* * *
Хоть Эмма и вышла в коридор, чтобы разговор с незнакомцем не был слышен, Генри всё равно понял каждое слово. Прижавшись ухом к входной двери, он услышал, как незнакомец рассказал Эмме о том, что её родители — бабушка и дедушка Генри — находятся в смертельной опасности. Более того, незнакомец знал о её суперсиле. Либо он действительно был её старым другом, либо просто очень скрупулёзным преследователем. Когда Эмма спросила: «Как я могу спасти своих родителей, если я даже не помню, кто они?», Генри решил, что пришло время вставить свои пять копеек. Он распахнул дверь, вышел в коридор — к большому удивлению и ужасу матери — и решительно сказал: — Если мои бабушка и дедушка действительно в опасности, я могу помочь тебе вспомнить. — Генри, ты что, всё это время подслушивал? — упрекнула его мать, но в её голосе звучало скорее оправдание, чем гнев или обида. Генри в ответ пожал плечами. — Ты не говорила мне не делать этого, — сухо заявил он, засовывая руки в карманы свободных спортивных штанов. Эмма вздохнула, а Генри перевёл взгляд на незнакомого мужчину, стоявшего рядом с ней. Он не был похож ни на одного из друзей Эммы, которых он встречал ранее: в коже и с этим крюком он выглядел почти как… пират. — Кто вы? — спросил он с любопытством, подняв брови до линии волос. Мужчина встретился с ним взглядом, и Генри с трудом подавил дрожь. Его глаза были голубыми, как у Эммы, но в то время как её глаза были добрыми и немного суровыми, глаза этого человека были просто… холодными. Другого способа описать их не было. Однако холод продержался около секунды, а затем растаял, превратившись в притворное тепло. — Киллиан Джонс, — ответил он радушно, но со странной интонацией, которую мальчик не смог истолковать. А потом добавил с удивительным дружелюбием: — Рад снова видеть тебя, Генри. Бледный лоб мальчика нахмурился. — Вы меня знаете? — удивлённо спросил он, внимательно разглядывая мужчину в попытке обнаружить что-то знакомое. Но это не помогло: если он и знал этого человека, то не мог вспомнить. Киллиан издал тихий, печальный смешок. — Знаю, так же, как знаю твою мать. Но тебя заколдовали, чтобы ты ничего не помнил, так что я и не жду, что ты меня узнаешь, — сказал он без упрёка, хотя в его голосе слышался легкий намек на раздражение. Генри склонил голову набок и нахмурился ещё сильнее. — Заколдовали? — с сомнением повторил он, чувствуя смешанное смущение и волнение от необычного слова. — Генри, вернись внутрь, пожалуйста, — Эмма не столько приказывала, сколько умоляла его, бросая отчаянный взгляд на своего спутника в надежде, что Генри не заметит. К сожалению, он это сделал и покачал головой. — Ни за что, — упрямо ответил он, скрестив руки на груди с явным вызовом. Киллиан, вопреки себе, издал второй смешок, прежде чем заговорить снова, игнорируя дыры, которые Эммы проделывала в его затылке неодобрительным взглядом. — Да. Злая Королева заколдовала вас обоих, чтобы вы не вспомнили её после того, как она разрушит своё проклятие. — Злая Королева… — начала было Спасительница тоном, полным скептицизма, но Генри, решив узнать больше, не дал ей продолжить. — Что за Злая Королева? И зачем ей понадобилось заставлять нас забыть её? Он был ребёнком: ему не составляло труда поверить, что магия существует и что Злая Королева наложила на него заклятие. Улыбка медленно растянулась на губах темноволосого мужчины, когда мальчик заинтересовался. — Я заключу с вами сделку, юный сэр: убедите вашу мать выслушать меня, и я расскажу вам — вам обоим — всё, что вы захотите знать, — уклончиво предложил он, засовывая большой палец за пояс. — Генри, ты опоздаешь в школу, — вмешалась Эмма и, прежде чем он успел ответить, подтолкнула его обратно к двери. Генри бросил на неё ошеломлённый недоверчивый взгляд. — Как ты вообще можешь думать о школе, когда наша семья в опасности?! Разве ты не хочешь знать, как их спасти? — спросил он, разинув рот. Эмма вздохнула: — Мы не знаем, действительно ли они в опасности. Если этот человек не думает, что он лжёт, это ещё не значит, что он не лжёт. Она виновато посмотрела на Киллиана. — Послушайте, я ценю Ваше предупреждение, но я всё ещё понятия не имею, кто Вы. Так что, пожалуйста, просто уходите; я не могу сейчас гоняться за какой-то сказкой. У меня есть жизнь. Прежде чем однорукий успел возразить, она втолкнула Генри обратно в квартиру и закрыла за ними дверь. Глубоко вздохнув, чтобы успокоиться, она повернулась к Генри и указала на дверь в его комнату. — Иди собирай свои вещи, пока не опоздал на автобус. Генри сердито фыркнул, но подчинился. Но он ещё не закончил и собирался выяснить, кто такой этот Киллиан Джонс и откуда он их знает — с разрешения матери или без него.* * *
Руины Сторибрука В одиночестве, посреди развалин маленького городка в штате Мэн, которого никогда не должно было быть, он думал о том, как всё зашло так далеко. Он был готов умереть, чтобы спасти людей, которых любил, защитить своего сына и внука от демона, который разрушил его прошлое. Ему действительно стоило пытаться узнать больше, чем думать, что всё окажется так просто. Всё, что он сделал, чтобы измениться — стать таким, каким его хотела видеть семья — рушилось. Было разорвано на части одним прикосновением магии Пэна. Таково было происхождение его ненависти. Бессмертный мальчик не всегда был его врагом: какое-то время они даже были как братья. Но всё изменилось, когда Румпельштильцхен увидел его истинное лицо; когда он увидел, на что пошел Пэн, чтобы привести его на свой проклятый остров и настроить против всего, что он когда-либо знал и во что верил. Питер Пэн был, в буквальном смысле, самым дьявольским существом, которое он когда-либо встречал. Реджина что-то упустила, когда объявила его и себя двумя самыми могущественными магами: Пэн был намного, намного сильнее их обоих. И, в отличие от них, в его стремлении к власти не было большой личной трагедии. Нет, он просто решил, что хочет сохранить свою молодость, и ему было всё равно, что нужно сделать или кому причинить боль, чтобы достичь своих целей. Питер Пэн всегда получал то, чего хотел, даже если это не было чем-то мгновенно выполнимым, но было в принципе возможным. Пэн хотел, чтобы он снова стал таким — чтобы снова был в его власти, у него в подчинении. И вот теперь он стоит здесь — на руинах того, что стало его домом, со всеми своими силами — без недостатков, но и без авторитета. Пэн вернул его к жизни, и потому фактически владел Тёмным и всеми его способностями. Это должно было испугать или оттолкнуть его, но его чувства были скованны. Каждую минуту, проведённую в стране живых, он чувствовал, как эмоции его борются за то, чтобы вырваться из оков, побуждая восстать против своего нового хозяина, но Пэн крепко запер их. Теперь даже заклинание не могло их освободить. Хотя, оглядываясь назад… Возможно, это было даже хорошо. С эмоциями под замком у него не будет возможности чувствовать угрызения совести из-за того, что Пэн прикажет ему сделать, пока он не может отказаться. И он был уверен, что, что бы это ни было, ему это не понравится. Пэн поистине мстителен. Но что его действительно беспокоило в первую очередь, так это то, как Пэн оказался здесь. Он убил демона — видел, как тот рассыпался на части у него на глазах, и всё же мальчик пришел к нему — такой же целый, невредимый и злобный, как и всегда; со способностями, подобных которым Румпельштильцхен никогда раньше не видел. Подобные которым он никогда и не считал возможными. Здесь действовала другая, более могущественная сила. Кто-то другой дёргал за ниточки или помогал Пэну дёргать их. Кто-то, кто был ещё темнее и хуже, чем любой из них когда-либо. Однако он не мог припомнить никого, кто бы охотно сотрудничал с Питером Пэном; бессмертный не был тем, кто находит союзников честным путем. К тому же, кого-то, обладающего силой воскрешать мертвых, будет не так легко одурачить, как ранимых и иногда ещё не достигших зрелости мальчиков, которых Пэн принимал к себе. Вопрос был в том, кто это мог быть. Кто обладал такой властью и был настолько безжалостен, что заключил союз с таким, как Питер Пэн?* * *
Нью-Йорк — Этот человек действительно говорил правду? О том, что твои родители в опасности, я имею в виду? — спросил Генри у матери, вернувшись из школы и разбирая сумку на кухне. Сцена в коридоре в то утро не выходила у него из головы весь день — особенно то, что сказал этот странный человек о том, что они прокляты Злой Королевой. Эмма глубоко вздохнула, потерев переносицу. Она думала об этом уже несколько часов, отчаянно пытаясь вспомнить хоть что-нибудь о человеке, который стоял у двери. — Не знаю, малыш, — призналась она, беспомощно пожав плечами. — Он, кажется, верил в то, что говорил, но это не обязательно означает, что он говорил правду. Я имею в виду проклятия и Злых Королев. Серьёзно? Генри обернулся и посмотрел на неё, скрестив долговязые руки на груди. — Ну, то, что это не похоже на правду, ещё не значит, что это не так, — решительно возразил он. — Я имею в виду, мам, ты всегда говорила мне, как ужасно было расти без родителей. Что, если это возможность наконец-то встретиться с ними? Ты должна по крайней мере дать ему шанс. — Генри, они меня бросили. Я не думаю, что должна им что-то, — упрямо защищалась Эмма, покачав головой. После двадцати девяти лет безуспешных поисков она решила, что её родители не хотят, чтобы их нашли и бросила поиски. Она не хотела, чтобы эта вера подвергалась сомнению после столь долгого времени. Она не хотела надеяться, что это неправда, а потом снова разбить эту надежду. Её сын, конечно, никогда по-настоящему в это не верил. Он всегда говорил, что должно быть какое-то другое объяснение, и потом хватается за что-то настолько нелепое, как это. — Возможно, это как-то связано с этим. Может быть, часть проклятия заставила их отказаться от тебя, чтобы спасти твою жизнь или что-то в этом роде, — оптимистично предположил Генри со своей типично детской надеждой в голосе. Эмма посмотрела на него со снисходительной улыбкой на бледных губах. — Я знаю, как сильно ты хочешь в это верить, Генри, но ты всё ещё ребёнок. И я не хочу лопать твой пузырь, но мир намного жёстче и сложнее, чем я тебе говорила, — сказала она ему неохотно со вздохом. — Я не хотела, чтобы тебе пришлось пройти через то, что проходила я. Ты был мне нужен, поэтому я тебя оставила. А мои родители не хотели меня видеть. Мальчик с каштановыми волосами не мог поверить, что всё так просто. В конце концов, на его стороне было детское воображение. Он мог поверить, что проклятие, наложенное Злой Королевой, было ответственно за несчастливое детство его матери. — Неужели ты всерьёз думаешь, что этот человек пришел бы за тобой, если бы то, что он сказал, было неправдой? — Я его даже не знаю. Насколько нам известно, он может быть просто каким-нибудь сумасшедшим, сбежавшим из местного приюта, — запротестовала Эмма как ни в чём не бывало, активно жестикулируя для пущей убедительности. Генри только покачал головой, глядя на неё. — Он знает тебя, и он знал меня. И я не знаю, почему, но он казался мне знакомым, хотя не думаю, что мы когда-либо встречались раньше. Это была небольшая ложь, но, произнося эти слова, Генри понял, что они были правдой. У него сохранились смутные воспоминания о том же бородатом лице и ирландском акценте, с которым некто говорил ему что-то на каком-то огромном, тщательно продуманном корабле в другое время и в другом месте. Он быстро заморгал, пытаясь выбросить эти образы из головы и сосредоточиться на маме, которая смотрела на него в изумлении. — Ты узнал его? Откуда тебе его знать? — проницательно спросила она, нахмурив брови. Генри неопределённо пожал плечами — Я точно не знаю, как это выразить, — сказал он нерешительно, — Но он действительно кажется мне знакомым. Я не могу толком объяснить, почему. Морщинки на белом лбу Эммы стали ещё глубже. Теперь, когда Генри упомянул об этом, Киллиан действительно показался ей знакомым, но это было невозможно. Где бы она встретила парня, который так одевался — даже в Нью-Йорке — да ещё и с крюком вместо руки? Он сказал, что он старый друг, но почему она его совсем не помнит? — Да, это странно, но я чувствовала то же самое, пока он был здесь, — небрежно призналась она, пытаясь сделать вид, что это не имеет никакого значения. Но на самом деле это очень даже имело значение. Потому что, если то, что сказал ей незнакомец — правда, то её родители в опасности только из-за того, что кто-то хотел добраться до неё. И если она пойдёт их спасать, то сыграет ему на руку — кем бы он ни был. — Я думаю, ты должна довериться ему и попытаться найти своих родителей, — просто заявил Генри, высказывая свое мнение. Затем он забил последний гвоздь в гроб Эммы: — Ради тебя и меня. Мне бы очень хотелось узнать своих бабушку и дедушку. Эмма раздражеёно фыркнула, раздосадованная этими словами. Он просто должен был сказать именно это, не так ли? Генри прекрасно знал, что она сделает всё, чтобы он был счастлив. Даже поверит во что-то подобное. — Хорошо, — сдалась Эмма, понимая, что теперь у неё нет другого выбора. Как только Генри включил в уравнение своё собственное благополучие и счастье, способность сказать «нет» просто ускользнула от неё. Похоже, она всё-таки заглотила наживку. Кто бы за ней ни охотился, он получит именно то, чего хочет. Игра вот-вот изменится.* * *
Неверленд У подножия предательского утёса, известного как Пик Мертвеца, он видел, как принц размахивает руками, ожидая, когда его отпустят. Он начал перебрасывать верёвку через край, но знакомый голос остановил его. — Не поднимай его пока. Я хочу поговорить. Наедине. Крюк глубоко вздохнул. Ему действительно стоило этого ожидать. Отвернувшись от пропасти, он с преувеличенным раздражением отшвырнул верёвку. — Что тебе нужно? — спросил пират мальчика-демона, обнаружив его наполовину скрытым тенями деревьев и окружающей темнотой. Пэн был едва виден на полуночном фоне, но его присутствие было невозможно игнорировать. В его голосе явно прослеживалась ухмылка, когда он ответил: — Предложить тебе сделку. Возвращайся и работай на меня, как в старые добрые времена. — Я не скучаю по старым временам, — тупо заявил Крюк, изобразив тихую усмешку, чтобы скрыть свою нерешительность. Пэн, казалось, чувствовал это, хотя, по-видимому, не испытывал никаких угрызений совести, охотясь на него. — Что, если я предложу тебе что-то, что очень трудно достать? Крюк изо всех сил старался не подпрыгнуть, когда демон исчез и вновь появился всего в нескольких дюймах от него, прежде чем снова заговорить: — Разрешение покинуть остров. Темноволосый мужчина опустил глаза и изобразил улыбку. — Всё ещё не заинтересован, — покачал он головой. И он не должен был вести себя так. «Старые времена», как называл их Пэн, были немного размыты, но то, что он делал, пока работал на него, определённо не было тем, что легко забывалось. Теперь, когда его ухмылка была видна, она придавала мальчику гротескный вид на его обманчиво юных чертах лица, пока он продолжал давить. — А что, если я подслащу сделку? Ты можешь взять кого-нибудь с собой, — он пересек склон скалы, прежде чем предложить единственную вещь, от которой, как он знал, Крюк не мог отказаться. — Эмму. Крюк уставился на него, немного озадаченный и гораздо более настороженный, чем в начале этого разговора. В конце концов, Эмма была единственной причиной, по которой он был здесь. Пэн знал это. И он, без сомнения, знал, что чувствует к ней Крюк, поэтому и использовал её в качестве приманки. Он должен был признать, что это заманчивое предложение. Он всегда ненавидел это место: Неверленд не хранил для него ничего, кроме плохих воспоминаний. И уехать отсюда с Эммой было бы здорово, если бы этому не мешал один очень важный фактор: — Эмма никогда не бросит сына. Ядовито-розовые губы блондина злобно изогнулись. — Она уже сделала это однажды, — заметил он с мстительным блеском в своих неземных глазах. — И ты можешь быть рядом, чтобы собрать осколки воедино. Он сделал короткую паузу, чтобы дать пирату возможность обдумать это, а сам спустился вниз, уверенно шагая мимо вечнозелёных деревьев. — Мы знаем друг друга очень давно, Киллиан. Мы и раньше работали вместе, — Крюк поднял глаза и увидел, что его ухмылка стала почти намекающей. — И я думаю, что это идеальное время, чтобы возобновить наши отношения. Пират почувствовал, как его сердце колотится в ушах. Он не должен был даже думать об этом — и он определенно не мог поверить, что это так. — А что, если мне это неинтересно? — возразил он слишком быстро, чтобы быть убедительным до конца. Пэн издал тихий невесёлый смешок. — Конечно, потому что именно это мне всегда в тебе нравилось, — он снова сократил расстояние между ними, по-прежнему ухмыляясь. — Ты хорошо умеешь выживать, — закончил он. И снова Крюку пришлось изобразить покорность судьбе, выразительно закатив глаза, прежде чем спросить: — Что ты хочешь, чтобы я сделал? — Ты будешь работать на меня. Выполнять мою грязную работу, — загадочно ответил Питер, улыбка сменилась гораздо более зловещей. Крюк бросил на него насмешливый взгляд. — Что за грязная работа? — спросил он ровным голосом, не мигая, встретившись с бесстрастным взглядом Пэна и пытаясь понять, в чём дело. Но Пэн ничем себя не выдал. — Когда придёт время, я дам тебе знать. — Он резко сменил тактику: — Но сначала мне нужно подтверждение того, что ты принял мою сделку. — Значит, моего слова сейчас будет недостаточно? — тихо съязвил Крюк, оскорблённый отсутствием веры. Он и Пэн, возможно, и не были лучшими друзьями, но это не означало, что он должен подвергать сомнению свою честь; когда Крюк заключал сделку, он придерживался её, какими бы сомнительными ни были условия. Лицо мальчика потемнело ещё больше — если это вообще было возможно. — Ты же знаешь меня, — он снова появился за спиной Крюка, заставив пирата подавить дрожь, когда он продолжил низким, хриплым голосом: — Я предпочитаю действие. Я узнаю, что ты принял мою сделку только тогда, когда увижу на вершине мёртвое тело принца. Вот оно: Питер хотел, чтобы он убил отца Эммы. Это было причиной всей этой показухи. Он хотел, чтобы Крюк снова стал его орудием, чтобы вернулся к тому, кем был до того, как сбежал из Неверленда в последний раз. Крюк солгал бы, если бы сказал, что эта мысль не приходила ему в голову раньше. Убийство принца определённо положило бы конец всем его оскорблениям и презрительным взглядам, но он всё ещё был отцом Эммы. И это было совсем не то, на что он подписывался. — Ты в любом случае это увидишь. Он на последнем издыхании благодаря мор-шиповнику, — попытался он отвлечь его, но Пэн не поддался. — Я хочу увидеть, как ты убьёшь его до того, как подействует яд, — яростно заявил демон с такой силой в голосе, что Крюк даже задрожал. — Я хочу увидеть твой крюк в его теле. Он не пропустил тонко завуалированный намёк и не ожидал внезапного прилива тепла, который прошёл по его телу при этих словах. Что же такого было в Питере, что он так легко понимал, какие именно слова ему больше всего понравятся? Питер снова двинулся за ним, так что ему пришлось повернуться, чтобы встретиться с этим горящим, дымчатым взглядом. Он сделал это осторожно и с нарочитой медлительностью. — А что, если я не приму твоё предложение? — мягко спросил он, чувствуя лёгкое предчувствие от простого вопроса о том, чтобы пойти против воли Пэна. Демон выглядел в высшей степени невозмутимым, шевеля губами рядом с ухом пирата и заставив его замереть, когда ответил. — Помнишь последний раз, когда ты меня не послушался? — прошептал он, тяжело дыша. Он медленно отстранился, а затем его рука скользнула под куртку Крюка, сорвав фляжку с бедра и удерживая её между ними. — Выпей. Ты же знаешь, что это всегда помогает думать, — сказал он с таким отвращением и таким желанием в глазах, что Крюку пришлось отвернуться, выхватив фляжку у него из рук. Он хотел сказать что-то ещё, но предательские звуки натянутых штанов Чарминга, пока он успешно и безрассудно взбирался на вершину утёса, остановили его — и Пэн исчез из виду. Питер никогда не переставал нервировать его, сколько бы раз он ни сталкивался с маленьким демоном. И тот раз не был исключением.* * *
Весёлый Роджер Хотя на самом деле он не нуждался в нём, Крюк отплыл на своем корабле в Нью-Йорк и пришвартовал его в одной из многочисленных гаваней, окружающих город, под маскирующим заклинанием, чтобы скрыть его от любопытных глаз. Маскирующим заклинанием, которое он наложил сам — ещё одно из преимуществ магии, которую дал ему Пэн. Он ступил на палубу своего корабля и обнаружил, что король Неверленда ждёт его, стоя на такелаже, словно вызванный его мыслями. Светловолосый мальчик ни за что не держался, и если бы Крюк не знал его лучше, то поклялся бы, что мальчик пытался упасть, так как он наклонился над водой. Пират не спросил Питера, что он здесь делает. Вместо этого он просто прислонился спиной к штурвалу корабля, достал из-под пальто фляжку и открыл её. Мальчик должен был диктовать, каким будет предстоящий разговор, поэтому Крюк собирался позволить ему самому начать его. Как раз в тот момент, когда он пил янтарную жидкость, которую всё время держал при себе, мальчик легко спрыгнул с импровизированного каната и приземлился перед ним со своей фирменной ухмылкой. Крюк просто наблюдал, как он подошёл ближе, и сделал глоток рома, чтобы смочить внезапно пересохшее горло. Когда Питер был примерно в пяти дюймах от него, он наконец заговорил. — Воссоединение прошло не так хорошо, как ты думал? — спросил он с шипящим акцентом, приподняв одну из своих тёмно-русых бровей. Однако в его дымчатых глазах был понимающий блеск, который говорил, что он уже точно знал, как прошло «воссоединение», и просто играл с Крюком — как обычно. Он всё ещё позволял себе заглатывать наживку, потому что знал, что именно этого хочет Пэн, и потому что ему было любопытно услышать, что скажет мальчик. — Не было ни слезливого «привет», ни радости от встречи со мной, если ты это имеешь в виду, — нейтрально ответил пират, облизнув губы. — Но она и не захлопнула дверь перед моим носом, так что я развлёкся. Пэн улыбнулся ответу, обнажив острые зубы. — Ты не признался в своей вечной любви и преданности, как только увидел её? — холодно усмехнулся он, закатив глаза с выражением, которое Крюк мог описать только как отвращение. Он ненадолго задумался об этом, но не стал опережать свой резкий ответ. — Не думаю, что было бы разумно делать это во время нашей первой встречи. На этот раз обе брови Пэна приподнялись, когда он изобразил шок и испустил поистине леденящий душу смех. — Ты посчитал, что это неразумно? — с сомнением повторил он, медленно приближаясь к капитану корабля почти как хищник. Затем, когда они оказались практически нос к носу, он добавил: — Или потому, что ты больше ничего не чувствуешь? Крюку пришлось заставить себя не вздрогнуть, когда эти завораживающие ониксовые глаза впились в его светло-голубые, изучая и проникая в самую его душу. При этих словах он поймал себя на том, что лихорадочно гадает, может ли Пэн читать мысли. — Знаешь, я всё удивляюсь, почему именно на этот раз ты решил пойти на мою сделку, — задумчиво произнёс он чуть громче, чем просто шёпотом, не мигая и изучая взглядом лицо мужчины. — Ты никогда не был тем, кто так легко поддаётся угрозам — если, конечно, ты не сделал это, чтобы спасти свою драгоценную Эмму. Он помолчал секунду, словно размышляя, в то время как его темные глаза продолжили изучать Киллиана так, что у пирата возникло отчётливое ощущение, будто его просвечивают рентгеном. Крюк замер, когда почувствовал горячее дыхание Пэна на своём лице и ощутил, как его сердце забилось быстрее, когда демон задал ещё один вопрос, говоря ему почти в губы: — Но в таком случае мне интересно вот что: если ты сделал это не для неё, тогда зачем ты это сделал? Однорукий напряжённо сглотнул, внезапно почувствовав необычайное тепло. — Какое это имеет значение? Это то, чего ты хотел, — он начал уклоняться от предложения Пэна, но палец у его губ и мягкий, опасный смешок мальчика прервали его: — Ты не можешь лгать мне, Киллиан. Больше нет. Использование его имени, слетевшего с губ Пэна, навсегда останется самым нечестивым звуком, который Крюк когда-либо слышал. И потому демон использовал его только тогда, когда хотел вывести его из себя — это делало его ещё более раздражающим. Он вздохнул, сдаваясь, и смягчился. — Я хотел вернуться на другую сторону, — честно признался он, не отходя от мальчика, который всё ещё находился в его личном пространстве. — Я хотел хоть раз по-настоящему стать злодеем. И я хотел заставить семью Спасительницы пожалеть обо всех неприятностях, которые они мне доставили, когда я пытался помочь им спасти мальчика. Ещё один взрыв смеха сорвался с шелковистых губ блондина — на этот раз более мстительный, чем предыдущий — если это конечно вообще было возможно. — Ты хотел знать, что значит не чувствовать, быть по-настоящему безжалостным. Ты хотел заставить их заплатить, — со знанием дела предположил он, почти коснувшись губами уха пирата. — Я был прав с самого начала. Ты скучаешь по старым временам. — Да, — признался Киллиан, заставив себя посмотреть в эти пронзительные глаза и не моргнуть при этом. Это была правда: он скучал по тем временам, когда можно было не заботиться ни о чём, кроме своей следующей задачи. Он скучал по простоте, по отсутствию слабостей и выживанию только ради себя и не ради чего-то другого. И потом, были вещи, которые Пэн просил (приказывал) ему делать — это было то, по чему он скучал больше всего. Он бессознательно наклонился вперёд, когда костяшки пальцев Пэна погладили его по щеке с несвойственной ему нежностью. — Что ж, я сделаю всё, что в моих силах, чтобы тебе нравилось работать на меня сейчас так же, как и тогда, — пообещал он, почти нежно проведя пальцами по волосам пирата, прежде чем прошептать следующий приказ, — И начну с того, что позволю тебе убить мальчиков, которые продали меня Спасительнице и её семье. Вы сделаете это для меня, не так ли, капитан? Это не была просьба, но пират всё равно чувствовал необходимость дать согласие. — Да, — согласился он без колебаний, не испытывая никаких угрызений совести за те жизни, которые только что согласился оборвать. Знакомая хищная улыбка искривила полные губы Пэна в ответ на его решительную уступчивость. — Отлично, — сказал он с каким-то извращённым удовлетворением.* * *
Неверленд Вся фальшь и ложь, которую он должен был сказать, чтобы защитить себя и своих мальчиков, были необходимы. Но также они были неизбежны — он никому не доверял по-настоящему. И оказалось, что был прав, потому что в конце концов Феликс был единственным, кто остался ему верен. Все остальные отказались от него в тот момент, когда перед ними замаячила перспектива нового дома. Впрочем, Питер их не винил, ведь тоже был эгоистом. Он давным-давно сделал выбор, что будет заботиться только о себе и ни о ком другом — и любой, кто достаточно глуп, чтобы считать его своим другом, только настраивал себя на разочарование. Это доказывалось снова и снова, и единственным, кто, казалось, этого не понял, был его самый верный помощник. Впрочем, ему не нужно было учить Феликса. Феликс был умён: он не остался бы здесь, если бы думал, что Питер снова предаст его. Но была одна тайна, которую никто — даже Феликс — никогда не знал. То, что Венди рассказала Спасительнице о сердце Истинно Верующего, не было ложью, но на самом деле это была и не совсем правда. Настоящая причина, по которой он нуждался в сердце Генри, заключалась не в том, чтобы спасти свою жизнь. На самом деле всё было гораздо проще и менее драматично. Он зашагал через джунгли туда, где собрались его новые друзья, отмахиваясь от деревьев, которые окружали его. — Я не знал, что мы относимся к тому типу людей, которые нуждаются в заседаниях военного совета, — сухо прокомментировал он, встав между высоким мужчиной и его спутницей. Женщина издала тихий, невесёлый смешок. — Ты не одобряешь этого? — осторожно спросила она, как бы провоцируя его отказаться. Питер покачал головой, но его фирменная ухмылка осталась неизменной. — Это действительно необходимо? — мягко возразил он, не теряя ни секунды, скрестив руки на своей подтянутой груди. — Твоя правая рука только что рассказала нам истинную причину, по которой ты так сильно хотел заполучить сердце Истинно Верующего все эти годы, — деловито сказала ему женщина в плаще, слегка пожав плечами. — Это была, мягко говоря, интересная история. Мне любопытно знать, что ты скажешь об этом. Питер уставился на неё непривычно жёстким взглядом. Он не был настолько глуп, чтобы бросить ей вызов, но ему не нравилось, когда люди решали сунуть нос в его личные дела. Особенно те, что называли себя его друзьями. Однако у него не было другого выхода, кроме как ответить. Поэтому он сдержался и без колебаний ответил: — Размер моей силы стал довольно скучным, поэтому я решил, что хочу большего. И так как моя магия и весь этот остров основаны на вере, Истинно Верующий был единственным способом получить больше. То, что он был сыном Спасительницы и сына Румпельштильцхена, оказалось просто счастливым совпадением. — И когда они помешали тебе, ты решил отомстить им, захватив их родной город и заставив их всех забыть, кто они такие — прямо как Злая Королева, — закончила за него женщина, подняв брови. Однако Питеру, похоже, не понравилось сравнение, потому что он поправил её: — Королева наложила свое проклятие, чтобы отомстить. Я не хотел ничего настолько мелкого. Я просто хотел, чтобы они все увидели, с кем имеют дело. Потому что я всегда получаю то, чего хочу, даже если иногда требуется некоторое время, чтобы понять, что это такое. — Год — это довольно большой срок, — решительно заявила его спутница, не проявляя ни малейшего почтения. Они с Пэном были на равных — партнёры, а не хозяин и слуга. Однако, увидев, что вызывает его гнев, она резко сменила тему: — Как ты справляешься со своим проклятием? Змеиная улыбка расплылась по розовым губам Питера, заставив её на мгновение поразиться тому, как быстро могут меняться его эмоции. — Всё встаёт на свои места, — злорадно сообщил ей бессмертный, обнажив острые белые зубы. — Семья Спасительницы и Королева убрались с моего пути, и теперь, когда Тёмный и мой любимый пират снова под моим контролем, никто ничего не сможет сделать, чтобы остановить это. Генри скоро снова попадет под мой контроль, и тогда… Ну, тогда им действительно будет чего бояться. — Есть ещё кое-что, чего стоит опасаться, — насмешливо добавил Феликс со своей зловещей ухмылкой, едва заметной из-под большого тёмного капюшона. Женщина улыбнулась в ответ на скрытый комплимент. — О, когда это проклятие исчезнет, я буду наименьшей из их забот. Даже быть врагом Чёрной Феи не сравнится с тем, чтобы быть врагом Питера Пэна. В конце концов, Питер Пэн никогда не подводит. Вышеупомянутый демон усмехнулся в ответ на похвалу и использование его любимой фразы. Чёрная Фея была могущественным союзником; она была причиной того, что он полностью восстановил свои силы и проклятие в целом. Он был у неё в долгу, а Питер Пэн не любил быть перед кем-то в долгу. Она же хотела только одного — чтобы он победил. Он не должен её разочаровывать. — Мое проклятие — это только начало, — заявил он с наслаждением, и в его дымчатых глазах появился почти маниакальный блеск. — Когда я покончу со Спасительницей и её семьей, они пожалеют, что встретились со мной. Я не из тех, кто легко сдаётся, и они обманывали себя, если думали, что такой тривиальной вещи, как смерть, будет достаточно, чтобы остановить меня. Он замолчал на минуту, скривив верхнюю губу, обдумывая свои следующие слова. Его глаза вспыхнули почти красным в темноте, когда он принял решение. — Я думаю, пора дать Спасительнице знать, против кого она на самом деле воюет, — тихо объявил он почти шипящим голосом. Его губы ещё больше скривились, отчего выражение его лица стало ещё темнее. — Пора ей узнать о последствиях отказа до того, как игра действительно закончится.