Now October This time you won't be needing me
Утро следующего дня вышвыривает Бокуто на берег брошенным матросом, которого ненавидела вся команда, и капитан лично приказал выкинуть его за борт подыхать в нескончаемом тошнотворном штиле. Собственная спальня кажется необитаемой, и если раньше здесь кто-то и жил, то явно кто-то чужой. Бокуто спросонья тянется к ноутбуку, жмёт на кнопку запуска где-то минуту и лицезрит чёрный неподвижный экран. — Да твою ж… — вскакивает он с кровати и с гневным топотом идёт к шкафу, вытаскивает из завала вещей сумку, кладёт туда сломавшийся ноутбук, чтобы отнести на осмотр Кенме. Козуме — настоящий компьютерный гений, а Куроо так вообще считает его ещё и хакером, что Кенма, кстати, никогда и не пытался отрицать. Перед тем, как зайти к Кенме, Бокуто решает пожаловаться на жизнь Куроо, поэтому сперва заскакивает в его магазин. — Доброе-херово утро, у меня сломался ноут, — мрачно заявляет он с порога. — Опять всё полетело из-за порнухи твоей? — хрюкает ему с кассы Куроо, у которого зачем-то бумажный стаканчик на голове. — Зачем тебе стаканчик? — спрашивает Котаро, хотя и сам понимает, что причина для такого не нужна. — И нет у меня никакой порнухи. — Стаканчик, чтобы я выглядел интригующе, — с таинственным видом объясняет Тетсуро. — И ври кому-нибудь другому. Наверняка забил весь ноут томно вздыхающими черноволосыми кучерявыми мальчиками, у которых фарфоровые ключицы и тонкие запястья, которые хочется сжать. — Так, ладно, где Кенма? Мне нужно, чтобы он осмотрел ноутбук. — Будешь ему порнуху свою показывать? — возмущённо вскрикивает Куроо, вовремя придержав стаканчик, чтобы не уронить. — Нужна ему твоя вульгарщина, когда у него есть я! — Начинается. — Я великолепен, Бокуто, я мог бы стать моделью нижнего белья! — Хорошо. — Нет, ты мне скажи, я мог бы рекламировать нижнее бельё? — Да, мог бы! Где Кенма? — Да в магазине своём, вон, напротив который! — выкрикивает Куроо, махнув рукой на входную дверь, затем откидывается на стуле и мечтательно улыбается. — Мои трусы вошли бы в историю. — Они и так вошли, после того случая в бассейне, — усмехается Бокуто, припоминая незабываемый момент из школьной поры. — Славные были времена, — грустно вздыхает Тетсуро. — Славные голожопые времена. — Всё, я побежал, ещё увидимся. — Пока, приходи ко мне за хлебушком. Бокуто выходит из Class Cat и перебегает дорогу к магазину видеоигр Play, осторожно открывает дверь и заглядывает внутрь. Кенма сидит за столиком в уютном углу, и Котаро направляется к нему, вслушиваясь в эпичное музыкальное сопровождение — наверняка взятый из какой-нибудь игры саундтрек для сцены битвы. — Привет, Кенма, у тебя тут так здорово, — машет рукой Бокуто, разглядывая красочные прилавки. — Это ты придумал вместо радио включать музыку из видеоигр? — А, ну да, — смущенно отвечает Кенма, откладывая в сторону свою игровую приставку. — Ну, я подумал, что из обычной музыки пришлось бы подбирать особый плейлист, так что куда более приемлемо использовать что-то тематическое, вроде саундтреков из самих игр. — Ты классный, — восхищенно улыбается Бокуто. — Настолько классный, что, я надеюсь, сможешь посмотреть мой ноут и разобраться, почему эта зараза не включается? — Давай его сюда, — Кенма освобождает стол и ставит на него ноутбук, безрезультатно жмёт на кнопку, затем наклоняется к своей сумке, вытаскивает какую-то флэшку и вставляет её в разъём. — Ого! — восклицает Бокуто при виде включившегося экрана. — Сейчас посмотрим, что ты тут натворил, — устало тянет Козуме, и Котаро с восхищением смотрит, как завораживающе быстро перемещаются его пальцы по клавиатуре. — Я никаких гадостей туда не качал, — предупреждает он на всякий случай. — Ну вот сейчас и проверим. Бокуто решает не мешаться и отходит к полкам разглядывать обложки дисков. Он чуть ли не взвизгивает от одной игры, сразу вспоминая, как они с Акааши ещё в школе одновременно её проходили, закончили в один вечер и потом рыдали почти всю ночь с концовки. — Накачал приложений каких-то непонятных, — вздыхает тем временем Кенма, отвлекая Бокуто от воспоминаний. — Зачем? — Я хотел сделать как лучше. — Вот больше так не делай. Бокуто дуется и снова встаёт рядом со столиком. — Как ты сюда устроился? — спрашивает он. — Я имею в виду, ты же… — Терпеть не могу людей? — подсказывает Кенма. — Ну… да? — Здесь уютно, — улыбается Козуме, всё ещё не отрываясь от починки ноутбука. — Покупатели обычно не бесят, что-то спрашивают, интересуются, а всё-таки об играх я могу говорить без остановки. Так что проблем у меня особо нет, я здесь, можно сказать, на своей территории. Котаро понимающе кивает. Здорово иметь эту “свою территорию”, Бокуто не уверен, что найдёт когда-нибудь подобное для себя. — Так, ну я у тебя всё подчистил, теперь зависать не должно, — докладывает Кенма, выключая ноутбук и закрывая крышку. — Спасибо огромное, Кенма, ты шикарен! — скачет на месте Бокуто и убирает ноутбук обратно в сумку. — Не за что, обращайся, если что. — Я кстати был сейчас у Куроо, он хочет фотографироваться в трусах. — Хорошо, только пусть не делает этого в магазине. Бокуто смеётся, машет на прощание и выскакивает на улицу. Домой не тянет, и Котаро надевает наушники, бесцельно бродит по переулкам, выбирается на окраины, спускается к реке покидать в воду камни. Беспокойная рябь быстро исчезает, водная гладь успокаивается в безветрии, и Бокуто ей даже завидует. Бокуто возвращается домой уже вечером, плюхается на кровать, открывает ноутбук и проверяет почту. круассан: ну что, как там твоё порно? Бокуто смеётся с ника, как сейчас помнит тот обеденный перерыв в бесконечный дождливый день. — Спасибо, Куроо-сан, — сбивчиво бормочет какой-то школьник, протягивая Куроо распечатки, неловко разворачивается и уносится по коридору прочь. — Охренеть, этот мелкий назвал тебя круассаном, — поражённо говорит Бокуто, сонно моргает и трёт пластырь на щеке. — Сам ты круассан, идиот, — поворачивается к нему Куроо с ошалелым лицом. — Он назвал меня Куроо-саном, типа уважение к семпаю, ты дебил, иди проспись. Бокуто пару секунд обдумывает, затем ржёт. — Круассан, мать твою, — тоже не сдерживает смех Тетсуро. — А что, будем считать, что у меня новая кликуха. Котаро усмехается с воспоминания и печатает ответ. CAPTAIN MAYDAY: не было у меня никакого порно, ты задрал CAPTAIN MAYDAY: и да, кенма всё починил, кенма умный круассан: кенма кошмар какой умный, я уверен, он давно взломал бы пентагон, если бы не был такой скромный. CAPTAIN MAYDAY: прикинь кенма взламывает пентагон и на все экраны выводит твои фотки в трусах круассан: о дааа, самая горячая хакерская атака за всю историю. CAPTAIN MAYDAY: и самая палевная круассан: ага ну так чё ты идёшь завтра на вечеринку в лесу? CAPTAIN MAYDAY: чё круассан: ну туса в лесу, задолбаннные жизнью чуваки, песни под гитару, пиво, сосиски на костре? CAPTAIN MAYDAY: воооу звучит шикарно, вы с кенмой вместе идёте? круассан: даа будем сидеть с ним в сторонке пить и шёпотом говорить про людей вокруг гадости. CAPTAIN MAYDAY: ууу ну я тогда с вами, а пешком добираться будем или как? круассан: одолжим у иваизуми машину, он не против, он классный. CAPTAIN MAYDAY: ИВАИЗУМИ О Х Р Е Н Е Н Н Ы Й круассан: Я З Н А Ю CAPTAIN MAYDAY: ну всё тогда до завтра? круассан: да-да вали высыпаться, готовься завтра блистать. CAPTAIN MAYDAY: и блевать в кусты круассан: фи. Бокуто замечает входящее сообщение от Кенмы. amber: ноут в порядке? CAPTAIN MAYDAY: даааа всё хорошо, спасибо тебе ОГРОМНОЕ ещё раз!!! amber: (=^• ɪ •)ฅ Бокуто открывает другой диалог, долго смотрит на значок “онлайн” и подрагивающий курсор, глубоко вдыхает и пишет сообщение. CAPTAIN MAYDAY: АКААШИ ПРИВЕТ, ты не занят? Lithium: привет. не особо, я только пришёл с работы. CAPTAIN MAYDAY: не хочешь прогуляться? Lithium: не сегодня, я дико устал за день. CAPTAIN MAYDAY: океееей а ты идёшь завтра на эту лесную вечеринку? Lithium: иду. CAPTAIN MAYDAY: о здорово, тогда увидимся там? Lithium: да, до завтра. Бокуто закрывает ноутбук и смотрит в стену, разглядывает следы от кнопок на местах, где раньше были приколоты старые постеры, понимает, что давно со счёта сбился, сколько у него было прошлых жизней, и вообще сомневается, всегда ли он был собой, или иногда его место занимал кто-то неизвестный. А может быть, он давно умер, глотнул забвения из вод Леты и теперь никак не может вспомнить, что сделало октябрь таким холодным.Waiting for a sign, waiting for a smile to come to me
— Никогда больше не пой, Куро. — В смысле? Я вокалист! — Ты подпеваешь песне, но тебе никогда не взять такие высокие ноты. — Ах вот как? Ну всё, Кенма, я принимаю твой вызов. — Стёкла повыбивает от твоего визга, Иваизуми нас убьёт. — Тихо-тихо, сейчас припев будет. — Отдай мне руль, я въеду в дерево и спасу нас всех. Бокуто усмехается — у него дурящее ночное настроение, приправленное скоростью, и он сейчас совсем не против того, чтобы разбиться, но в салоне помимо него есть слишком классные люди, чтобы делить его печальную участь. Акааши сидит рядом на заднем сидении, и Кейджи не отрывает взгляда от окна, ловит лицом отблески проносящихся мимо фонарей, и Бокуто хочется потребовать притормозить и выгнать Куроо из машины (Кенму же культурно попросить выйти), придвинуться к Акааши ближе, прижать его к потёртой обивке и путанно шептать на ухо всякие глупости про скользящий по бледной коже лунный свет, про то, что Кенма дразнит Куроо, хотя сам от него без ума, а Бокуто без ума от Акааши, но только вот у них двоих что-то сломалось, а это — самая недопустимая и жестокая ошибка вселенной. Но Котаро молчит, машина продолжает ехать, и безучастная вселенная от них отворачивается. На вечеринке Бокуто не слезает с поваленного дерева и практически ни с кем не разговаривает, растворяется в глотках и лениво наблюдает за веселящимися вокруг людьми, разбавляющими свои катастрофы пьяной дурашливостью. На Котаро же выпитое пиво действует совсем не так: хочется соскочить вниз, вбежать в самую толпу, взобраться на какой-нибудь пень и до хрипоты орать на весь лес о том, какие они все никчёмные, без возможностей, без будущего и без шанса, обречённые высчитывать время до самоуничтожения и обманываться красивыми рассветами, в которых нет ни черта никакой надежды, в них только измученные стоны проснувшихся и оборвавшиеся крики неспящих. Даже убаюкивающие звуки гитары не успокаивают, будто дёргают за струны чего-то дикого и неукротимого, дремлющего где-то под грудной клеткой или в голове, но оно точно жаждет прорваться наружу и не щадить никого. Бокуто спрыгивает с дерева вниз и оглядывается по сторонам. Куроо с Кенмой затерялись где-то поблизости, отдельно от всех плетущие из хмельной суеты свою собственную идиллию. Неподалёку у дерева курит Акааши, слишком мрачный для вечеринки и слишком красивый для всей этой убогой пьяной безысходности. Бокуто подходит к нему, хочет увести его, такого неземного, подальше и одновременно хочет испортить и исказить, чтобы не мучил своей леденящей недосягаемостью. — Так давно не видел тебя курящим, — тянет он и встаёт рядом, рассматривает два тонких пальца с зажатой между ними сигаретой и затянутые дымкой полуприкрытые глаза. — С твоего выпускного, — напоминает Акааши, смотрит из-под опущенных ресниц с каким-то тоскливым упрёком. — Тогда ты курил, потому что тебе было грустно. — Мне всегда грустно. Бокуто смотрит на Кейджи и думает о том, что влюблённость не должна ощущаться таким невыносимым комком в горле и горчить, а ещё думает о счастье. Бокуто не считает счастье чем-то стабильным, чем-то, что можно спланировать или объяснить другим — это просто то, что чувствуется и потом с тоской вспоминается. Вот с Акааши он всегда чувствовал счастье, а сейчас они вдвоём будто стоят на его обугленных обломках и отводят взгляды, притворяясь непричастными. Так всё это глупо, и травит какой-то дурацкой обидой на весь мир, и хочется эгоистично вычеркнуть понятие счастья, раз им двоим оно уже не достанется. — У нас что-то сломалось, Акааши, — у Котаро голос предательски дрожит, но молчать тоже уже нет сил. — Ничего не сломалось, — подёргивает плечом Кейджи и затягивается. — Просто ты уехал. — Да, но… — И перед твоим отъездом мы договорились ничего друг другу не обещать, чтобы потом не сделать друг другу больно. — Вообще-то это ты предложил, потому что лично я был абсолютно уверен, что расстояние ничего между нами не изменит. — Да, а потом ты пропал на год. — В смысле? — В смысле не звонил, не писал, практически не появлялся в сети, — перечисляет Акааши и медленно выдыхает клубы дыма. — Разве что глубокой ночью, мелькал своим “онлайн” как видение, длящееся пару минут. — Погоди, а как же наши разговоры по вечерам? А как же твой выпускной? Я же приезжал в марте. Акааши вдруг закашливается, и Бокуто отчего-то становится страшно. — Какой ещё март, Бокуто? — спрашивает он с усмешкой, стряхивая с сигареты пепел. — Ты ни разу не приезжал с тех пор, как уехал в университет. О чём ты говоришь вообще? Бокуто таращит глаза в неверии, ждёт, когда Акааши перестанет шутить, потому что это ни черта не смешит, даже под алкоголем. Но Кейджи выглядит вполне серьёзным, напряжённо замерев в ожидании объяснений. — Акааши… — неуверенно начинает Бокуто. — Когда мы с тобой разговаривали в последний раз? — Разговаривали по телефону в мой день рождения, — настороженно отвечает Акааши и уже не скрывает тревоги. — А что? Бокуто в голове лихорадочно отматывает время назад, отсчитывает месяцы, затуманенные пустые месяцы без воспоминаний, будто пролетает через обрыв, добирается обратно до октября и насчитывает год — целый год, на который он пропал, и не было в этом году никаких звонков за полночь и не было марта, как он мог забыть, что не было никакого марта? У Котаро резко плывёт перед глазами, кружится голова то ли от выпитого, то ли от безумного осознания, и он обессиленно качается в сторону и дрожащей рукой опирается на дерево. Акааши успевает рвануть к нему и схватить за плечо. — Бокуто? — Акааши испуганно заглядывает ему в глаза, и какого-то чёрта обрывками вспоминается третий год старшей школы, совместный со второгодками урок физкультуры, когда Бокуто отрубился из-за жары и рухнул на землю, и склонившийся над ним Кейджи смотрел вот так же напуганно, ощупывал на запястье зашкаливающий пульс, и сознание так же куда-то уплывало, и расширенные зрачки напротив хотелось лизнуть. — Чёрт, постой здесь, я быстро. Акааши отбегает куда-то в сторону, и Бокуто цепляется за дерево и ускользающие остатки рассудка, пытается понять, как он мог выдумать выпускной Акааши, объятия после церемонии и мороженое в кафе, прогулку до самой ночи и разговоры о созвездиях, звёздных китов и Млечный Путь, который разливался по бледным ключицам. Кейджи возвращается с ключами от машины и берёт Бокуто под локоть, отцепляя от дерева. — Погоди, а как же Куроо? — растерянно вертит головой Котаро, слегка пошатываясь. — Он сейчас не в том состоянии, чтобы садиться за руль, — объясняет Акааши, хмурясь от любопытных взглядов со всех сторон. — А как же они с Кенмой доберутся домой? — Я потом заеду и заберу их, а сейчас надо разобраться с тобой. — Акааши, возьми пока мои шишки, которые я собрал, я боюсь, что они вывалятся из карманов или ещё что, а то я вообще в себе больше не уверен. — Хорошо, только постарайся, чтобы тебя не вырвало в машине, Иваизуми реально нас поубивает всех. — Ничего страшного, я подарю ему мои шишки. — Боже. Акааши доводит Бокуто до машины, усаживает его на переднее сидение и садится за руль. Они трогаются с места, и Бокуто медленно смаргивает подрагивающую пелену, глядя в разворачивающуюся перед ними пустынную дорогу. — Когда ты научился водить машину? — спрашивает он охрипшим голосом. — Полгода назад, — отвечает Кейджи, не отрывая взгляд от дороги. — Чёрт, это ведь я хотел сначала научиться, а потом учить тебя, — обиженно бурчит Бокуто, приваливаясь к окну. — Ничего уже не исправишь. Фраза так больно режет по мутному сознанию, и Бокуто с тяжёлым вздохом снова выпрямляется. — Акааши, я… — он опять бесполезно пялится на дорогу, будто надеется на одном из дорожных знаков или указателей прочесть подсказку в виде нужных сейчас слов. — Я даже не знаю, что сказать, у меня такой бардак в голове. Я точно был уверен, что был на твоём выпускном. — Может, он тебе приснился? — предполагает Акааши, который ещё со школы привык иметь дело с причудами Бокуто, правда, он ещё ни разу не сталкивался с выкрутасами вроде провалов в памяти и фальшивых воспоминаний, но он готов помочь разобраться и с этим. — Чёрт его знает, но это какой-то бред, серьёзно, я что, с ума схожу? — Котаро теперь действительно страшно, потому что ну кто придумывает выпускные, на которые не приезжал, кто придумывает марты, в которые не был рядом, хотя давал обещание? — Погоди, так а почему после выпуска ты никуда не поступил? — Не до поступления было, — бросает в ответ Акааши, и в его голосе опять чувствуется что-то мрачное и настораживающее, как вчера в кафе, когда зашёл разговор о работе. — Я даже думал, что ты поступишь в тот же университет, в котором уже учился я, — Бокуто продолжает разбирать завал в своей голове, цепляясь взглядом за болтающийся под зеркалом брелок с Годзиллой. — Блин, да как же так? А что твоя мама говорит? Она не ругается? Это она заставила тебя идти работать в аптеку? — Чёрт, Бокуто… — Акааши как-то пугающе усмехается, и становится совсем не по себе. — Моя мама умерла. Котаро холодеет, смотрит на Кейджи в немом ступоре, осмысляя услышанное. — В смысле? — с трудом произносит он. — Когда? — Полгода назад, на мой выпускной, на котором тебя не было, — с судорожным выдохом выдавливает из себя Акааши, и Бокуто чувствует, что сам вот-вот задохнётся. — Но что случилось? — Она покончила с собой, потому что больше не могла терпеть свою болезнь. — Какую болезнь? — Болезнь Гентингтона, Бокуто! Мать твою, как ты мог забыть грёбанного Гентингтона?! — вскрикивает Акааши и со злостью дёргает за руль. Машину опасно заносит, но он успевает вывернуть руль и избежать опасного разворота, резко тормозит, останавливается на обочине и прячет в ладонях лицо. Бокуто тяжело дышит, нервно сглатывает и смотрит на Акааши в полнейшей растерянности, хочет протянуть к нему руку, но она так и замирает в воздухе. — Кейджи? — зовёт он и всё-таки кладёт руку ему на плечо, которое тут же вздрагивает от прикосновения. — Тебя не было на моём выпускном, — повторяет Акааши, убрав с лица руки и глядя в лобовое стекло пустым неподвижным взглядом. — Тебе не стали сообщать про мою маму, потому что я решил не беспокоить тебя, не хотел, чтобы ты переживал за меня. У Бокуто каждое слово отдаёт внутри секундой до взрыва, из-за выворачивающего чувства вины не получается даже дышать. — Но про болезнь моей мамы ты знал ещё до отъезда, — у Кейджи голос дрожит, прям как речная гладь, когда шли ко дну камни, и Котаро тонет сейчас где-то рядом с ними. — Какого хрена творится с твоей памятью, Бокуто? Раздаётся взрыв, заупокойным гулом прокатывается по внутренностям и выжигает всё дотла, но Котаро себя совсем не жалко. — Я не знаю, Акааши, — тихо говорит он, глядя, как снаружи завывающий ветер гоняет по земле облака пыли. — Я не в порядке, Акааши. Совсем не в порядке. Прости меня. У Акааши в одном только взгляде оплакиваются их катящиеся к чертям жизни, он вымученно вздыхает и заводит машину. Всю дорогу Бокуто бесконечно извиняется, обзывает себя всеми возможными ругательствами, хватается за гудящую голову и из последних сил сдерживается, чтобы не разбить кулаком окно. Акааши молчит, только крепче сжимает руль. У дома Бокуто совсем расклеивается, и Акааши закатывает глаза и выходит из машины, за руку вытягивает оттуда Бокуто и ведёт его к входной двери. На крыльце он шарит у Котаро по карманам и наконец-то находит ключ. — То есть, за шишки ты переживал, а за ключи от дома — нет? — спрашивает Кейджи, и в его голосе даже мерещится улыбка. — Я дуралей, — Котаро стоит рядом и ноет в стену, послушно ждёт, когда откроется дверь. Акааши заводит Бокуто в дом, дотаскивает его, брыкающегося и не прекращающего извиняться, до спальни и там укладывает в кровать. Бокуто краем глаза замечает, как Кейджи кладёт ему на прикроватную тумбочку его шишки. — Акааши, я мудак. — Вот твои шишки. — Нет, погоди, я такой мудак, правда. — Но с шишками. — Кейджи, я без тебя не могу совсем. — Спокойной ночи, Котаро. Потолок перед глазами затягивает пульсирующей темнотой, и касающиеся лба губы — последнее, что Бокуто помнит за сегодняшнюю ночь. Бокуто не сразу понимает, что ему снится, а когда узнаёт стены аудитории университета, то его передёргивает даже во сне. Знакомые полукруглые ряды парт отсвечивают в полумраке подрагивающим отблеском, с потолка заходится в истеричных вспышках щёлкающая неоновая лампа. Бокуто стоит прямо под ней, ловит лицом всполохи и сжимает в руках бейсбольную биту. — Бокуто Котаро, не мог бы ты избавить нас от своих истерик? — Вы, должно быть, ошиблись, но здесь лекционная аудитория, а не драмкружок. — Свои вспышки гнева оставить нужно было дома. — Здесь с тобой никто нянчиться не будет. — Меня не волнует, что тебя никто не позвал, это групповой проект, ещё раз повторяю. — Никому нет дела до дури в твоей голове. Бокуто сжимает рукоятку до дрожи в пальцах, затем вскакивает на одну из парт, заносит над ней биту и начинает остервенело разносить её в щепки, пока парта не качается с треском вбок и не разваливается, и Бокуто, покончив с ней, тут же перепрыгивает на следующую, разделывается и с ней, ненавистно размахивает битой в мигающем лихорадочном свете. Он разносит весь последний ряд, даёт себе пару секунд-минут-осколков вечности в границах сновидения на то, чтобы отдышаться, и перескакивает на следующий ряд, чтобы устроить погром и там, и так несколько рядов вперёд, пока над Котаро не гаснет лампа и не зажигается следующая, пульсирующий свет проносится над рядами вниз, и Бокуто мчится по партам за ним, добегает до первого ряда, запрыгивает на преподавательский стол, колотит его битой с особой ненавистью. Свет мерцает в ритме обезумевших ударов, затем подозрительно гаснет, чтобы зажечься вновь и прожектором высветить стоящую в центре больничную койку — старую, с ржавыми прутьями и погнутыми колёсами. Бокуто слезает с расколоченного стола, подходит к койке, смотрит на неё сквозь белый шум, выкрашенный кровавыми крапинами, и рассыпается на бесчисленные взмахи, выбивает пружины и оставляет вмятины на грязном металле. Койка падает на пол, проломанная и искореженная, расплывается в мутное белое пятно, и Бокуто, задыхаясь, проваливается в расколотое эхом небытие. __________________________________________________ примечание: https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%91%D0%BE%D0%BB%D0%B5%D0%B7%D0%BD%D1%8C_%D0%93%D0%B5%D0%BD%D1%82%D0%B8%D0%BD%D0%B3%D1%82%D0%BE%D0%BD%D0%B0