Учителька

      Урок литературы протекал нарочито медленно, одноклассники начинали засыпать под нудные нотации мадам Бюстье. Очевидно, творения писателей прошлого века не интересовали никого из присутствующих. Только учительница продолжала с таким привычным ей воодушевлением вбивать знания в ещё более-менее соображающие головушки, расхаживая около доски и временами что-то чиркая на ней, дабы детишки зафиксировали нужную информацию.       Среди всех засыпающих лишь Дюпэн-Чен увлечённо грызла карандаш, временами поглядывая на мадам Бюстье и загадочно улыбаясь.       Она развалилась на парте, положив голову на сложенные руки и уже в открытую любуясь учительницей. В бирюзового цвета глазах пляшут черти, когда она в своём рассказе упоминает любимые шедевры литературы; рыжие волосы как обычно собраны в какую-то незамысловатую причёску, чем-то напоминающую пучок; движения её губ плавные, неторопливые. Она уже замечает состояние большинства присутствующих и начинает говорить медленнее, то ли убаюкивая, то ли разъясняя так, чтобы хоть что-то запомнилось.       Маринетт не знала, чем ей могла так понравиться их учительница. Вполне вероятно, что над ней просто издеваются бурлящие гормоны, что вполне естественно для её возраста, но позже она всегда убеждается в обратном. А потом снова сомневается в своих чувствах. Неисправима.       Сейчас ей очень хочется оказаться с ней рядом и по-собственнически обнять, не обращая внимания на то, как странно это будет выглядеть из-за разницы в росте. А потом под шокированные возгласы дотронуться до желанных губ своими и довольно улыбаться до конца дня.       Маринетт вздохнула, продолжая мечтательно глядеть на предмет обожания. Алья с подозрением косится на неё уже на протяжении двух недель, с тех самых пор, когда появился нездоровый интерес к мадам Бюстье. Она не помнила, чтобы Дюпэн-Чен особо нравилась литература, но по-другому объяснить этот её заинтересованный взгляд кроме как резкой сменой предпочтений не могла.       Маринетт прикрыла глаза, продолжая мечтать о чём-то своём сверхъестественном, ибо то, о чём она думает, никогда не удастся воплотить в жизнь. И очень жаль.       До неё как-то запоздало дошёл звук буквально разрывающегося звонка, в то время как остальные уже покинули кабинет. Лишь её обожаемая учительница собирала какие-то бумаги, вероятно, готовясь к следующему уроку. Маринетт залилась краской. О да, её разыгравшееся воображение так услужливо подкинуло ей картинки, так детально показывающие, чем можно было бы заняться в пустом кабинете.       Она пробурчала нечто, отдалённо напоминающее «до свидания», и скрылась восвояси. Следующим по расписанию физкультура, а вот на неё ей опоздать совершенно не хочется.

***

      Весь день она провела в раздумьях. Причём настолько ушла в себя, что умудрилась схлопотать удар мячом по голове на той же самой физ-ре. На химии получила двойку за невнимательность и постоянное витание в облаках. Но и это не посмело уничтожить её замечательный настрой.       По дороге домой она развалилась посреди дороги, купаясь в луже. Все мысли её были только о ней. О прекрасной и недостижимой учительнице литературы. Это становится похоже на помешанность, если не на зависимость. Как же так получилось-то?       Дома её ждала угнетающая тишина. Родители возились где-то в пекарне, так любезно отказавшись от помощи дочери, поэтому Дюпэн ближайшие часа три, если не больше, была предоставлена самой себе.       Из-за таких настойчивых мыслей и интересующих вопросов от невинного «Какие она любит цветы?» до «Какое у неё бельё?» она не могла сосредоточиться на выполнении домашнего задания, а потому совсем скоро плюнула на это дело. Она прекрасно понимала, что ей хорошенько влетит за этакую дерзость, но не могла ничего с собой поделать.       И даже ночью она не смогла угомониться.

***

      Каждый чёртов день она постоянно искала её глазами в толпе, с замиранием сердца внимала каждому её слову на уроках и прочих мероприятиях и постоянно краснела, когда Кэлин украдкой поглядывала на неё.       Маринетт прекрасно понимала, что это ненормально, но разве обуздаешь её обожание?       Ещё она смотрит на Дюпэн так, будто всё знает. Понимающе, тепло и с хитринкой в глазах. Если она что-то задумала, то Маринетт явно долго удивляться будет позже.       Сейчас она позволила себе по обыкновению лечь на парту, снова утопая в прекрасном звучании её голоса. Она толком не разбирала слов, в очередной раз полностью отстраняясь от внешнего мира и погружаясь в свои мысли. Маринетт слишком много думает в последнее время. Только явно не о том, о чём следовало бы.       Сегодня она решила недвусмысленно намекнуть о своей симпатии. Её долго терзали сомнения насчёт правильности её решения, но в конце концов она всё же настояла на своём. Да и эти загадочные взгляды учительницы явно что-то значили.       Как только все голопом вылетели из класса, она тяжело вздохнула и медленно подошла к учительском столу, лихорадочно соображая. От волнения сердце стучало неимоверно быстро и ноги подкашивались.       — Маринетт, ты что-то хотела? — она снова посмотрела на неё, и Дюпэн почувствовала, как стремительно краснеют её щёки. Помнится, она уже хотела совершить нечто подобное, но её попытка потерпела поражение, ибо Маринетт пулей покинула помещение от стыда. Но сейчас она морально подготовилась.       Под любопытным взглядом учительницы она полезла в портфель и неловко протянула ей букетик недавно купленных лилий.       — Это Вам.       Она покраснела, стараясь смотреть куда угодно, но не на неё. Никогда такое смущение ещё не овладевало ей.       Кэлин удивлённо выдохнула, принимая подарок из дрожащих рук.       — Сегодня праздник?       — Нет, это… Просто так.       Язык её заплетался, так что ничего вразумительней она из себя выдавить не смогла. Фактически она и вправду сделала это просто так.       — Спасибо.       Её улыбка согревает и немного успокаивает разбушевавшиеся эмоции, которые просто били Дюпэн через край, выпрашиваясь наружу, но она стойко терпела. Казалось, от напряжения и смущения покраснели уши и шея.       Маринетт не помнила, сколько ещё они буравили друг друга взглядами, но когда Кэлин слегка наклонилась, оставляя на её щеке тёплый поцелуй, она готова была взорваться. Терпеть она больше не в силах. Вся стойкость улетучилась, а Маринетт скоро разорвёт. Такой приятной неожиданности она явно не ожидала.       — Думаю, нам стоит поговорить об этом позже, — её хитрый взгляд послужил Маринетт знаком свыше, о чём именно они будут говорить. Хотя вполне вероятно, что она поняла свой предмет обожания несколько неправильно, но мечтать ведь никто не запрещал. А интрига только добавляет дровишек в огонь.       И если она доживёт до этого разговора и её всё-таки не разорвёт от радости, то будет до конца жизни благодарить высшие силы, в существование которых не верила вовсе.