Парень его мечты

      POV Андрей Жданов.       Блин, лучше бы мы вообще не приходили на работу! Всего-то три дня отсутствовали, из них два выходных, а такое ощущение, что мы из отпуска вернулись. Хорошо, что Милко утащил Катюшу к себе и: «Что-то рассказывает ей, угощает виноградом и кокетничает», — как сказала Маша Тропинкина, которая рискуя здоровьем, но все же сходила на разведку в мастерскую, делая вид, что разыскивает Ольгу Вячеславовну. А меня разрывали на части все, кому это было не лень. Не успели уйти поставщики, как прибежал Зорькин, потом Амура, о которой речь впереди, потом Малиновский, и наконец…       — Андрей Павлович, к вам Кристина Юрьевна. Она может пройти?       — Да, Машенька. Сделайте нам кофе и проследите, чтобы никто не мешал.       — Дядька, ты что это забаррикадировался? — вместо приветствия налетела на меня Воропаева-старшая. — От кого? От Киры?       — Привет, Крис, и тебе здравствуй! Черт побери, даже не думал, что буду так рад тебя видеть.       — Ты мне зубы не заговаривай! Рассказывай, что у вас здесь происходит. А то СашЕнька только сказал, что ты Киру променял на него, что сестру арестовали, и что теперь нужно продавать «Zimaletto».       — Кристина, вот ты вроде взрослый человек, неужели тебе нужно объяснять в подробностях, что станет с компанией, если в прессу просочатся сведения о том, что президент гомосексуалист променял невесту на ее брата, а сама невеста при этом почему-то пришила не брата, а успешную и раскрученную модель из ревности для которой не было никаких оснований, ибо ее жених президент гомосексуалист… И дальше по кругу: президент гомосексуалист променял невесту на ее брата, а сама невеста при этом почему-то пришила не брата, а успешную и раскрученную модель из ревности для которой не было никаких оснований, ибо ее жених гомосексу… — наверное, я так бы и водил этот словесный хоровод, если бы Крис меня не перебила.       — Злой ты, дядька, уйду я от тебя. Кирюшу бросил, а родственником нашим решил все-таки стать? Породниться, так-сказать, семьями. А для чего? Кукусик, ты понимаешь, что ничего из того, что хотели родители теперь не получится?       — Ты о чем?       — Как о чем? Наши родители мечтали женить тебя на Кирюше или на мне, чтобы было кому оставить дело всей их жизни. А ты что натворил?       — А что я натворил?       — Бабасенька, ты даешь себе отчет, что у вас с СашЕнькой вряд ли будет потомство, о котором так мечтали и твои, и наши родители?       — Вот это ты верно подметила, Кристиночка. Вряд ли Сашка сможет родить.       — А! Значит она у вас — это он, мой братец!       — А это никого не касается. У нас с ним, может, вообще ничего еще не было.       — Может? Но ты не уверен, я правильно понимаю?       — Тебя это не касается! — я сделал вид, что ужасно рассержен.       — Это меня-то не касается? Дядька, ты ничего не перепутал? Из-за тебя у меня не будет ни детей, ни племянников, ты хоть это понимаешь? И меня это не касается?       — Кристина, мне кажется, или последнюю пластическую операцию ты делала не на том месте?       — В каком смысле? Я ее делала в лучшей клинике Германии!       — Рад за тебя. Только я имел ввиду совсем другое. Я сказал «на», а не «в».       — И что ты хочешь этим сказать?       — Что я имел в виду не клинику в которой ты оперировалась, а участок твоего тела который подвергся изменению.       — И?       — Что «и»? Я хочу понять, почему вместо того, чтобы подрезать себе уши, ты подрезала… Ммм… «объем серого вещества», — последние три слова я все же не произнес, а подумал. Не хотелось обижать Кристинку. — Впрочем, это неважно.       — А что важно?       — Ну, объясни мне, пожалуйста, каким образом я лишил тебя племянников и тем более детей?       — А сам ты не понимаешь? Можно подумать, что это не у меня была отопластика*, а у тебя лоботомия. — Крис не церемонилась, и я расхохотался про себя. — Если бы ты женился на мне, у меня были бы дети! Если бы ты женился на Кире, то у меня были бы племянники! Если бы ты оставил Сашку в покое, то он женился бы на прекрасной женщине, они родили бы чудесных детишек, и у меня тоже были бы племянники! А теперь у меня не будет ни детей, ни племянников. Ты что не мог уйти к кому-нибудь другому? Вот хоть к той же успешной и раскрученной модельке, чтобы Кирюша не зря ее пришила? Тогда у Киры был бы мотив, и ей не дали бы срок. Президент не был бы гомосексуалистом, сестра под арестом, а «Zimaletto» оставалось бы на плаву. Так что ты лишил меня еще и денег! Теперь ясно?       — Теперь ясно! Только объясни мне, свет очей моих несколько вещей, если тебя это, конечно, не затруднит, — не знаю, как мне удалось не расхохотаться.       — Спрашивай, — милостиво разрешила Кристинка.       — Скажи, я что, последний мужчина на всем белом свете?       — Нет, конечно! Вот у тебя, дядька, и самомнение.       — А тогда почему ты не могла родить от кого-то другого? Ты что, так любила меня, что и помыслить не могла о рождении ребенка от кого-то со стороны?       — Кукусик, а ведь ты прав! — радостно, словно только что сделала великое открытие, например, теорию относительности, вскричала Крис. — Только я рожать не собираюсь. Знаешь, растяжки и всякое прочее…       — Твою мать, если ты рожать не собираешься, то почему это из-за меня у тебя не будет детей?       — Это просто неудачный пример. А племянники?       — Открою тебе огромный секрет, Кристиночка. Кира тоже может забеременеть от другого.       — Не может!       — Почему это?       — Она в тюрьме! А орлы в неволе не размножаются, бабасенька.       — Красиво сказано, только… Знаешь, если орлы в неволе не размножаются, значит, не размножаются и от меня.       — А СашЕнька?       — А СашЕнька тоже в неволе?       — Нет!       — Ну, так и пусть размножается, на здоровье! — сказал я довольно зло. Я реально устал больше, чем за весь вчерашний день. Может, Крис и не подлая, но дура… еще почище своих родственников. На разговор с ней ушло столько энергии, что мама не горюй.       — А он тоже не может!       — Почему?       — Так вы же теперь пара.       — Кто тебе это сказал? У нас еще ничего не решено.       — Да?       — Да!       — А почему же ты тогда ему помогал с акциями, кукусик?       — А потому, что я его люблю!       — А мне не поможешь? — вдруг совершенно трезво и цепко взглянула на меня Кристина.       Какое счастье, что мне не пришлось ее уговаривать, какое счастье, что Кристинка сама захотела избавиться от акций. У меня просто камень с души упал. Меньше всего мне хотелось разыгрывать перед ней заготовленное представление с разорением и подпольными сделками.       — Почему это не помогу? - спросил я.       — Меня же ты, дядька, не любишь? — нос ее сморщился, казалось, она сейчас заплачет.       — Дуреха ты, Кристина. Да я тебя больше вас всех люблю.       — Это ты мне сейчас сделал предложение? — блядь! вот и пойми, когда она дура, когда просто дуреха, а когда умница-разумница и только играет дурь.       — Нет, — ответил я ей очень серьезно. — Я люблю Сашку. А тебе я помогу потому что ты его сестра. А еще потому, что когда-то мы сидели на соседних горшках, Крис.       — Спасибо, Андрюша, — сказала она от всей души и не кривляясь. — Мне правда очень нужны деньги. Надо ведь Кире как-то помочь.       Я вызвал уже заряженного нотариуса, адвокатов «Zimaletto», адвокатов «НикаМоды», и через полтора часа наша компания стала только нашей — Ждановской! И вот еще что… Ни одного, даже самого маленького процентика мы на Кристине не заработаем. Я этого не хочу! Пусть получает все, что может, пусть и дальше делает свои операции, если хочет, пусть живет, как привыкла, и даже лучше. Пусть будет дурой, пусть притворяется дурой. Пусть только остается человеком…       Увы, Кристина из «Zimaletto» ушла не сразу, ей просто необходимо было попрощаться с компанией и с… Милко. Черт возьми, и как я мог забыть об этой ее милой особенности трепать всем и все направо и налево. Почему я не внес в договор пункта о неразглашении? Это мало бы помогло с Милко, все-таки он ее друг, но тогда она, возможно, хотя бы не хохотала несколько истерически, прощаясь с каждым, проходящим мимо, человеком, и вообще вела бы себя не с таким надрывом.       Уже через пятнадцать минут в мой кабинет ломилась делегация перепуганных работников административного этажа с криками: — «Почему нас не предупредили об увольнении»?       POV Катя Пушкарева.       Мы с Вукановичем как раз заканчивали обсчет коллекции, когда в мастерскую Милко влетела Кристина и с разбегу бросилась ему на шею.       — Милочко, ты меня не забудешь?       — КристинОчка! РыбОнька мОя, здравствУй, чУдесно выглЯдишь! ПознАкомься, этО Алекс, правдА же милЫй мальчИк?       Только Воропаевой похоже было не до мальчиков. Ни до милых и ни до каких вообще.       — Ты будешь шить мне наряды даже когда меня здесь уже не будет?       — А почЕму тЕбя здесь не будЕт?       — Как? Ты не знаешь? Мы продали акции «Zimaletto».       — Кто этО мы? — закричал Милко с таким надрывом, будто услышал, что это именно его продают в рабство.       — Мы все! Я, Кира, Сашка, Андрей, Павел и Маргарита.       — И кто осталсЯ? Кто кУпил акцИи? — Вуканович икнул, похоже нужно было готовить его каплИ.       — Откуда мне знать? Может, какая-нибудь Пушкарева купила.       Милко медленно начал съезжать по стене, глаза его закатились куда-то под веки, а лицо слилось цветом с нежно салатовой стеной…