Моя Элис

      Вторя происходящему, дождь замедлился, и его одинокие большие капли разбивались о съёжившиеся (от холода?) плечи девушки и ровные, как натянутый корабельный канат — мужские.       Чувствуя энергию бушующим океаном, смертельно опасными волнами расходящуюся от обладателя повышенной меткости, Элис не могла заставить себя отреагировать на приветствие. Карие глаза бесновато метались от ледышек к волевому подбородку и обратно. — Что ты там кричала, Элис? Я не расслышал, — точёное лицо, сродни мраморному бюсту, не выражало абсолютно ничего.       Какого-то черта девушка наверняка знала, что провинилась в глазах следователя. От этого только пуще в ней расходилась буря, настойчиво напоминающая об их совместном прошлом. — Ничего, — Уильямс решила задушить голос в голове реальным, но по громкости он едва перебил внутренний. — Ты подумала, что всё это ради тебя? — издёвка пришлась хлёсткой пощёчиной прямо на юную душу, а кривая ухмылка оппонента, едва обнажившая клык, вызвала помутнение рассудка.       Так нахально, с омерзительной лёгкостью в ядовитом голосе, давить мог только Эрвин Айсли — антигерой, чья способность — рушить хрупкий мир беспамятной девушки.       Элис сжала челюсти как раз тогда, когда необоснованный упрёк в блефе уже был готов вырваться и ткнуть свирепого врага в лодыжку, указав на немощность источника.       Что мешает ему, преступнику, прикрытому жетоном и званием представителя власти, обманывать жертву, тянуть время, чтобы… что?       Чем дольше юное создание судорожно перебирала факты в голове, тем меньше она верила самой себе. — Разве ты не знаешь, что в диалоге должны участвовать двое? — от дуги мужских губ не осталось и следа.       Ловец сделал два шага к Элис, а его взмывший под очередным мощным потоком воздуха плащ раскрыл кожаную кобуру, скрывающую пистолет за тугим клапаном.       Ветер осторожно трепал длинные русые волосы, откидывая пряди назад, обнажая растерянному янтарному взору болезненно-белое лицо. От мужчины пахло нездоровой решимостью. И горечь одеколона или слабый аромат какого-то лекарственного препарата были вовсе ни при чём.       В яром желании подавить что-то, вызванное из глубин души, Элис уже было отвела взгляд, как вдруг, без всякой грубости, девичьего подбородка коснулась тёплая рука, заставив восстановить зрительный контакт.       Жалкие секунды назад безумный охотник палил по кролику, загоняя несчастного в угол с явным намерением погубить… Но кто мог подумать, что дрожащее создание будет медленно умирать не от ран, а от осторожных прикосновений садиста? — О чём они говорили? — не соответствуя сформированному в девичьей голове образу, мягко спросил мужчина, чьи пальцы, несмотря на отсутствие должного количества крови в организме обладателя, могли бы растопить арктические льды. — Кто? — в искреннем недоумении спросила Элис. — Ониган и мой отец.       Тёмный янтарь тут же засёк в мраморном лице перемену. И в тот же миг страх перед полицейским куда-то подевался.       Где же ты, инстинкт самосохранения? — Я не знаю, — честно ответила девушка. — Слушай, твой друг через минуту будет здесь. Я помог ему найти тебя, немного пошумев, — мужчина выпрямился и отнял пальцы от острого девичьего подбородка. Игра в плохого копа? Элис ощутила себя втрое меньше. — В твоих интересах не лгать.       Негодование смыло остатки опьянения.       Уильямс чуть было не спросила, какие у неё основания верить ему, но вовремя остановила себя, в который раз невольно вдохнув горечь, напоминающую, с кем приходится иметь дело.       В голове складывался пазл злосчастного вечера, перетёкшего в мучительное действие в закоулке. И каждая деталь открывала ей вид на развязанную, разодетую, решившуюся на кураж девчонку, в один очень неподходящий момент забывшую включить разум.       Правда, сейчас это не имело никакого значения. Мужчина, в очах которого плескалась непоколебимая жажда получить желаемое, ждал информации и даже не старался скрыть своё нетерпение. Если бы мог, он, несомненно, искрился, как высоковольтный оголённый провод. — Когда я… — Уильямс осеклась. Что вообще она слышала? — Когда я вошла и сказала, что видела… — и снова звонкая осечка. Как обратиться к тому, кому тыкала минуту назад, раздирая горло. — …Вас, мужчина с бородой спросил меня, где. А Джим представил его как… — Курта Айсли, — Эрвин закончил за неё. — Всего лишь совпадение. Верно?       Не до конца осознав вопрос, девушка робко покачала головой, а потом, всё же не выдержав пытки непроницаемостью мраморного лица, опустила взгляд к широкой груди в плотном камвольном пиджаке и белой рубашке.       Сердце болезненно сжалось.       За безупречно выглаженным хлопком скрывалось ранение. Руку, плечо которой просквозила пуля всего несколько дней назад, поддерживала широкая повязка. Юная душа воспламенилась подобно иссушённому хворосту.       Почему это она испытывает чувство вины, когда Он — похититель, Он — маньяк, Он — злая мачеха её сказки?       Злая мачеха, все внимание которой сейчас было направлено на сжавшуюся Элис-Джейн, рассматривающую бледные, расслабленные пальцы пострадавшей руки оппонента. — Ты сбежала, потому что подумала, что Ониган выдал тебя, подключив моего отца?       Где-то внутри юного создания упал булыжник размером с Лондон и придавил её, идущую вчерашним утром под руку с сероглазым мужчиной, виски которого осторожно тронула седина.       Как она могла сделать такие глупые выводы?       До слуха Элис, невольно, словно в мольбе, вновь обратившейся к лику оппонента, донёсся какой-то тихий шершавый звук. — Да, — поторопилась ответить она и, не выдержав давления мысли, позволила ей вырваться наружу. — Чего вы хотите?       Бледный мужчина, чьи вены, казалось, позабыла кровь, а глаза — сочувствие, мимолётно поджал губы и хмыкнул… Надежда на отклик умерла мгновенно.       А вот напряжение, зародившееся с первых секунд между двумя, решившими пообщаться этой ночью, увеличивалось с каждым вздохом груди, заточённой в тугую ткань. — Сопоставим факты, Элис, — имя, произнесённое по-змеиному, растворилось на самом кончике острого языка. — Отец отбыл срок и вышел из тюрьмы буквально пару месяцев назад. Он двадцать с лишним лет не видел сына и теперь жаждет повидаться с ним. Но тот не отвечает взаимностью после единственной встречи у Саирса. И вдруг, откуда ни возьмись, появляется старый добрый Ониган, работавший с сынишкой не один год… Он ведь рассказал тебе? — Айсли улыбнулся. И улыбка эта выражала презрение, тесно граничащее с ненавистью.       Уильямс отчётливо услышала, как где-то совсем недалеко затормозила машина. — Ониган, который знает о малышке Элис. Сэр, — приблизившись к девичьем лицу, Эрвин сделал акцент на этом слове, в очередной раз доказав звание маньяка. — Ониган, добродушно приютивший сбежавшую от опасности. Бывший коп, мирно коротающий свои дни на службе у Саирса. Исключительно с благой целью умолчавший о том, чем занимается помимо прислуживания. Да, Элис?       Слушая ядовитый голос, проникающий в самое сердце, Элис-Джейн распалялась всё пуще.       Не только от провокационных слов, дерзко вырывающихся из строгих уст. Среди многочисленных проулков, по которым минуты назад мчался русоволосый ураган в желании скрыться, бродили голоса, множащиеся с каждым мигом.       Вынужденно разглядывая мраморную кожу с заживающими ссадинами, гладковыбритый подбородок и болезненные синяки под ледяными глазами, Элис хотела, не отдавая себе отчета, ведомая чутьём, чтобы Айсли ушёл как можно быстрее. — Картина почти готова, — прошипел он. — Есть папочка, соскучившийся по своему отпрыску; избегающий контакта сын и дружок сына, умело изображающий добродетель, — Уильямс чувствовала, что мужчина едва контролирует гнев, видела по его напряжённой шее. — Осталось выделить роль крошке Элис, — выразительные мужские брови сползли к центру. — Какого-то черта сбежавшей с бала и уверенно нёсшейся сквозь забытый богом квартал навстречу типам, от которых её не спасло бы даже чудо.       Что? — Уходите, — приказ, грозивший стать фатальным, слетел с губ девушки, вновь уловившей очередное подтверждение тому, что они больше не одни.       На жалкую долю секунды точёное лицо исказилось в искреннем недоумении. Эрвин Айсли был поражён. Наглостью или же тоном жертвы — значения не имело. Элис уловила явление по короткому выдоху строгих губ и по тому, как метнулась ртуть… Но меловое лицо тут же вернуло надменную непроницаемость. — Беспокоишься об этом больше, чем хочешь знать правду? — едкий вопрос распилил и без того рвущуюся на куски юную душу.       Уверенный голос Джима Онигана давал какие-то указания, вероятно, всего в нескольких поворотах отсюда. И Элис, в неимоверном желании прогнать от потенциальной опасности человека, который должен лежать в тёплой постели, а не стоять в холодной сырой подворотне, впилась взглядом в упрямые прозрачные глаза. — Уходите немедленно, — настойчивость, словно заточенный скальпель, прорезала плотную пелену любопытства. Но мужчина, очевидно забавляющийся происходящим, даже не шевельнулся. — Ты против, чтобы я встретился со своим, как ты сказала, любимым Джимом? — С каждым звуком, вырывающимся из строгого рта, Уильямс стервенела всё сильнее. И всё больше боялась, завербованная интуицией, что бывшие напарники убьют друг друга. — Эрвин Айсли демонстративно клюнул на приманку, и ловцы уже здесь. Ты и сама их слышишь, Элис.       С ужасом понимая, о какой приманке идёт речь, Уильямс прокляла себя за то, что станет поводом увидеться старым приятелям. Вот-вот могли нагрянуть люди Онигана, шум от которых расходился по лабиринту узких улиц, а стеклоглазый мерзавец, спустя несколько дней после того, как чудом остался в живых, уже кинулся на поиски смерти. — Эрвин, — бесконтрольная волна чувств, нахлынувшая на девушку, заставила её руку, только что неистово сжимавшую искусственный мех, перейти на шероховатый черный драп.       Высоковольтный разряд, прошедший через трепещущее тело, выбил из лёгких весь воздух. — Не боишься, что смелость убьёт тебя? — расстояния между двумя телами — раскалённым от внутренней энергии и невольно греющимся о него, больше не существовало.       Уже убила.       Под стать хозяину, нарушая все законы личного пространства, горячая ладонь ловко скользнула под негреющую накидку девушки, оцепеневшей от жеста.       Ветер затих.       Длинные пальцы без грубости прошлись по границе корсетной ткани, специально касаясь дрожащей кожи, позволяя их обладателю смаковать реакцию жертвы. А затем, мягко остановившись, потянули на себя.       Элис не нужно было отрывать взгляда от ртутных, не по-доброму блестящих озёр, чтобы понять, что обнаружил захватчик. — Хороший выбор, — оскал строгого рта хуже пуль загнал девушку в ловушку.       Высокая фигура в чёрном пальто отпрянула от неё, круто повернула на каблуках, и, не успела Уильямс моргнуть, смешалась с тьмой тесного лаза.       В следующий миг громкие голоса заполнили закоулок — обитель продрогшей до костей девушки в бордовом платье, которая крепилась, чтобы её не вырвало. От алкоголя на голодный желудок или неожиданного свидания в ночь всех святых — сложно было разобрать.       Через узкий проход пробрался коренастый мужчина, обутый во что-то жутко странное — броги с позолоченными мысами, и, завидев Элис, тут же окликнул босса.       А она, теряясь в своих мыслях, словно домашняя птица в дремучем лесу, не подав никаких признаков жизни, так и осталась стоять мишенью порывистого ветра.       Необходимо было сосредоточиться… Хотя бы из уважения к здравому смыслу.       Но вместо этого Элис, загипнотизированная нашествием самого странного человека её жизни, молча прокручивала в голове каждое его слово.       Чуть не погибший на заднем сидении чёрного седана, не восстановивший силы, он следил за ней и… спас от кого-то?       Можно ли преследование со стрельбой назвать спасением? А верить Эрвину Айсли? И его обвинениям в адрес Джима?       К промозглой ночи примешалась знакомая, уютная лаванда. — Элис, ты в порядке? — в бархатном голосе отчётливо прослеживался раскалённый металл, но девушка отреагировала, лишь когда мужчина коснулся её плеч. — Что произошло? Он не попал в тебя?       Уильямс уже согревали тёплое пальто цвета горького шоколада и крепко обнимающая мужская рука, осторожно направляющая создание к выходу из закоулка. — Нет, — кротость скрывала бурю спесивой души. — Куда он пошёл? — Я не знаю, — быстрый взгляд, брошенный на проход, чернеющий напротив выбранного Уильямс в момент побега, остался не замеченным спутником.       Сообщница своего похитителя.       Не выпуская девушку из своих объятий, Джим, очевидно, оставивший надежды на адекватный разговор, отдал какие-то указания нескольким мужчинам, встретившим их возле выхода из злосчастного переулка, и двое из них, самых громоздких, направились в проход, из которого только что вышли Уильямс и Ониган.       Шальная мысль, что Эрвин уже далеко отсюда, промелькнула в незрелом рассудке.       Элис-Джейн надо было во всём разобраться, прежде чем вот так просто выдавать человека, показавшего нездоровое стремление уберечь её. По крайней мере, это оправдание, навеянное влажным туманом по пути к серому Вольво, устроило её.       Восприятие подводило разум.       В голове смешался омерзительный коктейль из чувства вины перед Ониганом и бесконтрольного желания прокручивать в памяти диалог из закоулка.       Мужчина, оставшийся в одном лишь тёмно-лиловом пиджаке, не проронил ни слова, пока заводил автомобиль. Впрочем, как и Элис. Она размышляла над небрежными словами, брошенными строгим ртом.       Вольво мягко тронулся.       Неужели Айсли думает, что она поверит ему? Маньяку. Садисту. Сыну человека, провёдшего два десятка лет в тюрьме. Такой срок наверняка дают только за тяжёлые преступления… Джим говорил о том, что двадцать лет назад умерла мать Эрвина. Курт убил её?       Расплывчатость мыслей была очень кстати озарённому сопоставленными деталями мозгу. Иначе бы Элис тут же вывалила всё на спутника, в спокойствии управляющего автомобилем. Который, к слову, проехал прямиком по улице с простреленной пожарной лестницей. Позади осталось место, возле которого Эрвин заставил девушку свернуть, так и не дав ей добраться до (мнимого?) спасения.       Доверие к похитителю. Разве это нормально? Откуда он вообще мог знать про тех, на чьи голоса девушка спешила?       Чем ты думаешь, Уильямс?       Нужно обо всём рассказать Джиму. Это ловушка искусного манипулятора, играющего на чувствах, заставляя сомневаться в единственном человеке, желающем ей добра.       Она посмотрела на спутника. В серых глазах читалась глубокая усталость, граничащая с глухой агрессией. Устремлённые вперёд, они вызывали смешанные чувства. Элис очень хотелось, чтобы они выразили знакомое понимание, хотелось встретить в них привычное тепло, и в то же время боязно прочитать сердечный гнев, непрощение заботливого мужчины. — Джим, — как только свинец обратился к девушке, та сразу же перевела взгляд на дорогу.       Машина вывернула из переулка на главную улицу. Ту самую, до которой так и не добрался кролик в бордовом платье. И в которой он же сейчас искал знамение, способное помочь рассказать спутнику обо всём. Начиная с заколоченного окна и заканчивая идеально чистой кухней… Выдать Джиму с потрохами всё, что так или иначе может быть важно. — Хочу, чтобы ты знал, — девушка почти заставила себя взглянуть на водителя, как вдруг внезапно решительность, пульсирующая в венах, испарилась.       Элис заметила группу людей, обвешанных странной амуницией и какими-то металлическими палками, бодро шагающих по бордюру всего в сотне метров от них. — Что? — Ониган посмотрел туда же, куда его спутница. Великовозрастные парни и девушки в хэллоуинских масках зароились возле очередного чернеющего прохода в глубь здания. — Ты хоть понимаешь, с кем могла столкнуться?       Знал бы он, что только что произошло в юной душе. Желание рассекретить Угрозу, их совместное прошлое, растворилось в ней, словно марля в кислоте.       Следователь оградил её.       До жути странное чувство растеклось от уставших ступней до русой макушки, наполнило хрупкую фигурку, съёжившуюся на пассажирском сидении. Тайфун эмоций, плохо отличимый от наваждения, поработил юный организм. Захотелось одновременно изъять его из себя…       И насытиться вдоволь. — Элис, что ты хотела сказать? — реальность напомнила о себе.       Реальность, в которой существовал Джим, утаивший от Элис, по словам своего бывшего напарника, чем занимается; Эрвин, для чего-то стерегущий Уильямс и со скрипом зубов передающий её в руки Джима, помогая найти в лабиринте мрачных кварталов; и Курт (отсидевший срок за убийство матери Эрвина?), с которым сегодняшней ночью состоялась встреча у Онигана.       Спесивая голова лопнула бы, если бы могла. Но Элис пришлось заглушить безжалостно штурмующие разум мысли. — Я хочу извиниться, — в этот миг её ровный тон мог скрыть любое преступление и, тем более, что создание, укутанное, утонувшее в коричневом пальто — лицемер. — За то, что поняла всё не так. И за то, что убежала.       Хотя, безусловно, слова были искренними, девушка по-настоящему сожалела и ни в коем случае не хотела обидеть доброго друга. Только вот тщетные секунды назад она намеревалась рассказать совсем о другом. — Всё в порядке, — Ониган нахмурился. — Ты тоже должна меня извинить. Всё вышло как в самом худшем фильме.       Элис вцепилась пальцами одной руки в предплечье другой. Разве может она утаить свою главную проблему от своего спасителя? Не выдать громкие слова, брошенные похитителем? Умолчать о провокации, прочитанной в ледяных глазах?       Очевидно, может. — Ты должна помочь мне уберечь тебя. Что ему было нужно? — словно взволнованный родитель, спутник постарался задать вопрос очень мягко.       А Элис от этого разгорелась неоправданной агрессией, будто несносный подросток. То ли шампанское оставило жуткую раздражительность как послевкусие, то ли её вселило желание побыть наедине с собой и осмыслить произошедшее. — Он не сказал, — отрезала девушка и отвернулась к окну в полной уверенности, что мужчина не будет настаивать. — В чём, чёрт возьми, дело? — сталь порвала бархат на клочья, и Уильямс поняла, что Джим Ониган отлично умеет имитировать спокойствие.       Она вернула внимание к водителю. Мягкие ладони, столько раз касающиеся её, без всякого напряжения управляли рулём, обтянутым кожей. — Он стрелял по тебе, но промахнулся? В жизни не поверю. — Он загонял меня, — взгляды встретились. — Для чего? — серый метал молнии.       Вот у кого надо поучиться настойчивости. — Не знаю, — процедила девушка, смело буравящая взором спутника.       Который, по всей видимости, сдержал себя и не стал продолжать бессмысленное противостояние.       Весьма красноречиво.       Может, Элис и стоило приоткрыть завесу, но делать она этого не собиралась. Принципиальность? Скорее, реакция на давление.       Джим предстал перед ней в таком свете впервые. И сомнения, закравшиеся в её голову, твердили оглянуться на дни, приведённые с ним.       Но на это юному созданию нужны были силы. Которые попрощались ещё после свидания с Эрвином Айсли.       Элис посмотрела на свои руки. Одна из её ладошек рисковала сегодня… И кожа, казалось, до сих пор ощущала грубоватую ткань.

***

      Поездка прошла в абсолютной тишине.       Потихоньку остывая и всё острее ощущая усталость, Элис разглядывала проносящийся мимо ландшафт. Она удивилась тому, сколько людей на улицах. Почти безжизненный район, в котором находятся Чёрные искры, ни в какое сравнение не шёл с эпицентром скопления горожан в эту хэллоуинскую ночь…       Ничего не изменилось в подъезде знакомого серого здания. По обыкновению, пророчащий уют, он встречал пару. Но Уильямс, оглядевшей дверь сверху донизу, показалось, что перемена очевидна.       Оставаясь непреклонным в своём безмолвии, Ониган не забыл о повадках джентльмена. А когда пропустил спутницу в квартиру вперёд себя, вызвал у неё желание заговорить, но потом их взоры встретились.       Элис уловила металлические искры в свинцовых очах и, поняв, что мужчина до сих пор не остыл, не решилась начинать беседу первой. — Думаю, тебе лучше лечь спать, — помогая Уильямс высвободиться из собственного пальто, сказал он. — Спасибо, — девушке неимоверно хотелось наладить связь до того, как они разойдутся по комнатам на остаток ночи. — Я… — Обо всём утром. Нам обоим нужен отдых.       Даже за это Элис уже была благодарна ему.       Мужчина одарил гостью своего дома долгим взглядом и двинулся в сторону своей комнаты, принудив завёрнутую в негреющую накидку сделать то же самое.       Ступни с обнажёнными в прорванном нейлоне мысами осторожно прошли по тёмному коридору. Уильямс слышала запах влажных вещей и волос и пыталась понять, есть ли в ней энергия, чтобы принять душ.       Сквозь большое окно просторной спальни просачивался ночной свет. Включать искусственный в такой атмосфере было бы непростительным грехом.       Элис попыталась бы разобраться с собой, но как здравый смысл ни старался увести размышления к Джиму Онигану, дезертиры фокусировались на другом человеке.       Догадываясь, что два выпитых бокала не могут действовать так долго, ей никак не удавалось придумать оправдания для тумана, поработившего голову. И сейчас, опёршись рукой на кровать, она выбирала между неимоверными желаниями рухнуть лицом в подушку и, вероятно, единственным вариантом остудить голову — принять ледяной душ.       Второй вариант победил, как только Элис снова вдохнула сырой запах — напоминание о бестактном приглашении Эрвина Айсли в подворотню.       Через маленькое квадратное окошко в ванную комнату проникал мягкий свет, от которого цвета помещения превратились в серебристо-синие.       Уильямс подошла к зеркалу, по пути стянув с себя накидку.       Страшно красива.       Губы и подбородок выдали бы в девушке каннибала, решившего угоститься этой ночью. Помада покинула обозначенные границы и расплескалась по коже. Щёки обволокли редкие чёрные струйки от потёкших туши и карандаша. А подсохшие водоросли, накануне ночи хорошо смотрящиеся в укладке, облепили лицо с двух сторон.       Прекрасный грим был отражением настроения его носителя, уже переключившего внимание с лица на одеяние. Платье потеряло лоск. Хотя, на удивление, осталось чистым и целым.       Девичий взгляд медленно проскользил по пластинам корсета, задержался на груди, а потом перешёл на место, которого касались ненавистные длинные пальцы. Розовая бретель предательски торчала из-под бордовой ткани.       Троянский конь, предназначенный для Элис-Джейн Уильямс, допустившей вольность, забывшейся… Не заметившей, как выпала чёртова лямка.       Неважно.       Через несколько дней она будет далеко от всего этого…       Девушка освободилась от одежды, сбросив её на пол, и проворно перебралась через бортик ванны.       Спасение. Прохладная вода.       Несколько минут Элис стояла, запрокинув голову, встречая лицом упругие струи. Они ласкали приоткрытые, всё ещё красные губы.       Ей не хотелось думать, хватило одного неверного умозаключения. И поэтому в незрелом рассудке буквально на повторе крутилась установка, заданная девушкой, как приоритет.       Остудить разум, согреть тело.       И, кажется, помогало. Ничто не отвлекало вымотанную от смывания пены с волос и тела…       Хотя, по правде говоря, вода могла бы быть и потеплее в этот раз. Ведь позади холод улиц Лондона, пропитавший нежную кожу. Тонкие пальцы потянулись к смесителю, но, едва коснувшись его, отпрянули.       Установка дала сбой. На Уильямс обрушилось воспоминание несуществующего пространства между ней и Угрозой. Пробравшись через табу, оно закрутило тугой узел в низу живота.       Уставшая, мечтающая мгновение назад об объятиях кровати Элис ощутила отголосок разряда из сырого проулка…       Остудить разум, согреть тело.       Не без труда отмахнувшаяся от разгулявшегося воображения девушка наслаждалась происходящим, снова зависнув под дарующими освобождение струями. Как вдруг, неожиданно для себя самой, решила, что выше всяких идиотских ловушек разума.       Это всего лишь вода, в конце концов.       И, обещавшая секунду назад не делать поток теплее, всё же немного повернула кран.       Остудить разум, согреть тело.       Осталось самая простая процедура — смыть остатки макияжа. Выбор средств был внушительным, но разбираться что к чему у Элис не было ни сил, ни желания. Она взяла первый флакончик с надписью «Для лица» и капнула немного на ладони. Едва они коснулись кожи щек, Уильямс услышала запах.       Сладковатый. Свежий. Яблочный.       В мире существует столько фруктов и ягод, но сейчас, в проклятой бутылочке, выбранной наобум, было именно яблоко.       Глаза сфокусировались на линиях той самой ладони, что недавно трогала чёрное пальто. Яркой вспышкой в памяти возникла стерильно чистая кухня в серой квартире заброшенного дома. А язык отчетливо ощутил металлический привкус крови…       Изящная девичья ручка медленно, словно опасаясь взрыва, легла на кран и с осторожностью сапёра начала поворачивать его в сторону красной отметки. Из прохладной вода превратилась в тёплую. Уильямс затормозила.       Остудить разум, согреть тело.       Жалкая попытка не вызвала нужного эффекта. Пальцы, крепко обхватив хромированный рычаг, продолжили путь…       Миг, и Элис-Джейн, опёршись обеими руками о кафельную стенку, рвано дышит, вербуя себя не подчиняться порыву.       Множество горячих ручейков, не оставивших без своих ласк и миллиметра, покрыли её тело. Жидкая плавящая паутина, так похожая на тиски сильных рук.       Низ живота свело.       Ощущая собственную немощность, повинуясь ей, девушка оставила попытки препятствовать странному влечению. Сознание смотрело склеенный памятью фильм с игрой двух актёров, чьи губы выражали больше, чем все слова, произнесённые ими когда-либо.       Юное тело чувствовало ритм фантазии, заблудшей в запрещённые дебри и бесконтрольно следовало ему… Девичья рука перешла с гладкого кафеля на не менее гладкую кожу, обтягивающую ребра.       Янтарные глаза скрылись под плотно сомкнувшимися веками.       Элис увидела перед собой мужчину, столько раз мучавшего, издевающегося, но сегодняшней ночью уберёгшего её.       Ладошка поднялась к груди и осторожно сжала её. Нежные губы приоткрылись в шумном выдохе. Клубившийся пар скрыл его.       Моля прощения у своей принципиальности, юное создание хотело прекратить. Но пальцы, с нежностью подражающие одному единственному человеку, плавно перешли на талию, а с неё — на ноющий, отражающий истинные желания Элис живот.       Вода не могла сравниться с телом, горящим от сокрытой в нём энергии, но, граничащая с кипятком, она ломала все запреты и установки незрелой души, приближая её к помешательству.       Широкие плечи.       Сильные руки.       Строгие губы.       По частям и целиком воображение Элис рисовало самого странного человека в её жизни, умело комбинируя самые яркие моменты.       Не контролируемая ничем ладонь, только что ласкавшая живот, сползла к заветному месту, и новый стон Элис затерялся в паровых облаках.       Она ненавидела себя. И ненависть эта, с каждым движением пальцев, неумело имитирующих то, что проделывал следователь, заражала юный организм все сильнее, расходясь лавовыми волнами от возбуждённого лона.       А когда проектор фантазии воспроизвёл объятие из серого душа, одна из таких накрыла Элис с головой…       Спровоцированные воспоминаниями и представлениями ядовитые грезы расплескались по юному телу, вызвав судорогу у так и не отнявшей руки от кафельной стены девушки, с чьих дрожащих губ сорвался громкий стон и канул куда-то в горячие воды.