Без свидетелей

Приборам в палате Полина не доверяла. Пальчики с трудом нащупали еле различимый нитевидный пульс, и замерли на его запястье. Так она была уверена, что он по-прежнему здесь, с ней. Бледная кожа отдавала синевой, черты лица заострились, а темные круги под глазами стали ещё заметнее. — Ты ему кто? Синельникова вздрогнула, медленно возвращаясь в реальность. Совсем забыла, что в палате она не одна. Точнее, по правилам ее-то как раз и не должно было тут быть, но пожилая санитарка прониклась жалобным взглядом и разрешила посидеть лишние пять минут. — Я? — Полина закусила губу, — я… Я не знаю, — сорвался с губ еле различимый шёпот. Глупый ответ, но другого у нее не было. Если бы год назад у нее спросили, кем приходится ей капитан Быковский, девушка, не моргнув глазом, ответила бы: «Напарник». Спустя ещё полгода она сменила бы формулировку на «друг», месяц назад на «близкий человек», а сейчас не знала. Дело в том, что два дня назад он ее поцеловал. Вот так просто взял и поцеловал. Перегнулся через сидение и коснулся ее губ своими. Она не ответила. Но и не оттолкнула. Не почувствовав ответа, Платон отстранился сам, а она, заметив в голубых глазах что-то напоминающее обиду, поспешила выскользнуть из машины, бросив на прощание коротенькое «прости». А на следующий день вместо того, чтобы поговорить, взяла у Громова отгул, сославшись на высокую температуру. Если бы только знать, чем все обернется… — Знаешь, — усмехнулась санитарка. Полина непонимающе моргнула и уставилась на странную старушку. — Если бы не знала, не пришла бы. Девушка рассеянно кивнула. Наверное, она права. Это ведь не чувство вины, которое сейчас терзает Чубарова, обвиняющего самого себя в случившемся. И уж вряд ли это забота о просто напарнике. Подрагивающие пальчики соскользнули с его запястья и осторожно сжали пальцы. Они казались ледяными. — Ты не переживай, все хорошо будет. Синельникова до крови закусила губу и коротко кивнула, чувствуя, как застывшие в глазах слезы, срываются с ресниц. — Я не знаю, что мне делать, — тихо, приглушено, еле различимым шепотом. Она, действительно, не знала и абсолютно ничем не могла помочь. Даже группа крови у них оказалась разной. Она его теряла. Минуту за минутой, секунду за секундой и ничего не могла с этим поделать. Слышала, как хирург, понуро свесив голову на грудь, объяснял Громову, насколько ничтожны шансы на жизнь у молодого сильного парня. — Молиться. — Я не умею, — всхлипнув Поля. Слёз она больше не сдерживала, стесняться ведь, по сути, как оказалось, было некого. — А здесь нечего уметь, доченька. Говори, что у тебя на душе. А он, — указательный палец устремился вверх, — обязательно тебя услышит. Блондинка кинула на нее взгляд полный надежды и медленно обернулась к парню. Воспалённому сознанию показалось, что кожа стала ещё бледнее. Осторожно, стараясь не задеть многочисленные трубочки и провода, Полина опустила руку ему на грудь. Секунда показалась вечностью, а потом она почувствовала слабое биение. Пальчики дрогнули в такт слабому толчку. — Поможет? — Вот увидишь. А теперь иди. Иди, нельзя тебе тут. Стой перед ней сейчас хоть сам главврач, Полина наверняка попыталась бы воспротивиться, но к ней обращалась милая старушка, спорить с которой совершенно не хотелось. С трудом поднявшись на непослушные ноги, девушка наклонилась к неподвижному Платону. — Я завтра приеду. Пожалуйста, дождись меня. Сорвавшаяся с ресничек солёная капелька упала ему на щеку. Воровато оглянувшись на дверь, Синельникова едва коснулась губами его кожи. Отступила на шаг, чтобы почти сразу вернуться назад и уже не скрываясь, припала поцелуем к бледным губам. На этот раз не ответил уже он. — Все будет хорошо, — повторяя слова санитарки, шепнула Поля, — слышишь? Ты только держись. Пальчики нащупали замочек на цепочке, и золотой крестик с ее груди «перекочевал» в его ладонь. Она чуть сжала прохладные пальцы. — Не смей оставлять меня, Быковский. В буфете было тихо и непривычно пусто. Обычно здесь можно было найти хоть кого-то из оперативников, но сейчас Синельниковой и не хотелось никого видеть. Вернувшись из храма, куда она рванула, едва выйдя из палаты, девушка наспех привела опухшее от слёз лицо в порядок и, минуя коридоры, где могла бы натолкнуться на кого-нибудь из друзей, пробралась сюда. Эти полтора страшных дня вымотали, лишив последних жалких сил, и если заглянуть в зеркало, то можно заметить, что ее внешний вид не очень-то отличается от внешнего вида Быковского. Такие же круги под глазами, такая же бледная кожа. Идеальная парочка, ничего не скажешь. Парочка… Хм, а ведь она впервые задумалась о них, как о паре. У них идеальные отношения, понимают друг друга они тоже с полуслова. Жаль только осознание пришло после трагедии. — Полин… Девушка обернулась, когда на пороге возникла Корецкая. При всём своём хорошем отношении к Маргарите Николаевне ее Синельниковой хотелось видеть меньше всех. Не готова она сейчас к разговорам по душам, да и помощь психолога тоже не обязательна. — Да. — Полин, из больницы звонили. Мир замирает, время и пространство прекращают существовать. Тонкие пальцы с силой вцепились в столешницу, но девушка не чувствует боли в сломанных ногтях. — Нет… Она качает головой сначала один раз, а потом начинает трясти ею быстро-быстро. — Нет… С губ срывается нервный смешок, и Полина чувствует, как ее начинает колотить. — Нет… И пальцы, наконец, отпускают столешницу, но только для того, чтобы с силой опустить ладонь на гладкую поверхность. — Нет! — голос срывается на крик. Рита прикрывает глаза и делает глубокий вдох. Ее навыки здесь бессильны. — Нет… — беспомощным хрипом. Ноги подгибаются, и девушка сползает на пол. Марго заносит ногу, чтобы сделать шаг, но передумывает. — Нет… — шепчут искусанные до крови губы, а глаза устремляются вверх, — не услышал… Не помог…