Проигравший победитель

Как только Круc выбралась из-под капота папы и научилась более-менее ездить самостоятельно, весь Радиатор-Спрингс узнал истинное значение слова «ураган». Машинка была одним сплошным сгустком неиссякаемой энергии. Вот уж кого действительно можно было назвать Скорость. Быстрее быстрого. Шустрее шустрого. Круc по характеру была Маккуином в лучшие годы, то есть еще до приезда в Радиатор-Спрингс. Стоило малышке Крус твердо встать на колеса, как покоя не стало никому. Постоянно носящиеся в истерике Молния и Салли, в поисках улизнувшей дочки, перестали кого-либо удивлять; шалунью в итоге находили, но каждый раз в самом неожиданном месте. В первый раз ее привел Шериф. На крыше машинки красовалась скосившаяся полицейская сирена, и вид у Крус был весьма напуганный. Возможно, это объяснялось суровым взглядом Шерифа рядом. — Я хотела поиграть! — оправдывалась она, глядя снизу-вверх на отца огромными карими глазами. — Я не виновата. Она сама упала. Я ничего не трогала! Воспользовавшись замешательством старших машин, она отрулила от Шерифа и спряталась за багажник Маккуина, опасливо выглядывая оттуда. — Шериф, она же еще маленькая, — виновато улыбнулся Молния старшему автомобилю. — Может я съезжу в Калифорнию, куплю новую сирену? — Не стоит, — старик недовольно хмыкнул, но явно уже больше не сердился. — Просто следи за ней. И не говори, что не успеваешь. Почему я должен ее по всему городу отлавливать? Кто из нас гоночный автомобиль? — Больше не повторится, обещаю, — Молния развернулся к дочке. — Я ведь прав, Крус? Маленькая машинка утвердительно кивнула, впрочем, уже не стараясь выглядеть виноватой, а стоило Шерифу повернуться к ним задом и вовсе высунула язык. — Юная леди, я ведь все вижу в зеркалах, — беззлобно хмыкнул уже уезжающий Шериф и улыбнулся, увидев вспыхнувший румянец стыда на капоте машинки. Маккуин тоже неодобрительно взглянул на нее: — Совести у тебя нет. Стоит мне только отвернуться, как твой след исчезает! Но она улыбнулась ему виноватой улыбкой. — Ты задремал, а мне было скучно, — она ненадолго задумалась, а потом просияла, вспомнив что-то. — Папа, а правда, что ты сам асфальтировал дорогу тут? Маккуин изумленно посмотрел на малышку. — Откуда ты узнала? — Дядя Шериф сказал, что ты влетел сюда в первую ночь, словно полоумный придурок, разломал всю дорогу к чертям, а он тебя поймал. Потом Док тебя судил и хотел засадить в тюрьму, но мама вступилась за тебя и наказанием стали общественные работы. А старая карга Бетси еще жива? — карие глаза сверкали неподдельным интересом. От этой речи у Молнии аж челюсть отвисла. Шериф попутал полюса, уча Маккуина, как воспитывать маленьких машинок. «Он что, окончательно с колес съехал так с маленькой машинкой разговаривать?! Перебрал 80-го что ли? Нет, нужно съездить к нему». Крус ожидала очередной захватывающей истории, которые Маккуин обычно рассказывал ей на ночь, поэтому была крайне расстроена, когда отец внезапно помрачнел. Она прекрасно знала — когда у Молнии темнеют глаза, это предвестник бури. Испуганно сглотнув, Крус округлила и так большие карие глаза, и отъехала в сторону, как-то съёжившись. — Папа, я сделала что-то не так? Ты сердишься на меня? Я… я больше не буду показывать язык. Никому. Честно-честно. Мысленно она перебрала уже все виды наказаний, какие только могла представить. Пусть родители редко наказывали ее, но самой страшной карой для малышки было остаться в гараже на весь день. А отец сейчас выглядел так, будто собирался это сделать. Крус предупреждающе повела капотом, готовая расплакаться. — Я… я больше не буду мешать дяде Шерифу, — теперь она говорила вполне искренне. — Правда, папуль. Я больше не буду уезжать из гаража одна, клянусь! В следующую секунду тишину гаража все-таки огласил горький всхлип. Машинка отъехала в самый дальний угол и жалобно всхлипывала. Поняв, что, сердясь на Шерифа, явно перебрал с суровостью и напугал дочку, Маккуин поспешил к ней. Припарковавшись рядом, он ласково дотронулся до ее крыши. — Никогда больше не говори таких слов, дорогая, — прошептал он плачущей Крус. — Это очень грубо, приличные автомобили так не говорят. А с Шерифом я побеседую чуть позже, пусть тоже думает, что говорит. Крус согласно кивнула и облегчённо спросила: — То есть, ты не оставишь меня на целый день здесь? Я не сделала ничего плохого? — На целый день не оставлю, — он улыбнулся, — но пару часов ты все же побудешь здесь, не одна, с мамой. Она обиженно надулась. — Мама Салли не так интересно рассказывает, как ты! И я не устала, я хочу с тобой! Конечно Молнии льстило, что дочка любит его явно больше, чем Салли, равно как и то, что своим неуемным характером и кучей энергии тоже пошла в него. Но эти грубые слова, оброненные ей невзначай, которые она даже не понимала, сразу напомнили ему о Джексоне Шторме. Сначала ругаться, потом драться, а дальше...? Он истово затряс капотом. Что за дикие мысли? Чтобы его девочка, да вдруг… Нет. Такого не случится. Он не допустит. Они с Салли не допустят. А для начала нужно сказать Шерифу, чтобы все-таки фильтровал базар. — Нет, милая, ты остаешься, — сказал Молния ласково, но настойчиво. Куда-куда, а скандалить с Шерифом он брать ее с собой намерен не был. Еще не хватало, чтобы она увидела и услышала их перепалку. Конечно, Молния напугал ее, но с другой стороны, он был уверен, что теперь Крус точно не употребит больше этих слов. Следующий раз случился несколькими днями позже. Маккуин и Салли вновь потеряли свою дочь. — Я только отъехала положить бумагу в принтер! — в панике плакала Салли. Она первый раз взяла Крус с собой на работу. — Разворачиваюсь, а ее уже нет! Я весь Радиатор-Спрингс вдоль и поперек проехала! Маккуин, стараясь держаться спокойно, обзванивал всех горожан. Но мысль, что самоуверенная и любопытная дочурка могла улизнуть за пределы города, не покидала его и заставляла масло стыть в трубах. Пока сбившиеся с колес родители искали ее, подключив к поискам весь город, Крус благополучно исследовала огромный, полный тайн и новых открытий склад магазина Рамона. Сам Рамон, как и Фло, об этом знать не знали. Да они и не могли знать: хитрая машинка въехала на склад через щель у задней стены. Когда мама ездила с ней до Гран-Каньона, Крус увидела витрины магазина и попросила Салли остановиться тут, но мама сказала, что ей еще рано краситься в какой-либо цвет, можно пока поездить и так, без краски. Стоит ли и говорить, что Крус была в корне не согласна? Когда Салли в чем-то ей отказывала, малышка ехала к папе и просила его. Тот обычно не отказывал, но почему-то здесь, разделил мнение Салли. Крус втайне обиделась и решила, что обязательно подкрасится сама. Машинка она была не по годам сообразительная, поэтому не поехала к Рамону и Фло без родителей. Она не стала делать такой глупости: те бы просто отвезли ее обратно в гараж к родителям, и она, за свою настырность, получила бы наказание. Твердо решив, что хочет подкраситься, она стала ждать удобного момента. И он наконец настал: отец уехал в своем трейлере за пределы Радиатор-Спрингс, а мать взяла ее с собой на работу. И вот, когда внимание Салли обратилось к работе, Крус неслышно выехала из мотеля, отъехала подальше и на всех парах рванула к магазину. Изъян в задней стене она обнаружила двумя днями позже, когда ездила с Мэтром пугать тракторов ночью. Она попросила его проехать мимо магазина и там же как будто случайно пожелала поиграть в прятки. Пока Мэтр искал ее, Крус и обнаружила тайный ход. Теперь, проезжая между огромными полками с красками, она только в немом восхищении открывала рот. Как зачарованная останавливалась перед каждым экземпляром краски и самые разные образы мелькали у нее в голове: она хотела быть ярко-алой с желтыми молниями по бокам и на капоте, как отец, а может быть величественной в небесно-голубом оттенке матери. Ее прельщал и глянцевый сиреневый, в котором ходил Рамон, но больше всего ей хотелось бы быть матово-черной. Почему-то она была уверена, что именно этот загадочный и даже пугающий цвет, как никакой другой подчеркнет ее изогнутые диодные фары, что дерзко разорвут ночь, как два прожектора, и она, сверкнув карими глазами, помчится в ночи. — Кчау! — в восторге воскликнула она, подмигивая темноте склада и резко делая полукруг возле молчаливых полок. В ее воображении это были трибуны, переполненные восторженными болельщиками. Она - Крус Маккуин выезжала на трек. Её черная матовая пленка угрожающе искрилась на солнце, предупреждая соперников. Ярко-синие молнии по бокам сверкали. На боку красовался номер 20. Диодные фары слепили своим ледяным голубым светом. Мотор ревел. Она всем им покажет! К несчастью, Малышка была великолепной гоночной машиной лишь в мечтах. Она ушла туда так глубоко, позабыв, что в реальности является маленькой шаловливой машинкой, опять сбежавшей от родителей, которые наверняка уже с ума сошли, в поисках дочери. В восторге сделав еще один неуклюжий разворот, она случайно задела полку. Та пошатнулась, и ведра красок с оглушающим звоном полетели на нее. Взвизгнув с испугу, малышка попыталась было сдать назад, но колеса заелозили по масляной краске, и бедняжку завертело вокруг собственной оси. На шум принесся Рамон, и недобро сверкая фарами, привез разукрашенную в самые разные цвета радуги Крус, родителям. Взгляд Молнии не предвещал ничего хорошего. Салли тоже была на его стороне. Крус нерешительно покатилась к маме и папе, уставившись при этом на свой капот. Меньше всего ей хотелось смотреть им в глаза. — Марш в свой гараж, — голос отца. Холоднее льда, которым покрываются дороги зимой. Она не посмела спорить тогда, как не посмела и заикнуться о том, что она не виновата. Да, пусть ее оставят в гараже на весь день. Или на два. Да хоть на неделю. В этот раз она точно заслужила. И папа недоволен, он ведь запрещал ей… Но машинке так хотелось! Заехав к себе, Крус решительно помотала капотом. Родители тоже неправы. Точнее неправа Салли. Крус была уверена, будь на ее месте Маккуин, он бы разрешил ей заехать в магазин и посмотреть на витрины. Да, скорее всего, он бы ничего не разрешил купить, но дал бы посмотреть. И тогда не произошло бы того, что произошло. Но все-таки она чувствовала себя чуть-чуть виноватой. Она напугала папу. И расстроила его. Вот в этом она виновата. А все остальное из-за Салли. Машинка прислушалась; родители разговаривали с Рамоном. Кажется, папе опять высказывали претензии и просили приглядывать за ней получше. Крус впервые задалась вопросом: почему и Шериф, и Рамон жаловались на нее именно Маккуину, а не Салли, ведь они оба ее родители? Или нет? И почему она любит больше папу, а не маму и никогда на него не обижается, даже когда он наказывает ее? Ведь Крус должна любить их обоих одинаково. Или нет...? Маленькие вопросы по мере течения времени складывались в сомнения, а сомнения в раздумья. Крус росла и становилась той самой изящной восхитительной гоночной машиной из своих самых сокровенных мечтаний. Она больше всего на свете любила гонки, и с каждым месяцем, каждым годом, гонки из увлечения и игр переросли в призвание, в смысл жизни. Отец, с которым они устраивали шуточные соревнования в детстве, теперь стал ей настоящим тренером. Он показывал, как проходить те или иные виражи, и ругал ее, когда она не слушалась. Он не уставал повторять как мантру: на крутых поворотах, если хочешь повернуть направо, выкручивай руль налево. Вскоре, Крус перестало это казаться бессмыслицей. На этих тренировках она выкладывалась на полную, а вечерами, выпивая с родителями немного 92-го «Фора» смотрела новости, жадно ловя все, что касалось гонок. Отец как ни странно, сам являясь гоночным автомобилем, не приветствовал ее увлечения. Разумеется, он наотрез не отказался ее тренировать и не осуждал вслух, но она чувствовала, что ему это не нравится. Сначала Крус объясняла себе мрачный вид отца тем, что у нее плохо выходят крутые повороты. Иногда ее даже заносило в кактусы. «Кто резко газует, тот в колючках ночует!» — смеялся отец, но в глазах его не было привычных веселых искорок. На одной из последних тренировок перед заездом во Флориде, она вдруг решилась рассказать, зачем спряталась на складе магазина красок и о чем мечтала. — Я хотела подкраситься в черно-матовый: с ярко-синими молниями, — сказала она отцу, глядя вниз, в овраг Каньона. Ее свежая ярко-желтая краска, с алыми узорами огненных языков, облизывающих 95 номер - номер отца, сверкала. — Я думала тогда, что тот, кто может перевернуть на крышу одним лишь светом фар, силен… Маккуин молча слушал ее. Глаза его были по цвету схожи с самыми темными глубинами моря. - Но глядя на тебя, тренируясь с тобой, я поняла, что силен, наоборот, тот, кто может одним только взглядом вернуть обратно на колеса. Такой автомобиль и правда сильный противник, — чуть подумав, она добавила: — Я жалею, что уехала от Салли тогда. Перед тем, как мы с тобой уедем на гонки, я извинюсь перед ней. От Молнии не укрылось, что с течением времени Крус перестала звать Салли мамой. Да и когда она была маленькой, Салли неоднократно жаловалась ему, что Крус ее не любит. И с каждым таким разговором сцепление предательски сжималось. — Папа? — спросила она тихо, все еще глядя вниз, туда, где простиралась захватывающая дух панорама Гран-Каньона. — Почему ты не хочешь, чтобы я стала гонщицей? Отец встрепенулся, мигнул фарами. Такого вопроса он не ожидал. — Я не говорил, что не хочу, — сказал он чуть запоздало и отвел взгляд. Его глаза все больше темнели. — Но ты не хочешь, я чувствую! Ты не веришь в мой успех? Пытаешься уберечь от горя неудачи? — Я не могу запретить тебе гонять, — он повернулся к ней, понимая, что ему, скорее всего придется рассказать ужасную историю в третий раз. А третий раз, обычно решающий. — И я не пытаюсь уберечь тебя от горя неудачи, потому что я уверен, что ты выиграешь, ведь ты - моя дочь. Но я пытаюсь уберечь тебя от кое-чего другого… Она глядела на него во все глаза, внимая. - Но это длинная история, и я обязательно расскажу тебе ее после гонки. Однако пообещай мне, что ты действительно будешь выступать как Крус Рамирес, а не сделаешь все по-своему. Помни об истории с краской. Она кивнула. Крус не собиралась обманывать отца еще раз. Если ему по каким-то причинам понадобилось скрыть, что она его дочь, она позволит ему сделать это. Он объяснит ей потом, она чувствовала. Ведь у папы не было от нее тайн. Или были?