Цветы Сливы

Действительно мой отказ казался странным, но на то была веская причина. Я не хотел пить, тем более с Готтфридом из-за происшествия минувшей недели, о чём до сих пор жалею. Дней пять назад мы закончили большой заказ, получив пять тысяч марок, и отправились праздновать. Заехав на "Карле" за Фердинандом Грау, мы вместе с шестью бутылками рома и бутылкой коньяка поехали за город. Расположившись на небольшой поляне, покрытой ещё не цветущим клевером, невдалеке от небольшой кафешки мы принялись праздновать. По началу всё было хорошо: я выпил два больших бокала рома и был навеселе. Я испытывал небольшую дружескую зависть к Ленцу, потому что именно он смог продать форд по такой хорошей цене, но одурманенный спиртным я об этом даже не думал. Некоторое время мы так и сидели. Фердинанд заговорил о цене жизни, о её тяготах и прелестях, на что, конечно, получил опровержения от последнего романтика. Немного поспорив, они пожелали друг другу долгого здоровья и выпили на брудершафт. Ленц был пьян. Не сказать, что слишком, но я давно его таким не видел. Он был очень весел и доброжелателен. Потом Кестер решил зайти в кафе и купить чего-нибудь поесть. Он пил меньше всех и был, наверно, единственным в состоянии дойти до кафе, до которого было метров сто. Фердинанд настоял на том, чтобы пойти с ним, несмотря на то, что был пьян, хотя и не так как я с Готтфридом. Они ушли, оставив нас вдвоём. Мы сидели молча. Ленц улыбался и смотрел на небо: облаков, почти не было, они расположились над горизонтом, чуть ли не касаясь его, и были покрыты мягким розовым светом заходящего солнца. А я невольно смотрел на него: на его слегка взъерошенные светлые волосы, на светлые короткие ресницы, окаймляющие синие блестящие глаза, на нос, казавшийся мне тогда не таким уж и большим, на его улыбку... Мне очень хотелось поцеловать его; внутри меня боролись здравый смысл - сознание того, что я ещё сотню раз пожалею, совершив это, и сильное желание поцелуя, подкреплённое опьянением. И тут я независимо от своих мыслей и от мира приблизился к Ленцу и взял его руку. Он повернулся, выразив недоумение, и спокойно сказал, - Красивое небо, не правда ли? Я не ответил, но сжав его руку ещё крепче, пододвинулся к нему почти вплотную: наши лица были на расстоянии нескольких миллиметров друг от друга. Я посмотрел в его глаза, казавшиеся мне тогда очень красивыми, - Я... Тебя... Но тут меня как током ударило. Я осознал слова, которые только что чуть не сказал и резко отпрянул назад. Сознание приходило так же постепенно, как улетучивалась вуаль опьянения и я покраснел, не зная, что делать или говорить. Через полминуты пришли Кестер и Фердинанд с жареной картошкой и сосисками и мы продолжили сидеть. Ребята болтали, но я почти не вставлял слов, показывая своё присутствие лишь передавая еду. Изредка посматривал на Готтфрида, который на меня почти не смотрел. Лишь иногда мы пересекались взглядами, но он смотрел, не выражая и капли смущения. Видимо, он был пьян настолько, что не обратил должного внимания на мои слова. Оно и к лучшему.