Даже со сломленным телом и сломленной душой он ощущал холод. На Винтерфелл мягко опускался снег, медленно оседая на землю, как и за прошедшие три недели: лёгкий, тихий пушок, окрасивший каждую стену в белый цвет. Он обнаружил, что ненавидит снег, который напоминал ему прежние времена, когда в мире существовали веселье и радость, а теперь…
…теперь здесь был только Бастард.
«Перевёртыш. Предатель. Вонючка. Ты должен знать своё имя. Ты должен знать своё имя. Вонючка, Вонючка рифмуется с колючкой». И какой же уродливой колючкой он был: завёрнутый в бесформенную робу — почти такую же, какую носили мейстеры, за исключением того факта, что большинство мейстеров, которых он знал, были толстыми или, по крайней мере, неплохо откормленными, тогда как он был худой, как тростинка, а с языка его исходили не слова — скомканный шёпот — запретный звук, который толком даже не покидал его уста.
И было холодно, очень холодно. Он чувствовал это своими костями и выступающими скулами на лице. Остатки поломанных зубов стучали о желтоватые десны, за которые всё ещё цеплялись объедки сырого мяса с его последнего ужина три дня назад. С тех пор он голодал, а талая вода была такой холодной, что жалила его глотку. «Холодно. Холодно. Холодно». Это всё, что он мог вспомнить. Это и его имя. «Оно рифмуется с трясучкой. Трясучка. Трясучка».
Он заковылял по земле, игнорируя взгляды солдатов Фреев и Мандерли. Слабый звук сорвался с его потрескавшихся губ, но пар от дыхания не всколыхнул воздуха. Для этого было слишком холодно. Чересчур холодно. Только холод. Подняв взгляд, он увидел рыкающего великана на огненно-красном поле и попытался вспомнить этот герб и отвлечься от этого. Умолял себя вспомнить. Раньше он знал это знамя, но не теперь. «Ты должен вспомнить», — прозвучал слабый голос на затворках его разума.
«Я должен вспомнить. Вспомнить. Девочка. Леди Арья». Это имя он тоже знал, но что было хорошего в других именах, если он не помнил собственного — имени, которое было до Вонючки, когда другой был им, а он был другим. Этот замок был его домом, а сейчас он был его призраком — сломленным и плачущим.
Путь привёл его в недра замка, минуя псарню, где был слышен вой Рыжей Джейн, Киры и Мелисенты, несмотря на то, что они уже почти привыкли к его присутствию. Он прошёл мимо собственного загона, вдохнув слабый запах мочи, который лишь едва достиг его ноздрей. Пожалуй, сегодня ночью ему придётся чистить собственную клетку или разделить одну с собаками. Кира была менее враждебной, в отличие от других, по крайней мере. Будто внутри собаки было что-то вроде тёплой грелки. Именно Кира пыталась помочь ему сбежать — девушка, с которой сдирали кожу бастардовским клинком часами, в то время как он был вынужден наблюдать с переломанными пальцами на ногах и руках. «Милая Кира». Со временем крики девушки прочно укоренились в его памяти. «Кира. Всего лишь имя, и что в нём такого? Ничего. Ничего. Ничего. Я Вонючка, Вонючка рифмуется с колючкой. Неважно, кем они меня называют».
Когда он прибыл, девушка сидела у очага. Она была в платье из белого кружева и атласа, сшитого на спине серебряной нитью, а на её плечи была накинута пятнистая серо-белая волчья шкура, чтобы уберечь от холода. Её волосы были собраны в продуманную причёску, которая держалась благодаря специальной сеточке, украшенной сапфирами, которые вспыхивали лазурным каждый раз, когда на них падал свет пламени. Пламя в очаге пылало, приглашая его опустить жалкое подобие того, что осталось от пальцев, в угли, чтобы согреться. Невзирая на окружение, девушка всё ещё жутко дрожала. Так, будто ей было ещё холоднее, чем ему. «Арья, — напомнил он себе, — её зовут Арья. По крайней мере, так они говорят. Но также они говорят, что я — не я, не я, не я…».
— Миледи, — произнёс он, игнорируя свой надломленный, искажённый голос. — Я пришёл… Я пришёл, чтобы… чтобы отвести вас в богорощу. Чтобы обручиться… прошу. — Девушка подняла на него взгляд полных слёз глаз и словно приросла к креслу. Её руки отбивали безумный ритм о подлокотники. — Прошу, миледи, — проскрипел он. — Вы должны.
Прошу. Всё, что вы должны — это сделать его счастливым. Осчастливьте его, и всё будет хорошо. Только не злите его. Нет, не надо, нет, нет.
Девушка отчаянно всхлипнула.
— Пожалуйста… пожалуйста… пожалуйста. Я не могу. Нет, не могу. Помогите мне, пожалуйста.
— Я… не могу. Прошу, просто… просто пойдёмте со мной. Он не навредит вам, не навредит. — «Навредит. Он навредит нам всем. Это то, что он делает». — Будьте храброй.
Девушка побледнела, а затем соскользнула с кресла. На мгновение он подумал, что она потеряла сознание, но затем она встала на коленки и схватилась за его руку — ту, на которой было три пальца, умоляя.
— Вы храбрый, я помню. Вы сражались с Роббом на турнире с мечами. Я помню, как наблюдала за вами во дворе. Такой храбрый, такой сильный и такой красивый. Мы могли бы убежать далеко, далеко, далеко вместе.
—
Нет, — чуть было не закричал он, если бы его голос не застрял в горле. —
Нет, мы не можем, не можем, мы не можем. Он найдёт нас, он поймает нас. Лучше просто сделайте его счастливым, и он не навредит вам. Он не навредит мне.
— Вы можете сразиться с ним, — молила девушка. — Вы можете. Я знаю, что вы можете. Мы могли бы выбраться через крипты или сбежать, когда стражники не смотрят. Пожалуйста. Я буду вашей, — девушка потянулась и схватила другую его руку, глядя на него снизу-вверх. Её голос был отчаянным и надломленным. — Я буду любить вас, — сказала она. — Я буду любить вас, я всегда любила вас…
— НЕТ! — закричал он. — Не меня. Никогда. Я
не знаю. Я не знаю. Вы — не моя! Никогда! Его! Его! Его! — он стряхнул её руки и врезался в дверь, его тщедушная грудь с трудом вздымалась и опускалась. Каждый вздох был выстраданным трудом. Девушка уже плакала. — Не плачьте! — почти смог воскликнуть он и бросился к ней ближе, шепча: —
Ему не понравится, если вы будете плакать. Будьте сильной. Вы
должны быть сильной.
— Я не… я не… я скажу им, что я не она, не Арья.
«Нет, — подумал он. — Он отрежет ваши пальцы на руках и ногах и будет срывать вашу кожу по кусочкам, пока она вся не отпадёт. Он будет пытать вас днями отныне и навеки, просто будьте его, будьте его, будьте ею, будьте Арьей, будьте Арьей».
— БУДЬТЕ АРЬЕЙ! Это ваше имя, ваше имя. Вы должны знать своё имя…
Он схватил её за руку и потянул вверх, стараясь не порвать платье вокруг её худеньких плечиков, где серебряными нитями на белом был вышит лютоволк дома Старков. Пламя в очаге мигнуло и погасло. Она лишь слегка всхлипнула и сделала первый шаг. А потом ещё один. И ещё.
Девушка по-прежнему немного посапывала, когда они добрались до богорощи. Он увидел северных лордов во всей своей красе: толстого лорда Вимана Мандерли — кита в бархате цвета зелёного моря с золотым трезубцем, пришитым к передней части его дублета. Леди Дастин — высокую и величественную, наблюдающую за ними испытывающим, неодобрительным взглядом весь путь к алтарю. Толстушку Уолду Фрей, облачённую в тяжёлое платье таких несовместимых цветов, как красный и зелёный, которое пыталось уместить её необъятную грудь. Братьев Амберов, которые вели себя тише, чем когда бы то ни было. Лордов Рисвелла и Флинта в их лучших одеяниях. Сира Эйниса Фрея и Уолдеров рядом с ним. Младший, пожалуй, хотел бы рассмеяться, но не посмел. «Я знаю вас, — подумал он, проходя мимо мальчиков. — Я знаю вас. Так же, как я знал других двух мальчиков. Я знаю».
Он увидел Уолтона Железные Икры и Жёлтого Дика среди всадников Болтонов, которые выстроились вдоль пути, держа фонари, испускающие янтарный свет. За ними ожидало чардрево — тихое и неподвижное. Красные ветви сверкали даже под снежным покровом. Рука леди Арьи была твёрдой и холодной, и когда они достигли алтаря, ему показалось, что она не хочет отпускать его. Лорд Русе Болтон, Хранитель Севера, был облачён во всё чёрное, если не считать красного ободранного человека на его груди, а обычный розовый плащ был заменен более тёплым, подбитым коричневым мехом. Его глаза были бледными как молочное стекло. Рядом с ним стоял, улыбаясь, Рамси. Это было самое худшее в нём. Он был одет в дублет из тёмно-красного бархата, поверх которого был чёрный камзол и накидка из тёмной шерсти, но улыбка была хуже всего.
Когда лорд Русе заговорил, все обратились во внимание.
— Кто предстаёт перед Старыми богами этой ночью?
Он кашлянул, прочищая горло.
— Арья из дома Старков пришла сюда, чтобы стать невестой. Женщина полных лет, законнорождённая и благородного происхождения. Она пришла, чтобы просить благословения богов. Кто пришёл претендовать на неё?
Бастард сделал шаг вперёд. В руках он держал красный плащ с ободранным человеком Болтонов на розовом поле. «Цвета законнорождённого».
— Рамси из дома Болтонов, наследник Дредфорта и Винтерфелла. Кто отдаёт её?
Он сглотнул. «Я должен притвориться. Я должен быть тем, кем они говорят мне быть. Но я знаю своё имя. Я знаю своё имя». Он сказал, но он не был уверен, что сказал правильно, или достаточно громко, или честно. Подле него всхлипнула леди Арья.
Русе терпел.
— Леди Арья, берёте ли вы этого мужчину?
Пауза. «Скажи «да», — подумал он. — Необходимо, чтобы он любил тебя. Скажи это прямо сейчас. Скажи «да», скажи «да», и ты будешь спать спокойно. Во имя всех богов, скажи «да».
— Да, — сказала девушка. — Я беру этого мужчину.
— Тогда произнесите свои клятвы перед Старыми богами, — произнёс Русе Болтон.
Он почувствовал, как девушка осторожно выпустила его руку и заковыляла вперёд сквозь снег, падающий к её коленкам рядом с её мужем перед чардревом.
И затем наступила тишина.
«Ты должен знать своё имя, — думал он, пока невеста и жених вместе стояли на коленях. — Ты должен знать своё имя…».
После этого они праздновали в Большом чертоге. Посадили его, конечно же, далеко от помоста, но не так далеко, как он предполагал. Казалось, что лорд Рамси хочет держать свою зверюшку рядом. Даже несмотря на то, что он мог различить своего хозяина только как красно-чёрную точку, а его жену — как серебристое пятнышко рядом с ним. Он узнавал их не по виду, а по звуку и запаху, как собака. Может, это пришло из-за того, что он так много времени проводил с сучками Рамси в псарне.
Лорд Мандерли был громким и весёлым. Он смеялся тяжёлым басом, а когда проходил куда-то, сотрясал шагами землю под ногами. В то время как леди Дастин была уравновешенной и элегантной. Где бы она ни проходила, после неё оставался лёгкий аромат сладкого парфюма. За нижними столами сидела сотня или даже больше Фреев из рода лорда Уолдера. Они смеялись, шутили и пели хулиганские песни. У них вино лилось рекой, как и шутки, но они всё равно отставали от истинных северян. Сервины и Флинты сидели трезвыми на помосте подальше от Фреев. «Зима близко, но всё же Север помнит», — подумал призрак Винтерфелла.
Это были слова, которые он знал.
Вынесли пирог из миноги и рагу из говядины с беконом, но он не испытывал голод. Не к этой еде. Он её не заслуживал. Высоким лордам подали кабана, приготовленного с каштанами и грибами, и свежевыловленную форель с чесноком и пахтой. Он осознал, что взгляд его был прикован к Русе Болтону, методично и безэмоционально поглощающему пищу на помосте. Было видно, что если Русе и получал удовольствие от еды, то совсем не много. Хозер Амбер пытался как-то его развеселить, распевая оживлённые песенки, но не получал от лорда Дредфорта никакого отклика. «Ему бы больше повезло в обучении камня игре на лютне», — подумал Вонючка. Где-то посреди праздника прибыл менестрель, весь облачённый в пёстрые красно-зелёные квадраты, тем самым смахивающий на шута. Сначала северные лорды его не заметили, пока он не начал петь «Медведь и прекрасная дева» в исполнении, какого никто из них прежде не слышал. Затем была «В чём мать родила», которая довела Смерть Шлюхам и Эйниса Фрея до сиплого смеха. Закончил менестрель песнями народа Севера, вызвавшими слёзы на глазах невесты, а когда он закончил, лорд Рамси встал, чтобы похлопать ему.
— Поднимись, певец! — пьяновато сказал он. — Никогда прежде я не слышал такой музыки! Прошу, представься, — заулыбался он как идиот, так что лорду Русе стало неудобно, а Толстая Уолда рыдала и смеялась одновременно.
— Абель, — сказал бард. — Моё имя Абель. Я прибыл с севера отсюда, рядом с Последним Очагом, — он слегка поклонился и указал к колоннам сбоку зала, из-за которых вышли шесть женщин, одетые в шелка и меха. — Могу ли я иметь честь представить моих странствующих спутниц?
— Пожалуйста, — ответил Рамси. — Представляйте. Кто же эти приятные леди?
Абель улыбнулся.
— Это мои сёстры: Рябина, Миртл и Френья. А также наши друзья: Холли, Белка и Ива, которую называют Колдовские Глазки.
— Рад встрече, — ответил жених. — Должен сказать, никогда ещё я не слышал, чтобы песню так исполняли. — Он взглянул на своего отца, который предпочёл промолчать. — С радостью окажу гостеприимство Винтерфелла тебе и твоим спутницам.
Певец снова склонил голову и отошёл в сторону. Лорд Виман Мандерли поднимался на помост.
— Прошу прощения, милорд? — обратился он к Русе. — Я бы хотел сказать тост для этих людей.
Лорд Дредфорта пожал плечами.
— Конечно, говорите свой тост, милорд Белой Гавани.
Толпа тут же замолкла.
— Милорды и миледи, — начал он. — Сегодня ночью мы празднуем великое событие. Перед глазами Старых богов наша леди Арья Старк стала женой доблестного лорда Рамси. Старое и новое вновь стало единым, и мы снова станем великими под правлением нашего Хранителя Севера. Да продлится эта дружба долго, и да будет она плодотворной!
Винтерфелл!
Люди Фреев и Болтонов присоединились к тосту с наибольшим энтузиазмом, на который они были способны.
— Признаюсь, я всегда был толстяком. Тем самым, я хочу поздравить вас едой — пирогами со свининой, которые доставили сюда из Белой Гавани. Это самые вкусные пироги в вашей жизни, милорды. Запивайте их арборским золотым и смакуйте каждый кусочек. Я бы так и поступил. А сейчас — ешьте и будьте счастливы!
— Спасибо, лорд Мандерли, — сказал Русе. — Сплочённость — это именно то, что нам так нужно в предстоящие месяцы и годы. Я верю в мирное государство, в дружный народ. Поэтому я благодарю вас, милорд. Не только за ваше присутствие здесь, но и за храбрых людей, которых вы с собой привели. Вместе мы — сильнее, что мы и надеемся доказать в битве против лорда Станниса.
Пирог был глазирован золотисто-коричневым, размером с один из столов — таким большим, что понадобилось четыре человека, чтобы принести его. Сначала угостили высоких лордов, прежде чем подавать тем, кто сидел ниже.
— Абель, — закричал Виман Мандерли менестрелю, — спой мне песню! Спой мне о Поваре-Крысе! — затем он посмотрел сверху-вниз на лордов и дружину Фреев, сыплющих шутками во время еды.
Менестрель взял свою лютню и начал играть, а затем запел:
Жил-был Повар, Повар-Крыса,
В Ночном замке он служил у плиты,
Пока на Север не прибыл король с южного мыса,
Приведя с собой сына в камзоле золотой красоты.
Повар был завистливым человеком,
Отрезал он принцу пальцы на руках и ногах,
И руки, и ноги, плечи, и голову,
Его мужское естество, уши и нос.
Повар был злым человеком,
Он бросил принца в котелок впопыхах.
На этом моменте песня сменила мелодию на медленную и угрожающую. Вонючка ощутил, как вокруг него музыка заполняет зал, перекрывая все остальные звуки. Рамси окинул взглядом прислугу, щуря свои маленькие блестящие глаза. Вонючка вздрогнул и отвернулся.
Он подал блюдо его отцу,
Из теста, бекона и принца,
Король попросил добавки к мясцу,
С тех пор длится проклятье Повара-Крысы.
Взглянув на помост, он увидел, как поднялся на ноги, пошатываясь, лорд Виман и исчез за одной из дверей, сопровождаемый несколькими своими стражниками.
Повар предложил священные хлеб и соль,
И южному королю, и принцу,
Он нарушил закон богов и людей,
И с тех пор длится проклятье Повара-Крысы.
— Вонючка! — закричал Рамси. — Почему ты не ешь? — спросил он полным мясом и тестом ртом. — Это вкусно!
— Прошу прощения, хозяин, — проблеял он. — Сейчас поем. Сейчас.
— Ты мне не нужен. Не сейчас. Иди убедись, что мои покои готовы, и поторапливайся. Через час они понадобятся нам с моей леди-женой. Этой свадьбе нужна брачная ночь, — он улыбнулся и поцеловал свою невесту, в глазах которой отразился неподдельный ужас и тихая мольба. Имя, которое он не знал.
Он развернулся и беззвучно заковылял прочь из зала. Путь его вёл наверх в Великий Замок, где находились покои лорда Рамси. «И всё должно быть идеально. Всё должно быть идеально. Иначе он накажет меня. Он навредит мне, заставит меня притворяться. Заставит меня притворяться».
— В какие игры вы играете, милорд? — прозвучал голос, в котором он узнал Барбри Дастин. — Мне полегчало от осознания, что я не ела этот пирог. Не думаю, что
Фреи со мной согласятся.
Он знал, что не должен слушать, но не мог вернуться обратно. Он не вернётся. Он — тень. Призрак Винтерфелла. Он. «Я. Я. Я».
— Вы отрицаете это, милорд? — спросила леди Дастин.
Лорд Виман Мандерли секунду помолчал.
— О, совсем нет, миледи. И не жалею. Однако я думал, что вы отнесётесь к этому с бо́льшим пониманием, учитывая ситуацию с вашим дорогим племянником Домериком.
— Не говорите о Домерике, — сказала Барбри Дастин. — Вы никогда не знали его так, как я. Он был тихим мальчиком — совсем не таким, как большинство его семьи, по правде говоря. Он так красиво играл на арфе, ездил верхом не хуже любого Рисвелла, а его манеры всегда были вежливыми, и всё же… в любом случае, милорд. В отличие от вас, у меня больше причин предпочитать Болтонов Старкам.
— Позвольте поправить вас, — сказал лорд Белой Гавани. — У вас больше причин предпочитать вашего дорогого деверя Русе. Правильно? Мы оба знаем, что, если бастард будет продолжать в том же духе, дорогой лорд Русе долго не протянет. А правление Рамси станет ужасом, который тяжело вынести.
«Не говорите так, — подумал Вонючка из своего тайного места. — Он услышит вас. Он накажет вас. Он накажет меня». Неожиданно его обмороженные ноги вспыхнули болью, и он тихо охнул.
Прежде чем леди Дастин продолжила, было долгое молчание.
— Так вы предлагаете мне пойти против него ещё до того, как Рамси сделает первый шаг?
Виман поднял косматые брови.
— Да.
— И что тогда будет? Хаос и земля, подверженная влиянию южан. Я ненавижу бастарда Рамси, но южанам и Фреям нет места в нашем королевстве. Пожалуй, у Молодого Волка были лучшие намерения, чем я думала поначалу, но он всё равно был сыном своего отца.
— Мне больше интересно, как вы обо всём этом узнали, миледи.
Барбри не улыбнулась, но вежливо кивнула:
— У меня свои пути.
— Вы начинаете говорить, как южанка, миледи.
— Я бы никогда не пала так низко.
— Но вы всё равно хотите освободить Север, леди Дастин, и именно поэтому я прошу вас присоединиться ко мне сейчас. Возможно, и ваш отец захочет примкнуть к нам? Все силы Родников, Белой Гавани, Темнолесья и Курганов, возможно, Кремневого Пальца, если повезет… Измена, да, но
правильная измена. Этот… актерский фарс — он должен вскоре закончиться.
— Неужели лучше и вправду позволить Станнису победить? — спросила леди Дастин. — Что он пообещал нам, помимо бесчисленных лет под правлением Юга? Мне безразлична война южан.
— Как и всем нам, миледи. Но Станнис слаб, и только северяне в его армии могут поддержать его силы. Ему придётся не иначе как склониться перед нами, чтобы выжить. — Барбри всё ещё не была убеждена, и он продолжил: — Неужели лучше позволить Рамси победить? Предайте меня сейчас, миледи, и я клянусь, к концу этого месяца бастард уже будет править, а дорогой Русе вместе со мной — лежать в земле.
Леди громко вздохнула.
— Однажды я надеялась стать Старком. Женой Брандона Старка. Уверяю вас, когда-то он любил меня, милорд, а я всегда любила его. Но после того, как мой Брандон погиб, а мой Виллам был потерян в дорнийских песках и отправлен в какую-то могилу южан, у меня не осталось ни капли любви к нашему лорду Эддарду. Как и к Молодому Волку.
— Тогда ради Домерика, — сказал лорд Мандерли. — Ради свободы от бастарда. Не ради Старков, миледи, и не ради меня.
Леди Дастин молчала ещё дольше.
— Я не дам вам ответа. Не сейчас. Но Русе казнит вас за предательство, — сказала она. — Я не буду участвовать в вашем безрассудстве, милорд Мандерли.
— Да будет так, — ответил он. — По крайней мере, я жил для истинно верного дела. Я знаю, что остальные останутся со мной. Верность дома Сервинов, правда, в лучшем случае колеблется, но, как мы можем видеть, лорда Меджера освободили из заточения Ланнистеров…
— У меня к вам всего один вопрос, милорд.
— Прошу, задайте его, миледи.
— Какова ваша цель во всём этом? Править в качестве Хранителя Севера, когда Болтонов не станет? Вы больше южанин, чем все мы, лорд Мандерли, и есть то, что я знаю лучше, чем что бы то ни было.
— И что же это? — поджал губы Виман.
— Севером никогда не будут править южане. Не вы.
Настала его очередь широко улыбнуться.
— Вы глубоко ошибаетесь, миледи. Я желаю, чтобы Севером правили северяне. И нет того, кто более северянин, чем…
— Пойдёмте, — прозвучал голос с лестницы. — Пойдёмте, миледи. Немного раньше, чем мы рассчитывали, но это значит только то, что у нас будет больше времени провести вместе.
И призрак Винтерфелла подобрался и побежал. Ворвался в покои своего хозяина и стражем встал у двери, предварительно сбросив мех на пол, расстелив одеяла, пока в комнату с хохотом не влетел Рамси. В глазах леди Арьи стояли слёзы.
— Говорят, вы были волчицей, миледи. Покажите мне свои когти, — он обернулся к слуге, который отвёл взгляд и поспешил к двери. — О, нет, Вонючка, — сказал бастард. — Ты будешь смотреть. Ты знал леди Арью с её детства… а сейчас смотри, как она становится женщиной.
Он резко схватил девушку за талию и бросил её на кровать.
И леди Арья закричала. Одной рукой бастард развязывал шнурки на своих бриджах, а другой — держал её, всё время улыбаясь. Он насмешливо склонил голову, а затем сорвал с девушки корсет.
— Теон! — закричала Джейни Пуль. — Прошу!
Рамси бросил на неё уничижительный взгляд.
— О нет, любовь моя. Здесь нет никакого
Теона. Только
Вонючка.
На долгое время в покоях повисла тишина. Тишина и холод, сопровождаемые всхлипами девушки. Он сглотнул.
— Вонючка, — сказал он. — Вонючка рифмуется с колючкой.
«Я знаю своё имя, миледи, а вы знаете своё. Вы должны знать своё имя».
