First Day of My Life

«Прости меня» На протяжении всей недели Йен отправлял Микки сообщения каждое утро и каждый вечер перед сном; это уже превратилось в своеобразный ритуал. Иногда он пытался отходить от привычных «я скучаю» и «я люблю тебя», заменяя их текстами из песен и фотографиями мест, которые для них что-то значили. Пока Микки ответил ему только дважды. Первый раз был во вторник вечером, после того, как Йен отправил ему лирику из песни, которую он уже полчаса слушал на повторе. «И я думал, ты поймешь, как много времени нужно идиоту вроде меня. Теперь, когда я осознал, что нуждаюсь в тебе, мне хочется домой, к тебе, ведь ты — семья» Микки ответил в своей привычной манере. «Хватит присылать мне всякую гейскую поебень» Йен расплылся в такой широкой улыбке, что у него чуть не заболели щеки. Он попытался припомнить последний раз, когда он так искренне улыбался, и осознал, что это было больше года назад, когда он сидел на пассажирском сиденье и смотрел на Микки, который вел побитую машину по пустынному маршруту, направляясь в Техас. — На что уставился? — спросил он; по тону его голоса было понятно, что брюнет совсем не возражал против такого пристального внимания. Микки был таким красивым, опьяненным свободой и влюбленым. — На тебя, — с улыбкой ответил Йен. — Ты ведь знаешь, что я люблю тебя, м? — его терзали сомнения на тему того, сможет ли он навсегда покинуть Чикаго, пересечь границу и жить в бегах. Но в любви к Микки сомнений не было; если он и был в чем-либо уверен, то только в этом. Светлана всегда сравнивала его с ветром, но до своего диагноза Йен не понимал ее аналогии. Он стал таким непоследовательным и темпераментным. Иногда он напоминал легкий бриз, настолько мягкий и слабый, что его едва ли можно было заметить. В его дуновении не таилось никакой скрытой силы; он легко подчинялся и позволял людям на своем пути руководить собой, будучи удовлетворенным своим тихим существованием. А бывало он становился похож на резкие порывы, которые невозможно было игнорировать в силу разрушительных последствий, что они оставляли. Он срывался, словно по щелчку пальцев, рвал и сбивал любые препятствия на своем пути, особенно если они проявляли сопротивление. Но, пожалуй, самые разрушительные последствия приходились на те случаи, когда он направлял эту силу на себя самого. Тогда он превращался в торнадо — стремительная, яростная воронка его собственных эмоций, всасывающая все вокруг и внезапно исчезающая, стоило ей только насытиться. — Угу, — пробормотал Микки и кивнул, не зная, верить ему или нет. — И всегда любил, — продолжил Йен, пытаясь убедить Милковича, который продолжал смотреть на дорогу прямо перед собой. Рыжий улыбнулся, когда беглец накрыл его руку своей и переплел их пальцы. В тот момент он и впрямь верил, что у него получится оставить все позади, пока он вместе с Микки. Йен долго злился на себя за то, что не последовал своим инстинктам, слишком много размышлял и анализировал, а потом разрушил свою жизнь под маской спасения. Во второй раз Микки ответил ему в четверг утром, когда Йен выпрыгнул из машины скорой помощи, чтобы сфотографировать школьные трибины, встретившиеся им со Сью на пути. Он отправил фотографию Микки вместе с сообщением. «Наше место :)» Последовавший через десять минут ответ его ошарашил. «Было нашим» Йен почувствовал, как его накрыло волной жара и злости. Он инстинктивно сжал челюсть. Да, он сильно, очень сильно напортачил и не собирался этого отрицать, но Микки не имел никакого права с такой беспечностью стирать их историю. Ему потребовалось несколько минут, чтобы успокоиться и позволить злобе плавно перетечь в боль, которую пытался скрыть гнев. Он не мог винить Микки за его резкость; как бы он ни желал, чтобы их отношения восстановились как можно быстрее, он помнил совет Мэнди. Потребуется много времени. Но школьные трибуны все равно были особенным местом для Йена; вне зависимости от того, что произошло между ним и Микки, это место всегда оставалось священным. Он надеялся, что Микки просто встал в позу из упрямства и не отказывался от своих воспоминаний или возможности создать новые. Пока Сью вела машину, Йен смотрел на фотографию и думал о тех днях, когда они с Микки занимались сексом после его армейских тренировок. Тогда у Микки была эта неряшливая борода, с которой он выглядел невероятно сексуально. Все шло по одному сценарию: Йен тренировался, будучи с головой погруженным в упражнения, пока издалека не раздавался громкий, протяжный свист. Он оборачивался и видел Микки; брюнет стоял, зажав между губ сигарету, и небрежно кивал в сторону школьных трибун. Друзья Йена ничего не подозревали; возможно, думали, что Йен задолжал Микки деньги за наркотики или что-то еще. Дальше тренировка проходила словно в тумане; все его мылси были сконцентрированы только на Микки, как у оголодавшего волка, заметившего добычу, и на желании поскорее оказаться внутри него. Микки приходил уже более-менее растянутым, чтобы подготовка прошла как можно быстрее. Когда Йен толкался внутрь Милковича, то испытывал чувство, граничащее с эйфорией. Никто из тех, с кем он занимался сексом раньше, не мог подарить ему таких ощущений и чувственности. Даже быстрый перепих тайком оказывался лучше, чем качественный секс с долгой прелюдией и ласками. Их тела были словно созданы друг для друга. Тогда Микки не разрешал себя целовать. Он хотел, чтобы Йен ясно понимал, что их отношения были построены чисто на сексе, а поцелуи были слишком интимным действом. Йен пользовался каждый возможностью, чтобы растянуть свои границы, миллиметр за миллиметром. Мощными толчками бедер загоняя свой член глубже в задницу Микки, он прижимался губами к его шее, пытаясь украсть этот маленький, чувственный момент. Он постоянно ощущал нужду быть ближе, еще ближе, вдыхать запах тела Микки и чувствовать его на протяжении их короткой встречи. Он уже тогда любил Милковича, даже осознавая, что тот не мог ответить ему взаимным чувством. Наверное, это был единственный раз, когда он любил без эгоизма. Он готов был сделать все, чтобы оказаться ближе; собирал кусочки и осколки своей надежды, строя надежный фундамент. Даже когда Микки отталкивал его, он постоянно возвращался, ведомый отчаянной жаждой получит хоть малую часть внимания брюнета. И именно под трибунами он впервые начал осознавать, что, может, его чувства и не были настолько безнадежны. Он жалел, что опорочил их место, когда решил выебать там раздражающую задницу Ральфа, но одновременно и не жалел. Когда Микки избивал этого дебила, Йен впервые увидел в нем признаки ревности. Ему было немного жаль незадачливого парня, но по большей части он испытывал возбуждение и радость; зрелище Микки, который выбивал все дерьмо из азиата, тем самым словно ставя своей клеймо на Йене, невероятно заводило. Возможно, у них получится стать чем-то большим. Тогда он в первый раз оттрахал Микки так, что тот дал волю голосу и несколько раз простонал его имя. Только одного звука его имени, слетающего с языка Милковича, было достаточно для оргазма. Но когда после Микки сказал ему, что скучал, Йен едва ли не опьянел от счастья. — Земля вызывает Йена, — позвала его Сью, вырывая из цепких рук ностальгии. — Все нормально? — Да, все хорошо, — солгал Йен, чувствуя себя особенно уязвимым под наплывом эмоций; он почти чувствовал, как они бурлили и кипели под его кожей. День прошел медленно — большую его часть Йен продолжал пребывать в своих мыслях. Небольшая прогулка по коридору воспоминаний напомнила ему, что он уже боролся за Микки и получил его. Конечно, тогда обстоятельства были иными, но задача все равно казалась ему такой же непомерной. Микки был настолько закрыт от него, что любовь Йена и его надежда на взаимное чувство приносили только боль. Но каким-то образом, вопреки всему, он заставил Микки себя полюбить; с криками и истериками, с нечестными ходами, но заставил. И снова сможет это сделать. Вернувшись домой, он повалился спиной на кровать и уставился в потолок. Он пытался подобраться к Микки, пытаясь быть милым, демонстрируя свою любовь и потребность в нем, но об одном способе даже не задумывался, хотя это было очевидно и всегда невероятно легко, особенно в их случае. Когда слова не работали, работало их сексуальное влечение. Тогда они построили свои отношения именно на нем; может, они смогут сделать это снова. Только одной мысли о сексе с Микки было достаточно, чтобы вызвать эрекцию. Йен растегнул свои рабочие брюки и, приспустив их вместе с боксерами до середины бедра, облизнул ладонь, обильно смачивая ее слюной. Он обхватил основание своего члена и закусил губу, начиная совершать медленные, ритмичные движения вверх-вниз, доводя свой стояк до каменного состояния. Когда на головке начали появляться первые капельки смазки, Йен удовлетворенно выдохнул и потянулся к телефону, стараясь игнорировать протестующие сигналы своего тела, которое просто молило, чтобы он закончил начатое. Рыжий торопливо сделал фотографию и осмотрел ее. Большую часть экрана занимал его возбужденный орган; красный и набухший, с влажной и блестящей от смазки головкой. До полного идеала не хватало лишь губ Микки, туго обхватывающих его толстый член. От этой картины по всему телу Йена пробежала волна мелкой дрожи. Он торопливо отправил фотографию Микки, стараясь не думать о том, что поступает подло. «Скучаешь по этому?» Откинув телефон в сторону, он продолжил начатое; ему не потребовалось много времени, чтобы бурно кончить себе в руку, запачкав низ живота. Йен потянулся за салфетками и на автомате опустил взгляд на телефон, особо не надеясь на ответ. К его удивлению, в диалоге с Микки то и дело появлялось и исчезало окошко набора сообщения, что говорило о том, что брюнет набирал и стирал текст. «Я вижу тебя ;)» На секунду окошко набора появилось вновь, а затем превратилось в смайлик, красноречиво показывающий средний палец. Йен широко улыбнулся, чувствуя себя удовлетворенным… пока что, по крайней мере.