Неубиваемый

Он ненавидит солнечный свет, предпочитая запираться на нижних ярусах своей крепости. Иногда он составляет компанию своим драгоценным гостям, которых они разместили в водяных одноместных номерах. По правде говоря, он является единственным, кого они могли бы увидеть. Если бы у них была такая возможность. Маленький человек спрашивает их о чём-то. Возможно, об их прошлой жизни. Или просто вежливо интересуется, нравится ли им здесь. Но они не отвечают. Они его даже по-просту не слышат сквозь толщу воды. Единственным развлечением в этом месте могут быть сны. Если, конечно, кто-то мог их видеть. Вот, Джагер жаловался, что в последний раз ему что-то снилось до Проклятья. То есть очень-очень давно. Но самым любимым занятием их маленькой семьи была охота. Всё, как положено: дичь, собаки, оружие. Только вместо добычи – их новые гости. Вместо псов – ищейки пламени. А вместо оружия – легендарные цепи и капелька пламени Ночи. Ну, так, для украшения. И чтобы авторитет подтвердить. Бермуда приложил палец, окутанный тёмной Посмертной Волей, к датчику. Тот пикнул, подтверждая его личность и высший ранг. В последнее время он стал немного.. нервничать. Поэтому к нему он не пускал никого. Даже Джагера. Двери начали медленно разъезжаться в стороны. Из холодного сумрака, освещаемого водной подсветкой, послышалось яростное голодное рычание. Бермуда бросил на пол кусок мяса. Существо – чем бы оно ни было – тут же схватило его, мелькнув перед младенцем своей пастью без кожи, и тут же исчезло. Послушалось довольное чавкание. – Хороший мальчик. Он прошёл вперёд, направляясь к особому гостю. Даже вновь пойманный Рокудо Мукуро не так радовал малыша Вендиче, как этот мальчик. Такой молодой, а сколько от него проблем? Им всем пришлось изрядно попотеть, чтобы поймать эту птичку. – Кое-кто хочет видеть тебя. Догадываешься, кто это? Пленник не ответил. Бермуда и не ожидал. – Это Реборн. Он говорит, что ты что-то задолжал Вонголе и должен это вернуть. Можешь не волноваться, – немного погодя добавил он, – Вендиче никого не выпускают. Ты останешься здесь навсегда. Ведь от этого зависит судьба всего мира. Его маленькая ладошка прикоснулась к холодному стеклу. – Обещаю, что твой сон никто не нарушит, Савада Тсунаёши. Парень проснулся посреди ночи. Пижама неприятно липла к коже из-за холодного пота. Он откинул одеяло в сторону и уставился в потолок, пытаясь вспомнить, что его так напугало во сне. Кажется, за ним кто-то охотился. По его следу бежали существа, названия которым он не мог дать. Он помнил лишь их лапы, очень похожие на собачьи. Только без кожи. Поёжился. Повернулся на бок и подтянул колени. Коснулся пальцами своего жетона, на котором было выбито его имя. Провёл ногтем по буквам. Единственное, что у него осталось из вещей, которые он мог бы считать своими. Парень здесь уже три года с тех пор, как случился тот пожар. В нём сгорели его родные, его дом, его прежняя жизнь, даже его спаситель. Его имени он, к сожалению, не помнил. За три года у него в голове накопилось так много информации, что он едва ли мог вспомнить, кем является. – Я Савада Тсунаёши? Он взглянул на свой жетон. На нём было выбито: «Куран Джессо». – Они неправильно написали моё имя. Джессо снова повернулся на спину, стараясь в полумраке разглядеть недостающие буквы. Их почему-то там не оказалось. – Я же Бьякуран. Или нет? Ему никто не ответил. Он попытался порыться в памяти, которая напоминала большую коробку, наполненную детскими игрушками. Притом, почти все они не принадлежали Курану. (Или Бьякурану?) Это были чужие воспоминания о людях, которые его здесь окружали, о мире, который умирал, и о тех, с кем ему предстояло увидеться. Джессо пошарил рукой на дней коробки и достал оттуда пакет маршмеллоу. Вместе с ним откуда-то вытащилось воспоминание о Мельфиоре и каких-то Погребальных Венках. Парень решил больше ничего не трогать. Чем чаще он ворошил свою память, словно грибник – ковёр листьев, тем гуще становился суп из той информации, о которой он не хотел бы знать в принципе. Хуже всего было то, что Куран не мог контролировать это. Он мог просто сидеть в саду, нюхать цветы, наслаждаться миром и покоем в мыслях и чувствах, но стоило кому-то пройти рядом или вдруг заговорить с ним, как парень ловил воспоминания о человеке, которого видел впервые в жизни. Иногда в них была такая чушь, что, стоило ему рассказать об этом кому-то, и его бы действительно сочли сумасшедшим. Именно поэтому он оказался в психиатрической клинике. В месте, где нет выхода. Где никто не верит ему. Где в еду добавляют успокоительное. Где никто не пытается его вылечить. «Я болен. Я страшно болен. Они поставили мне диагноз – идеаторный автоматизм при гебефренической шизофрении. Но, насколько я знаю, в таком случае больной не может видеть прошлое других людей. Это не галлюцинации! Я уверен, что всё это – правда. И в то же время нет. Как будто бы то, что я вижу – это другие жизни». На мгновение глаза Джессо засветились мыслью о том, что он особенный, избранный, Пророк. Но в следующую же секунду у него по щекам побежали слёзы. В чём смысл быть избранным, если его держат взаперти и не собираются выпускать до тех пор, пока он не отбросит коньки? Зачем ему эти бесполезные знания, если из-за них Куран не может почувствовать себя живым? Он завидует другим, здоровым, кто не страдает от ощущения того, что все твои воспоминания – фальшивка, которую кто-то подложил тебе, пока ты спал. Но ещё больше он завидовал идиотам, которые не могли думать. Парень считал, что сосать палец и играть в машинки, даже если тебе уже больше тридцати лет, не так уж и плохо. Всяко лучше, чем периодические включающиеся голоса в голове, которые даже не к нему обращались и постоянно игнорировали его вопросы. Они приходят и уходят по собственному желанию. Рубильник в его голове самопроизвольно щелкает по отметкам Off/On, а Джессо не может до него достать. Комната в эту дверь всегда закрыта. У него нет ключа. – Ключ. Мне нужен ключ. Ключ – это Савада Тсунаёши. Куран и Белый* Куран были в этом единогласно уверенны. В последнее время Тсунаёши снился ему чаще всего. Как они вместе пытаются изменить будущее, в котором всех людей и весь мир ждёт погибель. Они стараются спасти Вселенную, починить какую-то Три-Ни-Сетте, от которой зависит судьба всего живого. Но каждый раз Куран просыпался, стоило ему увидеть собственную смерть. Савада Тсунаёши пугал его. И в то же время он был единственным, кто мог ему помочь. Единственным, кто мог ему поверить. Мог понять то, что видел Джессо. Парень закрыл лицо руками и прошептал в пустоту: – Скорее. Поскорее спаси меня, Тсунаёши. Психиатрическая клиника встретила Хаято уродливыми буквами над вратами: «Добро пожаловать в Уайт Спелл». Он поморщился, когда услышал скрип открывающихся дверей, затянулся ещё раз и постарался избавиться от мерзкого ощущения, что его поймали в ловушку. Уайт Спелл больше была похожа на старинное поместье семнадцатого века. Башни, окутанные плющом, стремились шпилями в пасмурное небо и напоминали рога какого-нибудь Средневекового чудовища, которых сжигали на кострах. Здание как будто бы нависало над подъездной площадкой и с помощью потемневших витражей голодно смотрело на чёрную машину, приближающуюся к нему. Гокудера выбросил огарок в окно, вроде бы, попав в кусты роз, и аккуратно припарковался. Вопреки его ожиданиям, парня никто не вышел встречать. Ни охрана, если она тут существовала, ни медицинский персонал, которого тут должно быть пруд пруди, ни управляющий, с кем он созванивался ещё несколько часов назад. Это место выглядело безжизненно. И абсолютная пустота вокруг только заставляли подростка чувствовать, что здесь ему не рады. Он вышел из машины, громко хлопнув дверью только, чтобы нарушить абсолютную тишину. Постоял перед лестницей, что-то обдумывая и, возможно, ожидая, что двери откроются. И решил, что раз уж никто не желает о нём позаботиться, то он потратит время с пользой и хорошенько всё осмотрит. Хаято пошёл по узкой тропинке, с двух сторон огораживаемой низкой живой изгородью. За ней цвели бесчисленные цветы, запах которых удушливо висел над поместьем. Несмотря на это, ни одна пчела, ни одна бабочка или другая мошка не вилась возле нетронутых бутонов. Гокудера снова закурил, огибая здание с правой стороны. Всё это выглядело так же подозрительно, как.. как Савада Иэясу. Вчера он был практически убеждён в том, что этот парень владеет пламенем Неба. Он это почувствовал. Как что-то властное коснулось его плеча, что-то прохладное, как пламя Дождя, но вовсе не успокаивающее. Оно подчиняло. Заставляло слушаться. И в то же время приносило мир и покой. Хаято не чувствовал страха, но был уверен, что если бы Иэясу захотел, то они бы все наделали в штаны. Это раздражало. И интриговало одновременно. Но сейчас, когда Ясу был далеко, а чувства теперь были под контролем, Дымящая Бомба не мог с такой же уверенностью сказать, какую магию использовал этот японец. Ещё Реборн говорил, что у Гокудеры на редкость чувствительное восприятие чужого пламени. Он бы мог стать полезным сенсором. А вместе с его врождённой разноцветностью бастард Велено был лакомым кусочком для любой семьи. Но все его таланты перечеркивал отвратительный характер и горячность, которая, вроде как, передалась по наследству от какого-то прапра. Пламя Посмертной Воли невозможно было скрыть (если оно, конечно же, не запечатано). Посмертная Воля являлась такой же частью человека, как темперамент или знак зодиака, иными словами она выражалась в любой эмоции или поступке. К примеру, рядом с Десятым всегда была аура умиротворённости и абсолютной полноты, как будто бы ты достиг Просветления. Хаято ощущал себя как дома, на своём месте, когда был возле него. С Иэясу ничего подобного не было. Наоборот, казалось, что он здесь лишний. Более того, в нём не чувствовалось никакого пламени, как будто бы он был обычным Бесцветным, как абсолютное большинство. Таких людей носители Атрибутов старались игнорировать или держаться от них подальше, так как Цветные изначально были другими. Каждый из них стремился найти себе подобного, а в лучшем случае – Небо, которое было им ближе, чем отец или мать. Потому что только подле Неба они чувствовали себя полноценными. Но что тогда это было за чувство? Почему Хаято, стоило ему заглянуть в глаза Иэясу, сразу же подчинился? Потому что спутал его с Тсунаёши? «Нет. Я с самого начала знал, что это был не Десятый. И не пламя Неба, хотя то, что он использовал, было очень похоже. Но ощущения..» Ощущения были такими, будто бы он стоял на шахматной доске. А перед ним был Король. Нет! Эта сила была выше королевской, намного выше, она была за пределами поля и наблюдала за всеми фигурами одновременно, имея власть в любой момент передвинуть их с одной клетки на другую. Сила бога? «Ну, конечно. Ками-сама решил спуститься в мир смертных, чтобы пожить в захолустном Намимори и почитать на досуге Джамп». Гокудера сплюнул. Всё это было очень глупо. Чем бы ни был Савада Иэясу, он это выяснит. Задний двор встретил его аккуратно подстриженными деревьями, статуями крылатых драконов и белоснежным фонтаном в виде обнажённого Водолея, воды в котором не наблюдалось. Вокруг было всё так же тихо. Хаято до сих пор не мог отделаться от мысли, что за ним наблюдают. Он двинулся по дорожке, усыпанной гравием, к фонтану, чувствуя, как рот ни с того ни с сего наполняется слюной. Чтобы тут ни произошло, он должен забрать Джессо. Возможно, этот сумасшедший сможет пролить свет на личность Иэясу. Хотя Гокудера в этом глубоко сомневался. Когда он дошёл до Водолея, парень стряхнул с сигареты пепел и почувствовал, как что-то порезало его ладонь и щеку. Хаято тут же обернулся, стараясь найти врага. Но вокруг никого не было, кроме зловещих статуй. И эта тишина. Он раздражённо цыкнул, посмотрел на свой порез – идеальный, ровный, как будто бы парень резко задел тонкий лист бумаги – и увидел, что в мраморный бортик фонтана было что-то воткнуто. Гокудера присел, с усилием вытащил его и внимательно осмотрел исследуемый объект. «Стилеты?» Его слух уловил едва заметный шум, похожий на растягивание лески. – ?! Дерьмо! Хранитель Урагана Вонголы едва успел увернуться от ещё нескольких компактных ножей, воткнувшихся в землю, где он только что сидел. Ему показалось, что где-то шелестят листья, но он не почувствовал даже слабого ветерка. «Что-то не так. Где засел этот говнюк?!» Гокудера посмотрел на стилет в своей руке и тут же выбросил его. Нужно было действовать, если он не хотел стать похожим на подушечку для игл. В руках появился динамит – одно мановение рукой, и все фитили подожжены от дымящейся во рту сигареты. Звук рассекаемого воздуха. Очень быстрый. И раздаётся он.. Повсюду! Хаято не успел моргнуть, как вокруг него образовалось кольцо из стилетов, парящих в воздухе. Он подбросил бомбы перед собой и упал на землю, стараясь откатиться как можно дальше. Кажется это не помогло, потому что в его спину вонзилось несколько штук. Правая Рука Десятого грязно выругался по-итальянски. Вчерашние раны ещё болели, несмотря на пилюлю Солнца, которую он позаимствовал у наставника. Кажется, тот мечник всё же неплохо его потрепал. Или подрывник пострадал так сильно из-за своего собственного пламени? «Нужно попытаться скрыться. Это место слишком заметно». Хаято поднялся и бросился к зелёным кустам, проклиная себя за неосторожность. Не стоило ему так бездумно ходить по чужой территории. За ним свистели стилеты. Надеясь, что это сможет скрыть его отступление, он подорвал дымовую бомбу и нырнул в зелень. К его огорчению, особых успехов дымовая завеса не принесла. Скорее, она стала препятствием для самого Гокудеры. Из-за поднявшейся пыли в носу все щекотало, глаза слезились, а осмотреть местность стало ещё более трудной задачей. Ни хрена не было видно. «Мне нужно найти, где спрятался ублюдок, а потом подорвать его вместе с его же дерьмом. Очень надеюсь, что он не окажется Джессо. Иначе Иэясу получит его по частям». Он пошевелил ногой, и возле неё сразу же появились ножи, воткнутые в землю. Как падла мог видеть сквозь дым? «Сверху? Он на крыше?» Хаято обернулся, чтобы выглянуть из своего укрытия, но увидел, что что-то блеснуло возле его лица. Он пригляделся. «Чтоб я сдох. Он использует нити. Вот, откуда этот странный звук». Чтобы проверить свою догадку, парень коснулся тонкой незаметной леске и сразу же отдернул руку. Порезанный палец неприятно заныл. Через мгновение он услышал, как к нему приближаются новые стилеты. Гокудере снова пришлось бежать. Его укрытие было рассекречено моментально. Если это вообще было укрытием. На этот раз он не останавливался, продолжая петлять по дорожкам и уворачиваться от скрытых атак скрытого говноеда. «В окнах и на крыше его не видно. Значит, гадёныш засел где-то в саду. Если он будет оставаться на одном месте, то ему не спрятаться от меня». Парень пробежал мимо одной из драконьих статуй, увернулся от новой порции ножей и остановился, услышав сзади шелест листьев. Но он помнил, что никаких деревьев там не было. Хаято быстро развернулся, заскользив ногами по гравию и достав из куртки динамит. Что-то на крыльях дракона пошевелилось, и сначала мальчику с бомбами показалось, что статуи на самом деле живые. Но это было невозможно. Противником Правой Руки Вонголы оказался парень его возраста. Он был полностью одет в белое, на шее болтался жетон, на плечах – мантия с мехом, а на голове у него сверкала диадема. Его глаз Хаято не увидел из-за длинной чёлки. Он широко улыбнулся своему гостю и зашипел или, вернее, засмеялся. – Ше-ше-ше, что за чернь посмела вторгнуться во владения Крон-принца? – Ты ещё что за урод? Крон-урод решил, что общаться с плебеем слишком его недостойно. Вместо этого он зажал между пальцами стилеты, отпрыгнул назад и бросил их в грязь, посмевшую испортить его прекрасный, воистину королевский, сад. Смерд в ответ бросил в него свои взрывающиеся игрушки. Как это похоже на простолюдина. Простая нить разрезала их все пополам, а затем ещё пополам. Ничто и никто не смеет коснуться наследного Принца. Хаято снова увернулся, выругавшись. Опасаться стоило не только ножей, но и самой лески, которая резала ничуть не хуже острого клинка. Но в одном ему всё-таки повезло. Открытое пространство не могло дать никаких преимуществ этому чокнутому, возомнившему себя членом королевской семьи. «Если Реборн узнал бы, что я трачу время на идиота, больного на голову, он бы сделал из меня решето. Он не опаснее куска говна на дороге». Только подумав об этом, Гокудера заметил, что нити внезапно загорелись пламенем Урагана. А стилеты вдруг ускорились и завертелись вокруг него, образуя кокон, из которого было невозможно выбраться. – Ше-ше-ше, вот и пришла твоя мучительная смерть, чернь. Это большая честь – умереть от рук Крон-принца. Пора сказать: «Сладких снов». Кабум! Дело было дрянь. Сумасшедший оказался Цветным. Но что Цветной забыл в Уайт Спелл? И, хуже всего, почему Хаято сразу не почувствовал в нём Посмертную Волю? Пришлось использовать его самое нелюбимое пламя – Дождь. Только оно могло нейтрализовать разрывающий на части эффект Атрибута Ураган. Но было бы намного легче применять его, если бы Хаято сам не был Ураганом. Какая ирония. Ему приходится делать тоже самое, что и тот парень. В голове внезапно всплыл его образ – серьёзные холодные глаза, отражающиеся в мече. Бомбы, подожженные Атрибутом Дождя, как правило, разлетались на части острыми ледяными осколками. Хаято подорвал несколько штук и, как только в куполе из ножей появился зазор, сразу же выпрыгнул наружу. Он хотел напасть немедленно, пока противник не успел понять, как именно ему удалось выбраться из смертельной ловушки. Но этого уже не потребовалось. Потому что какой-то хрен в белом плаще уже нейтрализовал королевскую особь. – Как смеет простолюдин хватить за уши Крон-принца?! – Ты хоть понимаешь, на кого ты напал? Этот человек – гость дона Курана. Если он пострадает, я сделаю из тебя прекрасное королевское чучело. Он дал Крон-принцу такую оплеуху, что тот свалился на землю, но почему-то не посмел возражать. Казалось, имя Курана на него так сильно подействовало, что парень с поистине королевским ЧСВ больше не смел двигаться или даже открыть рот. Человек в белом плаще обернулся. – Хо-хоу? Вы выглядите лучше, чем я ожидал, синьор Гокудера. Прошу потушить динамит, уверяю, Расиэль больше не тронет Вас. Меня зовут Кикё – я управляющий Уайт Спелл. Управляющий? Этому типу на вид было не больше двадцати лет. А его мятные волосы и подводка для глаз делали его похожим на одного из тех чокнутых, которых держат тут взаперти. Несмотря на недоверие, он всё же потушил динамитные шашки. Кикё пригласил его идти за собой. – Кто этот хмырь? – сразу поинтересовался Гокудера. Соблюдать формальную вежливость не в его правилах. Он уважал только двоих людей в этом мире – своего наставника и своего босса. Ко всем остальным Хаято обращался в своей привычной хамоватой манере, не важно, насколько они превосходили его по силе или по статусу. Учитель на один день – отец на всю жизнь*. А Десятый – это его Небо, его персональный Ноблесс, с которым он готов разделить все трудности и радости и за которого мог сделать кебаб из недоброжелателя Савады. – Расиэль просто один несчастный ребёнок. Его младший брат почти убил его в детстве, а затем похоронил его, полуживого. Примите мои извинения, он становится немного буйным, когда видит незнакомцев. – Почему он владеет пламенем? Разве это место – не простая клиника для психов? – Хо-хоу, а с чего Вы взяли, что это простая клиника? Кикё с насмешкой посмотрел на подростка. От этого взгляда у Хаято зашевелились волосы на затылке. Может быть, этот фрик спас его от буйного Крон-принца, но сам он тоже был далеко не невинной овечкой. Задание, которое по началу казалось Гокудере плёвым делом, становилось всё сложнее и сложнее. «Мне всё это не нравится». – Уайт Спелл – это психиатрическая больница. Однако все её пациенты – Цветные. Если в нашем мире существует что-то вроде Вендиче, тюрьмы для таких, как мы, то почему не может существовать и психиатрии? Моя семья поколениями присматривала за теми, кто является опасным, прежде всего, для самих себя. Наличие Посмертной Воли лишь усугубляет тот факт, что они могут совершить непоправимое. Взять, к примеру, Расиэля. Сам по себе он довольно безобиден, но если выпустить его к обычным людям, то скольких он сможет убить прежде, чем его запрут в Вендиче? – Меня не интересуют цифры. Почему ты позволил носить ему кольцо? – Потому что это не тюрьма. К тому же, мои подопечные достаточно безвредны, если никто их не провоцирует. Хаято решил не спорить насчёт безвредности. Очевидно, что в Уайт Спелл были свои законы, которые все или почти все старались придерживаться. Кикё не выглядел устрашающим противником, но тот ублюдок, Расиэль, не стал нападать на него в ответ. «И он сказал что-то о Куране. Он имел в виду Джессо?» – Раз уж Вы здесь впервые, я проведу для Вас небольшую экскурсию. – Обойдусь. – Синьор, Вы первый гость здесь за последние несколько лет. Я просто обязан это сделать. К тому же, Ваши раны.. – Пустяк, – фыркнул Хаято, стараясь не морщиться при ходьбе. – Мне нужен Джессо. Не хочу больше отвлекаться. Парень не заметил, но с лица управляющего мгновенно стёрлась приветливая улыбка при упоминании Курана. Кикё не нравилось, что спустя три года кто-то снова решил докучать их дону. Его самый драгоценный подопечный тяжело переносил встречи с людьми. Особенно, с незнакомцами. Он предпочитал уединяться во дворе или в своей комнате, и никто из обитателей Уайт Спелл не смел нарушать его покой без важной на то причины. Но Гокудера был прихвостнем Реборна. Если бы он отказал ему или убил бы его – это всё равно что нанести пощёчину лучшему киллеру в мире. И тогда мирная жизнь Курана-сама, а так же всех остальных была бы полностью разрушена. – Вид крови может напугать его, – придумал Кикё и коварно заулыбался, у него уже созрел план. Когда Хаято очнулся, то громко выругался. Этому уроду удалось обмануть его и запереть в одной из комнат, как какого-нибудь умалишённого. Он даже не помнил, как именно это случилось. Вроде бы, там был какой-то планктон по имени Дейзи или Дерри, который, по словам ублюдка, мог излечить его раны. Гокудера пошевелил рукой и облегчённо выдохнул. Хотя бы они его не связали. Он попытался разглядеть кольца на своих пальцах, но не нашёл их. Как, собственно, и своей одежды с динамитом. Вместо этого на нём была надета какая-то пижама, больше похожая на тюремную форму. Разве что, без полосок. Итак, Гокудера Хаято, ученик Реборна, Правая Рука Десятого босса Вонголы и непризнанный гений облажался. Он мог представить перспективы своего будущего: Реборн придёт за ним и самолично сделает из него, в лучшем случае, ещё одного несчастного и безобидного подопечного Кикё; в худшем – коврик для Десятого, о который он будет вытирать ноги. Но ещё страшнее почему-то было от непредсказуемой реакции Иэясу на его провал. Вполне возможно, что он бы даже не разозлился. В конце концов, чего можно было ожидать от четырнадцатилетнего подростка? Он бы просто убрал бесполезную фигуру с поля и продолжил бы играть дальше. Как будто бы Хаято никогда и не было. – Твою мать. В ту же секунду какая-то тень села на его постель. Гокудера был готов ко всему: и к внезапному выстрелу из пистолета, и к шприцу с успокоительным, и даже к стилетам Крон-принца. Только не к этому: – Я ждал тебя, Савада Тсунаёши. При имени босса, Правая Рука подскочила и уставилась на своего посетителя, как будто перед ним сделала тень Вито Корлеоне или Джотто Примо. – Ты кто такой? – Куран Джессо. Мы уже виделись в моих воспоминаниях или во снах. А тебе не снилось что-то подобное? О том, как повернулся мир? как разрушались кольца? как умирали люди? как умирали мы с тобой? У Курана от волнения вспотели ладони. Если бы.. если бы он только нашёл такого же, как он, кого-то, кто знает, что делать со всем тем хламом в его голове, он был бы готов отдать всё, что имел, только за возможность избавиться от этого. Возможность быть обычным человеком, иметь чувство реальности происходящего. Хаято не понял ничего из того, что сказал этот парень. Зато он понял кое-что другое. Он не смог найти Джессо, и Джессо сам нашёл его. Ещё никогда ему так не везло – рыба буквально сама выпрыгивала из воды ему в руки. Осталось только схватить её за хвост и сматывать удочки. – Слушай, я не знаю, откуда ты знаешь босса, но, если ты хочешь с ним встретится, нужно сматываться отсюда. И для начала мне нужно достать свои вещи. Ты знаешь, где… Куран приятно его удивил, положив ему на колени сложённую одежду, зажигалку с пачкой сигарет, ключи от машины и коробочку, в которой находились его кольца. Может, Джессо и был со странностями, но он Гокудере определённо нравился всё больше и больше. – Ты отведёшь меня к Тсунаёши? – спросил он, наблюдая за тем, как быстро переодевается его спаситель? или спасённый? – Да хоть к самому дьяволу! – Он мне не нужен. – Чем быстрее мы уберемся отсюда, – продолжил Хаято, застегивая ремни на поясе, – тем быстрее ты с ним встретишься. Меня, кстати, зовут Хаято. Гокудера Хаято. – Я знаю. Тебя я тоже видел во снах, рядом с Тсунаёши. Но очень редко. Как и все остальные из вашей компании и из этого места. Я бы вспомнил побольше, но не хочу. Это болезненно. У тебя есть сладкое? Неудачный похититель похлопал себя по карманами и вытащил из них только ментоловую жвачку. Куран забрал её и, засунув несколько пластинок себе в рот, громко зачавкал. – Ты знаешь, где выход? – Угу. Джессо открыл дверь, и в свете флюоресцентных ламп он показался Гокудере абсолютно белым, словно какой-нибудь ангел или небожитель. – Только сначала зайдём в одно место, – он надул пузырь. – Потому что мне нужно покакать. Зайти по дороге в сортир было не так уж и бесполезно, подумал Хаято, когда ему вдруг тоже приспичило помочиться. Всё шло не по плану, но складывалось, как нельзя лучше. Возможно, более удачного стечения обстоятельств у него не было никогда в жизни. Не считая встречи с Реборном на улицах его родного города. Тогда у него в принципе началась другая жизнь. Он перестал быть неудачником с грязных улиц, позором отца и вшивым мальчишкой, который подрывает людей самодельными бомбами. С той ночи Хаято стал глупым учеником Хитмана номер два, из которого через несколько лет мог получиться вполне приличный человек и Хранитель Урагана Вонголы. Если он доживет до того времени. – Почему тебя упекли в дурку? – поинтересовался Гокудера. – Ты, вроде, неплохой парень. По крайней мере, он не набрасывается на незнакомцев с желанием выпотрошить их. Это уже несомненный плюс для человека, который живет в доме, полном безумцев-маньяков и на голову больных ублюдков. Несомненно, у Джессо тоже были свои недостатки, к примеру, он мог нести всякую чушь, но разве это преступление? Иэясу, вот, тоже редко можно было понять, если он начинал разговаривать сам с собой вслух. – У меня идеаторный автоматизм. Так они это называют, – прочавкал Куран. – Проще говоря, я слишком много знаю. – Обычно таких на тот свет отправляют. – Обычно меня либо использует мафия, либо находят ищейки. Если рядом нет Кикё и остальных. Они должны меня защищать; думаю, несмотря на то, что они ничего не знают об этом, они что-то чувствуют. Но спасти меня может только Тсунаёши. Послышался звук смыва, Джессо вышел из кабинки и начал мыть руки. Хаято вдруг подумал, что им нужно прикрытие, если кто-то встретит их по дороге к машине. Вероятность, конечно, была не высока, но лучше подстраховаться. К тому же, за целый день ему не удалось никого подорвать. Непорядок. Дымящая Бомба зашёл в одну из кабинок и продолжил оттуда: – Почему ты так зациклен на Десятом? Насколько я знаю, он не психиатр. Разве этот твой Кикё не врач? Почему он не может тебя вылечить? – Потому что это не болезнь. Точнее, хм.. – Куран задумался, глядя на самого себя в зеркале, – это не обычная болезнь. Она не лечится уколами, здоровым питанием и релаксацией. Я и сам точно не знаю, что это. Больше похоже на воспоминания из прошлых жизней. Но их так много, что иногда я чувствую себя, как.. как бог. Парень успокоил себя тем, что у его божественного друга не было колец на пальцах. Так что, если бы он вдруг захотел бы покарать такого безбожника, как Хаято, у него ничего бы не вышло. «Но у него тоже есть пламя. Правда, я ещё не смог распознать, какое именно. Вокруг него слишком странная атмосфера, которая не похожа ни на один Атрибут». Он почти закончил за своей диверсией, как вдруг дверь в уборную открылась, и Гокудера ещё раз похвалил себя за сообразительность. – Дон Куран? Что, тоже несварение? Голос был низким и сонным и уж точно не шипилявым. Это был не Кикё и не Расиэль, так что он совсем чуть-чуть расслабился. Ещё был шанс сбежать, не вступая в драку. – Я.. – широкий зевок, в котором потерялась часть слов, – ..то из-за бобов. После них всегда сидишь на унитазе всю ночь. Куран не ответил. Всё его внимание было поглощено жизненно важным занятием. Он просто не мог отвлекаться на такие мелочи, как разговоры. Иначе весь бы его план рухнул, как карточный домик. Джессо надувал огромный пузырь из жвачки. В этот момент бастард Велено понял, что пора импровизировать. Резко открыв дверь, он принял деловой вид и вышел из кабинки, подняв большой палец вверх. Его встретил высокий неприветливый юноша с красными растрёпанными волосами и следом от подушки на щеке. Он бросил на чужака взгляд, который можно было интерпретировать, как угодно. – Всё готово. Теперь будет работать, как надо. – Ты кто такой, козла кусок? – А по мне не видно? Я из службы сантехники. Меня срочно вызвали, так как у вас тут трубу прорвало. Я в вашем дерьме пол ночи копаюсь. Молодой человек хотел что-то ответить сантехнику, но в этот момент его живот дико свело, что-то внутри него громко заныло, он согнулся пополам, оттолкнул Хаято в сторону и заперся в кабинке. Пузырь Курана с громким хлопком лопнул, залепив ему при этом половину лица. Гокудера схватил его за руку и чуть ли не бегом вывел его из туалета. – Куда ты меня тащишь? – наконец, спросил Джессо, отлепив жвачку от щёк и подбородка. – Я заложил бомбу в унитазе. Через пару минут она рванёт так, что от того парня ничего не останется, кроме говна. – Зря ты так с Закуро. – Вы друзья? Куран не ответил, лишь свернул в нужном направлении и услышал, как в противоположном конце взрывается динамит. Он попытался представить, как Закуро разносит на части, но в голове только всплыл образ юноши, который подлетает на толчке со скоростью ракетного пуска. «Интересно, а сколько этажей он сможет проломить своей головой, прежде, чем застрянет?» Этот вопрос ещё долго мучал его. Взрыв разбудил весь Уайт Спелл. До машины им пришлось бежать так, как будто проснувшийся монстр может сожрать их в любое мгновение. Примерно так себя и ощущал Хаято, пока не сел за руль, убедившись, что рядом устроился Куран. – В шесть утра у нас самолёт в Японию. Мы ещё успеем позавтракать и подделать твои документы. Парень завёл машину, внутренне обращаясь к удаче, чтобы бензобак был полон, а шины – не сдуты. Кажется, всё было в порядке. Видимо, никто не позаботился об автомобиле, так как Кикё считал, что Хаято не сможет выбраться из клиники. Газ в пол. Гокудера развернулся, наезжая кусты роз и одновременно поджигая сигарету во рту. Он уже готов был разогнаться и протаранить закрытые ворота, как почувствовал, что к его затылку прикасается холодное дуло пистолета. – Куда-то собрались, синьор Гокудера? В зеркале заднего вида парень встретился взглядом с такими же зелёными холодными глазами. Управляющий Уайт Спелл был в ярости. Какой-то говнюк Реборна приезжает сюда, как к себе домой, забирает с собой драгоценного дона Курана, а затем ещё и подрывает только что отремонтированное крыло. Он пожалел, что не убил засранца сразу. Значит, без боя всё-таки не обойтись. Хаято сжал кулак, на котором вспыхнуло кольцо Урагана. Нужно было разобраться с ним по-быстрому, пока остальные не набежали. Даже будучи Правой Рукой Десятого он был не уверен, что справиться против всех маньяков, обитающих в Уайт Спелл. – Кикё, жвачку будешь? Джессо помахал оставшимися пластинами перед носом своего опекуна, совершенно не чувствуя напряженной атмосферы. – Не волнуйтесь, дон Куран, я не позволю ему и пальцем Вас тронуть. А с чем жвачка? – С ментолом. Хорошо, что ты решил поехать с нами, а то я уже начал беспокоиться о том, кто будет решать мои проблемы и приносить мне пирожные с заварным кремом. Не обращая внимания на ошарашенного Гокудеру и такого же ошарашенного Кикё, он продолжил, чавкая на каждом слове: – А чего мы, собственно, ждём?