***
Он привык к сухости во рту так, что вкус железа между языком и небом был для него в новинку. Рамси сплюнул кровь, которая постепенно заполняла его вкусовые рецепторы, его тело дрожало, огромного труда ему стоило сдерживать болезненные стоны. Это чертовски больно. Я убью, его… Я убью их всех… Он издал быстрый и плотный вздох, огорчённый горьким опиумом, его ноги ослабли и предательски дрожали и он вынужден был покрепче ухватиться за перила лестницы. Я убью его… и его беременную свиноматку… Я вырежу из неё этого червяка и скормлю его своим сукам… И вот со всего размаха он бьёт кулаком по каменной стене. Вокруг небольшой вмятины поднялась едкая пыль, и он услышал, как несколько обломков стены упало на каменную лестницу около его сапог. Рамси готов был проглотить язык лишь для того, чтобы из его глотки не вырывались отчаянные рыдания, но он так ничего и не смог сделать, когда из его глаз полились первые обжигающие слёзы. Его мозг сейчас перебирал разнообразные ругательства, как будто это были единственные слова, которыми он мог пользоваться. Но самым ужасным было то, что боль, пульсирующая в его руке, была намного слабее, боли в груди. Он снова увидел себя: настоящего Рамси, которого он, и знать не хотел, он был ему абсолютно чужим, так почему же Рамси готов заключить его в крепкие объятия, как старого доброго друга? Вдох, выдох, и снова вдох, он повторил это ещё несколько раз, прижимаясь разгорячённым лбом к прохладной стене. Его горло сдавило, истерические всхлипы готовы были вырваться наружу, но он не допустит этого. Он скорее умрёт, чем опозорит себя жалкими рыданиями. Рамси сразу же забыл о своей тоске, как только услышал крик, доносящийся из хозяйской комнаты. Изогнутая лестница мешала ему разглядеть, что же происходит наверху, затем послышался звук разбившейся глиняной вазы, а сразу за ним дикий крик. Он наконец-то направился наверх. Около двери в свою комнату он обнаружил охранника и двух служанок. В лицах девушек не было ни единой кровинки, они дрожали, и сжимали плечи худенькими руками. Слуги сразу же отошли, когда подошёл Рамси, как будто он был солнцем желающим ослепить их. — Милорд… — к нему обращался солдат, мужчина средних лет с густой тёмной бородой, глаза его горели каким-то странным огнём. Затем он увидел свою жену, свою волчицу, рычащую на другого солдата, который пытался схватить её за руки, когда она предприняла ещё одну попытку разбить вазу. Сейчас она выглядела так же, как в тот раз, когда он нашёл её в лесу. Её медные волосы были покрыты пылью, и какой-то травой. Когда солдат увидел своего хозяина, то сразу же стал лепетать извинения. А затем его заметила и сама виновница переполоха, она обнажила зубы и указала пальцем на мужа: — ТЫ! Всего, каких-то три шага и она оказалась рядом с ним, девчонка демонстративно бросила вазу на пол, и он сразу же почувствовал, как яростно ему врезалась в лицо её ладонь. Он пошатнулся, но нашёл в себе силы остаться в стоячем положении, тем временем солдат оттащил от него Сансу и бросил её на матрас. Его щека горела, глаз же, напротив, охватила ноющая боль. Её ногти оцарапали кончики его губ, и теперь он хищно слизывал вяло сочащуюся кровь. Глаза его были широко открыты, поражены гневом и шоком: все видели, как за считанные секунды они превратились в холодные синие щелки, Рамси немедленно направился к ней, готовый обрушить на неё яростный кулак. И всё-таки он застыл, дрожащая рука застряла в воздухе, как силы покинули его. Рамси смотрел на неё сверху вниз, его лицо горело от гнева, который покинул его, как только Санса взглянула на него своим пристальным взглядом. Он чувствовал гулкие удары сердца в каждом уголке тела, его дыхание участилось и стало глубоким. Потресканные губы Сансы чуть приоткрылись, и она пронзила его внимательным взглядом, не понимая, какое впечатление на него производит. Как будто перед ним была не его жена, а совершенно другая женщина с тусклым и спокойным лицом, сломленная от бесконечных психологических и физических пыток. Печальные, опустошённые глаза, ожидающие смерть, как благословение богов. — Уходите! Солдаты и служанки и пальцем не пошевелили, пытаясь понять, кому был отдан приказ им или его жене. Глаза Рамси обратились в кинжалы. — Я должен сказать это ещё раз? Я не люблю повторять дважды! Как только он закончил, все они повернулись и направились к двери, за исключением одной девушки, которую Рамси остановил. — Приготовь ванну. — Она поклонилась и отступила. Он снова остановил её. Он чувствовал страх, который исходил от неё, и ему нравилось это её волнение. — Сначала принеси тёплую воду и тряпку.***
Он опустил пальцы в воду, чтобы убедиться в том, что вода достаточно тёплая для купания. Краем глаза он заметил, что она смотрит на него, вжавшись в подушку у изголовья их кровати. Он сидел на краю кровати, неуверенный и напряжённый, затем чуть приподнялся и поставил миску рядом с её ногами, даже не взглянув ей в лицо. Когда его руки прикоснулись к её ногам, она тут же отпрянула от него, как от прокажённого, ещё сильнее прижавшись к спасительным подушкам. Он вздохнул. Это было странным, слишком странным, последним кому он помогал принимать ванну был Вонючка. И это ни разу не было искренним: он просто насмехался над ним, приказывая сыграть роль того, кем он уже не является. Но на это раз всё было по-другому, он не мог сказать точно, какие чувства испытывал в данную минуту. Позор? Вина? Гордыня? Всего понемногу. Набравшись мужества, он взглянул на неё, и встретился взглядом с её большими водянистыми глазами. — Тепло, Санса, — сказал он, указывая на ёмкость с водой, — Опусти ноги в воду, это поможет тебе согреться. И как маленький ребёнок она сразу же поспешила исполнить его приказ. Санса не дрогнула, даже когда его пальцы коснулись её кожи. Он водил рукой по её ногам, смывая яркие разводы крови с её кожи. Среди звуков потрескивания дров в камине и слабого шума воды её голос звучал особенно тихо, — Где мама? Его челюсть сжалась, он не хотел отвечать на этот вопрос, вдруг девчонке снова захочется побегать по лесу в одиночку. — Где мама? Он снова взглянул на неё. Боги, почему же она так прекрасна, когда спрашивает его об этом? — Её здесь нет, — он слышал свой голос как будто со стороны, — она умерла. Прошло уже много времени с тех пор. Он продолжал, молча лить воду ей на ноги, и даже не взглянул на неё, он и так знал что сейчас она, скорее всего, плачет. Его взгляду открылись раны: красные и фиолетовые царапины и ушибы. Вода потемнела ещё сильнее, когда он провёл рукой по её правой лодыжке, пытаясь стереть прилипшую грязь. «У неё мягкие ноги», подумал он, «пара красивых ног, привыкших к ярким сапогам и не менее ярким тапочкам, на них не было ни единого следа мозолей, и они были настолько гибкими и податливыми, что ему захотелось поцеловать их». Почему он раньше этого не замечал? — Как? — спросила она холодно, — Как это произошло? Рамси вздохнул, на секунду задумавшись о том, что неплохо было бы её погладить. — Я расскажу тебе обо всём завтра. Теперь он чувствовал себя в относительной безопасности от шквала её вопросов, когда она откинула голову на подушки и прикрыла глаза. Но это было не так. Разговор стал ещё более неловким, и ему захотелось сейчас же исчезнуть отсюда. — Что ты делаешь со мной? — спросила Санса самым невинным тоном, на который была способна. — На этой кровати? Он вздохнул, и провёл языком по остро выпирающим резцам. Его пальцы аккуратно смывали грязь, застрявшую между её пальцами, комната уже давно пропиталась запахами земли и железа. Она забавно поджимала пальцы на ногах, когда он более тщательно тёр её ступни. Он решил не отвечать, но всем своим видом она показывала, что она от него не отстанет, пока он не ответит, и теперь это здорово его раздражало. — Мы поженились, Санса, мы… — он непроизвольно вздохнул, у него было такое чувство, как будто его сердце подпрыгнуло вверх, а потом вернулось на место. — Мы делаем некоторые вещи. «Мы просто трахаемся. О, Боги, неужели это так трудно понять?» — Мы? — Она фыркнула, — Но ты бастард, и я не люблю тебя… как мама могла это одобрить? Его словно вывернули наизнанку, было такое ощущение, как будто он выпил бочку Дорнийского вина, и теперь горло и язык горели от его экзотического вкуса. Он был рад, что они были одни. — Ты ничего не можешь с этим поделать, твоя мать мертва, я говорил тебе об этом. А теперь ты не могла бы замолчать? Рамси схватил чистые тряпки, лежащие рядом с ним, и поднял одну из её ног. Своим внезапным прикосновением он задел ногтём её глубокую рану, и она вздрогнула. Снова выступила кровь, и Рамси окунул её ногу в воду. — Ты неаккуратен, — сказала она. — Заткнись. — Но, ты… Рамси сжал зубы и опустил её ногу на сухие тряпки. Он снова задел её зияющую рану и вздохнул. Санса кусала губу, чтобы заглушить крик, и он впился в неё взглядом. — Больно, — произнесла она слабым голосом. Рамси похлопал себя по колену и отвернулся, — Я понял. Я знаю, но ты ра- — Я не это имела в виду. Он повернулся к ней. Он не совсем понял, что она имела в виду. Ему и не хотелось бы, чтобы она снова говорила, он, молча, продолжил смотреть на то, как она вытирает ноги. В дверном проёме появилась служанка, и сообщила лорду, что ванна уже готова.***
Рамси вспоминал, как однажды, когда он был ещё моложе, чем Санса, он зашёл в замок, пряча сломанную руку под грязной и разорванной рубашкой. Он вспомнил Уолдана, большого и грубого мальчика, который был больше похож на уродливого быка, чем на человека, со своим гнездом каштановых волос и такого же цвета бровей, луковичным и веснушчатым носом между выпуклыми карими глазами и широким ртом, который Рамси особенно сильно напоминал пасть кабана, только без клыков. Он вспоминал, как этот мальчишка пихал его за псарней, как его мускулистые пальцы сжимались на его костлявой шее, и никто из собравшихся детей не желал ему помогать. Он вспомнил их лица под серым моросящим дождём, сердитые и возбуждённые, они старались подобраться поближе, чтобы увидеть, как ему ломают нос, чтобы услышать, как он умоляет и сознаётся в убийстве своего родного брата. Вместо того, чтобы отпустить его, Уолдан со всей силы ударил по кирпичной стене рукой Рамси. Смех всё ещё преследовал его, даже когда он упал в грязь после тычка Уолдана, Уолдан продолжал напевать, даже когда наступил на сломанную руку Рамси, как будто это было всего лишь жалкое насекомое. Рамси закричал, когда его кость и сухожилия сместились вместе, принося ему адскую боль, и он кричал до тех пор, пока не упал в обморок, когда он очнулся, то увидел рядом с собой только двух людей: смотрителя псарни и его дочь. Также Рамси вспоминал, что всё то время, которое Рамси провёл в постели, пытаясь справиться с лихорадкой и синяками которыми было усыпано всё его тело, отец так его и не навестил. Отец всё ещё горевал и сердился из-за потери своего старшего сына. Но чаще всего ему вспоминался кровавый камень и рука, которая с лёгкостью смогла опустить этот булыжник на голову Уолдана, Рамси впервые довелось увидеть, как чьи-то мозги покидают черепную коробку и забрызгивают всю траву поблизости. Этот гигант, которого он боялся, лежал сейчас беспомощный, его голова была разбита так, что кое, где виднелись кости, он взглянул на улыбающуюся девочку с псарни. Он не улыбнулся ей в ответ, а лишь заворожено продолжил смотреть, как собаки разрывают ещё живое тело, по её команде. И это был первый раз, когда он по-настоящему испытал удовольствие, и теперь победоносно ухмылялся, как будто он спрыгнул с обрыва и у него появились крылья, чтобы он смог бросить вызов ветрам уныния. Второй вид удовольствия открылся для него тогда, когда он днём и ночью трахал дочку смотрителя псарни. Он думал о стене на лестнице, сувенире его сломанного кулака, вызванного возмутительной беседой с отцом. Он был уверен, что эта вмятина будет никому неинтересна, как и он сам. Дверь скрипнула, Санса вошла словно призрак, одетый в чёрный халат, и остановилась возле кровати. Служанка, которая пришла с ней, поклонилась и ушла. Он посмотрел на свою жену. Красные опухшие глаза говорили ему о том, что она снова плакала. Она застенчиво смотрела вниз, и была дезориентирована, вероятно, рассчитывала нанести ему ещё удар? Теперь он не знал об этом. Рамси подошёл к ней, разглядывая одежду ко сну, которую он ей приготовил, чтобы помочь ей одеться, и наконец, отдохнуть хоть пару часов до рассвета. Она отступила и съёжилась, её глаза следили за его ногами, чтобы контролировать его движения. — Сними халат, и надень это, — сказал он, ей почти любезно, протягивая тонкое платье. Санса всё ещё не двигалась, но её глаза бегали по телу Рамси вверх и вниз. Он увидел светло-фиолетовое пятно под её нижней губой, и маленькую, но глубокую ранку на верхней. Он вздохнул, и зашёл ей за спину, теперь он мог видеть только её спутанные мокрые волосы, — Сними халат, Санса. Я не буду смотреть. Он услышал её мягкий вздох, затем она потянулась к поясу халата и неспешно развязала его. Рамси пытался справиться с собой, отвернуться, когда она расстегнула халат в области груди. Когда её плечи обнажились, он почувствовал едва уловимый запах корицы. Он втянул в себя воздух, теперь в тех местах, где халат обнажал её кожу, он видел синяки на её коже цвета слоновой кости, и он подозревал, что её кожа приобрела столь бледный цвет из-за недоедания. Теперь она не была такой же красивой, как в тот день, когда они впервые встретились. Она похудела, её грудная клетка рябилась по краям, теперь её руки были костлявыми, и сквозь её тонкую кожу виднелись позвонки. Но всё это никак не могло повлиять на желание, которое он испытывал к ней. Её запах был таким же ярким, как и раньше, это всё ещё была Санса Старк, его жена, его волчица… мать его пока не рожденного ребёнка. Рамси выпустил из рук приготовленное платье ко сну, и оно упало прямо к его ногам. Его руки обвили её тело и легли на живот, он осознанно сокращал расстояние между ними. Когда её обнажённое тело прижалось к нему, он уткнулся лицом ей в шею, и вдыхал аромат ни с чем несравнимый аромат. Я хочу тебя. Эти слова словно обволакивали его и ещё больше погружали в пучину страстей. Я хочу тебя, Санса. Я хочу твою улыбку. Я хочу твой смех. Он мягко подтолкнул её к застеленной мехами постели, и был удивлён, когда не встретил её ярое сопротивление. Она прекрасно знала, чего он хочет, и была слишком слаба, чтобы сопротивляться ему, и поэтому все, что ей сейчас нужно было сделать так это лечь на кровать, уставиться в потолок и ждать когда в неё прольётся горячее семя мужа. Я хочу твою радость… твою боль… твою похоть… Он наклонил её вперёд, его раздражало то, с какой лёгкостью она подчинилась ему. Ему нравились её злость и неповиновение, огонь в глазах, когда она кричала и извивалась под ним. Однажды она плюнула ему в лицо, и он повалил её на пол и разорвал одежду, с тех пор он насиловал её с ножом у горла. И ему это нравилось. Миранда была более удачливым партнёром для любовных игр, она сама просила его, чтобы он не щадил её тело, и брал как можно грубее. Смертельная ненависть Сансы была такая чистая, что мысли о его бывшей любовнице тут же испарились. Рамси наблюдал за тем, как она апатично ожидала его дальнейших действий. Её спокойное и размеренное дыхание выводили его из себя. Он наклонился вперёд и прижался к её плечу, чтобы было удобнее перевернуть её и взглянуть ей в лицо. Она сама к нему повернулась, давая возможность взглянуть в ей в глаза. Из потресканных губ Сансы вырвалась фраза, которая точно не нуждалась в доказательствах. — Ты ненавидишь меня? Он застыл, пытаясь справиться с неконтролируемым потоком разнообразных мыслей. Ему не нравился её недружелюбный взгляд, который она обычно дарила ему, ему оставалось только кормить себя обещаниями, что однажды ему удастся сломать её. Поэтому он не стал затягивать с ответом. — Да. Она закрыла глаза и вздохнула, похоже, это небольшое признание удовлетворило её. Да… Я ненавижу тебя. Рамси прилёг на кровать рядом с ней, и они оказались лицом к лицу. Её глаза были закрыты и он хотел потребовать, чтобы она открыла глаза и оставалась в таком положении до того как он уснёт. Но он продолжал, молча смотреть на неё, на её сложенные руки, зажатые между ухом и кроватью, и это была самая прекрасная картина, которую он когда-либо видел. Его рука легла на её точеную талию. Я ненавижу твою красоту… Она заставляет меня волноваться, я никогда больше не хочу видеть её, и я уничтожу её. Невесомые тени обрушились на её тело, и теперь он мог разглядеть только её силуэт. Я ненавижу твою врождённую доброту, твою радость… которые были так востребованы другими, я хочу уничтожить их. Я ненавижу твою невинность, она так сильно раздражает, и уничтожу и её. Я всегда хотел сломать тебя… но… Когда Рамси открыл глаза, то первым что он увидел, были пустые простыни, на том месте, где обычно спала его жена. Огонь в камине потух, от яркого бьющего прямо в окно солнца. Он даже не мог вспомнить, как он заснул, но судя по запаху в комнате: причудливого света солнца и сожженной древесины, он мог сказать, что с того момента прошло уже несколько часов. Он не мог и не хотел двигаться, его мышцам требовалось ещё немного отдыха. Его взгляд зацепился за лук, лежащий на полу около кровати, а рядом с ним были беспорядочно разбросаны его стрелы. Он почувствовал давление на своих ногах, и вынужден был перевернуться на спину, чтобы увидеть, что же такое происходит, и в тот же миг его глаза в ужасе расширились. Над ним возвышалась Санса Старк, в руке она сжимала стрелу: её заострённый край выглядывал из её ладони и сверкал, как змея обнажающая клыки перед смертельным броском. Но Однажды он мечтал о Сансе Старк, сидящей на лошади в холодное снежное утро. Она ехала перед ним, и он мог видеть только её красные бархатные косы, которые так сильно контрастировали с белым снегом и призрачными деревьями. Он окликнул её раз, потом второй, затем она повернулась к нему с милой улыбкой. У неё были глаза цвета прозрачного неба, и они были такими приветливыми, что ей не обязательно было говорить как она рада его видеть, ей достаточно было только махнуть ему рукой. Так она и сделала. Затем её руки, облачённые в кожаные перчатки, легли на выпуклый живот. Но, о Боги…. Он смотрел, как к нему стремительно приближается острый наконечник стрелы. Что я наделал?