***
Элис поправила ворот олимпийки: ей будто не хватало воздуха. Досье, что она держала в руках, — ключ к спасению. Или погибели? Ведь только что из-за него они с Эрвином Айсли «сбежали» от полицейского, которому она призналась в похищении. И ей бы наверняка захотелось обзывать себя ужасными словами, но досье в руках перенимало всё внимание на себя. Девушка в который раз окинула Эрвина невидящим взглядом и снова уткнулась в лист. На котором сухо и кратко было описано прошлое, спрятанное в глубинах памяти. Прошлое, о котором Элис столько мечтала, которое так хотела узнать. И теперь осторожно, по маленьким ниточкам вытягивала из памяти. Пылинки с одежды попали на бумагу, и девушка смахнула их, будто с драгоценности. Хлоя и Гаррет, их даты рождения, адреса. Отец живёт отдельно. Точно, и уже давно… Паззл собирался, будто на магнитах.***
Беверли было девять, когда Гаррет — родной и любимый отец — подал заявление на развод. Маленькая Беверли хорошо помнила тот день: он пришёл к ней в комнату. Мамы дома не было. «Детские» дела — рисование, кажется — пришлось отложить. Папа выглядел грустно, и от него веяло взрослой серьёзностью. Он сел на кровать и попросил сесть рядом с ним. Беверли отложила карандаши и выполнила просьбу. Отец нежно взял её маленькие ладошки в руки и начал разговор, осознание которого пришло к ребёнку далеко не сразу. — Бев, милая, послушай сейчас внимательно. Мы с мамой тебя очень любим, и ты тут абсолютно ни при чём. Просто иногда так случается, что людям перестаёт быть хорошо друг с другом. По разным причинам, — девочка застыла, ловя каждое слово, но не понимая, к чему ведёт папа, пока он не договорил. — Так произошло, что я не могу больше жить с твоей матерью. Он сделал глубокий вдох, собираясь с мыслями. Красивый молодой мужчина с каштановыми волосами, отливающими золотом. — Пойми, я пытался ей как-то помочь, но она не может… не хочет, чтобы ей помогали. Так больше нельзя, ни ей, ни мне. Ни, тем более, тебе, — рот любимого человека говорил какие-то страшные слова, повергающие маленькую Беверли в исступление. — Я не хочу бросать тебя ни за что на свете. Я бы хотел взять тебя с собой на время этого всего, но мама… против. Поэтому пока что ты должна пожить с ней, а я буду навещать тебя. В глазах отца стояли слёзы. — Скорее всего нам с Хлоей и тебе придётся пройти через суд. Я постараюсь забрать тебя к себе, чтобы мама, — он в который раз осёкся. — Чтобы она не оказала на тебя пагубное влияние. Нет, она не плохая. Она просто заболела, и ей нужна помощь. Но у нас всё получится. Только понадобится время. Гаррет сгреб дочь в охапку, крепко прижал к себе и тихонько повторял, целуя её в голову: «У нас всё получится. Мы справимся». Тогда Беверли ещё не понимала, что вся её жизнь изменится после этого разговора. События завертелись как безликая круговерть: редкие встречи с отцом, странное поведение матери, непонимание происходящего, жизнь в ожидании… Но вдруг вихрь серости разрушился, будто здание, подорванное динамитом у основания. Домой пришёл человек, как Бев позже узнала, психолог, который должен был выяснить, с кем из родителей она чувствует себя лучше… Стараясь быть взрослой, сдерживая слёзы, она повторяла и повторяла, что любит их одинаково. Ведь нужны ей были оба: умный, обаятельный отец и некогда весёлая, отзывчивая мама. Но такого варианта, видимо, не было. Психолог оставил Беверли с мерзким ощущением предательства. Затем к ним с мамой наведались ещё какие-то люди, имеющие страшное название — представители органов опеки. Девочка помнила, как перед их приходом мама старательно убрала весь алкоголь в шкаф для одежды. Возможно, расскажи она про это, всё сложилось бы совершенно иначе. Но откуда она тогда могла знать? Спустя несколько недель — по ощущениям, вечность — суд вынес решение по их делу. Беверли стояла у здания суда, когда отец подошёл к ней. Он был в сопровождении людей в форме. Сокрушённый вид папы едва не прорвал «взрослую» оболочку Беверли. Слёзы давили на глаза. Он много извинялся, говорил, что постарается обжаловать решение суда, что всё исправит. Однако за чередой всех слов Беверли услышала лишь одно: суд запретил им видеться. Но он же обещал, что они справятся… Опустошение, наступившее за последней встречей с отцом, очень долго преследовало маленькую Беверли, ей снились кошмары, она чувствовала себя одинокой и брошенной, а отношения с мамой лишь ухудшались. И несколько лет спустя, когда Хлоя надралась в стельку, но ещё не успела заснуть до прихода дочери из школы, Бев узнала, что же случилось за большими дверями суда. У её отца были все основания забрать опеку над Беверли. Привести доказательства алкогольной зависимости Хлои, показать себя максимально ответственным и заинтересованным порядочным лицом. Правда была на его стороне. Но он не ожидал, что жена окажется готовой к его нападкам в суде. Более того, у неё хватило хитрости и наглости выкрутить всё так, будто Гаррет извращенец, который хочет оставить дочь себе отнюдь не из добрых побуждений. Алкоголизм доказать не получилось. Каждый раз, когда наступал черёд проверки, Хлоя находила способ избежать реальных результатов: то просила кого-то мочиться в ёмкость за неё, то прятала все «улики» в виде бутылок и банок, а макияж убирал его следы с лица. И, что неудивительно, суд был на её стороне. Оставалось только убедить судью, что отцу нельзя быть с ребёнком. Хлоя затаила на Гаррета злобу за то, что тот её бросил из-за маленького, по её мнению, грешка. Она добилась не только лишения опеки, но и запрета на приближение и контакт. И как бы Гаррет с его адвокатом ни пытались воспрепятствовать этому и обжаловать решение суда, результат остался тем же.***
Элис экономила кислород, лишь бы не задохнуться от открывшейся кладези памяти. И лишь бы не спугнуть его забором воздуха. Смутно она помнила, как ещё до рокового разговора с отцом родители ругались. Беверли нередко становилась очевидцем не самых приятных ситуаций. Если её замечали во время ссоры, следовала бурная реакция. Сказывался накал страстей, и отдельные фразы задевали девочку. Но почти всегда оба родителя извинялись перед ней после ссоры. Они любили её. И мать, несмотря на то, что всё чаще употребляла алкоголь, старалась быть отзывчивой и внимательной, когда Беверли находилась рядом. Однако контролировать себя становилось всё труднее. Беверли усвоила урок и стала реже контактировать с матерью, когда понимала, что та снова выпила. После развода — девочке тогда было уже десять — таких ситуаций стало больше. Чем старше становилась Беверли, тем больше ей казалось, что мама — как странно — завидует ей. К тринадцати Бев выглядела, как это нередко бывает, немного старше своих лет и уже хотела соответствовать модным веяниям, одеваясь в яркие стильные вещи, одолженные у подруг: тогда Хлоя впервые назвала её шлюхой. А с каждым годом Беверли стала получать всё больше упреков по поводу внешности. Видимо, в больной от алкоголя голове Хлоя видела в дочери если не конкурентку, то напоминание о своей ушедшей молодости, напоминание, что она одинока и компанию ей составляет не любимый человек, который её бросил, а дешёвая бутылка. И в то же время мать помнила о своей роли. Поэтому необходимая опека обзавелась приставкой «гипер», что не улучшило, а испортило их отношения с дочкой окончательно. Беверли начала меньше времени проводить дома. То оставалась у подруг, то допоздна шаталась по улицам. И довольно быстро нашла компанию таких же «бродяжек», как и она. Они шлялись по разным местам с ночи до утра, прогуливали вместе школы, и девочка, которая уже стала подростком, возвращалась домой на цыпочках, чтобы не разбудить мертвецки пьяную мать. К тому же, когда та просыпалась с похмелья, не имела особого желания кричать, поэтому Беверли часто прибегала к подобной тактике. Вскоре этот образ жизни насовсем вытеснил интерес к образованию и обычной жизни.***
Элис увидела адрес школы. Она помнила, как перестала нуждаться в ней, хотя до развода родителей, хорошо училась и радовалась своему дружному классу. Однако, когда о пьянстве Хлои стало известно за пределами дома, пошла молва и среди учеников, и среди родителей, что с Беверли Монк лучше общаться поменьше. Её мать алкоголичка, и девочку ждёт подобная судьба. Потому потихоньку одноклассники и даже те, кого раньше Беверли звала «подругами», начали отворачиваться от неё. Никто ей не пакостил, нет. Но и не дружил. Постепенно всё сложилось в закономерную цепочку. Алкоголизм матери отразился на девочке, и её жизнь совсем перестала быть похожа на прежнюю. В какой-то момент компания, с которой Бев проводила время, распалась. За кого-то взялись родители, хотя куда вероятнее органы опеки, кто-то умудрился «натворить делов» и очутиться в колонии.***
Светло-карие глаза бегали по досье, руки нервно теребили уголок бумажки. На обратной стороне тоже была информация. Оказывается, мать несколько раз заявляла в полицию о пропаже дочери, даже до инцидента в переулке. В опрятном столбике стояли даты и локации, где Элис «отметилась» за последний год. По крайней мере, те, в которых требовалось поднимать в базе данных номер паспорта или ID-карты. Последняя запись, когда её зафиксировали, была около полугода назад. В Лондоне. Она пыталась украсть бутылку алкоголя. Этот момент очень смутно вырисовывался в памяти Элис. Голова будто пухла, и девушка пыталась контролировать этот поток, внезапно вызванный сознанием, удерживать, чтобы не утонуть.***
Вгрызаясь в несчастный лист, взгляд почему-то вновь зацепился за дату рождения. Двадцать восьмое октября… В детстве это всегда был праздник, родители старались обрадовать её желанными подарками, устроить приятный сюрприз. Элис вспомнила первый день рождения без отца, ей тогда было невыносимо грустно. Она надеялась получить от него хотя бы весточку. Девочка не знала тогда, что мама получила подарок от бывшего мужа, который предназначался для ребёнка. Но не подарила его, а вернула в магазин, устроив попутно скандал, когда у неё потребовали чек. И на полученные деньги купила себе коньяк подороже. Элис ощущала близость какого-то очень важного воспоминания, когда мысли добрели до пятнадцатого года её жизни. Словно вот-вот паззл соберётся воедино. Тогда один великовозрастный приятель, недавно вышедший из колонии, случайно столкнувшись с ней в каком-то магазине на окраине Дублина, предложил «зависнуть» вместе. Они побрели по сомнительным улочкам куда-то, вспоминая общее прошлое, когда они ещё были в компании «бродяжек». В какой-то тёмной подворотне Элис и её приятель спустились по лестнице к страшной металлической двери, он постучал в неё, и после сурового взгляда секьюрити в маленькое окошко их пустили. Помещение окутал кумар, а уши заложило от громкой музыки. Это был первый раз, когда Беверли довелось бывать в подобном месте. Мурашки пробежали по коже, но Элис продолжила копаться в своей памяти, не обращая на них внимания. Тот вечер не чётко отложился в её голове, потому что она что-то употребила. Это тоже было впервые и, кажется, без явного согласия. Ведь долгое время её преследовал страх и яростное нежелание стать как её мать. Элис вспоминала, как официант принёс какие-то коктейли и как под натиском уговоров она сделала несколько глотков. Это оказалось вкусно. Потом пришли друзья её приятеля, они понравились Беверли, хотя бы тем, что громко говорили и много шутили. В какой-то момент разговор зашёл о делах, и девочка-подросток узнала, что их компанию объединяет призвание — они наркокурьеры, а её приятель — их «атаман». Тогда ей показалось это крутым, и она попросила рассказать больше. — Да даже делать особо ничего не надо, просто разносишь по заказчикам товар, собираешь деньги, — выдал он, а потом ухмыльнулся. — Заинтересовалась что ли? — Ещё бы, — Беверли не стала даже скрывать свой интерес и нужду в деньгах.***
То ли Элис зарылась в свою память так глубоко, что воспоминания стали казаться всё более нереальными и размытыми, то ли тот вечер действительно был окутан дурманом веществ. Хотя картинка с трудом, но всё же формировалась.***
— Сегодня сюда придёт мой босс, я ему как раз выручку отдать должен. Если хочешь, познакомлю, спрошу, нужны ли нам ещё сотрудники, — приятель мерзко похихикал, но Бев похихикала с ним. Время шло, компания заказывала коктейли, хотя девушка всё ещё тихонечко потягивала свой. Все делились какими-то «рабочими» историями. А потом приятель Беверли куда-то отошёл. Вернувшись через несколько минут, он жестом пригласил её пойти за ним.***
Элис округлила глаза. Она слышала, как клокочет в ней тревога, чувствовала, что происходит то, чего не должно произойти: тот вечер из её воспоминаний — проблема, ошибка, ужасная несправедливость... Будто кто-то подменил событие. Нет. Нет. Не может быть. Но событие случилось и осталось в воспоминаниях Беверли Монк. Которая сейчас несмотря на то, что знает себя как Элис-Джейн, мотала головой, не в силах поверить собственному разуму.***
Беверли с приятелем прошли по какому-то коридору, где почти не было слышно музыку, и завернули в помещение с приглушённым освещением. Бордовые стены выглядели как мягкие панели, напротив двери расположился стол с парой кресел, за ним висела странная картина с абстракцией на ней. Подростки попали в место, похожее на кабинет, в котором кто-то был... — Так вот, кто хочет немного подзаработать, — бархатный голос раздался откуда-то сбоку, из самого тёмного угла комнаты. Это был Джим Ониган. В костюме и с обаятельной улыбкой. Её Джим Ониган…***
Рот Элис забирал воздух, а на лбу проступила испарина. Угол листика сильно пострадал от её пальцев и надорвался. Губы дрожали. Она вспомнила, как они с Джимом общались о её будущей работе, договаривались об оплате труда, вспомнила, как он предложил ей попробовать травку в знак сотрудничества, вспомнила, как согласилась. И наступила тьма. На этом Элис-Джейн встретила блок своего сознания. Расширенные зрачки бесцельно метались, будто стараясь прорвать эту оборону, но память не пускала её дальше, как девушка не старалась. Дрожа уже всем телом, она вернулась в реальность и заметила открытую флягу возле спутника. А ещё скорость, с которой ехал автомобиль. Элис прикрыла глаза, пытаясь не сойти с ума. Я знакома с Джимом. Он всё это время меня дурил. Она сделала глубокий вдох и будучи не в силах осознать озарение памяти и даже попытаться подумать, что делать дальше, пробормотала: — Куда мы едем? Ответа не последовало. Эрвин упрямо смотрел на дорогу, его челюсть была напряжена. Девушка почувствовала бессильную злость. — Эрвин? Снова ничего. Страдая от невыраженных чувств, нуждаясь в ком-то, кто не даст ей сбрендить, пассажир положила руку на плечо мужчины. Ремень безопасности неприятно сдавил кожу. Автомобиль резко затормозил. — В чём дело? — опасливо, но раздражённо спросила Элис, и в этот момент Айсли повернул голову. Холодок пробежал по спине. Она видела этот взгляд тысячу раз. Помнила. Теперь помнила: каждый чёртов раз, когда мать прикладывалась к бутылке, её глаза переставали что-либо выражать, превращались в пустышки, стекленели. И точно такой же мёртвый, непредсказуемый взгляд по умолчанию стеклянных очей сейчас был направлен на Элис.