Вьюрок

      Солнце, пробивающееся сквозь щель между шторами, ярким лучом осветило достаточно просторную спальню, в которую вчера внесли спящую Ханну. Детский организм предсказуемо отреагировал на стресс, и девочка уснула ещё в машине, а Майкл запретил её будить и велел водителю осторожно перенести девочку в комнату для гостей, коих в особняке было несколько.       Так что утром, открыв глаза, девочка не сразу осознала, где она находится. Спала она полностью одетой и укрытой легким пледом.       Сев на постели, Ханна заметила костыли, стоявшие недалеко от её кровати. События вчерашнего дня собрались в голове черно-белой мозаикой, и тут же накатила тоска. Девочке захотелось забраться назад, под уютный плед, но она понимала, что поступи она так, хозяин дома обязательно забеспокоится, а причинять кому бы то ни было беспокойство ей совсем не хотелось.       Ханна огляделась по сторонам в поисках ванной комнаты, которая быстро нашлась за неприметной дверью в глубине помещения. Умывшись и кое-как приведя себя в порядок, девочка, глубоко вдохнув и выдохнув, как обычно она это делала перед выходом на сцену, шагнула за порог комнаты. И тут же застыла в недоумении, куда же идти дальше? Дом ей показался просто огромным, и отсюда она могла пойти в трёх разных направлениях. — Доброе утро, юная мисс, — обратилась к ней проходившая мимо женщина латиноамериканской внешности. —  Господин Джексон велел проводить вас в столовую, как только вы будете готовы. Идёмте? — Да, — кивнула Ханна.       Они прошли в просторную комнату с большими, в пол, окнами. Рядом с ними стоял массивный дубовый стол, за которым спокойно могло расположиться большое семейство человек из двенадцати.       И вот, добрая половина этого огромного стола была заставлена множеством разнообразных блюд — от яичницы и каши до различных сухих завтраков. — Доброе утро, Вьюрок, — приветствовал гостью Майкл. — Я не знаю, что ты любишь на завтрак, поэтому попросил приготовить сразу несколько блюд, на выбор, — он обвёл широким жестом руки обеденный стол. — Спасибо, — кивнула Ханна, совершенно не зная, что на это ответить.       Девочка села на отодвинутый для неё Майклом стул и принялась рассматривать еду, после чего подтянула к себе тарелку с кашей. — Как спалось? — Неплохо, — ответила Ханна. —   Красивый дом. — Так ты ещё практически ничего не видела, — улыбнулся Майкл. —  Позавтракаем, и я проведу для тебя экскурсию. — Экскурсию? — с удивлением посмотрела девочка на певца. — А разве у тебя нет других дел? — Сегодня я решил, что стоит немного отдохнуть и познакомить Вэнди с моим Неверлэндом, — улыбнулся он Ханне.       Девочка улыбнулась ему в ответ. Ей было приятно, что Майкл отложил все свои дела ради того, чтобы показать ей ранчо и провести с ней время. Ханна постаралась как можно быстрее покончить с завтраком — ей не терпелось увидеть, что ещё есть на этом необычном ранчо, а также не хотелось заставлять Майкла ждать. — Может, пирожное или шоколад? —   спросил мужчина, как только девочка доела кашу.       Ханна с удивлением посмотрела на поднос, заполненный всевозможными десертами.       Даже несмотря на то, что она всегда была весьма подвижным ребёнком, и её вес ещё с прошлого года остановился на цифре, которую некоторые детские врачи посчитали бы слишком маленькой для её роста, отец всё равно строго следил за питанием дочери. Не дай бог, Ханна позволила бы себе лишнюю сладость, она тут же получила бы выговор и напоминание от родителя, что девочка-подросток очень быстро может перейти от состояния «стройной ласточки» к «неуклюжему пингвину», а вот обратно — нет. Не будучи сладкоежкой, Ханна довольно легко отказалась и от конфет, и от десертов, и даже сейчас, в первое мгновение потянувшись за сладостью, девочка одернула себя, покачав головой: — Спасибо, пока не хочу.       Майкл на миг нахмурился, но ничего не сказал. — Тогда пойдём, — улыбнулся он, указывая на дверь.       Ханна коротко кивнула, и они вышли на мощёное камнем крыльцо дома. — Территория ранчо просто огромна, и далеко не всё ещё достроено, — начал Майкл экскурсию. — Например, вон там будет железная дорога, небольшая, но по ней можно будет объехать всё ранчо, вон там — городок аттракционов, а там  — зоопарк.       Майкл указывал рукой в разных направлениях, пока они, не торопясь, шли по мощёной тропинке. — А это что? — указала Ханна в сторону красивого здания. — Оу, пойдём, — улыбнулся он.       Они вошли в здание и оказались в просторном зале, в котором с одной стороны была небольшая сцена, а с другой несколько рядов ярко-красных кресел. Увидев проектор, Ханна округлила глаза: — Кинотеатр?! Свой собственный кинотеатр?       Майкл рассмеялся, наблюдая за её неверящим взглядом. — Да, Вьюрок, самый настоящий кинотеатр, где можно посмотреть любой, по желанию, мультфильм или сказку, и как в любом уважающем себя кинотеатре, здесь есть попкорн, кола и конфеты. Но пойдём дальше, думаю, следующий зал тебе понравится ещё больше.       Через деревянные двери они вошли в длинное и довольно большое помещение, одна стена которого представляла из себя одно сплошное зеркало от пола до потолка. — Танцевальная студия! — с восторгом рассматривая зал, выдохнула Ханна. — Именно, — Майкл сделал несколько танцевальных па, грациозно крутанувшись вокруг своей оси. — И ты можешь приходить сюда, когда только захочешь. — Здорово, спасибо, — поблагодарила она. — Не за что, и помни, что ты тут всегда желанный гость. И вообще, любой ребёнок. Знаешь, Ханна, я хочу, чтобы сюда, на ранчо, приезжали дети из приютов, больные дети и просто те, которым сейчас тяжело, которые несчастны. Я знаю, что смогу подарить им хоть немного счастья, подарить эту страну чудес. Я верю, что это поможет им, даст надежду и силы.       Глаза певца при этом загорелись таким неописуемым счастьем, словно он уже воочию увидел большие группы детей, которые входили в Неверлэнд через его высокие ажурные ворота. — Думаю, это будет просто здорово, — улыбнулась Ханна. — В Неверлэнде должны быть свои «Потерянные мальчишки». — Хочешь ещё прогуляться? Но если ты устала, мы можем воспользоваться кинозалом и посмотреть какой-нибудь мультфильм, — предложил Майкл. — Давай ещё погуляем.       И они снова вышли на улицу. — Я уже говорил тебе, что ранчо просто огромно, и поэтому я решил, что иногда по нему удобнее перемещаться на гольфкарах.       Ханна обернулась и увидела небольшие машинки, которыми так успешно пользуются любители этой странной игры в гольф. — Хочешь прокатиться? — спросил Майкл. — Поехали, я покажу тебе одно особенное дерево. Оно довольно далеко отсюда, а тебе всё же не стоит так сильно нагружать больную ногу. — Я в полном порядке, — успокоила певца Ханна, но всё-таки села в смешную машинку вслед за ним.       Они поехали по зелёным полям на предельно низкой скорости, которую только мог выдавать гольфкар. За рулём был Майкл, который всё время оглядывался на Вьюрка и при этом молился про себя, чтобы машина не подскочила на очередной кочке. Казалось, Ханна была вполне счастлива, с любопытством и восторгом рассматривая ранчо. Но особенно ему понравился её загоревшийся взгляд, когда она вошла в танцевальную студию. Майкл смог даже представить, как Ханна будет танцевать в ней, разучивая какой-нибудь сложный номер, как он сможет научить её чему-то новому, помочь, подсказать. Возможно, когда Вьюрок совсем оправится от травмы, то они снова поставят общий танцевальный номер, но на этот раз не просто детскую игру. Он обязательно придумает для неё что-то особенное, если она сама захочет. — Вот и приехали.       Машинка остановилась возле огромного дерева, которое своими толстыми, переплетающимися ветками, казалось, закрывало целое небо. — Это дуб? — спросила Ханна, на несколько секунд задрав голову высоко вверх, после чего вновь посмотрела на певца. — Да, — Майкл подошел к величественному дереву и прикоснулся к стволу. — Я обожаю залезать на него и сидеть, мечтая, сочиняя. — Залезать? Прямо туда, наверх? —  удивлённо подняла голову Ханна, рассматривая дерево повнимательней. — Вьюрок, ты что, ни разу не забиралась на деревья? — Нет, — покачала головой девочка. —  Разве что видела, как это делают мальчишки на школьном дворе.       Мальчишки, что с них взять, но, чтобы самой лазать по деревьям или смотреть, как это делают взрослые, ей не могло и прийти такое в голову. — Потом я могу научить тебя, — предложил Майкл. — Хотя я был уверен, что в детстве вы с братом облазили все ближайшие деревья.       Ханна грустно улыбнулась: — Боюсь, мой брат немного не из тех мальчишек, что покоряют деревья. Они не звонили? — с надеждой спросила она.       Майкл покачал головой: — Нет, но ты можешь в любое время поехать домой, только скажи.       Ханна неопределенно пожала плечами: — Вряд ли отец будет этому рад. — Ханна, это твой дом и твоя семья, и даже родной отец не может лишить тебя всего этого, — грустно покачал головой Майкл. — Если тебе страшно, мы можем пригласить твоих маму и брата сюда, пусть гостят, сколько захотят. — Дон в последнее время часто болеет, — Ханна опустилась на траву под дубом, откладывая костыли в сторону. — Поэтому и родители такие…нервные. — Болеет? — удивился Майкл, вспоминая достаточно высокого, худощавого парня, немного бледного, но всё же не настолько, чтобы назвать его болезненным.       Ханна молчала, смотря куда-то вдаль и мысленно возвращаясь в прошлое, в дождливый Лондон. — Когда Дону было всего три, — наконец заговорила она, — у него обнаружили рак. Нужна была пересадка костного мозга. Ни отец, ни мама как доноры не подходили. Мне сложно даже представить ту степень отчаяния моих родителей в тот момент и я ни в чём их не виню.       Майкл вздрогнул. Он часто посещал больницы, в том числе и детские. Дети в пижамах, практически все как один побритые налысо: мальчики и девочки, за чьими спинами тенью стоит смерть, битву с которой некоторые из них уже никогда не выиграют… Его доброе сердце разрывалось от одного лишь осознания существования таких детей, а что происходит с родителями заболевших и подумать страшно. — Один из врачей подсказал моим родителям возможный выход, — продолжила Ханна. — Так родилась я — ребёнок-донор.       Ханна до сих пор с содроганием вспоминала множество анализов, обследований. Иголки, казалось, не покидали её хрупкое детское тельце, а врачи контролировали каждый чих. Ей не позволялось шалить, быстро бегать, долго бывать на улице, играть на детской площадке и делать ещё тысячу совершенно обычных вещей для детей её возраста. — Мне едва исполнилось полтора года, когда костный мозг был собран и трансплантирован Дону. Болезнь отступила, и мы вроде бы зажили как любая другая семья. Мне даже разрешили пойти в танцевальный кружок, — продолжала рассказ Ханна. — Мне очень жаль, Вьюрок, — посмотрел на неё Майкл, лишь отчасти осознавая, каково это — быть ребёнком, рождённым для лечения другого. Осознание того, что ты, так или иначе, не нужна была сама по себе, а рождена на свет лишь из-за острой необходимости, должно было морально давить на Ханну. — Всё хорошо, — улыбнулась она. — Если мне скажут, что Дону опять нужна моя помощь, то я, пожалуй, дам разобрать себя по частям, чтобы помочь ему. Ведь лучшего брата сложно себе и представить.       Дон действительно был самым лучшим братом на свете. Он никогда не дразнил и не задирал Ханну, как это делали старшие братья её подружек. Именно он, а не мама, читал ей сказки перед сном, был первым зрителем её выступлений и аплодировал, выкрикивая ободряющие фразы, всегда, даже если она ошибалась и падала. Он был самым главным хранителем её секретов, а она — его. — Сейчас, когда Дон вырос, снова возникла угроза рецидива, возвращения рака, — девочка вырвала из земли клочок травы, крепко сжав его в ладони. —  Большая часть моих гонораров уже год как уходит на различные обследования, укрепляющие лекарства, но Дон всё равно стал чаще болеть. Поэтому и мама, и отец нервничают. Они боятся… и я боюсь.       Майкл посмотрел в светло-голубые детские глаза, наполненные невыплаканными слезами, и почувствовал острое чувство вины и печали. Он придвинулся к ней ближе и обнял: — Всё будет хорошо, Вьюрок. Всё обязательно будет хорошо, и с тобой, и с твоим братом.       Она уткнулась в его плечо, судорожно всхлипывая. Слёзы, что она так долго сдерживала, стараясь оставаться достойной маленькой леди, наконец вырвались наружу. Почему-то ей сейчас не было ни стыдно, ни неудобно от того, что она плакала в три ручья, уткнувшись в плечо, по факту, чужому ей человеку. Отец сейчас был бы возмущён её поведением, но ещё больше он бы разозлился на то, что она всё рассказала. — Прости, Вьюрок, — сказал Майкл, как только девочка немного успокоилась и отстранилась от него. — Простить? — не поняла она. — За что? — Вся эта история с судом дополнительный стресс для всей вашей семьи и для Дона.       Мужчине было страшно даже подумать о том, что он мог стать участником событий, которые повлекут за собой рецидив болезни. Но с другой стороны, Майкл до сих пор был уверен, что родителю не стоило игнорировать или подвергать сомнению потребности Ханны в детстве, ведь она нуждалась в понимании и защите не меньше, чем её брат. А изначальный статус ребёнка-донора делал её ещё более уязвимой. Так что, скорее всего, даже знай певец о болезни Дона, он поступил бы точно также. — Ты ни в чём не виноват. Никто не знал, — пожала плечами Ханна.       Сейчас, когда она выплакалась, стало как-то легче. Сжимающие словно тисками чувства обиды, страха и печали отступили. — Отец запретил об этом рассказывать. Это семейное дело, ни журналисты, ни папарацци ничего не должны узнать. — Поэтому даже на суде Артур молчал, — догадался Майкл.       Ханна кивнула. — Журналисты, конечно, о чём-то догадываются. В прессе Дона называли то наркоманом, то аутистом, из-за того, что он редко появляется на улице, но никто так и не докопался до правды. Ты же никому не расскажешь? — Вьюрок… — обиженно покачал головой Майкл.       Он и сам изо всех сил старался оградить свою личную жизнь от вездесущего объектива камеры, но сколько же из-за этого выдумок и домыслов о его загадочной персоне выходило в прессе практически каждый день! — Прости, я знаю, что тебе можно доверить любую тайну, — виновато поджала губы девочка. — Всё хорошо, — улыбнулся Майкл. —  Пойдём, найдём на кухне что-нибудь вкусное. Немного сладкого нам с тобой точно не помешает, ведь более приятного улучшителя настроения я не знаю. — А как же музыка? — Ханна не без помощи Майкла медленно поднялась с травы, опираясь на здоровую ногу и заботливо протянутые ей костыли. — Музыка? Музыка вне конкуренции, — улыбнулся Майкл.

***

      Незаметно прошла неделя. За это время Ханне всё же удалось дозвониться до матери и даже съездить за кое-какими вещами, пока отца не было дома. — Ну как вы тут? — спросила она маму, обнимая её и вдыхая такой родной запах, и чуть не расплакалась от того, как сильно она соскучилась. — Всё хорошо, дорогая, — Маргарет рассматривала дочь, словно после очень долгой разлуки. — Твой отец ушёл на деловую встречу. Ему хотят предложить работу в каком-то журнале. — А Дон? — Ханна огляделась по сторонам в поисках старшего брата. — Он сегодня в школе. Знаешь, мы недавно снова были в центре, где он проходит процедуры. Врач сказал, что на банковский счёт центра пришла довольно крупная сумма и теперь часть лекарств они смогут давать нам бесплатно. — Здорово, — грустно улыбнулась Ханна. Она кажется догадывалась, кто был этим анонимным благодетелем, ведь Майкл не так давно спрашивал, что это за центр, в который ездит на лечение Дон. — А отец? Он что-нибудь говорил обо мне? — Нет, дорогая, ты же знаешь, какой он упрямый, — покачала головой Маргарет. — А ты как? Как нога? Скоро уже снимать повязку? — Да, на следующей неделе. У меня всё хорошо, на ранчо целая сказочная страна, там есть аттракционы, зоопарк, собственный кинотеатр. Дом просто огромный. У меня там своя комната, но, — Ханна все-таки почувствовала, что не может сдержать слез и захлюпала носом, — я безумно скучаю по всем вам... — Ох, девочка моя, — поцеловала её мама, нежно обнимая. — Я тоже сильно скучаю, но…       Громкий стук входной двери прервал Маргарет.       Отец встретил дочь таким презрительным взглядом, что ей мгновенно захотелось провалиться сквозь землю от острого чувства вины. Ханна прекрасно знала, что даже ползай она сейчас перед отцом на коленях и умоляй, Артур Беккер разве что наградил бы её очередным холодным взглядом. Игнорирование и вычеркивание из своего круга неугодных ему людей, — то, что он делал с поистине королевским достоинством.       Девочка тут же почувствовала напряжённую обстановку, стены дома вмиг стали чужими, давящими, да и мама вся напряглась, словно резонатор улавливая каждый шаг отца, в молчании прошедшего на второй этаж.       Ханна хотела дождаться брата, чтобы повидаться, но понимала, что сейчас об этом не может быть и речи. — Он остынет, всё наладится, — шептала мама, провожая её на крыльце. — Он уже стал намного спокойнее. — Да, мама, — грустно улыбнулась Ханна.       Она понимала, что если это и произойдет, то не сегодня, и не завтра, а может и … ей так не хотелось произносить это страшное слово «никогда». — Но вы приезжайте в Неверлэнд. Ма…мистер Джексон пришлёт за тобой и Доном машину, — уговаривала в очередной раз маму она. — Мы постараемся, — поджимая губы и оглядываясь в сторону входной двери, прошептала Маргарет. — До свидания, береги себя, дорогая. — Ты тоже, мам, — попрощалась Ханна, заботливо провожаемая водителем к автомобилю.       Вечером Майкл постучался в дверь её комнаты. — Ханна?       В комнате было темно, свет давала лишь настольная лампа у кровати, и мужчина сначала подумал, что девочка давно спит, но вовремя разглядел силуэт сидящего на постели ребёнка.       Он, конечно, знал, что Вьюрок сегодня ездила домой, а также и то, что вернулась она оттуда очень расстроенной. Мэри сообщила, что девочка едва притронулась к еде за ужином. Майкл забеспокоился: если Артур что-то наговорил дочери, а если ещё и посмел ударить, то он готов был сам поехать к этому уроду и объяснить, как не стоит себя вести с детьми, особенно, со своими собственными.       Майкл всегда старался избегать конфликтов, и не потому, что он был слабее или не мог ответить. Просто любая ссора, скандал, драка, казалось, оставляли в его душе микроскопические черные дыры, которые плохо затягивались. Он никогда не хотел причинять кому бы то ни было боль или страдания, считая, что в этом мире и без того довольно боли и несправедливости. Но когда дело касалось детей, желание исправить, защитить, наказать обидчика было в сто тысяч раз сильнее чем всё остальное. — Вьюрок? — он сделал несколько шагов по направлению к ней. — Майкл? — девочка подняла на него взгляд и улыбнулась. — Ты приехал? Как дела на студии? — Всё хорошо. Достаточно хорошо, чтобы не задерживаться там суток на трое, — улыбнулся он. — О-о-о... А бывало и такое? — спросила Ханна, откладывая в сторону фотографию, которую сегодня забрала из дома. Она была сделана почти четыре года назад, на ней они всей семьей стояли на фоне огромной надписи «Голливуд» и улыбались. — Ещё бы, — кивнул Майкл. — Однажды, чтобы записать песню, мы не выходили со студии целую неделю. Питались только заказной едой, почти не спали и начинало попахивать от нас знатно, но такова цена творчества. — О, да, — кивнула Ханна. — Однажды мы снимали сцену для фильма под искусственным дождём целых два дня, — она и сейчас передернула плечами, словно ощущая холод от прилипших к телу, насквозь промокших одежды и волос. — Звучит жутко. Вьюрок, ты не голодна?       Она неопределённо пожала плечами. — Тогда, может быть устроим вечерний киносеанс с попкорном и газировкой? — предложил Майкл. — Давай.       Сначала они посмотрели мультфильм «Сто один далматинец», но потом Майкл включил один из первых фильмов Диснея, в котором снималась тогда ещё одиннадцатилетняя Ханна. Это был фильм-мюзикл по детской сказке.       Ханна ощущала, как с каждым новым кадром с её участием, щеки горели от стыда всё больше и больше. Она смотрела на «экранную» себя, подмечая все ошибки и неточности в танце, очевидное переигрывание временами, да и в пении всё было далеко не идеально, ведь до этого она пела только на детских праздниках. В какой-то момент она закрыла руками лицо и глухо застонала, откровенно не понимая, как режиссёр и продюсеры киноленты могли вообще допустить до проката такую бездарность, как она. — Вьюрок, что с тобой? — посмотрел на неё с удивлением Майкл. — Я не могу на это смотреть, — отвернулась от экрана Ханна. — Мне так стыдно. Я просто отвратительно сыграла.       Фильм внезапно «завис» на паузе, а лицо Майкла стало серьёзным: — Ханна, взгляни на меня, — в его голосе послышались повелительные нотки, именно таким тоном он иногда разговаривал с подчинёнными.       Девочка отняла руки от лица и посмотрела на мужчину. — Что ты талантлива, я не сомневался ни разу, с тех самых пор, когда впервые увидел, как ты танцуешь. То, что ты готова много и тяжело трудиться для достижения наилучшего результата, я понял на репетициях, которые мы провели вместе. В этом фильме, я уверен, ты показала всё, на что была способна тогда. Да, сейчас ты бы смогла сыграть, станцевать, спеть и получше, но ты и сама стала старше, опытнее, большему научилась за это время. Ты выросла, но это не значит, что ты должна стыдиться себя прошлой. Благодаря той Ханне, — он указал на экран, — ты стала сегодняшней.       Ханна судорожно сглотнула. Она почувствовала себя глупо. — Да, наверное, — она посмотрела на застывший на экране кадр, где её героиня танцевала с остальными героями. — Я помню, как жутко стеснялась всей этой непривычной атмосферы и суеты на съёмочной площадке, как чуть ли не ночами напролёт учила свою роль и до кровавых мозолей репетировала в танцевальном зале.       Майкл улыбнулся её словам — ничего другого от упорной и смелой птички он и не ожидал.       Экран снова ожил. Началась очередная песенка. Ханна поймала себя на том, что до сих пор помнит слова песни и невольно начала подпевать. Она услышала голос Майкла, вторящий ей.       Они дуэтом распевали песенку из детского фильма и были абсолютно счастливы, как могут быть счастливы только персонажи детских сказок.