Когда что-то пошло не так...

      Весна. Май. Самый радостный месяц в году. Если в это время солнечно, то солнце бывает теплым и ласковым, оно не обжигает, как летом. Вся природа и люди так радуются солнцу, как будто увидели его впервые. Кажется, что когда деревья зимой сбрасывают листья, они окончательно погибают, что годятся они разве что под спил. Но вот, наступает весна, деревья сначала покрываются почками, затем покрываются листвой. Это чудо совершается каждый год, но со временем оно не становится менее удивительным. Мария с Ариком идут по асфальтированной дорожке одного московского парка. Парк огромный, но очень ухоженный. Он вмещает в себя все: и лес, и сад, и реку. Дорожка, по которой они идут, замысловато петляет. По обе стороны от нее растут садовые деревья - яблони и груши, все покрытые белым цветом. Дивный запах исходит от них и привлекает многочисленных шмелей и пчелок, которые создают негромкий монотонный гул. Сирень уже расцвела и дивно благоухает. Где-то в кустах поет соловей, поет упоенно, громко, не замолкая ни на минуту, не уставая придумывать сотни вариаций своих трелей. Сегодня, в день Машиного восемнадцатилетия, Арик подарил ей эту чудесную прогулку. (Да-да, именно Машиного! Потому что они заранее договорились с Наташей праздновать День Рождения в разные дни). Вдвоем, совсем вдвоем…       - Маша…       Женской интуицией она угадала, что сейчас будет. Скорее, это была не осознанная мысль, а какое-то восьмое чувство, которое просто позволяет людям понимать друг друга без слов. И современные технологии тут ни при чем. Почувствовала, как кровь приливает к щекам, как холодеют руки, как начинает неистово биться сердце.       - Маша, я люблю тебя и прошу стать моей женой!       Почувствовала, что по телу разливается какая-то сладость. Наверное, каждая девушка и женщина живет ради этого момента. Но почему, почему, вместе со сладостью в уголке сердца живет тревога? Почему боится Маша посмотреть на Арика? Почему отводит взгляд? Пролетающая птица чуть не задевает крылом Машину белую шляпку.       - Арик, Арик, дурной знак… - шепчет она. Она боится, стесняется, торопливо оглядывается во все стороны. Нет, в парке по-прежнему никого нет. Поют птицы, еще сильнее пахнет сирень.       Неожиданно Маша начинает артачиться. Ведь любит, любит же она Арика, но не может никак показать своих чувств. «Девочка-наоборот» опять незаметно прибежала и полностью завладела Машей. Как ей хочется сейчас броситься Арику на шею, прижаться к нему, но вместо этого она забавно задирает голову, наклеивает на лицо надменную, неприступную улыбку и говорит официальным тоном:       -Хорошо, Аркадий Сергеевич, что касается первой части Вашего высказывания, то я бы на Вашем месте не стала бы делать столь скоропалительных необоснованных выводов. А что касается второй части… - тут Маша не выдерживает и начинает смеяться. Она пытается отвернуться от Арика и сохранить серьезность, но все, поздно. Он обнимает ее решительно, крепко, и ни за что не отпустит.       -Согласна, Арик, согласна, - шепчет так тихо, как только можно. Еще раз опасливо оглядывается. Нет, все тихо, только вдали каркает ворона. Но Маша уже про это не думает.       POV Маша       Мамочки, я не знала, что это так страшно. Ой, я знаю, что сейчас будет. Все мужики одинаковы, ужас. Я боюсь. А вдруг я неправильно его поняла? Может, у меня галлюцинации из-за моих извечных фантазий? Ах, какой стыд… Что скажет Арик, что скажут люди. Нет, мне это точно послышалось. Все, больше я ничего говорить не буду, чтобы хуже не было…       Конец POV Маша       Маша превращается в живую статую - она не шевелится, глаза закрыла, задержала дыхание.       POV Арик       Она такая хрупкая, нежная. Как лилия. Как бы не вспугнуть ее чувства, не сломать ее, не разбить.       Конец POV Арик       К счастью, не было того, чего так боялась Маша - он осторожно приподнял ее голову и почти благоговейно прикоснулся к ее губам. И тут…       Сверкнула молния. Удар грома повалил обоих с ног. Что это? Мгновенно потемнело, птицы замолчали. Лишь кузнечики стрекотали в траве. Поднялся ветер, колючий, негостеприимный. Благоухание сирени сменилось зловонием, как будто от гниющей травы. Арик вскочил первым. Даже не взглянув на лежащую Машу, он побежал куда-то. Его волосы встали дыбом, глаза покраснели и отекли. Буквально через десять секунд очнулась и Маша. Еще до полного прихода сознания в голове мелькнула быстрая, как птица мысль, даже не мысль, а чувство - «Я с любимым». Поэтому, Маша инстинктивно не спешила открывать глаза. Однако какое-то тревожное чувство опасности, одиночества не дало ей хоть на секунду дольше задержаться на траве. Вскочив, Маша увидела лишь спину удаляющегося Арика. Маша никогда в жизни так не бегала. Наверное, если бы люди видели ее, они бы подтвердили, что только на крыльях любви можно побить рекорды, одолеть препятствия, сдвинуть горы, создать шедевры. А тут просто догнать. Легко!       -Арик, Арик, постой… Подожди меня! Куда же ты? С тобой все в порядке? Ты не болен? -А минуту назад, Вы, Аркадий Сергеевич. Конечно, любит, сердце так и рвется за ним. Боится теперь с ним разлучиться хотя бы на минуту. Догнала, остановила. А в ответ услышала холодное:       -Это ты Маха? Пусти, я опаздываю, меня уже Наташенька заждалась, как бы с ней чего не случилось.       -Но Арик…       -Что тебе еще, Мах? Русского языка не понимаешь? Сказал же, спешу.       -Но Арик, мы же вроде вместе с тобой гуляли… Неужели ты забыл?       -Опять ты за свое, Маха. Сказал же тебе, не лезь ко мне. Ну, смирись уже, что я Наташку выбрал, а не тебя. Достала уже, все на шею кидаешься, лишь бы павой пройтись - смотрите, мол, все, у меня жених талантливый ученый. Я тебя, Маха, сразу раскусил. Сама ничего не умеешь, а еще на моей популярности хочешь выехать. Не выйдет. Ну, прошелся разок с тобой, так кто потом на всю школу растрезвонил, что мой парень Арик, он от меня без ума? Нет, иди уж лучше и на глаза мне не попадайся.       Все это было похоже на страшный сон. Стояла, как будто из ведра облили ледяной водой. Сто раз задавала себе вопрос, в своем ли она уме. Не могла даже заплакать, потому что смысл слов не доходил до сознания. Молча пожала плечами. Осталась стоять на месте. Надо выспаться. Смешно. Как уснуть после этого? Единственное, что можно было сделать - достать из гиперпространственной сумки наушники. Включить музыку. Хотелось чего-то агрессивного, надрывного, куда можно было бы выплеснуть эмоции. Сейчас таких песен не пишут. Голос в наушниках то орал то сипоты, то рычал, то молил, то философствовал, то насмехался. До боли знакомые слова смешались для Маши в бесконечную круговую карусель. «Дайте собакам мяса, может, они подерутся… Пары соединяют, а им бы разъединиться. Я коней заморил,- от волков ускакал. Укажите мне край, где светло от лампад… Спасите наши души, спасите…. Но что ей до меня, она была в Париже… Ой, Вань, гляди, какие клоуны… Каюсь, каюсь, каюсь». От песен становилось лучше. Она все увеличивала и увеличивала громкость. В ушах ревело, голову сжимало стальными тисками. Маша не боялась, что ее тут найдут. Она не знала, сколько времени прошло. Одно только могла сказать точно, время не остановилось, не исчезло, потому что песни в плеере все же играли. Голова болела все сильнее. Боль стала настолько нестерпимой, что казалось, что глаза сейчас выльются на траву. Она не чувствовала этой боли. Ее заслонила боль в разбитом сердце. Скорее машинально - сработал инстинкт самосохранения - она постепенно уменьшила звук. Что делала она в эти часы? Наверное, валялась на земле. Печальный вид ее туалета свидетельствовал об этом. Белое платье смято, все покрыто зелеными пятнами от травы. Колготы подраны на коленках - видимо, зачем-то долго ползала по кустам.       Неожиданно чья-то грубая рука схватила ее за плечо. Сзади нависла какая-то фигура.       -Иди отсюда, грязнуля, парк закрывается. Пора бы знать. Пользуйся тем, что я сегодня добрый, а то я бы тебя в галаполицию свел, там бы с тобой разобрались! - Сторож, старый лохматый старик сплюнул в сторону.       -Александр Николаевич! - раздался чей-то высокий, почти нечеловеческий голос. - Опять Вы ругаетесь? Не надо грубо разговаривать с госпожой. Лучше отвести ее в Галаполицию. А там Вы сами знаете, как с ней разберутся. - В голосе высокого молодого человека с абсолютно белыми волосами послышалась угроза.       -Молчи уж, Ванька, пока еще не старший, сам разберусь. Ну, давай, девочка, быстрее, - сказал он уже гораздо дружелюбнее, - а то, вон Ванька сердится, а с ним, иродом, шутки плохи.       В сопровождении охраны парка Маша поплелась к выходу. «Ах да, я же могу пойти домой. Мама, папа и Наташа» - вспомнила вдруг она. Немного оживилась, прибавила шагу. В темноте долго-долго плутала по улицам, забыв, где ее дом. Чудом вспомнила, что можно включить навигатор. Балуны принципиально не включила. Дошла как робот, под указания диктора. Чем ближе к дому, тем больше мыслей стало возникать. Как объяснить дома, почему так долго ее не было? Почему одна? Ведь сегодня они хотели собраться с друзьями и отпраздновать ее восемнадцатилетие (и, возможно, помолвку, как шептались некоторые). Ах! Как же стыдно! Ведь она за своими переживаниями совсем забыла про друзей, наверное, испортила им праздник. А они ведь так долго готовились - целых три дня пекли торт в виде старинного замка! Сколько копий было сломано. Сколько слез пролито и продуктов перепорчено, пока наконец этот огромный шедевр не был готов! А ведь все это она делала с друзьями, а теперь она про них забыла. «Как я могла… ведь это эгоизм. Могла бы придумать что-нибудь, сказать, что Арик приболел… Нельзя лишать людей праздника, ведь они так долго готовились… Не знаю, что сейчас будет… Ой, мамочки…» Медленно поднялась по ступеням. Лифт - это не сейчас. Открыла дверь, вошла. Попробовала понять, что происходит.       Не поняла. Из комнаты доносились звуки громкой, ударной музыки и какие-то крики. Сначала прошла на кухню, чтобы выяснить обстановку. Еще раз не поняла. Развалившись на диване, сидел, кто бы мог подумать, юный гений Аркадий Сергеевич Сапожков собственной персоной. Лицо его горело. Повсюду стояли стопки грязной посуды, на полу валялись пустые бутылки, какие-то обрезки от овощей, обертки, упаковки. Еще одна недопитая бутылка стояла на столе. А рядом… Нет, Маша не поверила своим глазам. Рядом стояли какие-то жалкие остатки ее именинного торта. А еще…       Маша даже не знала, куда смотреть. На коленях у Арика сидела Наташка, по-видимому, уже немного преребравшая. Ее прическа растрепалась, лицо было перемазано расплывшейся косметикой и тем самым тортом. Одной рукой она держала ложку с надкусанным куском. А другой рукой- ерошила Арику волосы.       -Ну, цыпочка, ну, курочка моя, ты у меня одна такая единственная, ты просто самая отпадная, - сюсюкал Арик в перерывах между поцелуями.       Они целовались громко, смачно, омерзительно. Лицо Арика уже было вымазано в Наташкиной косметике. Она хохотала громко, дергала его за волосы, царапала или пыталась впихнуть ему в рот ложку. Сцена казалась настолько мерзкой, что Маше захотелось поскорее кинуться в источник, в озеро, чтобы смыть с себя эту всю грязь. Захотелось убежать, чтобы никогда этого не видеть. Больно щемило сердце. Мария Белая трусиха? Не угадали. Она будет бороться за свою любовь. Совершенно спокойно сказала:       -Арик, что вы тут устроили? Как ты себя неприлично ведешь? Если вы решили пошутить надо мной, то ваша шутка неуместна. Я уж не говорю, что торт без меня съели. Так друзья не поступают.       Вы думаете, он ей ответил? И не подумал. Не знаю, случайно ли, но Наташка в этот момент перестала царапаться. Сами понимаете, что Арик Машу не услышал и чем он был так занят. Когда он, наконец, соизволил прерваться для ответа (Наташка была уже почти задушена), его глаза налились кровью, а в голосе зазвучали металлические нотки ярости:       -Я бы не советовал, Машка, тебе сюда СЕЙЧАС заходить, - прозвучало тихо и отчетливо. Он ничего больше не прибавил, но снова развернулся к Наташке. Но та резким движением отпихнула его от себя, вскочила и завизжала:       -А тебе, Машечка, больше всех завидно, что мы сегодня с Аричеком нашу помолвку празднуем? Ты ведь всю жизнь мне завидовала, и козни строила, да? Хочешь у меня Арика отбить? Не выйдет, сестричка. Хочешь со мной силами померяться? И не смотри, что у меня маникюр, это чтоб удобней было твое личико царапать!       Наташка стала надвигаться. Маша отступала. «Драться? Разве можно? Да и решит ли это проблему? Что делать? Решение, быстро…» Ноги подкосились. Новость про помолвку с Ариком добила. С ума они все, что ли посходили? Наташка надвигалась, драться придется. Вцепилась Маше в волосы, выдрала сразу огромный клок. Больно заломила руку. Маша, как могла, сопротивлялась. Еще не забыли, какие подвиги совершает любовь? Разве важно сейчас, что у нее тройка по физкультуре? Она сильнее Наташи. Если бы не предательский удар со стороны, который она не ожидала.       -Арик…       Больно не от разбитой губы, не от того, что хлещет кровь. Больно, потому, что Арик бьет девочку. И даже свою бывшую невесту, если это только не было в другой реальности. Смешно, ведь он сегодня делал ей предложение! Он предал ее сегодня уже один раз. Сейчас она уже почти поверила, что Наташка его невеста, а она так, случайно зашла. Но ведь она его любит! Даже если он жених Наташки - имеет право, свободный человек. Но это… Это - подлость. Когда любимый человек совершает падение, больно вдвойне. Нет, бежать, бежать. Отчаяние. Вдруг мысль. А друзья? Алиска, Леха, они помогут разобраться! Может, хоть в больницу отвезут. Естественно, к психиатру, разбитая губа тут ни при чем. Конечно, они в соседней комнате, надо бежать к ним.       Маша побежала на звук громкой музыки. Ну, может они хоть прежние, помнят, чей сегодня день рождения. Наверное, режутся в игры, как на них похоже. Режутся в игры? Уже не похоже. Они соревнуются в меткости, если можно так выразиться - швыряются вазами, фотографиями со стен, красивыми статуэтками. В комнате полный погром. На полу - скатерть с остатками праздничного обеда. Валяются разломанные стулья. Все перевернуто вверх дном.       -Маха? - язык Алиски заплетается. - Не ждала, что тебе хватит наглости прийти сюда. После того, что сестра от тебя вытерпела…       Не слушает Маша дальше. Зажав уши, выбегает на улицу.