Ночной Гость

       Крафт Лоуренс проснулся от страха, что было для него совершенно непривычно. Его будто бы накрыло волной холода, совершенно ненормального для осени. У него перехватило дыхание, пробуждение вышло резким и нервным… но сесть и оглядеться он не решился. Всё тот же без малейшей причины окутавший его тягучий липкий страх не давал и пальцем пошевелить.       Он ощутил, что лежащая рядом Холо тоже проснулась. В темноте он заметил, как блестят в свете звёзд её глаза. Они покинули Рубенхейген три дня назад, и ночёвки в повозке с каждым разом были всё морознее и морознее… однако этот холод был какой-то другой.        Внезапно Холо с видимым усилием поднесла ко рту руку и издала тихое «тссс». Лоуренс не мог ничего сделать, кроме как кивнуть, и попытаться проглотить вставший в горле ком. Подумав, он вытащил и взял в руки нож… но от этого стало только хуже.       Теперь из просто мыши перед носом кота, которой он себя чувствовал, он превратился в мышь с оскаленными зубами, а на такую кот скорее обратит внимание. Холо, видимо, подумала о том же, она крепко схватила его за запястье и сильно сжала. Нож с приглушённым звяканьем, от которого у Лоуренса внутри всё оборвалось, упал на дно повозки.       Молящий взгляд Холо, устремлённый в его глаза был невероятно красноречив – молчи во имя всех богов! И он повиновался, лежал молча и стараясь даже не дышать. Он не знал, чем вызвано их состояние, и знать совершенно не хотел. Однако его желания никто не спрашивал.       Он заметил, что волчица довольно долго к чему-то прислушивается, её острые ушки мелко ритмично вздрагивали, личико было перекошено в странной гримасе страха и злости, на глазах выступили слёзы.       Преодолевая ужас, опутавший его будто паутина, Лоуренс подался вперёд и крепко обнял Холо, прижимая её к себе. Хрупкое тело девушки мелко дрожало в его руках, грудь её часто и нервно вздымалось. Он даже позавидовал ей немного, сам он с трудом проталкивал воздух в лёгкие.       А потом он услышал это – шаги. Быстрые и размеренные, приближавшиеся медленно и неумолимо. Теперь он понял, почему так дёргались уши Холо – в такт этим шагам. Теперь и он их услышал.       Девушка сильнее прижалась к нему, и он услышал тихий то ли всхлип, то ли скулёж… но уже не обратил на это внимания, ему самому уже хотелось обернуться червём и вжаться в землю, пропасть, раствориться в ней. Он буквально кожей чувствовал приближение… чего-то.       Все волоски на теле отчаянно встали дыбом и замерли будто наэлектризованные, сердце колотилось как сумасшедшее, отдаваясь в висках, Лоуренс взмок так, что уже буквально купался в собственном поту и чуть не плакал… а это всё приближалось.       Быстрый и размеренный стук тяжёлых каблуков по пыльной, чуть подмёрзшей дорого – птум-птум, птум-птум. Каждый глухой удар чёрных остроносых сапог всё ближе, каждый удар сердца всё сильнее, и кажется нет сил уже терпеть, сейчас он закричит…       Холо снова всхлипнула, и сильнее прижалась к его груди. Это отрезвило, но ненадолго, шаги становились всё ближе и ближе. У Лоуренса даже не осталось сил спросить себя, откуда вдруг взялись эти чёрные остроносые сапоги, когда он оказался совсем рядом.       Тот, кто шёл сквозь ночь по пыльной дороге, окутанный, как глухим плащом, аурой ужаса, летящей впереди него, почти поравнялся с их повозкой. Ужас был совершенно нестерпимый, Лоуренс как мог сжался в комок, будто пытаясь раствориться в полу повозки, а Холо точно так же будто пыталась раствориться в нём. На их обычные игры не было времени, всё поглотил страх.       И в этот миг, когда он уже достигал критической точки, Лоуренс вдруг начал молиться. Он делал это редко, и обычно походя, но сейчас он искренне, от всего сердца молился Единому Богу, и всем богам, каких мог вспомнить, чтобы это поскорее ушло, оставило их в покое.       Ему отчаянно захотелось оказаться во вчерашнем вечере, или в завтрашнем, когда угодно, лишь бы не знать, что существует такой невероятный страх, выворачивающий кишки наизнанку. Но вместо этого, как только первые слова молитв пронеслись в его сознании, шаги вдруг стихли…       И Лоуренс едва не закричал от страха. Ему пришлось закусить свою руку… и он ощутил, как на язык потекло что-то горячее, отдающее железом. Он прокусил себя до крови. А оно остановилось.       Несколько секунд царила звенящая тишина. Оно просто стояло неподвижно, в нескольких метрах от повозки… но Лоуренс сквозь борта и укрывающие их одеяла спиной чувствовал его взгляд, похожий на медленный тупой буравчик, вкручивающийся ему между лопаток.       Он стал молиться ещё более отчаянно, и тут ночную тишину разорвал оглушительный звенящий хохот. Он ударил по ушам будто пушечный выстрел, он звенел и скакал туда сюда, будто отражался от воздуха и самого себя. Все молитвы пропали из разума Лоуренса, их оттуда попросту сдуло, оставив только одну мысль: чтобы стих этот мучительный, нестерпимый, нечеловеческий смех!!! И он стих.       А потом случилось самое страшное, что он только мог представить – шаги стали приближаться. Послышался лёгкий хлопок, когда оно прикоснулось к борту повозки, и от той стороны будто прокатилась чёрная волна, которая на мгновение перекрыла весь воздух. Лоуренс не мог дышать, он задыхался.       Послышался такой же тихий шорох, и Лоуренс увидел как наяву, как его рука мягко скользит по борту повозки, и кончиками пальцев берётся за край доски…       «Сейчас он заберётся сюда!!!» - Подумал Лоуренс, и одновременно с этим:       «Моё сердце остановится точно в тот момент, когда эта тварь коснётся меня! Если это произойдёт…»       Но этого не произошло. Похлопав ещё пару раз по борту повозки, он снова рассмеялся, на этот раз очень тихо, и смех его сплёлся с ветром, колышущим ветви деревьев и траву в поле. Он звучал бы даже успокаивающе, если бы не новая волна ужаса, принесённая этим смехом.        Затем тихий, но явно мужской шёпот, змейкой прополз в повозку. Он пел колыбельную песню на каком-то старинном наречии. Но, не допев, снова негромко рассмеялся, совсем уж по-человечески, похлопал по борту повозки и удалился.       До встречи… - Прошептал ветер, и от его голоса вновь по телу Лоуренса пробежала волна мурашек.       Быстрые размеренные шаги прошелестели по траве, затем вышли на дорогу и стали постепенно удаляться прочь – в сторону Кумерсона. Или может куда-то ещё… Лоуренс и знать не хотел, куда, лишь бы от него подальше. В такт шагам ему мерещилось негромкое пение, но он был не уверен.       И вдруг, необычное любопытство, заставило его выпрямиться, сесть и посмотреть вслед незнакомцу… И сразу же пожалеть об этом. Словно почувствовав на себе взгляд Лоуренса, ночной гость моментально обернулся. Оказалось, он ушёл не так далеко…       Лоуренс смотрел на него лишь миг, но тут же его руки подкосились и он упал назад в повозку, закрыв лицо руками и издавая какой-то нечленораздельный звук, больше похожий на звериный. Только через некоторое время он осознал, что тонкие руки Холо обнимают его и, успокаивая, гладят по спине.       Позже, обдумывая это, он пришёл к выводу, что на первый взгляд в незнакомце не было ничего страшного. Разглядел он его плохо, но успел заметить, что тот действительно носил чёрные остроносые сапоги, узкие штаны и, кажется, куртку с узким капюшоном. Но его глаза…        Густая тень под капюшоном будто бы шевелилась, как живая, и две белые точки, будто раскалённые добела угли, полыхали глубоко в ней. Этот взгляд, будто направленный из самой преисподней, сразил его наповал. Что-то в нём было такое… Казалось, даже воздух рябит и идёт волнами вокруг него, желая быть подальше от чужеродного гостя.       И ещё кое-что он заметил. То, на что обратила его внимание Холо ещё вечером, но что совершенно вылетело у него из головы – луна, висящая невероятно низко над горизонтом и, будто плавающая в чёрном беззвёздном небе, была кроваво-красной. Алый серп полумесяца, будто рана на теле ночи. Будто трещина… через которую могло прийти… нечто…       В ту ночь они так и не уснули. Молчали, лёжа в объятиях друг друга. Потом Холо вдруг разрыдалась. Слов её Лоуренс не разобрал, сам он был подавлен до невозможности, и всё же пару раз до него донеслось:       -Нашёл… он всё-таки меня нашёл… Кто нашёл, зачем искал, и кто такой был этот ночной гость, Лоуренс так и не спросил.       Так в молчании и наступило утро. Вначале он никак не мог найти своего коня, но вскоре тот обнаружился в поле неподалёку, мирно щиплющим травку. Верёвка, которой Лоуренс привязал его к дереву, была оборвана, а на шее остался след.       Бедное животное ощутило приближение гостя гораздо раньше их обоих, оборвало верёвку и сбежало от греха подальше. Теперь вот, вернулось.       Однако придя к повозке с конём под уздцы, Лоуренс вдруг поймал себя на том, что воспоминания о ночном визите больше не вызывают у него столь панического ужаса. Страх невероятно легко улёгся.        Да и, если по чести, то и сами воспоминания не кажутся ему такими уж отчётливыми. Как будто, воспоминания о кошмарном сне, тающие с первыми лучами солнца. Он хотел спросить об этом у Холо, но побоялся, что она его засмеёт.       Скудный завтрак прошёл в молчании. Так же молча они тронулись в путь. А вечером того же дня Лоуренс совершенно забыл о странном человеке, так будто его и не было. Только фраза, произнесённая Холо, ненадолго вызвала в нём отголосок прежнего страха… но лишь на пару мгновений.       -Что ты сказала?- Переспросил он, справившись с дрожью. Его спутница сидела молча, держа в руках миску с сухарной похлёбкой. Взгляд был мрачен, уши прижаты к голове.        -Колдун.- Повторила она, и посмотрела на Лоуренса как-то затравленно.- Он колдун. Один из последних выживших, и…       Она не договорила, и до следующего утра не произносила ни слова. Лоуренс беспокоился ровно полчаса. Затем настойчивая уверенность, что это был просто сон стёрла последние воспоминания о ночном госте.