Разноцветная книга

- Джастин, как мне тебя благодарить? Ты нам просто жизнь спас! - Да всего лишь с ребенком посидел, - пожимаю я плечами в ответ. Подумаешь, большое дело! - Ага, все бросил и примчался сюда, чтобы спасти наши задницы, - продолжает петь мне осанну Мел. Такое ощущение, будто я какой-то супергерой, который только что, благодаря своему суперслуху и суперкрыльям, спас из горящего дома скулящего щеночка. - Ну что поделать, если у вашей няньки мать на скорой увезли? Такое ведь заранее не предвидишь, - смеюсь я. Звук у меня изо рта вырывается странный. Можно подумать, что до сих пор я ни разу в жизни не смеялся. Ну, в последнюю неделю этого со мной действительно не случалось. - Гас меня почти измотал. Слава богу, он уснул, наконец. - Да уж, он чем старше, тем энергичнее становится. Поверить не могу, что через пару дней ему исполнится два. - А кажется, будто только вчера я дал ему имя, - взгляд мой начинает метаться по комнате, я сглатываю, пытаясь затолкать поглубже воспоминания, которые могут помешать мне предаваться жалости к себе. – А теперь он придумывает имена мне. Представляешь, ни с того ни с сего начал называть меня Джад. Она скидывает туфли и принимается разминать натруженные ступни. - Он просто не может выговорить Джастин и страшно злится. Вот и придумал для тебя свое собственное имя. По-моему, это очень мило, - добавляет она и устало прикрывает глаза. Мел ужасно много работает. – К тому же он всего лишь платит тебе той же монетой. - Ты до сих пор терпеть не можешь его имя, - ухмыляюсь я. - Я до сих пор терпеть не могу его имя, - кивает она. Я позволяю себе рассмеяться, потому что Мел смеется и никак на это не отреагировать будет невежливо. А сам снова и снова твержу себе, что на самом деле смеяться вовсе не хочу. А хочу страдать, скорбеть и влачить жалкое безрадостное существование. В моем мире больше нет места радости! - Прости, что дернула тебя. Я бы к тебе не обратилась, если бы не крайняя необходимость. Но у Линдси там родителей полный класс собрался, а у меня присяжные решили, что торопиться им некуда, ленивые жопы! - Да все нормально. Я рад был хоть ненадолго свалить из этой квартиры, - произношу я и невольно вздрагиваю. У меня не получается думать об этом месте и при этом не выдавать никакой физической реакции. - Как ты, кстати? После всего... - Великолепно. Разве не видно? Я широко зеваю, одновременно вдыхая полной грудью, и для порядка закидываю руки за голову. Я ужасно устал, хотя в последние дни только и делал, что ходил на работу и спал. Но, как оказалось, на то, чтобы поддерживать собственное несчастье на должном уровне, уходит очень много сил. И ни на что другое энергии уже не хватает. Те крохи, что остались, лучше поберечь до переезда, который у меня намечен на завтра, и осеннего семестра, который начинается через два дня. Мозг же мой занят тем, что пытается разработать новый жизненный план. Желательно такой, в котором у меня появилось бы собственное жилье и не пришлось бы больше называть домом валяющийся на полу чужой комнаты матрас. Вероятно, для того, чтобы этого добиться, с учебой придется повременить. Точно не знаю, не получается пока загадывать так далеко. У меня, по-моему, вообще ничего не получается, кроме как киснуть. Я люблю киснуть. Это очень успокаивает. А, главное, в процессе от меня ничего не требуется, цель достигается очень легко. Сиди себе и кисни до посинения. Кислее кислого уже не станешь. Людям вообще стоило бы почаще киснуть. - В чем Брайану точно не откажешь, так это в способности все на свете делать эффектно, даже лажать с королевским размахом, - едко замечает она. В этой семье все тайное становится явным. Всегда! Я откидываю голову на спинку дивана. - Он это не нарочно. Черт! Я как заводная кукла. Поверни ключик – и выдам заложенный мне в голову ответ. Совершенно не задумываясь. Я вообще никогда не думаю. Просто реагирую. - Отлично он тебя выдрессировал. Что, конфетку дает каждый раз, как ты новый фокус освоишь? В комнате мгновенно наступает арктический холод. По-моему, у меня на ресницах сейчас сосульки повиснут, навечно склеив глаза. - А я и не знал, что ты так плохо обо мне думаешь. Вот почему мы с ним никогда ни к чему не придем, как бы я ни старался убедить себя в обратном. Как он может принимать меня всерьез, если этого вообще никто не делает? - Я не о тебе плохо думаю. А о нем. Ты заслуживаешь лучшего. Это всем известно. А вот дашь ли себе это лучшее получить – это уже другой вопрос, - тяжело вздыхает она. Чувствую, у нас тут назревает лекция о том, какой Брайан бесчеловечный кусок дерьма. Очень хочется свалить, пока я не оказался в весьма неловкой ситуации. Не встал на его защиту. Но я не двигаюсь с места. - Знаю, ты переживаешь за меня. Но, думаю, ты не вполне представляешь себе, о чем говоришь. Все сложно. - Ты прав, конкретики я не знаю. Могу только догадываться. Вопрос в том, представляешь ли ты, что происходит. Из горла у меня вырывается какой-то приглушенный свистящий звук. Будто бы я на секунду перестал дышать, а потом вдруг икнул. Я не знаю, что на это сказать. - Что это значит? - Это значит, что как бы ни невероятно, блядь, это звучало, но я сейчас буду защищать гребанного Брайана Кинни. И к концу моей речи земля, наверное, налетит на небесную ось, не иначе, - выпаливает она так быстро, что мне начинает казаться, будто я неправильно ее расслышал. По-моему, она и сама не верит, что сказала такое. – Просто так уж вышло, что я тут – единственная, кто достаточно честен и беспристрастен, чтобы понять, что происходит. И что же я вижу? Что он в очередной раз умудрился выкрутить все так, чтобы с его идеально чистого зада есть можно было. И что в следующий раз, когда он облажается – а это неминуемо случится – он снова ухитрится остаться чистеньким. По-моему, ее очень расстраивает то, что ее бескомпромиссная честность вот-вот вымажет ее собственный зад. Запятнает его незавидной долей выступать в качестве защитника Брайана. Вообще, эту должность стоило бы приберечь для какого-нибудь неудачника, ищущего работу на полный рабочий день. А, нет, погодите, она ведь уже занята. Мной. - Незачем его защищать, он ни в чем не виноват, - немедленно кидаюсь на его защиту я. - Ну, в это я верю примерно так же, как в то, что ты сам понимаешь, что так сильно тебя расстроило. А как по мне - ничего ты не понимаешь. Она закидывает усталые ноги на журнальный столик и принимается разминать шею. Такое ощущение, что какая-нибудь часть ее тела вечно находится в напряжении. - Похоже, тут все лучше меня знают, что я должен думать, - отзываюсь я чуть громче, чем следовало бы. И она немедленно шикает на меня, поднося палец к губам. Когда Гас, наконец, соизволил улечься, все вокруг боятся его разбудить. Временами он бывает тем еще вредным капризным говнюком. Весь в папочку... Я встаю с дивана и начинаю мерить шагами комнату, как будто сбившееся дыхание поможет мне говорить тише. - Что ты думаешь о Вике? О Линдси? О Дебби? О своей собственной матери? – прямо спрашивает она. - А? В горле у меня снова щекочет. Может, я что-то подхватил? Помимо хронического идиотизма... - Они прекрасные люди, я их очень люблю. Ну, к матери я в данный момент не слишком хорошо отношусь, но в принципе... - По-твоему, когда я работала, чтобы прокормить семью, а Линдси сидела дома с Гасом, это было неправильно? - Нет, конечно. Она же растила вашего ребенка. К чему ты клонишь? - А Вик? Ты что же, презираешь его за то, что Дебби оплачивает его счета? - Но он болен! Трудно однако говорить с глухим, который не желает слышать никого, кроме самого себя. - А когда Майкл помогает Дебби деньгами? – продолжает она гнуть свою линию, пропустив мимо ушей мое резонное замечание. – А когда твой отец обеспечивал мать, растившую тебя и твою сестру? По-твоему, все это было неправильно? Я плюхаюсь обратно на диван. Киснуть гораздо проще, когда ты не занят никакой физической активностью. - Это совсем другое дело. - Ну так добро пожаловать в реальный мир, Джастин! - произносит она самым что ни на есть мамским тоном. Тем, которым обычно расписывает очередные подвиги Гаса. – Ты не первый человек, которому временно приходится полагаться на другого, и уж точно не последний. И в этом нет ничего плохого. И ничего постыдного. Как нет ничего плохого и в том, что Брайан хочет заботиться о тебе, как я забочусь о Линдси, а Деб – о Вике. Мы делаем это, потому что нам так хочется, а не для того, чтобы оскорбить или унизить тех, кто попал от нас в зависимость. - А нельзя ли мне соскочить с этой карусели? Что-то она слишком быстро крутится, - Мел отрицательно качает головой. Что ж, я так и думал. – Дело не только в этом, все куда серьезнее. У них у всех есть право голоса, право решать за себя. А у меня и этого нет. От одного воспоминания о случившемся у меня начинает ныть в груди. - Ага, отлично, вот мы кое-что и выяснили. Ты расстроен не потому, что Брайан за тебя платит, не потому, что ты от него зависишь. Это всего лишь деньги. И, сдается мне, дело даже не в том, что он тебе врал. Хочешь знать, что я думаю? Есть у меня ощущение, что я об этом узнаю в любом случае. - Что? - Знаешь, сколько я ругалась с Линдси, когда она объявила мне, что хочет беременеть от Брайана? Этот сраный мудак, ебанутая Вавилонская блудница, станет отцом моего ребенка? Да ни в жизни! Но она вцепилась в эту идею, как бульдог. И слышать не хотела ни о ком другом. Либо Брайан – либо никто. - Я что-то не улавливаю. - А я чувствовала себя так, будто меня пинком вышвырнули из собственного будущего. Мало того, что мы не могли произвести на свет общего ребенка, так она даже не дала мне права голоса в выборе его отца. Сама все решила, а меня просто вычеркнула. И я никак не могла ее переломить, сколько ни билась. И тогда я смирилась, решила – ладно, пусть делает, как хочет. Пускай это будет их общее начинание, а я останусь сторонним наблюдателем, - произносит Мел настолько жалобно, насколько это вообще возможно в ее случае. Я от души ей сочувствую. Сам чувствую то же, что и Мел. Господи, я чувствую себя Мел! - Но почему ты все-таки на это пошла? Впервые за последнюю неделю я начинаю ощущать себя неким подобием человека. Я и забыл, каково это – интересоваться чем-то еще, кроме собственных страданий. Был так ими занят, что до со-страдания как-то руки не доходили. Узел, затянувшийся у меня в груди во время того самого разговора, начинает постепенно ослабляться. - Потому что хотела ребенка и семью, и жить вместе с Линдси. А потом прошло какое-то время, и стало уже неважно, откуда у нас взялся сын, он просто был – вот и все. Я знаю, что она говорит правду. Это видно по тому, как она смотрит на Гаса. Он – ее сын, а все остальное не имеет значения. Такой матери, как Мел, заслуживает каждый ребенок. Жаль только, что немногим они достаются. - Несмотря на то, что тебя лишили права голоса? – недоверчиво спрашиваю я. Брайан ни за что бы мне об этом не рассказал. И, если б не Мел, я так бы и не узнал, как там все было. Хотя, если честно, я не уверен, что он и сам в курсе всех этих подробностей. - Как думаешь, из-за чего конкретно ты так расстроен? Ведь не из-за Брайана же? Я не утверждаю, что он абсолютно ни в чем не виноват. Еще как виноват, и если с этого дня ты больше до конца жизни слова ему не скажешь, я лично закачу вечеринку в твою честь, - невесело смеется она. – Но расстроен ты из-за самого себя. Из-за того, что выбрал человека, ради которого готов идти на любые компромиссы, закрывать глаза на что угодно, лишь бы быть с ним вместе. Из-за того, что его интересы всегда будут для тебя на первом месте, а твои собственные – на втором. Из-за того, что ради него ты готов мириться с таким дерьмом, которого раньше себе и не представлял, потому что никогда не думал, что тебя занесет в такие дебри. Свет в комнате приглушенный, и лицо ее все время остается в тени. Чем темнее вокруг, тем легче быть слепым. - Ничего не получается, понимаешь? У нас с ним не получается выстроить ничего осмысленного, - признаюсь я ей... и себе тоже. – Но и без него у меня тоже не получается. И это невыносимо! – помедлив с минуту, я набираю полный рот воздуха, чтобы вместе с ним выдохнуть эти слова. – И я не уверен, что у нас с ним вообще когда-нибудь что-то получится. Не уверен, что он позволит мне что-то выстроить. Но я знаю, что без меня у него ничего не получится тоже. И что вот мне с этим делать? Смотреть, как он всю жизнь ходит по кругу? Не могу я кружить на одном месте вместе с ним. Не могу! И не буду. - Так не кружи! Сделай то, что мне лично всегда представлялось невозможным. Заставь его следовать за тобой. Это меньшее, что этот мудак может для тебя сделать, - произносит она сурово, но смотрит при этом ласково. Мел годами убеждала себя в том, что она несгибаемая сука. А потом вдруг появился человек, который вывернул ее наизнанку и свел на нет многолетние усилия. И ей никуда от этого не деться. Так же, как и мне. - Вот что я тебе скажу. Хрен его знает, как так вышло, - она в недоумении разводит руками, - но, похоже, вы с Гасом стали его спасением. Ну и везучий же ублюдок! Вы - это то единственное, что он умудряется проебать не каждый раз. Может, только в 95 процентах случаев, - насмешливо фыркает она. – Именно из-за вас все снова и снова его прощают и находят ему оправдания. Раз уж вы ему дороги, раз уж ради вас он искренне пытается поступать правильно, значит, где-то глубоко внутри у него все же есть сердце. - Думаешь, я ему дорог? – спрашиваю я голосом какого-то незнакомца. Это вовсе не я говорю, а полудохлый, унылый, совсем раскисший тип. - Думаю, он понимает, как ему с тобой повезло. Мне и суперслух не нужен, чтобы расслышать то, чего она не договаривает: «... насколько этот уебок вообще способен что-то понимать». - Ты жалела когда-нибудь о том, что в те дни не настояла на своем? - Это значило бы жалеть о том, что у нас есть Гас. Нет, никогда! Мне все равно, кто его отец. По-моему, это самое милое, что она когда-либо говорила касательно Брайана. - И мне не стоит жалеть о том, что порой я давлю слишком сильно? - Нет! Так ему и надо! Я бы на твоем месте вообще голову ему раздавила! – наконец-то мы возвращаемся в нормальный мир, тот, где Мел мечет в Брайана стрелы, а я со щитом в руках их отбиваю. - Просто будь осторожен. Думай о том, за что ты борешься и почему ты за это борешься. И если дело того стоит, если результат перевесит затраченные усилия, тогда дерись. Но помни, что все битвы выиграть невозможно, а некоторые из них и вообще не стоят трудов. - А что насчет тех, которые стоят? - В этом случае вцепляйся в него зубами и когтями и бейся, пока он не уступит, - дернув плечами, изрекает она, так, будто это нечто само собой разумеющееся. Я представляю себе, как касаюсь пальцами недостроенного фундамента своей судьбы, которую только начал было проектировать и сразу же забросил. Сейчас это расползающееся глинистое месиво, но пройдет время, оно высохнет под солнцем, затвердеет, и можно будет снова попытаться что-то на нем выстроить. - А как я пойму, что с меня довольно компромиссов? - Когда почувствуешь, что результат больше того не стоит. Не знаю, просто поймешь и все. - Больше никакими жемчужинами мудрости со мной не поделишься? – улыбаюсь я. Улыбаюсь, сам того не осознавая, это выходит как-то само собой. И вдруг в прихожей начинает заливаться дверной звонок, разрушая впервые за последние дни снизошедшие на меня мир и покой. - Никогда не спорь с адвокатом! – с ухмылкой отзывается она и, вскочив на ноги, несется к двери. А я закрываю глаза и возношу господу благодарственную молитву за то, что не мне придется снова укладывать Гаса, который наверняка сейчас проснется. - У тебя что, палец в кнопке застрял? Что ты названиваешь, у меня ребенок спит! - Какого хуя ты дома? Линдси позвонила и велела немедленно пиздовать сюда, а то эта дебильная нянька сейчас уйдет и бросит моего сына на произвол судьбы. Ты разве не должна быть в суде? Услышав этот голос, я замираю, не успев добормотать свою молитву до конца. Забавное все же у боженьки чувство юмора. - Это было три часа назад! - Я только что получил сообщение. Какая неожиданность. У порога гостиной голоса резко стихают. Я отворачиваюсь и начинаю пялиться в стену. Если не буду шевелиться, может, он примет меня за статую и пройдет мимо? - Неужели в задних комнатах «Вавилона» еще колл-центр не оборудовали? – ярится Мел. - Я ужинал с клиентом. Трубку не снял, потому что Линдси звонила из школы, а я этого номера не знаю, - защищается он. Мне и оглядываться не нужно, чтобы понять, что больше всего его сейчас напрягает вовсе не Мелани. А я. Чувствую, как взгляд его останавливается на моей шее, а затем ползет выше, к затылку. - Это не Гас там? Прямо над нами, на втором этаже, начинается какая-то суета. Топает Гас ужасно громко, несмотря на то, что у него такие крохотные ножки. - Прекрасно, блядь, просто прекрасно, Брайан! Теперь мы никогда его не уложим. Спасибо большое! Ну как всегда, натворил дел, а разгребать должны другие. Не оборачиваясь, я слышу, как ее шаги удаляются в сторону лестницы. Я не стану шевелиться первым. Не доставлю ему такого удовольствия. - Что ты здесь делаешь? Голос у него слегка придушенный, будто бы его с размаху ткнули в живот. А, может, это мне только кажется. - Жду, когда Земля начнет вращаться в другую сторону, - негромко бормочу я. - Я так понимаю, ты примчался на помощь? Я чуть поворачиваю голову – так, чтобы продолжая таращиться в стену, я все же мог краем глаза за ним наблюдать. Чтобы мог вовремя заметить, что он подошел ближе или, наоборот, бросился бежать. - Просто так вышло. Мне позвонили, и я пришел. - Я рад, что ты оказался поблизости, - говорит он тихо, словно извиняясь за то, что так шумно ворвался... в этот дом?.. в мою жизнь? Я уже и сам не знаю. - В который раз спас мою задницу. Я принимаюсь оттирать несуществующее пятнышко с кутикулы. Чистоплотность – высшая добродетель, а я должен вести себя очень хорошо, если хочу, чтобы боженька и дальше отвечал на мои молитвы. - Он спрашивал о тебе. Хотел знать, почему мы не пришли вместе. - Я был на встрече. - Я слышал, - киваю я, борясь с отчаянным желанием обернуться и увидеть его собственными глазами. Увидеть, какой он расхристанный, взъерошенный, несчастный, неспособный существовать без меня. Но, конечно, ничего подобного я не увижу. Наверняка выглядит он безукоризненно. Так, что никто в жизни не заподозрит, что с ним что-то не ладно. Он никому не позволит этого увидеть. Даже мне. - Как ты себя чувствуешь? Вчера утром, когда я уходил, ты выглядел неважно. А со мной другая история. У меня все на лбу написано. - Со мной все в порядке. Просто устал. - От меня, - вырывается у него прежде, чем он успевает притвориться, что ни о чем таком даже не думал. Я поворачиваю голову еще чуть-чуть и теперь уже могу на него взглянуть. Хотелось бы просто быстро покоситься, но взгляд мой прочно залипает на его безупречном костюме, тщательно уложенных волосах, идеально чистых ногтях. Если бы он был незнакомцем, случайным прохожим, которого я увидел на улице, я ни за что бы не разглядел, что с ним что-то не ладно. Но сейчас вижу – да, с ним определенно что-то не так. С ним вообще все не так. - Слышал, завтра ты переезжаешь. Ну конечно! Наверное, уже вся Либерти-авеню об этом знает. - Ага, у меня не особенно много вещей. Большая часть отправится обратно в дом моей матери. Все, что не принадлежало тебе, было ее. Сунув руки в карманы, он беспокойно оглядывается по сторонам, видимо, решая, сесть ему рядом со мной или нет. Я машинально отодвигаюсь в сторону на пару дюймов, и он принимает это за приглашение. - Ты с ней говорил? - Не то чтобы. - А надо бы. Она не виновата. Я практически заставил ее так поступить. Так что, если тебе хочется кого-то обвинить, вали все на меня. - Я с ней поговорю, просто не сейчас. К тому же, как я могу винить тебя? Ты за меня не в ответе. Каждый человек ответственен только перед самим собой. Ведь так? - Что я могу сказать? Правила создаются, чтобы их нарушать, - легко отзывается он. Слишком уж легко. Я смотрю на него. А он смотрит на меня. И я честно пытаюсь отвернуться, но терплю сокрушительное поражение. - Но ведь тогда не станет никакого порядка, и наступит полный хаос. - Вот почему теория хаоса базируется на понятии «непредсказуемость». - Теория хаоса базируется на упорядоченной непредсказуемости. Чтобы появились исключения, нужно для начала задать правила. Как хорошо, что я прилежно учился в школе! Собственно, у меня особо выбора не было – попробуй не поучись у грозной необъятной миссис Тернер. А в ПИФА такие вещи не преподают. - А я подрезаю тебе крылья каждый раз, как ты пытаешься отыскать в хаосе некую закономерность? Он опускает подбородок мне на плечо и попадет точно на сустав. Это не слишком-то приятно, но я его не отталкиваю. Лишь тру глаза, тихонько посмеиваясь над тем, какой беспорядочный у нас получается разговор. - Все на свете не проконтролируешь. - Так что же тогда, да здравствует хаос? – спрашивает он, горячим дыханием щекоча мне ухо. - Не хаос, а теория хаоса, - поправляю я. Он негромко смеется, и звук его смеха отдается у меня в барабанных перепонках, начисто отключая мозг. - Вообще я вроде как рад, что застал тебя здесь. Теперь не придется звонить. Я оборачиваюсь, осторожно, чтобы не стряхнуть с плеча его подбородок. И жду, когда он заполнит повисшую в комнате тишину следующей репликой. - Можешь сделать для меня кое-что? Он вскидывает брови, потом закрывает глаза и тяжко вздыхает. А затем чуть отодвигается от меня. - Что? - Мне нужно... – он трет пальцем бровь, судорожно подбирая слова, которые заставят меня остаться на месте, а не побудят броситься наутек. Наверное, вид у меня такой, будто я в любую минуту могу дать стрекача. - Я хочу показать тебе кое-что. Ты пойдешь со мной, если я попрошу? - А ты просишь? Он облизывает нижнюю губу. Я вижу, как к нему постепенно возвращается самообладание. Как он медленно восстанавливает контроль над собственным телом. Вот что в нем было не так. Он словно утратил стержень, весь расшатался – руки и ноги безвольно повисли. Брайан просто не способен до такой степени расслабиться. Он всегда в напряжении, всегда готов держать удар, даже во сне. - Прошу. Склонив голову к плечу, я обдумываю варианты дальнейшего развития событий. Я могу сказать «нет», и он не станет меня задерживать. Я могу сказать «нет», и он все равно настоит на своем. Я могу сказать «да» и уйти позже, если мне захочется. Я могу сказать «да» и отдаться ему на съедение, понадеявшись, что когда-нибудь он все же меня выпустит. А еще могу тянуть время до тех пор, пока не буду готов дать ответ. - О'кей. - Что, и не спросишь ни о чем? – изумляется он. А я, изумив самого себя, отвечаю просто: - Нет. Я тебе доверяю. Ты мне, может, и нет, а вот я тебе – да. Так что – веди, я следом. - Не надо... – он толкает меня в грудь кончиками пальцев, не давая подняться с дивана. - Просто пойдем со мной. Я должен кое-что тебе показать. Если после ты не захочешь оставаться или вовсе не станешь ни на что смотреть, когда поймешь, куда мы пришли, я тебя отпущу. Неохотно, конечно, но отпущу. Решать тут только тебе. Просто чтоб ты знал. - Пошли. Поднявшись с дивана первым, я направляюсь к выходу из комнаты. Он же медлит, тут же начиная сомневаться. Мне не нужно оглядываться, чтобы это понять, я и так знаю, потому что знаю его. - Брайан, ты идешь? - Да, я за тобой. Пройдя через холл, я толкаю дверь и выхожу из дома в теплую ночь. Не чересчур жаркую, но и не прохладную. Глубоко вдыхаю и слышу, как Брайан за моей спиной прикрывает дверь. Несколько секунд мы просто стоим рядом в тишине и набираемся сил, прежде чем отправиться к той неизвестной мне цели, о которой он говорил. Потом я оглядываюсь на него, он поднимает глаза на меня, и мы молча спускаемся с крыльца. Может быть, наши с ним представления о порядке и хаосе и не совпадают. Может быть, объединить их в общую систему и не получится. Но в одном я уверен твердо – порознь у нас точно ничего не выйдет.