***
― Вы сегодня прекрасно выглядите, профессор Стайлс, ― делает комплимент Луи, пряча ослепительную улыбку. Вот к чему приводят мысли о чутких пальцах Гарри на твоей спине. ― Эм, с-спасибо, ― пряча лицо за ноутбуком, благодарит Гарри. Взгляд Луи еще раз падает на его черные брюки с пиджаком, украшенным золотыми оттенками, и сапоги. Тоже золотистые. Волшебный. ― Сегодня мы с вами обратимся к небольшому видео стипендиата, излагающего свои мысли о произведениях Теда Хьюза. Так что вздохните свободно, вы спасены от моей надоедливой болтовни, ― объявляет Гарри, выводя на проектор видео. ― И делайте заметки, будет проверочный тест, ― напоминает он, но запинается, когда взгляд цепляется за Луи, а голова снова воспроизводит ненужный комплимент. Должно быть параллельно, но почему-то нет. Гарри нажимает на значок проигрывателя и садится на крайнее место в первом ряду. Конечно, он знает все сказанное в этом видео вдоль и поперек, и если бы была возможность, после каждого предложения ученого вставлял бы свои замечания. Но если он позволит себе эту роскошь, то студенты застрянут здесь на весь день. Неудивительно, что вздохи облегчения проносятся по аудитории, когда безостановочные рассуждения знатока наконец закачиваются. Из двух зол, студенты, очевидно, предпочли бы все-таки разглагольствования профессора Стайлса. ― Сейчас вашим глазам будет больно, ― предупреждает Гарри и включает свет. Кто-то «айкает», кто-то прикрывается руками, а Стайлс, хмыкая, направляется к своему столу, берет стопку листов и идет их раздавать. ― Не смотрим в чужие тетради, или я заберу вашу работу и отниму от итоговых показателей баллы. Не разговариваем, никаких телефонов. Думаем своей головой и смотрим только в свои конспекты. Студенты утыкаются в накрапанные заметки так, будто они на гоночной трассе и соревнуются за первое место в тетрадочном листании. Некоторые все же умудряются подсматривать, а те, кто этим злоупотребляет, мистер Стайлс на первый раз делает предупреждение. Луи предусмотрительно прикрывает свой тест листочком, дабы уберечь его от любопытных носов, и заканчивает первым. Сдавать он не решается, поэтому занимает себя тетрадочным рисованием цветочков. Художник в нем погиб безвозвратно так же, как и завяли нарисованные цветы. Когда чирканья заканчиваются, профессор собирает работы и приступает к разъяснению грядущих планов. ― Экзамены состоятся через две недели, так что с умом воспользуйтесь этим временем. В итоговой работе вы напишите эссе, в котором сравните два стихотворения, каждое из них ― произведение разного автора. Вам предстоит вычленить литературные приемы, раскрыть основную тему и так далее. Что касается промежуточной работы. Она будет в виде теста, в котором вам будет нужно дать десять коротких ответов за ограниченное количество времени. Образцы и конкретно ваши промежуточные и итоговые работы я размещу на сайте университета на своей странице. На этом все. У кого-нибудь остались ко мне еще какие-то вопросы? ― Ни одного смельчака не находится. ― Тогда все свободны. ― Громкие ученики встают с мест и стремглав несутся по своим делам. Остается Луи. ― А можно мне сопоставить стихотворения не только для указания литературных приемов, но и их роли? Как бы, указать в чем их соль, ― со своего места спрашивает он. ― Если вам так больше нравится, то пожалуйста, ― отвечает Гарри, поправляя пару прядей, упавших на лицо. Он избегает зрительного контакта с Луи, притворяясь занятым поправлением бумаг. ― Тогда завтра я покажу вам свой черновик. ― Расплываясь в улыбке, Луи спиной пятится к выходу. В это же время Гарри морщит носик, но отвлекает себя самозабвенным запихиванием ноутбука в сумку. В конечном итоге они расходятся разными дорогами.***
Вместо того чтобы заявиться к профессору Стайлсу на следующий день, Луи входит в его обитель через два часа. Два часа ― это слишком короткий промежуток времени для написания эссе, но Томлинсон паркуется в кабинете преподавателя литературы, пока тот наворачивает круги с книгой в руке, пытаясь проанализировать стих эпохи Возрождения. Аккуратно положив работу на стол, Луи вытягивается стрункой, а Гарри словно впервые его видит. Ни одного слова. И преподаватель крайне рад такому раскладу. Ему не нужен ни возмущающийся, ни кричащий, ни, тем более, осыпающий комплиментами ученик. Гарри открывает первую страницу эссе, немного морща нос. ― Мне не нравится ваше противопоставление стихотворений. Если вы хотите, чтобы ваше эссе было одним из самых сильных, вы должны придерживаться моей структуры работы. ― Стайлс передает кипу обратно Луи в надежде, что тот уйдет с концом, но это было бы слишком просто. ― Вы же сказали, что я могу вставить свое и написать о роли литературных приемов, ― говорит Луи с оттенком досады в голосе. Ну, гораздо больше, чем с оттенком. ― Я сказал, что если вам так больше нравится, то пожалуйста. Вы, на мой взгляд, слишком увлеклись и отошли от темы. Эссе никуда не годится, все вразнобой. Либо полностью измените структуру работы, либо же уберите свою отсебятину, ― компетентно советует мистер Стайлс. Он набирает воздуха в легкие, смелости в кулак и встречается с Луи глазами. И тут начинается. Томлинсон пронзительно кричит, но о чем ― Стайлс разобрать не может. Машет руками и повторяет слово «эссе» как попугай. Луи взбешен, точка кипения вот-вот произойдет. Гарри же только хочет, чтобы вся эта война прекратилась, его все это очень достало. И сколько можно уже махать руками? Честное слово, как умирающая птица. ― Луи, успокойтесь! ― Гарри крепко хватает Луи за предплечья, и поведение студента затухает. Замирает, цепенеет. ― Да, вы правы. Я переделаю и завтра принесу новый вариант, ― бурчит Луи, пронзая ледяным взглядом. Они непозволительно тесно прижаты. Их плечи почти соприкасаются, поэтому руки опускаются, и Гарри отпускает Луи, делая шаг назад. Луи демонстративно уходит. Гарри безостановочно меряет шагами кабинет.***
Будильник напоминает о том, что пора сворачивать работу и идти домой, так что Гарри вешает сумку на плечо, берет пальто и шагает к стоянке. Свежий воздух трогает лицо, отчего нос и щеки немного розовеют, а губы мгновенно становятся обветренными. Он оглядывается, ждет. Но обычно ждать не приходилось, потому что Луи был первым, кто приходил, он всегда все делал первым. Быть может, задерживается. Профессор решает подождать еще несколько минут. Потом еще несколько минут, потом еще пятнадцать. А затем охватывает чувство абсурда. Стайлс бредет к машине, включает печку и продолжает выжидать. Как дурак. Не трудно догадаться, что затянувшееся ожидание ни к чему не приводит. Ждет только пустой дом.***
Луи приезжает в семь утра, и Гарри, мало того, что не удивляется этому, даже не смотрит и продолжает пить чай. Эссе перечитывалось в тишине, и изменения налицо: Луи проанализировал каждое четверостишие и сопоставил его к каждому четверостишию из противоположного стихотворения, что было очень умным ходом. Сравнения преобразились и стали намного сильнее. ― Вам можно было бы и побольше добавить. Ваши стихи в практически идентичных стилях, но повнимательнее, их основные темы не лежат на поверхности. Можете это дописать, но даже без моих добавлений у вас теперь достойная экзаменационная работа. Потом принесете мне окончательный вариант, если хотите, чтобы я проверил на грамматические ошибки, ― рапортует мистер Стайлс, возвращая Луи черновик и видя опухшие глаза с тенями под ними. ― Что с вами? С вами все нормально? ― Сказались вечерние курсы и эссе, ― шепчет Луи, потирая глаза и чуть всхлипывая. Гарри мнется, пытается понять, с какой стороны подойти. Чувства того, что он заварил кашу и натворил бед ― не нравятся. ― А-а… э-эм… А где вы были прошлой ночью? ― набирается смелости спросить Гарри, и уже через несколько мгновений понимает, что ему действительно есть до Луи дело. ― В библиотеке, конечно. Занимался домашним заданием, ну, и застрял там на несколько часов. ― Речь у Луи и правда превратилась в ползучую черепашку. ― Вы нормально добрались до общежития? ― не прекращает сыпать вопросами мистер Стайлс. Луи кивает, поднимая на него усталые глаза. ― Да, все просто прекрасно. Не стоит за меня переживать. ― Луи, сцепляя руки в замок, крутит большими пальцами и сжимает губы в полуулыбке. А Гарри, кивая, откидывается на спинку кресла и начинает стучать пальцами о подлокотники. Томлинсон обращает внимание на накрашенные ногти: лак остался лишь по краям. ― Вот и хорошо, ладно. Что ж, тогда проспитесь, а потом приносите свой готовый материал. ― Гарри старается говорить мягче, чем когда он работает с целой аудиторией учеников. Луи кивает, медленно поднимается и плетется к двери. Но вдруг останавливается перед книжным шкафом, что-то там рассматривает, а затем берет книгу, что слишком потерта и в рваной обложке. Нет, это не собрание сочинений Теда Хьюза. Это антология постмодернистских поэтов. ― Можно взять почитать? ― Луи смотрит на Гарри через плечо и буквально гипнотизирует последнего взглядом. Стайлс поднимается, тихо ступает ботинками по ковру, подходит, а затем берет из рук книгу. Пролистывает и сжимает в линию губы, решая, как поступить. Их плечи и в этот раз соприкасаются, и Луи задерживает дыхание. Он не может оторваться от созерцания мистера Гарри Стайлса. Контур скул такой выступающий, а брови такие... ― Заметки, которые я писал здесь, слишком личные. У меня есть похожая антология, так что если вам так нужно, то ее я дать могу, ― как старик ворчит Стайлс, запихивая под мышку ценный экземпляр, а Луи всовывает на вид менее поврежденную книгу. ― Только потом верните, ― добавляет он, возвращаясь к столу с книгой под руку. Луи вздыхает и уходит без лишних слов. На пути к паре он с любопытством листает книгу, читает пару стихов и улыбается. Ему уже нравится это собрание. У Гарри хороший вкус, за исключением симпатии к Теду Хьюзу, конечно.***
― Я доделал! Я закончил эссе прямо перед парой по математике, но не успел к вам из-за нехватки времени. Вы сейчас свободны? ― Луи сегодня более воодушевлен. Может быть, выспался? ― Прямо на улице? Здесь темно, как в норе. Как мне, по-вашему, читать? ― Стайлс подавляет смешок, закатывая глаза. Томлинсон раздраженно вздыхает и скрещивает руки на груди. ― Пойдемте в кафе! ― настаивает Луи, указывая через дорогу, где стоит маленькая кафешка, над дверью которой горит надпись «открыто». ― Это неподобающее поведение для преподавателя и его студента, Луи, ― отнекивается Гарри, без остановки теребя свою нижнюю губу. ― Мы же только на минуточку! Давайте! ― Луи уже бежит к заведению, а Гарри, не спуская с него глаз, бросается следом. Они ураганом врываются в закусочную, да таким, что сидящие люди поворачивают из-за них головы. Скорее всего, они самая громкая парочка за весь день. ― Извините, ― бормоча, просит прощения Стайлс и едва ли не на цыпочках идет к столу, за которым уже сидит Луи. ― Давайте сюда свои чертовы бумажки, ― шипит он, выхватывая эссе из рук. Большинство мыслей теперь заняты ненавистью и злостью. Вчитаться не получается, поэтому приходится практически тут же вернуть работу владельцу. ― Не надо так волноваться. Я уверен, что сидеть здесь куда лучше, чем проводить время дома в одиночестве и дрочить на Теда Хьюза, ― беспардонно говорит Луи, засовывая работу в рюкзак, при этом сверкая нахальной улыбкой. ― Как вы себя ведете? Где ваши манеры? Это… ― Абсурд. Я знаю, ― перебивает Луи, закатывая глаза. ― Вы только помогли мне с эссе. У нас же не свидание. Щеки Томлинсона немного розовеют, и он немедленно встает из-за стола. Профессор Стайлс, безусловно, за ним. Так начинается их дорога к общежитию: Гарри демонстративно не разговаривает, но не бросает и провожает. И только вернувшись в свою обитель, профессор Стайлс признает, что он бы предпочел сидеть в той забегаловки с Луи, чем прозябать дома в одиночестве.***
На ежеквартальных совещаниях как никогда скучно: только и делаешь, что слушаешь, как подчиненные предоставляют отчеты, а «верхушки» поощряют за прогресс, ругают за недочеты и рассказывают о нововведениях. Гарри едва мог разлепить глаза, потому как прошлой ночью провел в раздумьях. Да и бодрящий утренний напиток выпить не успел. ― Также хочется отметить улучшение показателей наших студентов за счет дополнительных занятий, инициатором которых стал профессор Гарри Стайлс, ― сообщает Доктор Кэрролл. Гарри в прострации. Пара глаз переводит свое внимание на него, но в основном преподаватели не понимают, что происходит, потому что не знают, о каком таком Гарри Стайлсе идет речь. ― Прокомментируете? ― Доктор Рэнк, декан, просит высказаться по этому поводу. Гарри ровно садится в кресле и, откашлявшись, робко начинает: ― Э-э-э… Я заметил, что многие студенты проявляют интерес к дополнительным занятиям, потому что во время пар не до конца понимают суть материала. Поэтому... Хм… Я подошел к доктору Кэрроллу и убедил его в необходимости провести дополнительные обучающие учебные часы. Мне показалось, такая возможность снимет накопившееся напряжение от непонимания материала с плеч наших студентов и улучшит их оценки. Неизвестно, заметили ли педагоги дрожь в голосе их коллеги, но Гарри старался подавить волнение. А может, они не особо его слушали, отвлекшись на яркие цвета подсолнухов на его пиджаке? Наверное, сегодня не самый удачный день для желтого. ― Превосходно. Я думаю, нам всем нужно брать пример с профессора Стайлса. Квалифицированное обучение наших студентов ― не только залог их успешного будущего, но и высокий статус нашего заведения в глазах общественности. Спасибо, профессор, ― гремит голос декана. Гарри кивает и облокачивается на спинку кресла, тая надежду на то, что все учебные проблемы искоренены.***
В любимую обитель Гарри рад вернуться всегда. Тут и любимое кресло, и любимый горячий напиток. Но вдруг кто-то топает, а потом снова этот голос. Голос, который изо дня в день «доводит до ручки». Но Гарри во всеоружии, пока в руках есть свежезаваренный чай. ― Прошу вас, перестаньте трещать. У меня болит голова, я устал, а тут еще вы с жалобами, ― не довольствует Стайлс. Луи вздыхает и оседает в мягкое кресло. ― Вы меня хоть немножечко слушали? Я говорил о вашей книге. Мне очень понравились стихотворения, но не все. Такое же бывает? ― Нет, так не бывает, ― специально врет Гарри, отхлебывая из кружки. ― Просто мне больше нравится, когда стихи как река ― перетекают один к другому. Большинство же авторов создают сборники с произведениями, в которых общие темы и посыл. Так? ― долдонит Луи, со скрипом пододвигаясь вперед. ― В вашем случае я могу сказать, что да. ― Лучшая хрестоматийная книга должна смешивать поэтов и объединять их через искусство. Было бы... было бы интересно прочитать и сопоставить точки зрения людей, живших в разном временном пространстве. ― Вы говорите интересные вещи. Мне нравится ход ваших мыслей, ― признает мистер Стайлс, хотя еще две минуты назад пытался спровадить вторгнувшегося дьяволенка. ― Вы пишете стихи? ― Они у меня не на высоком уровне, а вы пишете? ― Я тоже не блещу в этой стези талантом. ― Они посылают друг другу понимающие улыбки. ― Я не Тед Хьюз, ― добавляет Гарри, прочесывая волосы. Потом осекается, потому что испортил себе весь вид. ― Ну, тогда вы точно как Тед Хьюз, раз нормально писать не получается. ― Луи игриво высовывает язык и корчит рожицу. Гарри не хочет даже улыбки проронить, но не получается, и он катится со смеху. Томлинсон не выдерживает после него и пяти секунд. ― У вас хорошее чувство юмора, Луи. ― Попытку Гарри не сказать это как комплимент можно считать проваленной. Хотя он старается сделать вид, что сказанное было обычной констатацией факта. ― Я знаю. Я веселый, правда? ― Гордое выпячивание груди ― типичное поведение выскочки. ― Самонадеянностью не подкупить. ― Ага, ну ладно, тогда мне пора. Надеюсь, ваша боль пройдет, а я постараюсь ее больше не вызывать. До свидания, ― откланивается Томлинсон, плотоядно ухмыляясь. Что за черт! Что это было? Заигрывание? Мистер Стайлс агрессивно вливает в себя чай, да так, что горло ошпаривает и закашливается. За дверью кто-то смеется, и он готов стукнуться об стену, если это не творящий беспредел чертенок. Мальчишка!***
Воскресной ночью профессор Стайлс не смыкает глаз. Брови сведены, а тело нагибается над столом. Его скрупулезному окрашиванию ногтей мог позавидовать самый опытный мастер. В бутылочке почти пусто, и уже следует купить новую, но сейчас ему все равно. Он в кои-то веки тратит время на себя. Спина чуть ли не отнимается, но впереди еще море работы, покрашены лишь четыре ногтя. Мягкими аккуратными движениями кисточки Гарри ведет по мизинцу, распространяя лак по ногтю, и волшебным образом умудряется не задеть кожу. Он шевелит пальцами и улыбается, крайне довольный сноровкой. Выпрямившись, его спина издает потрескивающие звуки, заставляя тягостно простонать. С шеей та же история, но надо за работу. И он снова сгибается в три погибели, только теперь ради другой руки. Здесь следует проявить такую же осторожность, хотя терпение было на исходе. С эстетической точки зрения идеальный вид своего творения Гарри, безусловно, радует, к тому же труд этот на благо: так есть что покарябать, когда шалят нервишки и есть чем заняться, когда заняться нечем. Закончив пыхтеть над работой, он упирается спиной в спинку стула, руки предусмотрительно держит на столе ― не дай бог лак сдерется ― и задумывается. Мысли переносят к Луи, к самому выдающемуся студенту. Живые картинки громких полемик, покачивание упругих бедер ― и профессор не знает, куда себя деть и что думать. Специально ли были продемонстрированы эти кокетливые движения? А эта лукавая улыбка? Свалилась же катастрофа на голову. Гарри трет глаза ладонями, качая головой. Нет, Луи ― студент, и их диалоги должны быть выстроены в сугубо деловом стиле. Даже если один из них повышает голос на другого, а потом с милой улыбкой уходит, виляя бедрами.***
Следующая неделя будто отражение предыдущей. Луи врывается в кабинет профессора Стайлса, на повышенных тонах вдалбливает что-то свое, а потом тихо садится и начинает вести беседы за жизнь. В один из дней они делятся историями о местах, в которых они бывали, а назавтра застают друг друга за горячим спором о том, какая пьеса Шекспира самая лучшая. Оба считают, что это «Гамлет», но по разным причинам, что опять вызывает полемику. Следом высказывают позиции по поводу смерти Офелии: один считает, что ее убили, а другой, что это была случайность. И снова по кругу, и снова добавляют очки к разрастанию конфликта. А когда дискуссия доходит до предела и заставляет обоих подпрыгнуть с мест, Стайлс перехватает Томлинсона за плечо, и последний вдруг становится тише, мягче. Касаться друг друга во время разболтанного положения ― теперь уже что-то вроде обычного дела, но умиротворяющее воздействие, которое оно оказывает... Луи нравится, правда, объяснить за что он не в состоянии. Заканчиваются их встречи одинаково ― Луи покачивает бедрами и уходит в закат. А пока они идут до общежития, тот будет пенять на математику или припоминать Гарри о доме, в котором его никто не ждет. Но Стайлс решает, что лучше в тот момент просто слушать, не надо показывать зубы тому, кого не переспоришь. Луи с удовольствием наслаждается прикосновениями Гарри к его спине, когда наступает время переходить дорогу. Он купается в таких моментах, уж слишком они напоминают о том, что кому-то не наплевать, кто-то бережет. И прощаются Гарри с Луи, чтобы в будущие дни все повторить вновь.