grl pwr

Хансоль сидит перед туалетным столиком и перебирает пряди светлых волос, растрепанных и спутанных, их бы причесать, но она так не любит все эти дурацкие расчески. Разные: железные, деревянные, из пластика; массажные или гребешки; термо. Любые. Они лежат перед ней на поверхности стола и бесят ее до ужасного – она кривит миловидное лицо, шипит себе что-то под нос, словно кошка, которой наступили на ее хвост, и сыплет на них сверху проклятиями. Сзади подходит Енхо и заглядывает через отражение зеркала ей в лицо. Улыбается, как она умеет, заметно глазами, и едва-едва – уголки губ приподнимаются вверх. У Хансоль волосы густые, красивого медового оттенка, достающие ей до поясницы. Енхо же никогда не хватало терпения отрастить свои хотя бы до середины шеи (поэтому она с особым трепетом лелеет это драгоценное золото). Хансоль любит путаться в коротких прядках пальчиками и массировать Енхо затылок. А Енхо просто любит Хансоль. Ее пухлые губы с капризным изгибом, налитые малиновым тинтом, ее круглые глаза, аккуратно подведенные черной подводкой, ее длинные волосы, от которых всегда пахнет шампунем с естественными запахами, типа ромашки и медовых сот; травами и цветами. – Подай можевеловый гребешок, я расчешу тебя. Солнце полностью заливает спальню своими лучами сквозь окно, ползет по ламинату, прогревая дерево и почти касаясь оголенных пят девушек. Хансоль сидит, прикрыв веки и откинувшись на спинку стула, руки скрещенные покоятся на коленках, и голова ее склоняется за движениями рук Енхо с гребешком. Она всегда старается причинить Хансоль как можно меньше дискомфорта, и у нее всегда это выходит как нельзя лучше. Она вспоминает, как позволила расчесать Енхо свои волосы в первый раз: тогда было так же солнечно, как сегодняшним днем, и они после утомительной физ подготовки решили подняться на крышу школы, чтоб немного погреться и отдохнуть в тишине. Хансоль неосторожным жестом начала стягивать резинку, желая распустить хвостик, но предательская вещица беспощадно запуталась в нескольких прядках, и дальше тянуть было только больней. И Енхо протянула руку вперед, к ее волосам, чтоб помочь – по затылку Хансоль пробежали мурашки, когда она, после недолгих и нехитрых манипуляций, мазнула кончиками пальцев по шее и немного – задела плечо. Впервые поцеловались они той же весной, именно на той же крыше – губы Енхо были сухими и горячими. А ладонь, накрывающая бедро Хансоль, и медленно ползущая вверх, под подол форменной юбки, чуть влажная (видимо, от волнения). Хансоль даже не думала сопротивляться.