Человек-загадка

Она шагала по каменной брусчатке, аккуратно выложенной на узкой улочке, что вела к озеру при лесе. Ряд тусклых фонарей еле-еле освещал ей дорогу, борясь с глубокой и мрачной тенью от жилых домов, что плотным строем обрамляли путь незнакомки, похожие на больших чудищ, которые своими глазами-оконцами пристально следят за девушкой: куда она идет и зачем, почему одна и в такой поздний час? Иногда ей казалось, что эти тени черной жижей следуют за ее шагами и пытаются уцепиться за нее, остановить, или же кто-то стоит за одним из старых фонарей, посматривая ей вслед, и девушка иногда оборачивалась, чтобы удостовериться, что все это – всего лишь ее выдумки, ее больной головы, раскалывающейся от волнения и страха перед неизвестным, а затем молодая леди вздыхала и еще больше укутывалась в свое затасканное пальто, которое с трудом спасало ее от ночного холода. - Благодарю вас за помощь с бумагами, мисс Элен. На сегодня вы полностью свободны. Мужчина средних лет, что сидел напротив в коричневом кожаном кресле, достал из портсигара папироску и зажег ее, отмахнув от себя первые клубы дыма и воззрившись на девушку перед ним. - Не стоит благодарностей. Это… это всего лишь моя обязанность. – Она взволнованно улыбнулась и, как маленькая девочка, сложила руки на коленках, уведя в сторону свой растерянный взгляд. Этот человек… она знала его уже достаточно давно. Одновременно знала, и в то же время он все еще оставался для девушки таинственной загадкой. Его холодный и одновременно печальный взгляд; странная манера говорить, опуская многие фразы из контекста, словно он не хочет сказать лишнего или наоборот, желает поиграть в угадайку с собеседником; привычка оставаться одному, обхватив одной рукой голову, самому же глядя в играющее пламя камина; тяжелая и тихая походка, будто бы он несет непосильную ношу и пытается идти неслышно, чтобы никто этого не заметил; сама особенность постоянно навлекать на себя угрозы и инциденты – все это вызывало кучу вопросов в голове Элен, но за все эти три года она ни разу не решилась спросить его о том, что заставляет его быть таким несчастным, попросить излить ей свою душу. И вот сейчас такая великолепная возможность – тихий вечер, долгая пауза, взгляд, устремленный прямо на нее, словно ожидая новых слов... - Вы что-то хотите, верно? – Он безразлично пустил еще одну дымку и, приподняв подбородок, вопрошающе посмотрел на нее. - Ах… Нет, неправда. Но и сейчас, как это было обычно, что-то сковывало ее, не позволяя начать: ей казалось, что само сердце шепчет ей: «Не задевай его раны – он закроется и станет еще холоднее, еще меньше сможет тебе доверять, и уж тогда ты точно ничего не узнаешь о нем.» И снова непрерывное молчание. Девушка крепче сжимала руки в кулачки, отсчитывая нервами ход маятниковых часов; она собиралась с силами, чтобы уйти, но ноги ее не слушались. Мужчина все так же курил, устремив свой взгляд в пространство перед собой. «Он, наверное, тоже думает, что сказать, чтобы это наконец прекратилось. Или же как меня негрубо отправить домой. Что ж, я буду рада любому исходу.» - думала Элен, одновременно с этим пытаясь совладать с собой. Однако, человек не собирался ее прогонять: нельзя сказать, чтобы он искал и ждал подобного момента, но явно чувствовал необходимость в нем, возможность, которую нельзя упускать из-за стеснительности его собеседницы. Но и ему приходилось нелегко, благодаря своей замкнутости и молчаливости, что казались такими таинственными для Элен. - Скажите: есть ли у вас цель в жизни? - А? – Молодая особа удивленно взглянула на мужчину и покраснела. – Ну… Я… - И снова замолчала, надкусывая ногти. Человек еще минуты две смотрел на нее и продолжил, сдавив папиросу в пепельнице. - Видимо, нет. А ведь, когда я вас впервые встретил, я видел в ваших глазах то отчаяние с ярым желанием добиться своего, которые вдохновили меня еще держаться на поплаву. Однако, сначала вы смогли внести деньги на лечение своей матери, и, достигнув своей цели, вы нашли другую – вы устроились ко мне на подработку, чтобы оплатить своими стараниями мои пожертвования – этим же мотивом вы руководились? Но время идет, и через год ваша мать все же прощается с миром, и вы, видя, что все старания были напрасны, падаете духом, теряя последнюю цель, которая является смыслом вашего существования, становитесь таким же жалким созданием, как и я. Знаете, - человек достал новую папиросу, - а ведь, не имея этого смысла, и жить-то особо не за чем. - Да что вы такое говорите! – Элен ошарашенно вскочила, прижав кулак правой руки к груди, на уровне сердца. – Это неправда! Ваша помощь не была бессмысленной: моя матушка мечтала дописать свою книгу, и если бы не вы, она бы никогда ее не закончила, а благодаря вам исполнилась ее мечта! Все люди когда-нибудь уходят, но если есть возможность ухватить хоть один лишний момент жизни, то нельзя терять этой возможности, иначе действительно можно не сделать важного. И… я знаю, зачем я живу, - после такого напора вся ее уверенность как рукой снялась: она снова сжалась, будто бы боясь того, что произнесет, - я хотела бы помочь вам. Я знаю, что вам очень тяжело на душе, и мне хочется освободить вас от этого груза, хочется сделать вас, Джеймс, счастливым – того, кто так помог моей семье. Мужчина грустно рассмеялся и подпер ладонью лоб; оба снова замолчали. Тяжело дыша, девушка сначала долго смотрела в пол – взгляд обреченно бегал по узору ковра, а мысли необузданно, вперемешку вертелись в голове. Она вновь невольно подняла руку ко рту, не имея возможности избавиться от ужасной привычки, и в который раз переживающе глянула на собеседника. Вечер еще не был поздним, но окна были плотно занавешены, что создавало неповторимо мрачную атмосферу, и единственным источником освещения в комнате был пылающий камин, чье огненное свечение хорошо подчеркивало прямые, по-мужски грубые, но красивые черты лица Джеймса, оттененные комнатным мраком. Он снова был задумчив, снова не здесь своим сознанием, не в этой комнате. Не с Ней. - Если… если я расскажу вам все, что у меня на душе, то вы больше не захотите оставаться здесь. Вы к этому готовы? - Это связано с недавней попыткой покушения на вашу жизнь? Я не боюсь нового нападения. - К черту нападение, это не имеет никакого значения! – Джеймс небрежно и даже немного раздраженно отмахнулся. – Я говорю о себе. Я ужасный человек, Элен, ужасный. - Как бы то ни было, для меня вы остаетесь благородным человеком… пусть очень таинственным и мрачным. – Девушка медленно подошла к сидящему мужчине и боязливо-ласково опустила свою руку на подлокотник кресла. – Я… я обещаю, что пойму и не осужу вас, что бы там ни было. Человек обернулся и пристально посмотрел в глаза девушки, словно проверяя ее мотивы и стойкость, проверяя, может ли он положиться на нее. - Хорошо. Приходите сегодня к половине двенадцатого к лесному озеру. Не спрашивайте, почему именно это место и такое время – все узнаете на месте. Я не собираюсь навредить вам, поэтому можете не бояться всего происходящего. В это мгновение Элен показалось, что с нее спал тот некий груз замкнутости, стеснения и боязни навредить, который сдерживал ее все это время от попытки сблизиться с дорогим для нее человеком. Предложение Джеймса действительно было очень странным, но сейчас девушка не испытывала страха – наоборот, ее приподнятый дух и необыкновенная радость тому, что наконец происходит, были сильнее всех страшных и сомнительных дум. Без раздумья она пролепетала: «Да, да! Я обязательно приду!» -- и, развернувшись, поспешила к двери, думая сейчас только о будущем свидании. Мужчина проводил все ее действия задумчивым взглядом и лишь на последок, когда девушка уже выходила из комнаты, произнес: - Сегодня обещают холодную ночь. Оденьтесь лучше потеплее. «И почему я не послушалась его?» - думала Элен, в очередной раз укутываясь в свое тоненькое пальтишко. Дул холодный северный ветер, беспощадно обдувал ее лицо и развивал длинные волнистые волосы, проникал под тонкую защиту одежды, и девушке очень хотелось вернуться обратно домой, но понимала, что это займет драгоценное время, она опоздает, а Он будет ее долго ждать и волноваться, разочаруется в ней. Тем более, пройдено уже больше половины пути: кончилась дорога из брусчатки и началась земляная тропинка, старательно вытаптываемая любителями погулять в лесу; жилые дома заменили разросшиеся кустарники с колючими и извилистыми ветками, норовящими поцарапать лицо задумавшемуся путнику, а вместо уличных фонарей красовались высокие буки, ясени и редкие сосны, упирающиеся своими темными кронами в небосвод. Обычно она любила это место: когда ей бывало грустно и одиноко, лес всегда принимал Элен с распростертыми объятиями, успокаивал своими расслабляющими звуками и красотой своих уголков. Сейчас же, поглядывая на похожие на змей ветки, которые не раз торчали на пути так близко, что могли спокойно порвать ее одежду, или останавливаясь и озираясь от каждого странного шороха, даже если это был ее собственный неосторожный шаг, девушка чувствовала, что лес не хочет пускать ее, он недоволен и обеспокоен ее присутствием, не доверяет всей этой затее. - Однако, у меня нет другого выхода. – Элен выдохнула теплый пар и обреченно прикрыла глаза. – Я должна сделать это. Я давно желала этого, и это важно для Джеймса. Сохраняя решимость, она продолжала идти по тропинке, которая становилась все более и более заросшей – мало кто ходил к озеру с этого берега, слишком дурная у него слава. Поговаривали, что раньше, когда еще седьмое родовое колено девушки не родилось, там встречали русалок и духов, а в последнее время некоторые смельчаки и безумцы, что отваживались ходить купаться по ночам, видели призрака у старой ивы, одиноко бродившего вдоль берега. «Но это, конечно же, чушь. Призраков ведь не бывает, а те, кто на свою голову идут в такое время к озеру, и не такое увидят.» А все-таки, она сама сейчас была не в лучшем положении. Буки, ясени и сосны вскоре заменили плакучие ивы. Раздвинув их тонкие висячие ветви, Элен увидела тот самый берег озера, про который ходило много разных легенд и сплетен, где Джеймс договаривался о встрече с ней. Прибрежный песок зарос камышами и осокой, покачивающимися на ветру, но имелось несколько узких и пустых мест на подобии тропинок; озерная вода была неспокойной, и от этого лунные блики танцевали безумный танец в ее ряби – почти так же волнительно, как и на душе Элен. У самой воды стояла человеческая фигура, обращенная лицом к озеру: голова гордо приподнята, руки в карманах длинного плаща, каштановые волосы развевались в порывах ветра -- конечно же, это был никто иной, как Джеймс. - Все-таки не побоялись… А ведь вы возненавидите меня, узнав о моем омуте. Девушка сжалась от этих слов и отвела взгляд. - Я обещала не осуждать вас, и мое желание помочь сильнее страха и ненависти. - Однако, будет за что. Он обернулся и посмотрел на Элен. Лицо бесстрастно и печально, глаза сверкали неким неживым и отчаянным огоньком. Сделав шаг вперед, он снова остановился и посмотрел в сторону, словно искал оттуда помощи. Но ее не было. - Вы же знаете, что ваш отец работал там же, где и я. - Д-да, я знаю. И пока он был жив, он занимал вашу должность. Вы были хорошо знакомы? Ее голос звучал очень наивно и доверчиво, но это не располагало Джеймса к ней, как она надеялась, даже наоборот – ему показалось, что даже если бы по его руке глубоко провели ножом, то это и то было бы не так болезненно, чем слышать это. - Очень хорошо и одновременно ужасно. Я мечтал занять его высокую должность и ненавидел этого человека все сердцем, его действия, обращение к сотрудникам и особенно, ко мне. Сказать, что мы не ладили с самого начала – ничего не сказать. - У моего отца был очень скверный характер, мало кто мог с ним ладить. Но с близкими он всегда был другим… - Элен прижала ладони к груди, а на ее лице появилась слабая, но счастливая улыбка. В этот короткий миг в ее голове промчались все самые светлые воспоминания, связанные с ее отцом, перед глазами появилась его радостное лицо. Но буквально через несколько секунд вся ее эйфория исчезла: девушка опустила руки, а меж бровями появилась глубокая складка. – К чужим он всегда был холоден и груб, не зная меры, и, наверное, поэтому стал жертвой убийства. - И вы не знаете, кто виновник его смерти? - Увы, нет. В суде замяли дело, предполагаемого убийцу оправдали и больше не возвращались к расследованию, даже на просьбы… Она взглянула на Джеймса и… умолкла. Он смотрел ей прямо в глаза, его вид был полон надменности, суровости, но вместе с тем волнения и отчаяния. На лице Элен отразился ужас, глаза расширились почти втрое, она прикрыла рот руками и сделала два дрожащих шага назад. Она узнала этот взгляд: это же был Джеймс на скамье подсудимых, это его подозревали в убийстве и оправдали! Но почему тогда снова сей взгляд, почему он завел разговор об отце с рассказом о жутких отношениях, почему тогда позвал ее сюда ради этого, не захотел рассказывать на месте, в доме? - Нет… Нет. Нет! Джеймс, пожалуйста! Вы… Вы же не могли!.. - Да, это я убил вашего отца. Я все еще удивлен, что вы не узнали меня сразу. Но впрочем, прошло довольно много времени для девичьей памяти. - Нет! Это невозможно! Пожалуйста, нет! Пожалуйста, скажите, что это неправда, что это ложь! Джеймс прикрыл глаза. Он знал, что так будет, он не рассчитывал на другую реакцию, зная характер Элен. Тяжело дыша, он опять покосился на девушку – все ее тело содрогалось от плача и раздавались тихие всхлипыванья. Какое жалкое зрелище, которое он заслужил. Что ж, хорошо, что она не убегает от страха и ужаса, у него есть еще возможность рассказать свою жуткую историю. - На тот момент я не видел другого способа сместить его не в убыток компании. Один из служащих, который испытывал к нему подобные чувства, пытался завести на него дело, даже повод был подходящий, но ваш отец, будучи очень умным и даже мудрым, смог все провернуть против него же. Я пытался продумать свои махинации, но боялся провала, как и своего, так и компании: любые нечестивые разборки в суду по экономическим делам подавляют репутацию, особенно если они уже не в первый раз, а убийства стали уже настолько обыденными, что никого бы не удивило нападение на шефа – в нашем городе люди высокой должности давно живут «последним днем». Я оправдывал себя тем, что, занимая эту должность, смогу наладить многие финансовые дела и сотрудничество, буду более понимающим и, если можно так сказать, приятным начальником, но позже понял, что никакие мои заслуги не оправдали бы убийства перед теми, кому был дорог этот человек. Однако на тот момент я все же решился на это ужасное дело. Когда было столько работы, что вашему отцу приходилось работать сверхурочно и допоздна над всеми этими ненавистными бумагами, я дождался его выхода из рабочего здания и предпринял самое примитивное нападение, в темном повороте и с ножом в руках. И все бы прошло совсем гладко, если бы не сдали нервы и я не сделал слишком неосторожный, громкий шаг. Я успел нанести удар, но ваш отец заметил меня и обернулся – удар был смазанным и не таким эффективным, как я предполагал. И не смотря на всю темноту злосчастного места, он смог узнать меня: еще бы не узнать своего самого ненавистного врага. Он упал на земь, и я бросился добивать его, но перед тем, как я услышал его последний вздох, из его уст успело вырваться проклятие. Элен смотрела на Джеймса во все глаза. Она никогда не думала, что все происшествие было настолько гадким и ужасным, никогда не думала, что ее отец вызывал столько ненависти и отвращения, никогда не думала, что именно тот человек, которого она уважала и которому была благодарна всем сердцем, был способен на такое. Все еще вздрагивая от холода и слез, она легонько поддалась телом вперед и тихо прошептала: - П-проклятие?.. Человек обреченно вздохнул и продолжил. - Ваш отец прекрасного знал, как я мечтал о его должности, и он проклял меня, что на меня постоянно будут так же охотиться, постоянно будут те, кто захотят меня сместить, и я никогда не буду спокоен на своем месте. Но самое главное – я не смогу умереть, поэтому мне придётся переживать все снова и снова. В то время я не верил ни в какие проклятия, считал все это несбыточной чушью, поэтому волновался только по поводу того, как спрятать свои улики. Так как у меня были самые большие терки с шефом, подозревали меня, но у меня был хороший знакомый адвокат, который с успехом оправдал меня на суду. Но, когда я увидел вас сидящей в судебном зале… Можете мне не верить, но я совру, если скажу, что вы не оставили след в моей душе. Тогда я понял цену своего дела и кого я лишил дорогого человека. Я погружался в работу, пытался не думать о происшедшем и заглушить в себе совесть, но не смог. С каждым последующим днем меня все больше разрывало изнутри, а вскоре на меня впервые напали. А затем снова. И снова. Но я не получал смертельных ранений, поэтому я не мог почувствовать свое проклятие по-настоящему, до того самого дня, когда я уже был не в силах терпеть муки совести и новые нападения. И я пришел сюда, к этому озеру. Мужчина стиснул зубы и стал быстро расстегивать пуговицы своего плаща. Элен сначала от стеснительности и по привычке закрыла руками глаза, но через минуту любопытство заставило ее раздвинуть пальцы. В груди Джеймса красовался глубокий шрам от выстрела. - Я пытался совершить самоубийство. Как вы сами видите, выстрел должен был быть смертельным. Я почувствовал жуткую боль, но умереть так и не смог. И я понял, что пока действует проклятие, я не смогу покинуть этот мир. Но своей попыткой умереть я сделал только хуже: теперь я и живой, и мертвый, и каждую полночь превращаюсь в бестелесного призрака, ровно до первого луча солнца. Это отвратительно, Элен. С тех пор я окончательно потерял надежду, не говорю уже о желании и цели жить – иначе бы я не стрелялся. Элен как заворожённая слушала историю Джеймса, не спуская глаз с действий его рук, которые обратно застегивали длинный плащ, с его лица, по которому текли капельки пота, и слыша каждое его дыхание. Выходило, что люди, которые видели призрака у озера, не были сумасшедшими… хотя все еще тяжело верилось в это, даже не смотря на шрам: ведь он пока все еще был человеком перед ней. С непрозрачным телом, до которого можно легко дотронуться и почувствовать. - Я как вчера помню тот день, когда впервые встретил вас, в регистратуре больницы. Я узнал вас сразу, хоть вы и больше изменились за то время, чем я. Ваше отчаяние, когда вы услышали цену лечения, ваша решимость справиться с неимоверной трудностью… Да, вы вдохновили меня, вы как будто дали мне второй глоток свежего воздуха; я понял, что это возможность попытаться хоть как-то исправить свое положение перед вами. Я не ожидал от вас никакой отплаты за пожертвование, ведь оно все равно не искупляет всей моей вины. Но мне было приятно знать, что вы устроились помогать моему делу, мне было приятно ваше присутствие, и в то же время я понимал, что не могу находиться рядом с вами, часто избегал вас и разговора с вами под предлогом усталости и занятости. Я хотел бы по-другому относиться к вам, но не могу и не имею права. Элен... если не можете простить мне убийство вашего отца, то, пожалуйста, поймите меня. Все оказалось гораздо глубже, гораздо сложнее, чем предполагала девушка. Никогда не знала, что все его отношение к ней было не из-за замкнутости Джеймса, не из-за того, что она была непутевой и надоедливой, какой она себя считала, а из-за чувства вины и самоненависти. Даже не надо было ее просить о том, чтобы она поняла – она видела в его лице раскаяние, она не могла держать на него зла, она все понимала, хоть ей все еще было больно. И тут Элен заметила, что дыхание мужчины участилось, а он сам начал бледнеть. Нет, даже не это – она могла увидеть сквозь него озеро и его дальний берег, лес на холме, темные и облачные небеса, и с каждой секундой тело становилось прозрачней и прозрачней, пока не стало чуть больше, чем на половину. Она тихо, медленно подошла к нему и протянула свою руку – ее тонкие пальчики прошли сквозь Джеймса, а она сама почувствовала, как будто бы опустила руку в холодный и влажный воздух; призрак мужчины поморщился и повернул голову в сторону леса. - Пожалуйста, не надо. Она убрала руку. - Простите, я… - Не вы должны просить прощения. Сжавшись от нового порыва ветра и от собственных чувств, терзающих ее, она подняла голову и с мольбой и жалостью посмотрела на призрака. Все-таки ей было больно осознавать то, что приходится переживать ему сейчас, пусть он и заслужил. Нет, он больше не заслужил страдать. Он уже давно не тот человек, кем был, он все давно осознал. Он все еще дорог ей. Ах, если бы… - Джеймс… Если это возможно, - она прикоснулась к его призрачной руке, - если это возможно, я прощаю вас и снимаю с вас отцовское проклятие! Пожалуйста, пусть ваша душа будет спокойной! - Элен… Ошарашенный, он не верил своим ушам, не верил тому уверенному голосу Элен, не верил произнесенным ею словам. Внезапно замерев, все еще удивленно глядя на девушку, он почувствовал, как начинает таять в воздухе. Исчезать. Его призрачное тело стало распадаться на тысячи осколков, которые, взлетая, поднимали порыв ледяного, беспощадного зимнего ветра. Элен обхватила себя руками и сделала пару шагов назад, пытаясь стойко противостоять ветру; ее волнистые локоны бешено развивались и путали в себе льдинки, ресницы и губы покрылись белым инеем, светлая кожа бледнела и синела. - Элен, немедленно уходи, прошу тебя! Уходи! Но она не могла уйти. Не могла и шагу сделать – ее не слушались ноги, будто бы заледенев и сроднившись с землей. Она хотела увернуться от напора леденящего воздуха, но не могла совладать своим телом, даже не могла прикрыть и защитить лицо руками, которые впились в уже совсем не помогающее пальто, еще больше исцарапываясь и изнашиваясь малозаметными льдинками. Единственное, на что ей хватало сил, так это с печальной улыбкой смотреть сквозь пургу на исчезающего Джеймса, зная, что теперь он свободен от всего, что связывало его с этим миром, свободен от своих чувств и страданий. И лишь только тогда, когда она уже не могла его видеть, она закрыла глаза и еле слышно прошептала: - Как же… холодно… На рассвете, несколько рыбаков, что проплывали на лодке мимо самого знаменитого и самого страшного берега, не могли не причалить к нему, заметив что-то странное. У самой воды, подбиваемый волнами, лежал мертвый человек с недавней, алой раной в груди от выстрела – без сомнения в нем узнали хозяина одной из самых влиятельных компаний города, которого раньше никто не мог убить, хотя предпринималось слишком много попыток. А в метре от него, в ложе из зарослей осоки и камыша, лежала его секретарша, молодая леди, дочь первого хозяина компании. Когда рыбаки приблизились ко второму телу, в их жилах застыла кровь, а самый молодой вскрикнул от ужаса: она вся была покрыта инеем, была замерзшей, словно заснула зимой на снегу, не смотря на теплое утро середины сентября.