Flame Of Love

Ревность может быть разной, можно ревновать любимого/любимую, родителей к брату/сестре, или даже музыку к окружающим людям. Кто знал, что Чимину удастся на своем опыте испытать, что значит ревновать танцора. Ревновать дико, так, что белеют костяшки на руках, сжатых в кулак. Это был, наверное, самый глупый повод для ревности. Чимин был уверен, что его отпустит через день, два, ну максимум через неделю, он действительно считал себя дураком, но ничего не мог с собой поделать. Вопреки ожиданиям парня, время шло, а каждая мысль, каждое ощущение лишь сильнее давили на голову, категорически отказываясь отпускать. Как он попал в такую ситуацию? Что вдруг произошло? Неужели танец мог зацепить настолько, чтобы заставить влюбить в себя, чтобы заставить завидовать и ревновать к девушке, находящейся рядом? Однако случилось то, что случилось. Чимин думал, что избавиться от этого не так уж и сложно, вложить эти чувства в свои танцы, так ты как будто рассказываешь, делишься со всеми тем, что у тебя на душе, должно стать легче. И он танцевал, так открыто, так отчаянно, проводя все свободное время в зале. Однако легче не становилось, казалось, со смирением, с попытками выплеснуть эмоции, безумных мыслей становилось лишь больше. В какой-то момент младшему казалось, что эмоции сильнее, чем эти испытать просто невозможно. Как же легко иногда ошибиться даже в том, в чем был уверен практически полностью. Телефонный звонок среди ночи. Звонок, изменивший все. Чимин бросает взгляд на телефон, и видит там неожиданное "Тэмин-хен". Не то, чтобы это было совсем неожиданно, но старший редко звонил, в основном когда случалось что-то действительно важное. В его жизни, разумеется, не в жизни Чимина. Они были друзьями, во всяком случае так считал Тэмин, "родственная душа", так называл он младшего. Как же невыносимо больно было Чимину от этих слов, как будто в грудь воткнули нож, давя с каждым разом все сильнее, на грани убить, растоптать все, что осталось он него. И, наверное, парень был бы и рад, лишь бы скорее, не так долго и мучительно. Мучительно и в тоже время притягательно. Чимин всегда осознавал, что Тэмин влюблен лишь в музыку и танцы, как бы он ни хотел занять хоть какое-то место в его сердце, он не мог, это было слишком очевидно. Тэмин - одиночка, ему не нужен никто, достаточно лишь музыки, которой он живет. Иногда казалось, что вместо крови внутри него течет музыка, такая тягучая, завораживающая и разбивающая, как та, которую он показывал миру, как та, от которой Чимин умирал каждый раз. "Прости, Тэмин, не сегодня". Брать трубку совершенно не хотелось. Чимин всегда был сильным, потому что мог спрятать свое израненное сердце как можно дальше, и ответить Тэмину с такой искренней улыбкой на лице, лишь бы не сделать тому больно, лишь бы не испортить то немногое, что между ними есть. А что-то разве есть? Со стороны, наверное, могло показаться, что Тэмин просто использует Чимина, он всегда появлялся лишь тогда, когда нужно было ему одному, никогда не приходил на просьбы младшего. Но Чимину это и не было нужно, он не хотел, чтобы Тэмин видел его таким разбитым, отчаянно нуждающимся в нем. Потому что Тэмин это Музыка, потому что Музыка это Тэмин. Он должен быть свободным, таким, какой он есть, и младший не имеет совершенно никакого права просить о чем-то, ограничивать или контролировать. Чимин это видел, это казалось таким правильным, такой свободный Тэмин, ничем не ограниченный, и все равно время от времени вспоминающий про него. Не так часто. Как тот хотел бы, не с той целью, о которой мечтал. Конечно, ведь по-другому и быть не может. И, наверное, от этого осознания должно становиться еще больнее, однако Чимину уже было больно настолько, что казалось совершенно невозможным почувствовать что-то еще. Как младший узнал позже, Тэмин хотел показать ему новую песню. И, черт возьми, лучше бы он тогда взял трубку, лучше бы услышал ее по телефону, а не вот так, стоя перед старшим, внимательно ловящим каждую эмоцию. Было невыносимо сложно скрыть тот хаос, творившийся внутри, Чимин бы даже сказал, что это было физически больно, потому что таких эмоций он не испытывал давно. Но Тэмин слишком эгоист, чтобы заметить прорывающиеся наружу чувства, сквозь раны, сделанные неосознанно безжалостным старшим. Тот видел лишь песню. Лишь восхищение от нее, и этого ему было достаточно. И даже в этот момент у Чимина возникала в голове лишь одна мысль, "как же хорошо, что ты так слеп, хен". Хотелось бежать, далеко, без оглядки, задыхаясь от нехватки воздуха, падая без сил, лишь бы как можно дальше отсюда, как можно дальше от песни, от чувств, в нее вложенных. И он бежал, оставив Тэмина одного, пробормотав напоследок что-то вроде "да, хен, песня классная, но мне пора, прости", совершенно не осознавая куда и зачем, просто это было то, что казалось необходимым, важнее, чем воздух, отчаянное желание сбежать, в первую очередь от себя самого. А ведь парень почти убил в себе возможность чувствовать. По крайней мере ему так казалось до этого момента. Тэмин вновь все сломал. Безразличие было таким притягательным и безболезненным, что Чимин думал, что и нет уже ничего, кроме него, он надеялся больше никогда никого не любить. Он и не любил, никого больше. В его сердце всегда был лишь один человек, ворвавшийся в его жизнь вихрем, сносящим все на своем пути, волшебным и завораживающим танцем. Однако в какой-то момент ему удалось немного отвлечься от этих мыслей, нет, он не переставал любить, лишь запер эту любовь на железный замок, чтобы никто не увидел, чтобы никто не спрашивал. Теперь приходилось за это расплачиваться, за все то время, которое он обманывал себя фантомным безразличием. Казалось, на него нахлынули чувства, сдерживаемые все это время, всепоглощающей волной, преграждающей все попытки к спасению. И ведь действительно необходимо было бежать, чтобы не накрыло, и совершенно не важно, что накрыло уже давно и навсегда, все равно можно попытаться обмануть даже себя. Ночь. За окном дождь, Чимину как всегда не спится. В такие моменты мыслей становится все больше, и казалось, что перезвон капель создает нечто волшебное и до боли знакомое, ненавистную Flame Of Love. Однако Чимин не мог с уверенностью сказать, что действительно ее слышал, ведь он давно поставил себе диагноз - сумасшедший. Ни больше, ни меньше. Хотя может быть и больше, но об этом думать не хотелось. Да и песня за окном была слишком красивой и завораживающей, чтобы пугаться и пытаться отказаться от нее. Наверное, если бы у Чимина был выбор быть всю жизнь больным, преследуемым этой песней, или забыть о ней, он бы не задумываясь выбрал песню, ведь разве можно от такого отказаться? Он согласен слышать ее даже там, где ее нет на самом деле, в шуме дождя, среди чужих разговоров, и даже в абсолютной тишине, это не страшно, это прекрасно. Отчаяние, испытываемое Чимином, казалось настолько физически ощутимым, оно как будто обвивало все его тело, и медленно сдавливало в тиски. Но Тэмин никогда об этом не узнает, никогда не заметит, если младший сам не расскажет, потому что слишком слеп. А младший не расскажет, это слишком больно, Тэмин не должен беспокоится. Хотя, может он бы и не беспокоился? Может так и оставил бы Чимина страдать одного. Даже если бы знал все, знал о каждой истерике младшего, о том, как тот задыхается в отчаянии, каждый раз слыша песни Тэмина. Ведь Тэмин это Музыка, разве Музыка виновата, что в нее влюбляются? Для Чимина это было совершенно не важно, он бы не стал любить меньше, чем сейчас, просто не смог бы, уже слишком поздно пытаться что-либо сделать. Для него не было ничего, кроме отчаяния и волшебной песни за окном. Это все, что решил оставить себе младший.