставить удовольствие. Рвано выдохнув, закрываю глаза тыльной стороной ладони, лишь бы не видеть этого. — Прекрати, — рычу я, хватая его за волосы и пытаясь от себя отстранить, — хватит, кому говорю! — Простите, — тихий всхлип и он прижимается лбом к моему животу, — простите меня. Только не злитесь, прошу, я все сделаю, только не злитесь. У него была истерика. Он все повторял одни и те же слова, сжимая мою пижаму. Было страшно смотреть на то, как он заходился сильнейшей дрожью и вновь тянулся своим языком к моему телу. Наконец оттаскиваю его от меня и осторожно заворачиваю в одеяло, лишь бы вновь ко мне руки не тянул. Он продолжает плакать в истеричном припадке и мне ничего не остается, как позвать санитаров. Его забирают, а меня уводят на допрос. — Вы зачем заставили мальчика это делать? — я слышал его истошный крик и рыдания и вновь просьбы его простить, — Вам не стыдно? Вы ж на грани выписки, вы опять хотите попортить свою карту? — Я, конечно, извиняюсь, но до этого я просто лежал в отрубе из-за успокоительного! — сложив руки на груди, нервно тарабаню пальцами левой руки, — мне оно к черту не нужно было, я его вообще кое-как от себя отодрал! — Вы утром накричали на него. Вы что-то говорили о том, что он, якобы, здоров. — Ну да, трудно назвать человека здоровым, когда он в извинение отсасывает тебе член, — меня усадили в кресло и я уже нервно продолжаю дергать ногой, в попытках отвлечься. Сестра Стелла с неприязнью на меня посмотрела. О, все было ясно, эта женщина без жопы точно знала о всех моих делах. — Мистер Аркур, — со всей язвой прошипела она, — Вы самая страшная личность, которую вообще не стоило бы выпускать в социум. Вы опасны одним своим присутствием. Я знаю все ваши выписки из прошлой клиники. И почему в этот раз вас отправили в одиночную? Даже не думайте, что кто-то встанет в ваше положение. Я считаю, что вы вполне вменяемы и вас уже давно стоит перевести в тюрьму. Она высокомерно задрала нос, забирая из шкафа успокоительное и направляясь явно к Мороэ, рыдания которого я слышал до сих пор. — Вот гадюка ж, — недовольно замечаю я, прижав одно колено к своей груди. На голову напала паническая атака.Закусить губу до крови
И смиренно ждать.
***
— Ламберте! — я спускался по лестнице в попытках найти эту женщину. Для своих лет она хорошо скрывалась в этом небольшом доме. Вернее, чаще всего, она просто сидела в каком-то тихом месте и не двигалась, подобно части мебели, а я из-за своего рассеянного рассудка просто не мог ее найти. Подобные игры ее забавляли. Видимо, хоть какое-то веселье с безумцем, — Мисс Ламберте, я знаю, что вы в этом доме, прошу вас, выходите! Я слышал тихие смешки, но голос она не подавала. Собственный дом был будто в тумане. — Хватит играть со мной, Ламберте! Мне срочно нужно на улицу! — мне не позволялось выходить из дома без сопровождения. В своем роде, домашний арест. Сейчас же эти стены давили на мою голову, и я не мог дышать. Слышу скрип двери и свежий воздух марта. Оборачиваюсь и вижу свою няньку. — Господин Аркур? Что-то случилось? — она не сразу понимает, почему мой лоб покрылся потом и мой глаза выглядели столь бешено, — Вы меня искали? Простите, мне на время пришлось покинуть дом, чтобы купить для вас препараты. — Мне нужно выйти на улицу. — Она не успевает снять платок с своей головы и наивно хлопает глазами. — Сегодня нельзя. Я могу открыть вам окно. Вы не можете дышать? — киваю ей в ответ, запуская руки в волосы и сгорбившись, пытаясь унять собственный пульс, — у вас опять паническая атака? Вам вколоть лекарство, или вы сами справитесь? Она проходит по первому этажу и открывает два окна — в зале и на кухне. После же подходит ко мне и осторожно опускает руку на мою спину. — Не трогай меня! — мой резкий крик пугает ее, но помимо этого я, от испуга, сильно ударяю ее рукой по голове, пытаясь отмахнуться. Удар получился слишком сильным, что женщина просто бессознательным телом падает на ковер. Паника усиливается, я дрожащими руками тянусь к ней, но резко отпрыгиваю и верчу головой, пытаясь найти телефон. Звонок в скорую. Две кареты. Одна для нее, а другая для меня. Мне нет оправдания этому. Мне было очень жаль.Я слепо надеялся,
что она выживет.