Вьюрок

      Еще один концерт был отработан. Майкл закрылся в гримерке, стараясь перевести дух. Одежда на нем была просто пропитана потом, ноги и руки гудели, а в голове все ещё шумела музыка и крики и аплодисменты зрителей.       Сейчас единственное, что ему хотелось, это приехать в номер отеля и лечь спать. За дверью не было никаких шагов или других звуков, которые бы предупреждали о том, что там его поджидает толпа фанатов. Да, такое и в принципе было бы невозможно, так как за кулисы пропускали только по специальным бейджам или распоряжению самого Майкла. И если обычно он был не против уделить пару минут кому-нибудь из поклонников, особенно если это оказывался ребёнок-инвалид или дети из неблагополучной семьи, то сегодня он чувствовал себя как-то особенно тревожно. Это чувство случившейся беды не покидало его уже несколько дней. Майкл даже позвонил домой, чтобы убедиться, что с родителями, братьями и сёстрами все в порядке. Второй мыслью было позвонить Вьюрку, но как только он потянулся к трубке, чтобы набрать номер, то замер.       Она была с Алексом. Сколько бы Майкл ни повторял себе, что это правильно, что так и нужно, рана на сердце все равно оставалась и все равно он испытывал боль. А ещё хуже было то, что винить в таком положении дел он не мог никого, кроме себя. Он сам оттолкнул её от себя, хотя до сих пор помнил и тот робкий поцелуй, и тот танец, сносящий напрочь и голову, и все моральные тормоза.       Спрашивается: что мешало ему успокоиться и подождать год или два? Просто держать её рядом? Неуверенность в себе или в ней?       Девочки-подростки, они же так ветрены и влюбчивы, даже такие, как Ханна. И вот итог: она с Алексом, а его обвиняют в педофилии, хотя он бы никогда не позволил себе и подобную мысль в сторону ребёнка.       Ещё больше в правильности своего решения его уверил клип, случайно увиденный по телевизору в номере отеля. Ханна играла девушку, собирающуюся на свидание: она с лёгкой улыбкой на губах ходила по комнатам дома, то тут, то там подбирая вещи. Потом действие переместилось в ванную, где обнажённая Вьюрок лежала в чем-то похожем на молоко, что скрывало самые интимные части ее тела, но при этом показывало тонкие изгибы талии, бедра, рук и ног. А когда ладонь Ханны медленно и призывно спустилась под воду, на лице девушки возникло выражение возбуждения: щеки покрылись румянцем, в глазах зажёгся огонёк, а губы она машинально закусила. Ещё немного и происходящее на экране спокойно можно было относить к записям знаменитого эротического журнала для мужчин. Все это, конечно, происходило под песню Алекса, но Майкл даже не мог уловить смысл слов, все его внимание было поглощено Ханной. Майкл нервно сглотнул, садясь на постель. Его пробил пот и желание, острое, как лезвие. Так, что в паху заныло и дышать стало больно, так как на грудь словно положили камень. Он выключил телевизор, откинул пульт в сторону и уткнулся в подушку. Оставалось лишь успокаивать себя тем, что так для всех лучше. Так что сейчас вместо того, чтобы самому набрать номер Вьюрка, Майкл трусливо набрал номер Клейтона. Джон ответил не сразу, а с пятого или шестого гудка, и голос у мужчины звучал сонно: — Алло, что случилось? — Ой, прости, Джон. — Майкл только сейчас осознал всю разницу во времени и что он разбудил друга. — А, Майкл, привет, — оживился голос Клейтона. — За последние три недели я не мог до тебя дозвониться. — Да, ты же сам знаешь, гастроли, постоянные переезды. Так ты мне звонил? — удивился певец.       Обычно когда он находился в турне, то сам предпочитал звонить, так как дозвониться до него по понятным причинам было сложно. Для этого нужно было сначала набрать его агента, потом директоров, и тем удастся отыскать правильный номер, по которому его можно сегодня найти. Так что у Джона должна была быть очень веская причина так заморочиться. — Так ты до сих пор не знаешь? — охнул Клейтон. — Я думал, тебе сообщили. — Сообщили о чем? — напрягся Майкл всем телом.       В трубке продолжалось молчание, и только тяжёлое дыхание Клейтона давало понять, что связь не оборвалась. — С Ханной произошло несчастье, — делая невыносимо долгие паузы, начал Джон.       Было ощущение, что каждое слово ему даётся с большим трудом, но пока он молчал, Майкл ощущал, как страх холодом пробирается по коже к самому сердцу, которое стучит слишком быстро. — Да говори ты уже! — не выдержал Майкл, закричав в трубку. — Её избили и из… изнасиловали месяц назад, — выдавил из себя Клейтон. — Я сам узнал об этом не сразу, а когда ко мне пришли парни из спецотдела по расследованиям. Слова и воздух застряли в лёгких. Сказанное Джоном не хотело доходить до разума, отрицая буквально реальность, в которой с его любимым, весёлым, талантливым и нежным Вьюрком могло случиться такое. — Как? Как такое могло случиться? — прохрипел Майкл, голос буквально пропал. — Как ты мог такое допустить? — Девчонка решила вернуть отцу право быть агентом, а я ведь предупреждал, что это плохая идея, — пробубнил словно себе под нос Клейтон.       Майкл замотал головой, понимая, что ничего не понимает. Руки дрожали, пальцы едва удерживали трубку. Его тошнило. — Я вылетаю, — бросил он Клейтону, перед тем как положил трубку, и тут же побежал в туалет, где его несчадно вывернуло.       Еще несколько минут Майкл просто сидел на полу, закрыв глаза и пытаясь собрать себя по кусочкам.       Когда ему делали больно, когда с ним поступали жестоко, несправедливо — это было больно, обидно, но пережить это было намного легче, чем если несчастья случались с близкими людьми. Сейчас он начинал медленно осознавать, что случилось с Ханной, осознавать, но не верить. Почему никто не сообщил, если Клейтон звонил ему три недели назад?!       Мысль об этом заставила действовать. Если кто-то решил промолчать об этом, то он должен знать, кто принял такое решение.       Умывшись и приведя себя в порядок настолько, чтобы руки не дрожали, Майкл вышел из гримерки. На самом деле после концерта прошло около часа, но для него словно минули дни, настолько это все стало далёким и неважным. — Грегори, — увидел он знакомого парня, что помогал с техникой за кулисами, одного из команды, что ездили с ним по всему миру. — Да, мистер Джексон, — тут же отозвался тот. — Знаешь, где мистер Мигель Хэйг? — Да. — Найди его и скажи, чтобы срочно явился в гримерку, желательно вместе с мистером Атчерсоном, — тон, которым это все было сказано, тут же заставил парнишку сорваться с места.       Все его работники знали, что Майкл добрый, весёлый, понимающий, но в работе он требовал от всех, включая и себя, полной отдачи и профессионализма. Ошибки и непрофессионализм прощались редко, и все знали, что когда босс требовал кого-то таким серьёзным тоном, который разительно отличался от того, что привыкли слышать фанаты и журналисты, то дело в том, что кто-то очень сильно облажался.       А вот то, что этими кем-то оказались администратор или личный помощник Джексона, было удивительно. Мистер Хэйг и мистер Атчерсон. Именно на их плечах лежала вся ответственность за планирования концертных площадок, размещения в отелях, встречи с журналистами или поклонниками и даже посещение Джексоном магазинов и достопримечательностей. В общем, все, что касалось жизни Майкла во время тура, входило в их компетенцию, даже цвет и марка туалетной бумаги в номере отеля, куда поселили артиста.       Так что если кто-то и должен был передать Майклу о произошедшем с Ханной, то точно кто-то из них двоих. Когда мистер Хэйг и Атчерсон вошли в гримерку, Майкл уже успел более-менее взять себя в руки. Он с выражением полного спокойствия и даже некой холодности на лице поприветствовал вошедших. — Ты хотел нас видеть, Майкл? — Мигель Хэйг работал с Майклом уже несколько лет, так что они уже давно перешли на ты.       Мужчина много раз был на ранчо и не отвернулся от артиста во время недавнего скандала. Майкл сейчас рассматривал Мигеля, стараясь понять, что заставило того молчать? Возможно, он банально забыл ему передать? Да нет, глупости. Хэйг отличался ответственностью и даже несколько маниакальной педантичностью, чем сводил с ума всех вокруг, но заставлял ему полностью доверять, когда дело касалось работы. Майкл перевёл взгляд на второго вошедшего. Хосе Атчерсон работал с ним совсем недавно и скорее был на подхвате у Мигеля. Немного младше него по возрасту, он сам пробил себе дорогу из небольшой мексиканской деревушки, сначала уехав оттуда в Америку, едва закончив школу, а затем усердно учась, работая и обрастая нужными связями. Майкл уважал людей, что сделали себя сами, ни на кого не надеясь. Может быть, это он? Гадать было бессмысленно. — Три недели назад, — без долгих предисловий начал Майкл, — мне звонил Джон Клейтон. Он не смог дозвониться до меня, но передал крайне, — он выделил это слово голосом, — важную информацию. Сегодня я выяснил, что эта информация до меня так и не дошла. Возникает вопрос: почему?       Лица обоих мужчин тут же приобрели одинаковое выражение удивления. Майкл хорошо умел считывать эмоции не только по мимике, но и по движению тела, рук. Да, даже по взгляду. Внимательно обведя взглядом каждого из них, он коротко бросил: — Хосе, можешь идти, и проследи, чтобы нас никто не побеспокоил, пока мистер Хэйг не выйдет отсюда. — Да, мистер Джексон, — тут же отозвался тот и поспешил к двери.       Они остались с Мигелем вдвоём. Майкл выдохнул и облокотившись на спинку стула тихо спросил: — Почему?       Хэйг, поняв, что отрицать будет глупо, сохраняя присущие ему деловую холодность и прагматизм, ответил: — А чем бы ты ей помог в тот момент? У тебя был концерт, полный не то что зал, стадион, а тут эта новость. Я хотел тебе сообщить после концерта, но подумал, что ты же сорвёшься, улетишь тут же домой. Разве я не прав? — Прав. Я сейчас и собираюсь заправить самолёт и лететь, — с вызовом ответил Майкл. — И ты никак не сможешь мне помешать. — Ты представляешь, какую неустойку придётся заплатить за отмененные концерты? А как же твои поклонники? Неужели ты их так просто кинешь ради одной девчонки? Майкл сжал ладони в кулаки и резко выдохнул. Он жутко злился. Злился на всех вокруг: на Клейтона, Артура, на Хэйга и, конечно же, на самого себя, — так что любое слово о Вьюрке, ещё и сказанное таким тоном, словно произошёл какой-то пустяк, действовало на нервы. Спасало только то, что Майкл никогда не был драчуном и с детства умел усмирять свои чувства, что с таким воспитанием было неудивительно. — Это не просто девчонка. Это Вьюрок. Ты же её знаешь, ты видел её на ранчо, — посмотрел он на Мигеля. — Да, милая девушка, — пожал плечами тот. — И мне искренне жаль, что с ней произошло такое несчастье, — в голосе мужчины не было и намёка на сочувствие. — Только, Майкл, я тебе ещё раз повторяю, ты ничем не можешь ей помочь. Насколько я знаю, она сейчас и так находится в одной из лучших больниц Калифорнии, и её здоровью ничего не угрожает. А тебе… Тебе нужны эти концерты и не нужны финансовые проблемы. Уголовное дело только-только закрылось, но ты же знаешь, разговоры ещё не стихли. А те деньги, что ты потратил на мировое соглашение… — Мигель махнул рукой. — В общем, какая разница, когда ты приедешь и подержишь её за руку: сейчас или через полгода?       То, что Мигель, судя по всему, не только знал о произошедшем с Ханной, но и наводил справки, разозлило ещё больше. — Для меня есть разница! — встав на ноги, твердо ответил Майкл. — И надеюсь, для неё тоже, — шёпотом добавил он.       Майкл не мог отрицать, что в рассуждениях Мигеля имелась своя правда, но дело было не только в том, что случилось с Вьюрком. От него намеренно скрыли информацию, им манипулировали, а такого Джексон никому больше не позволял. Тяжело было терять надёжных людей, переживать их предательство, пусть и из лучших побуждений, тяжело было разрывать дружбу. — Мистер Хэйг, спасибо вам за проделанную работу, документы о вашем увольнении и все причитающиеся вам выплаты вы получите в главном офисе, — официальным тоном произнёс Майкл. — Вам всего доброго, мистер Джексон, — также перешёл на официальный тон Хэйг. Развернувшись и гордо выпрямившись, он вышел из гримерки. Майкл устало выдохнул. У него страшно разболелась голова, но еще рано было расслабляться. Майкл выглянул в коридор и, увидев Атчерсона, жестом подозвал его. — Слушаю. — Теперь всем занимаешься ты. И первое задание: займись отменой оставшихся концертов. Хотя нет, это не отмена, а перенос. — На какое время? — Решим позднее, — ответил Майкл, артист его масштаба мог выдвигать удобные ему условия, чем сейчас он и собирался воспользоваться. — И еще, убедись, что самолет будет готов в ближайшее время. — Куда летим? — Домой, — коротко ответил он. «К Вьюрку», — добавил Майкл мысленно.

***

      Ханна стояла на детской площадке возле своего дома. Сегодня прекрасный день, потому что ей разрешили погулять одной. Ведь она уже взрослая, ей полных восемь лет. И вот теперь, окрылённая этой свободой, Ханна в нерешительности застыла перед горками, каруселями, качелями, различными лестницами, домиками, изображающими Биг-Бен, и коробками, раскрашенными под красные двухэтажные автобусы. Куда же сначала?       Взгляд упал на разноцветную карусель. Раскручивать карусель самой и потом успевать на неё запрыгнуть не слишком удобно, но она не жаловалась. Ее не смущает, что на площадке нет больше никого, кроме неё. Накатавшись до звёздочек в глазах, Ханна опустилась на ближайшую скамейку и с удивлением нашла под ней кусочки мела. Ей определено везёт сегодня!       Расчертив на асфальте простую схему классиков, нашла камушек, который должен заменить монетку, и встала, готовая начать игру. Камушек долетел до цифры семь. — Один для печали. Двое на радость, — начала Ханна петь детскую считалочку про сорок, прыгая по квадратам то на одной, то на двух ногах. — Пять… пять, — на пяти она сбилась. — Пятерка за серебро, — прозвучал голос неподалеку. Ханна отвела взгляд от асфальта и улыбнулась: — Дон, ты что так долго? Мне было скучно! — Прости, — улыбнулся в ответ брат, — но вижу, ты нашла, чем себя занять, — кивнул он в сторону схемы на асфальте. — Сыграешь? — Ханна протянула брату камушек. — Это для девочек, — покачал тот головой. — Хочешь покачаться? — несильно толкнул качели. — Да! — Классики тут же были забыты, и Ханна понеслась навстречу брату. Они катались на качелях, каруселях, скатывались с горок и взбирались по лестницам наперегонки. — Все, хватит, я устал. — Дон сел на качели. — Ты врёшь. — Скорчив недовольную гримасу, Ханна опустилась на соседнюю качель. — Здесь нельзя устать. — Здесь нельзя проголодаться, устать, заболеть, но и жить здесь тоже нельзя, Вьюрок. — Во взгляде брата появилась грусть.       Как только он произнёс это её прозвище, то на качелях по соседству с ним сидела уже не маленькая девочка, а взрослая девушка. — Жизнь — дрянь. — Ханна оттолкнулась от земли ногой, и качели пришли в движение. — Это больно, грустно и беспокойно.       Во всей ее фигуре читалась скованность и напряжённость. Мир вокруг мгновенно среагировал на смену настроения Ханны, и солнечный свет сменился пасмурной серостью и легким туманом, стало промозгло и неуютно, но холода почему-то не чувствовалось, во всяком случае, кожей. — Жизнь бывает разной, и ты это знаешь, — покачал головой Дон, и, словно в доказательство его слов, снова выглянуло солнце. — Не прогоняй меня. — В глазах Ханны стояли слезы. — Мне так одиноко без тебя, я так скучаю. — Она посмотрела на него, силясь не заплакать.       Дон молча встал с качелей и подошёл ближе, смотря на неё с высоты своего роста: — Никогда, — выдохнул он шёпотом, — но как же мама, Алекс? Как же он?       Называть имя было не нужно, оно само вспыхнуло в сознании, отразилось вокруг мелодией песни и голосом, повторенным в многократном эхе. Ханна и не замечала, что до этого здесь была тишина, ни звуков города, ни пения птиц, ни стука собственного сердца. — Стоп! — крикнула Ханна, и снова все затихло — Думаешь, что-то получится? — прищурившись, посмотрела на Дона она. Тот лишь пожал плечами: — Если ты останешься, то не узнаешь. Пора просыпаться, Вьюрок, — наклоняясь и легко поцеловав её в лоб, он качнул качели.       Тут же появилось чувство падения, и Ханна очнулась. Очнулась с болью во всем теле, сухостью во рту и полной пустотой в голове. — Дочка, — тут же она услышала голос мамы над собой. — Ханна, — вторил ей отцовский бас.       Внутри что-то всколыхнулось, что-то неприятное до ужаса, до сжатых в кулак ладоней. Датчики на теле Ханны чутко отреагировали, тут же оповещая всех вокруг о подскочившем пульсе. — Врача быстрей! — закричала Маргарет, вторя тревожному сигналу.       Люди в белых халатах не заставили себя ждать и суетились вокруг Ханны, а та лишь медленно крутила головой, стараясь понять, что вообще происходит.       Как она оказалась в больнице? Что с ней случилось? И почему все так болит? Последнее, что Ханна помнила, это как она собиралась на эту проклятую вечеринку, а потом темнота. Они что, попали в аварию? Вместо всех этих вопросов, крутящихся в голосе, ей лишь удалось прохрипеть: — Пить.       Тонкую трубочку поднесли к губам всего на пару секунд и дали сделать два небольших глотка. — Простите, мисс, больше пока нельзя, — извинилась перед ней медсестра. — Вы три дня были в коме.       Вздрогнув и ничего не понимая, Ханна посмотрела на родителей. И если мама стояла возле кровати, то отец старался держаться в стороне, словно боялся шагнуть в её сторону.       «Неужели с моим лицом что-то случилось?» — Ханна в испуге поднесла ладонь к лицу, но не нащупала там ни шрамов, ни бинтов. — Что произошло? Все, кто был в комнате, замерли, тревожно переглядываясь, и от их взглядов по телу Ханны снова пополз холод, не помогало даже одеяло. — Ханна, девочка, — подошла к ней мама и взяла за руку, немного сжимая.       Тело отреагировало совершенно необычно: пальцы неприятно пробило, как током, и тут же захотелось освободиться, что Ханна и сделала, прижимая руку к себе. Маргарет, казалось, даже не заметила этого, так сложно ей было произнести то, что она собиралась: — Понимаешь, тебя нашли в парке, — оповестила она медленно. — Тебя избили и… — на глаза Маргарет навернулись слезы, и она несколько секунд ловила ртом воздух, словно рыба. — Избили, — повторила Ханна, примеряя это слово на себя.       Она ничего не помнила, но ноющая боль во всем теле заставляла поверить в сказанное, но вот это «и». Понимая, что от матери ответа добиться так и не удастся, она перевела взгляд на отца. Артур тоже был бледен и словно похудел за эти три дня, черты его лица заострились, а возможно, просто так казалось из-за теней, залёгших под глазами. Он так и не двигался, пока Ханна не обратилась к нему напрямую: — Отец, что ещё произошло? — Тебя изнасиловали, — сказано это было спокойным, даже каким-то будничным тоном.        Констатация факта. Ужасного, неприятного, но такого же простого, как погода за окном. — Хм. — Ханна, приподнявшись на постели, осматривала своё тело под одеялом, словно после его слов что-то должно было измениться, но ничего не произошло, только плачь матери стал сильнее, и это раздражало. — О, мисс Беккер, вы решили вернуться к нам. — В палату вошла врач, мило улыбаясь. — Я — доктор Коллинз. — Она сняла со спинки кровати медицинскую карту, просмотрела все назначения. — Как вы себя чувствуете? — Все болит, — поморщилась Ханна, — немного тошнит. — А это не может быть?.. — успокоившись и лишь немного всхлипывая, спросила Маргарет, подняв взгляд на врача. — Беременность? — продолжила доктор. — Ещё рано делать анализ, но через пару дней можно. Не волнуйтесь, если что, процедура прерывания на таких ранних сроках ничем не грозит вашему здоровью. — Прерывание. — Ханна машинально положила руку на живот.       Она-то о детях никогда не задумывалась, а тут… Все ещё больше напоминало сон, кошмар. — Так, ребра срастаются, но на это уйдёт не менее трёх недель, постарайтесь не делать резких движений. Внутренне кровотечение было остановлено. Сотрясение. — Врач подошла для того, чтобы проверить зрачки, Ханна же машинально вжалась в подушку, желая сохранить как можно большую дистанцию. — Понятно, — закусила доктор Коллинз губу, заметив её реакцию. — Не волнуйся, Ханна, я же могу называть тебя Ханной? — Да, — ответила девушка, продолжая машинально следить за движениями доктора.       Ханна и сама не могла понять, откуда этот иррациональный страх, что поднимается из глубины и облепляет тело подобно паутине, заставляя сердце биться быстро, а в глазах темнеть. Если бы она была способна на то, чтобы вскочить и убежать, она бы точно сделала это немедленно, но ей оставалась только посильнее сжать ладони в кулаки, комкая пододеяльник, и не дышать. — Я лишь посмотрю. — Медленно и плавно доктор Коллинз достала медицинский фонарик и начала светить Ханне в глаза.       Продлись это на секунду дольше, Ханна бы не выдержала, она уже готова была оттолкнуть врача от себя, а та даже к ней не прикасалась. — Так все вполне хорошо, — отошла врач сама. — Я пришлю к вам психиатра. — Психиатра? Зачем? — тут же оживился отец. — Ко всем жертвам насилия приходит психиатр, — ответила доктор.       Маргарет продолжала смотреть на дочку. За прошедшие три дня они пережили настоящий ад. В тот вечер, когда стрелка часов перешагнула отметку двенадцать, женщина заволновалась, ведь дочь не хотела задерживаться допоздна. Но с другой стороны, с ней был Артур. Он должен был позаботиться об их дочери.       Маргарет перевела взгляд на мужа. Так сильно в нем она ещё не ошибалась. Ее переполняла ярость и какое-то чувство брезгливости, когда она смотрела на Артура Беккера, такое же сильное, как и в то мгновение, когда его еле стоящего на ногах от выпитого привёл на порог их дома водитель такси. — Вы миссис Беккер? — спросил он. — Да, — подтвердила женщина, переводя взгляд с водителя на мужа и обратно. — Это ваш муж? — Да, — получил водитель второй утвердительный ответ, и после него он буквально спихнул свою ношу на неё. — А где Ханна? — обратилась Маргарет к мужу, посмотрев по сторонам. — Извините, мистер! — крикнула Маргарет вслед уходящему водителю. — А с вами не было девушки?       Водитель обернулся и лишь замотал головой, показывая, что не имеет понятия, о ком она говорит.       Вот тут-то как раз Маргарет и испытала самый сильный ужас в своей жизни.       Она несколько раз пыталась ещё раз дознаться у Артура, где Ханна, но тот не мог ответить ничего связного, а потом и вовсе упал на диван и захрапел.       Не теряя времени на попытки растолкать пьяницу, Маргарет взялась за справочник и начала методично обзванивать больницы и полицейские участки. На десятом или одиннадцатом звонке Маргарет сбилась со счета, в глазах темнело, руки дрожали, ей казалось, что её вот-вот хватит удар, когда она задала очередной вопрос: — Не поступала ли к вам девушка, рыжеволосая, семнадцати лет, имя Ханна Беккер? — Да, поступила три часа назад, — ответила медсестра. — Сейчас она в операционной.       Все следующее дни были покрыты туманом, и если бы кто-то спросил её сейчас, что тогда происходило, Маргарет бы не смогла ответить. Только смертельно бледное лицо дочери отпечаталось в памяти, кажется, навечно.       Психиатр действительно пришёл на следующий день. Мужчина средних лет долго допытывался до того, что она помнит из того вечера и что испытывает, но Ханна ни на что не могла толком ответить. Мысли путались, страх снова накатывал приливной волной. Хотелось убежать, спрятаться, заставить врача замолчать. Она не сразу ощутила, что её начала бить дрожь. — Мисс Беккер, вы как? — Ладонь врача легла на её плечо, в тот же момент Ханну будто пробило током.       Боль была внезапной и резкой, как от ожога. Ханна сама не поняла, как вонзила зубы в ладонь мужчины. Тот закричал, пытаясь выдернуть свою руку, а она лишь сильнее сжимала челюсть, ощущая во рту соленый вкус чужой крови.       Родители, несколько секунд стоящие в шоке от происходящего, схватили Ханну за спину сзади и оттащили, словно она была диким животным.       Стоило им коснуться её, как боль и ток прокатились по телу с новой силой. Ханна закричала и откинулась на постель. Тело начало биться в судорогах.       Медперсонал, что прибежал на крик врача, столпился у входа в палату. — Что столпились?! — заругался врач. — Противосудорожные быстро. — Сам он быстрыми шагами вышел из палаты, прижимая к себе прокушенную ладонь.       С тех пор все вокруг старались не приближаться к ней больше чем на полметра, словно она была диким животным. Ханна разумом понимала, что это неправильно, что её поведение ненормально, но когда все начали её сторониться, почувствовала себя спокойнее. Хотя, возможно, это спокойствие было лишь действием седативных лекарств, которыми не уставали пичкать её по назначению пострадавшего от её зубов врача.       Шло время. Синяки выцветали, царапины заживали, ребра срастались. Физически тело приходило в норму и перестало болеть от любого движения. И ей, наверное, нужно было радоваться, но никакой радости она не ощущала. Ханна вообще ничего не чувствовала. Весь мир был словно под колпаком, что отрезал все звуки, цвета, мысли, желания. Единственная эмоция, что на неё накатывала как ураган пятой категории, как шторм, это страх. Ужас врывался в ее сны, в её повседневность, но не приносил никаких воспоминаний.       Несколько раз в больницу приходили агенты спецслужбы, которые возбудили расследование произошедшего. Один раз их не пустили к ней, но в конце концов настал день, когда ни у врачей, ни у родителей не было никаких причин не позволить им этого.       Когда в палату к Ханне вошла агент — женщина, Ханна даже не сразу поняла, кто это и что ей нужно. В ее сознании все еще не укладывалась мысль о изнасиловании. — Мисс Беккер, я - агент Ирма Ли, — представилась она, показывая удостоверение. — Мне нужно спросить вас о том вечере, когда это случилось. — Боюсь, что я и сама не смогу вам ничего связного ответить, — покачала головой Ханна.       Женщина открыла небольшой блокнот и, пролистав несколько страничек, начала зачитывать: — По показаниям мистера Артура Беккера вы были приглашены на вечеринку в особняк к мистеру Барни Стоуну. — Она подняла взгляд на Ханну в ожидании подтверждения.       Та кивнула. — Что вы помните об этом? — Ничего, — покачала Ханна головой. — Только как я собиралась на нее. — Как вы туда приехали? С кем вы там общались? — продолжала выяснять женщина. — Не помню, — медленно ответила Ханна.       Вопросы заставляли её внутренне напрягаться. Заставлять пытаться вспомнить то, о чем говорит агент. Образы мелькали перед глазами, но Ханна не понимала, реальные ли это воспоминания или просто воображение старалось хоть как-то визуализировать сказанное агентом.       Голова разболелась, по телу пошёл холод. — Ваш отец тоже не смог рассказать ничего конкретного, — покачала головой женщина. — Я очень сожалею, что с вами такое произошло, и надеюсь, вам удастся восстановить память. Если честно, с мистером Барни Стоуном уже связано несколько скандалов, но, к сожалению, никаких прямых доказательств его вины нет.        «Барни Стоун» — звук этого имени и фамилии вошёл в голову раскалённой иглой, и от этой резкой боли Ханна зажмурилась и зажала голову руками, тонко застонала. — Мисс Беккер? — вскочила агент Ли, она быстрыми шагами вышла из палаты, затем позвала врача.        Когда к Ханне подбежала медсестра, она уже раскачивалась назад и вперёд, жалобно постанывая. — Мисс Беккер, — ещё раз позвала её медсестра, она боялась трогать пациентку, так как была одной из свидетелей случая с доктором Бенсоном.       Ханна никак не реагировала. Стоило медсестре осторожно коснуться пациентки лишь кончиками пальцев, как та соскочила с кровати и быстро и резко пробежала половину палаты и спряталась в одном из углов палаты. Там она обхватила себя руками и замерла, как напуганный зверёк.       В палату вошла доктор Коллинз и, вмиг оценив ситуацию, распорядилась приготовить успокоительное. — Ханна, — тихо позвала пациентку по имени. — Ханна, с вами все в порядке. Вы в безопасности. — Она протянула Ханне ладонь.       Ханна перевела взгляд на руку и напряглась ещё больше. В глазах девушки не было ни грамма понимания или осознанности. Ханна на секунду замерла, но потом резко вскочила и, оттолкнув от себя врача, ринулась к двери.       В ее голове была только одна мысль: «Нужно вырваться, пока дверь открыта! Нужно успеть убежать! Куда? Зачем?» — Она не знала, она разберется потом. Несмотря на скользкий и холодный пол под босыми ногами, несмотря на боль в боку, что сжала внутри при первом резком движении. Ханне просто жизненно необходимо было уйти отсюда.       Люди и их крики вокруг не волновали, они просто не отпечатывались в сознании, скользя мимо, пока чьи-то сильные руки не схватили, порождая в голове новую вспышку боли. Страх переходил в животный ужас оттого, что сейчас начнётся что-то по настоящему жуткое, и Ханна кусалась, царапалась и дрыгалась в попытках снова вырвать себе свободу. Игла шприца с успокоительным резко вошла в руку.       Ханна не сразу, но затихла. Медбрат, что поймал беглянку, положил обмякшую девушку на постель и озабоченно смотрел на свои пострадавшие руки. Маргарет, вернувшись в палату, укрыла дочь, что до сих пор вздрагивала, а доктор Коллинз лишь молча покачала головой. — Мы переведём её в психиатрическое отделение нашей больницы, — объявила доктор Коллинз после очередного осмотра, через несколько дней после инцидента. — Но как? — Маргарет казалась растерянной. — Неужели мы не можем забрать Ханну домой? — Конечно можете, — отозвалась тут же врач, — но вы сами видите состояние вашей дочери и что ей нужна специализированная помощь и специальные условия. Так что я бы на вашем месте не делала глупостей.       Маргарет посмотрела на Ханну, которая казалось осталась совершенно безучастной ко всему этому разговору, словно говорили не о ней. — Ханна, что ты думаешь? — повернулась к дочери Маргарет.       Врач покачала головой, понимая, что спрашивать сейчас у девушки, что она думает о своём состоянии, и опираться на это суждение как минимум глупо, но по врачебной этике не могла протестовать. — Там тихо? — спросила Ханна.       Маргарет Беккер озадаченно посмотрела на врача. — Да, Ханна, там тише, чем тут. — Хорошо, — слабо откликнулась девушка.       Её уже водили к доктору Бенсону. Именно он пострадал от зубов Ханны практически месяц назад, и она чувствовала себя неловко в его присутствии. — Ханна, не хочешь поговорить? — спросил врач.       Девушка замотала головой. И уставилась на свои руки. Пальцы были в крови, так как заусенцы, появляющиеся возле ногтей, постоянно срывались, оставляя после себя красные полосы.       Врач тоже обратил внимание на её пальцы. — Ты перестала грызть ногти? — Да, это уже совсем по-детски. — Как спала? — Вам же сообщили, что сегодня ночью я не поднимала медсестёр и половину отделения своими криками, — ответила Ханна. — Значит, спокойно. — Или не спала вовсе, — подытожил врач.       Он чувствовал, что эти разговоры ни к чему не ведут. Мисс Беккер не чувствовала себя в безопасности, и ее тревожность и кошмары снимались лишь медикаментами, но постоянно держать её на седативных доктору Бенсону не нравилось.       Было жаль видеть столь молодую и красивую девушку в таком состоянии и в таком месте, но если она сама не захочет себе помочь, вряд ли у него что-то получиться. — Вы должны вспомнить то, что с вами случилось.       Стоило ему это сказать, как Ханна тут же напряглась. Она сжалась и стала ещё более худой, поджимая под себя колени и подтягивая к ним подбородок. — Я не хочу ничего вспоминать, потому что ничего не забыла, — с детским упрямством ответила она. — Хорошо-хорошо, — отступил доктор, понимая, что дальнейший разговор подтолкнёт пациентку к очередному приступу.       Он нажал кнопку вызова медсестры, чтобы та проводила мисс Беккер обратно.

***

      Ханна смотрела в окно. Ровный газон с сочной зелёной травой выглядел особенно ярко в контрасте с белым. Белым забором, белыми скамейками, белыми халатами врачей. Ее раздражал белый цвет, его вокруг было слишком много. Хотя, если быть честной, то её раздражало все: разговоры, шум включённого телевизора, который никто не смотрит, но стоит его выключить, как «тонкий» Тимоти, что постоянно сидит в кресле перед ним, начнёт истошно выть и рвать на себе волосы, ход стрелок настенных часов, даже стук собственного сердца. Оно то стучит медленно, то вдруг начинает биться так, что стук эхом отдастся в ушах и хочется зажать их чем-то покрепче, но это не спасёт. Вот шаги по коридору, громкие, уверенные, они тоже ей неприятны. Ханна знала, что так ходят только медбратья, значит, пора принимать таблетки. Безвкусные синие пилюли, внутри которых горький белый порошок. Ханна подолгу крутит их во рту, хотя это и запрещено, но от этих таблеток она сама себе напоминает куклу, и она оттягивает момент проглатывания. После мысли испаряются из головы, накатывает сонливость, и хоть одно хорошо: уже ничего не раздражает.       Ханна отворачивается от окна и, прислонившись к стене затылком, закрывает глаза. — Тишина, — шепчет она одними губами.       Как ей хочется в абсолютную тишину. Она уже была там, и там было спокойно, уютно. Зачем только её вернули назад?       Когда к Ханне подошёл медбрат, она очень удивилась. Сегодня её уже водили к доктору, и больше никто не должен был беспокоить пациентку до самого вечера. — Мисс Беккер, к вам посетитель, — сказал он, останавливаясь в нескольких шагах. Ханна нервно дёрнулась, хотя он и не перешагнул ту невидимую линию, что нарисовало ей собственное подсознание.       Нахмурившись, она посмотрела в сторону большого окна, выходившего в коридор, но там никого не было. — Пойдемте, — кивнул в сторону выхода из общей комнаты медбрат.       Ханна нехотя поднялась и на приличном расстоянии пошла следом. Её привели в кабинет доктора Бенсона. Самого врача там не было, что казалось несколько необычным. Ханна уже успела понять, что пациентов в этом отделении предпочитают не оставлять в одиночестве, но оставаться одной ей пришлось недолго. Вскоре дверь открылась, и Ханна увидела врача, а за его спиной появилась знакомая фигура. Фигура человека, которого она ожидала меньше всего увидеть.       Ханна сделала два шага вперёд, чтобы убедиться, что это не её галлюцинация, и если она и сомневалась, то, услышав знакомый неповторимый голос, который произнес такое родное: — Вьюрок.

***

      Пока самолёт перелетал океан, Майкл позвонил Клейтону, чтобы разузнать все детали произошедшего с Вьюрком. Джон знал до печального немного. Ханна и её отец были приглашены на вечеринку к Стоуну. Майкл пару раз сталкивался с ним на общих вечеринках и других мероприятиях, но не общался напрямую. Барни Стоун очень успешный продюсер, и многие фильмы, что выпускались под его покровительством, были успешны и обласканы как зрителями, так и критиками, но каким он был человеком?       Вечеринки в его особняке окутывал ореол скандалов, роскоши и того, что отец Майкла, Джозеф, называл весельем настоящих мужчин. Майкла снова затошнило от осознания, что Ханна попала в это место. «И чем думал Артур?!».       Тем же вопросом задавался и Клейтон: — Черт, если ты привёл девочку в эту клоаку, то не спускай с неё глаз, — ворчал он в трубку. — А не напивайся как свинья! — Он был пьян? — По телу Майкла прошла дрожь, в сознании тут же всплыли воспоминания о пьяном отце и о нем самом, маленьком мальчике, что засыпал от усталости на кожаных сиденьях, среди толпы пьяных взрослых людей. — Да, напился, и ему вызвали такси, затолкали его бессознательного. Он вспомнил о дочери лишь на утро, — голос Клейтона вернул Майкла в сегодняшний день. — Ты думаешь, это сделал кто-то из его гостей? — Или сам Стоун, он тоже охоч до молодых и красивых, — подытожил Клейтон.       Майкл резко вдохнул и выдохнул, уже потеряв счёт, сколько раз он сжимал и разжимал кулаки до боли в суставах за сегодня. — А что говорит сама Ханна? — Не знаю, мне те федералы ничего не сообщили. — А в какой больнице она лежит? — Записывай адрес, не знаю, позволят ли вам увидеться, хотя это же ты, — в голосе Клейтона зазвучала ухмылка. — Что дозволено Юпитеру…       Майкл проигнорировал эту дружескую подколку, настроение было совершенно не то. Да, его благотворительность и популярность открывали ему многие двери, но сейчас он практически ненавидел их. Ненавидел весь этот мир шоу-бизнеса. Мир, в котором на тебя в лучшем случае смотрят как на мешок денег, в худшем — как на кусок мяса. Он в который раз подумал, что придёт время и он бросит это все. Выступления, шоу, славу.       Уйдёт, когда почувствует, что ему уже нечего сказать, либо что его никто не слушает. Он ещё не знал чётко, как, но с каждым последующим днём жить под прицелами камер, завистников, сплетников было все сложнее. Да, он заберёт Вьюрка, если она захочет, и исчезнет. Майкл положил трубку, сел в кресло, пристегнулся и закрыл глаза, пытаясь дать им хоть немного отдохнуть.       Когда самолёт приземлился, Майкл поехал прямо в больницу. Клейтон был прав, его имя и статус помогли договориться с главврачом, и вот он уже стоял в коридоре из-за большого стекла.       В светлой комнате, с минимумом мебели и с окнами, окружёнными тонкими решётками, он надеялся найти Ханну среди пациентов и не смог, пока сам врач не указал ему на тонкую фигурку у окна.       Вьюрок сидела на одном из стульев, закрыв глаза и прислонившись к стене. Да, в этой миниатюрной фигурке, кутающейся в толстый вязанный свитер, едва можно было узнать прежнюю Ханну. Она казалась такой хрупкой, словно кто-то отмотал несколько лет назад и перед ним снова маленькая девочка. Майклу так хотелось обнять её, сказать ей, что он здесь и будет рядом столько, сколько она захочет, что он больше никогда не оставит её одну. От всех этих чувств и эмоций ему самому было трудно дышать, но он взял себя в руки. — Я хочу с ней поговорить.       Врач посмотрел на артиста с сомнением: — Мистер Джексон, вы меня внимательно слушали? Состояние мисс Беккер несколько нестабильно, её приступы агрессии и страха плохо поддаются контролю, и она может нанести вред не только вам, но и себе. — Я не жалуюсь на слух, — не удержался Майкл от едкости.       Ему совершенно не понравилось, как врач говорил о Вьюрке как о какой-то опасной преступнице. — Я прошу лишь несколько минут, а если что-то пойдёт не так, то я справлюсь с девочкой, что едва ли весит сорок килограмм.       Мужчина стушевался. — Хорошо, я попрошу проводить её в мой кабинет, но перед этим вы должны уяснить несколько правил, чтобы не спровоцировать приступ, — сдался врач.       Не приближаться ближе, чем на полметра, и, конечно, никаких объятий. Говорить спокойно, не поднимать триггерные темы, способные напугать или взволновать, — список условий был не таким большим, как Майкл думал, но все равно казался до ужаса странным.       Как он не сможет обнять Вьюрка? Да просто взять её за руку? Но он готов сделать и большее, чтобы хоть встретиться с ней на минуту. — У вас полчаса, — щедро разрешил доктор, открывая дверь в свой кабинет.       Ханна стояла у стола лицом к двери, и огромные голубые глаза на худеньком, бледном лице казались какими-то мистически яркими. В первые секунды было ощущение, что она готова броситься к нему в объятья, но лишь сделала шаг в его сторону и остановилась. — Вьюрок, — тихо выдохнул Майкл.       Ханна вздрогнула и несколько раз моргнула, совершенно по-птичьи повернув голову. — Майкл? — На её лице возникла совершенно искренняя улыбка, на миг возвращая ту прежнюю девушку. — Я думала, ты в турне, — тут же нахмурилась она. — Ты реальный или эти таблетки окончательно свели меня с ума? — Я реальный, — ответил, вздрогнув, Майкл. — Я прилетел как только… Сегодня прилетел, — поправился он. — Понятно, — ответила Ханна. Ее взгляд стал скользить по обстановке кабинета, словно боясь остановить взгляд на нем. — А я тут… — начала Ханна и замолчала. — Отдыхаешь, — подобрал Майкл слово помягче. — Скучаю, — села в кресло Ханна.       Ее взгляд перестал осматривать кабинет, в котором ей была и так знакома каждая фигурка на полке, каждая фотография на рабочем столе доктора Бенсона, и она, наконец, посмотрела на Майкла. Выражение её лица стало серьёзным и несколько отстраненным: — Ты знаешь? — в этом вопросе было больше утверждения, чем вопроса.       Майкл не стал ничего говорить, просто кивнул. Даже если бы он захотел что-то сказать, слова застряли в горле, мешая вздохнуть. — Мне тоже рассказали, — хмыкнула Ханна. — Сама я ничего не помню, кажется, в отличие от моего тела. У меня оказались очень острые зубы. — Ханна взглянула в сторону доктора и не сдержала мимолётную едкую улыбку. — Я не боюсь, — покачал головой Майкл.       Ханна отвернулась, поджав губы. Она радовалась встрече с Майклом, но он был словно призраком из прошлого. Прошлого, которое сейчас казалось Ханне чем-то нереальным, чем-то давно прошедшим. В её мире сейчас не было ни прошлого, ни будущего, а только вот эти белые стены и синие таблетки, поэтому Ханна чувствовала себя растерянной. — Откуда ты прилетел? — спросила она, чтобы хоть что-то сказать. — Будапешт, — ответил Майкл. — Как там?       Майкл пожал плечами. Он старался во время своих туров не только выступать, но и по возможности посещать достопримечательности, но сегодня он не мог говорить об этом, мысли просто не шли. Он постарался подобрать слова, чтобы заинтересовать Вьюрка, чтобы хоть на минуту вытащить ее из этого состояния. — Будапешт словно средневековый город. Множество замков, дворцов, памятников, даже улицы создают впечатление, что ты попал в другое время. Когда-нибудь мы съездим туда вместе.       Ханна согласно кивнула, но на самом деле ни она, ни Майкл сегодня, сейчас не особо в это верили. Разговор не клеился. Какая-то её часть хотела, чтобы он ушёл, чтобы оставил в этой тишине, но с тем же самым впервые за все это время Ханна ощущала тепло, словно солнце выглянуло из-за туч. Само присутствие Майкла в комнате успокаивало её, давало иллюзию, что все происходящее лишь плохой сон, чужой сон.       Да, она не знала, что сказать, что сделать. Как только доктор Бенсон лишь намекнул, что встреча закончена и Майкл шагнул в сторону двери, паника окутала её подобно туману, холодом проникла в лёгкие, мешая сделать вдох, какая-то сила словно сама подтолкнула Ханну, и она, преодолев расстояние между ними, схватила ладонь Майкла.       Это было инстинктивное движение, и в первую секунду Ханна даже испугалась. Она уже давно ни к кому не прикасалась, избегала любого физического контакта и сейчас словно обожглась. Она словно заново открывала для себя это ощущения, прикосновения, как ребёнок, что впервые прикасается к миру. Сердце стучало быстро, дыхание сбилось, и стрелки часов, казалось, замерли.       Майкл вздрогнул, посмотрев на её ладонь с тонкими пальцами, что едва ощутимо обхватили его руку. Казалось, поступок был неожиданностью для всех присутствующих в комнате. — Вьюрок? — Ты уже уходишь? — в её голосе зазвучала паника. — Я вернусь. — Его вторая ладонь осторожно накрыла её, заставив Ханну вздрогнуть, но несмотря на первое желание выдернуть ладонь, она оставила руку на месте. — Я буду приходить завтра, послезавтра и каждый день, пока мы не выйдем отсюда вместе, — пообещал Майкл. — Согласна? — Да, — кивнула Вьюрок, она все же медленно вытянула ладонь из его руки.       Майкл не удерживал, просто крепче сжал ладони, словно стараясь сохранить тепло от её руки. — Значит, увидимся завтра, Вьюрок.       Ханна кивнула, почувствовав, что сказать ничего не сможет, чтобы не расплакаться.       Майкл вышел в коридор. Их с Ханной разводили по разным сторонам: ее провожал в отделение медбрат, его провожал к выходу доктор Бенсон. — За все это время я впервые вижу, чтобы мисс Беккер к кому-то подошла, не то чтобы взять за руку. Это просто невероятно! — Врач действительно казался озадаченным. — Сейчас в разговоре с вами, мистер Джексон, она сказала вдвое больше слов, чем за все те недели, что я пытался её разговорить, и выглядела спокойнее. — Значит, вы больше не будете препятствовать нашим встречам? — спросил Майкл. — Я и не… — пытался оправдаться врач, но Майкл его уже не особо слушал.       То, что Вьюрок сама первая пошла на контакт, очень обнадёживало. Он мало знал о психических расстройствах, но огонёк, что зажёгся в глазах Ханны, когда она его увидела, давал надежду на то, что его любви хватит, чтобы вернуть её к прежней жизни. И, конечно, нужно найти доктора Сандерс. Ей он доверял больше, чем всем этим врачам вокруг.