Летний дождь

Игорь открыл глаза и тут же ощутил дикий холод. Содрогнувшись, он провёл ладонями по телу и шокировано сообразил, что лежит на снегу без штанов. — Что за чёрт, — хрипловато шепнул он и хотел было сесть, как ощутил ледяные пальцы на своих бёдрах. Перед глазами возникло бледное лицо. Сфокусировавшись, музыкант узнал в грубых чертах того старика с портрета. — Мальцев? — в ужасе выпалил он и дёрнулся, точнее, попытался это сделать. Тело не поддавалось, словно его сковал паралич. Тем временем Николай, скаля желтоватые зубы, резко согнул ноги Игоря в коленях и дёрнул его за бёдра ближе к себе. К анусу пристроилось нечто влажное, липковатое, холодное. Происходящее казалось дурным сном. В душе заколотилась паника. Мальцев хочет изнасиловать его прямо здесь, на снегу?! Впрочем, место не имело значения. Игорь взвыл, пытаясь «выплыть» из оцепенения. Но ничего не получилось. Старик медленно вошёл в певца во всю длину своего члена и принялся активно трахать его, улыбаясь. Буквально «слизывая» похотливым взглядом эмоции с лица Игоря, он раздувал ноздри и хрипел. Талькова замутило. Захотелось выблевать из себя всё содержимое желудка и убить мерзавца. Вот только тот уже был мёртв… Зад болел, член вколачивался в дырку так быстро, будто хотел разорвать её. Тальков закрыл глаза, всеми силами пытаясь отстраниться от жутких ощущений, но от этого холодный член только сильнее трахал его. Пошевелиться не удавалось от слова «совсем». Через некоторое время тягучая холодная сперма ударила струёй внутрь дырки. У Талькова закружилась голова. Он уже не ощущал холода снега, только унижение и желание блевануть. — Тварь… Мразь… — пробормотал он, приоткрывая покрасневшие глаза. Мальцев тихо рассмеялся и вытащил обмякший член из ануса. После чего наклонился к лицу музыканта и отрывисто поцеловал его в губы. — Сладкий, горячий… живой, — прошептал старик и Игорю показалось, что морщины на его лицо тут же разгладились. А потом снова настала кромешная тьма.

***

Очнувшись, Тальков тихо застонал. Стоило открыть глаза, как воспоминания о произошедшем на кладбище заставили внутренности связаться в узел. Его выебал старик, который давно сдох! И это правда, а не выдумка больного мозга. Игорь с трудом осмотрелся и увидел светлые стены. Из прямоугольника окна бил солнечный свет. Мужчина лежал на кровати, тело было прикрыто одеялом. Тальков провёл по нему дрожащими пальцами. Зад страшно «заныл», стоило слегка пошевелиться. Музыкант хотел было застонать, но осознал, что из приоткрытого рта не вылетает ни звука. Дверь распахнулась и в белом халате, накинутом на синюю рубашку, в палату вошёл Глызин. — Привет, старина! Очнулся, — радостно произнёс он, ставя пакет на тумбочку возле койки, а после присел на стул, всматриваясь в бледное лицо друга, — ты пока не можешь говорить, но это временно. Врач сказал, у тебя какое-то хроническое заболевание и ты так промёрз, что полностью осип. Но это дело поправимое. Главное, что ты в порядке. Тальков сглотнул, растерянно взирая на Алексея. Видеть лицо друга было приятно, но внутри всё равно сидели страх и отвращение. Он попытался спросить, как он здесь оказался, но раздался лишь хрип. Заметив страдания друга, Глызин достал из пакета блокнот и ручку. Протянул Талькову: — Напиши, что хочешь сказать. Игорь облизал сухие губы и взял протянутые предметы. Открыв блокнот на первой странице, написал: «Как я здесь оказался?». После развернул блокнот так, чтобы Лёха прочёл. — Тебя нашли на троллейбусной остановке. Ты лежал на лавке, весь заледенелый. Тебя доставили сюда три дня назад. Что с тобой случилось? — на последних словах Глызин чуть нахмурился. Шмыгнув носом, Игорь поспешил написать ответ: «Я не думаю, что ты мне поверишь. Это дикость… А где Нагиев?». Прочитав написанное, Алексей откинулся на спинку стула и сжал свои колени: — Эм… Он же давно умер… Ты… забыл? В глазах блондина мелькнул страх. Тальков понял, что прослывёт психом, если не исправит положение дел. Быстро написал: «Мне приснилось, что он ожил». Глызин облегчённо выдохнул и рассмеялся: — Игорёк, всё будет отлично! Ты в лучшей больнице Москвы. Через неделю уже снова будешь петь… Алексей говорил что-то ещё, но Тальков уже не слушал. Мир рухнул. И осознание пришло только теперь. Его поимел на могиле Мальцев. Нагиев воскрес. А сам он потерял голос. Следовательно, и работы больше нет… Сердце налилось болью. Весь смысл жизни был в написании и исполнении песен, а что теперь? Если голос не вернётся? А как быть с грёбаным позором? Его изнасиловал старик, мертвец… —… Хочешь поспать, да? Я тут принёс фруктов. На выходные улетаю на концерт в Минске, вернусь и сразу к тебе. Поправляйся. Поднявшись, Алексей коряво обнял друга и улыбнулся ему. Игорь кивнул, а после проследил, как Глызин покидает палату. Следующие несколько дней ему ставили по два укола внутривенно, отпаивали травами и вручали горстку таблеток. Голос вернулся отчасти. Говорил Игорь слишком «в нос», больше обычного. Петь доктор пока не разрешал. Его выписали, вручив рецепты для покупки препаратов. Всё это время его навещали только Глызин и Саруханов. Им Тальков запретил болтать о том, что случилось. Не дай Бог информация попадёт в газеты. В пятницу Талькова доставил прямо до подъезда Саруханов. Сказав, что ему ничего не надо и он будет спать, Игорь медленно вошёл в подъезд. Оказавшись в «проклятой» квартире, он замер посреди коридора прямо в одежде. Лишь спустя время медленно разулся. Он знал, что будет делать. Он решил это ещё тогда, когда очнулся в клинике и увидел Глызина. Есть лишь один способ покончить и с Мальцевым, и Нагиевым… Оставив ключ в замке, Тальков медленно прошёлся по всем комнатам, как бы «впитывая» остатки воспоминаний. Сперва он был счастлив здесь с Дмитрием, потом с Николаем. Когда всё пошло неправильно? Почему теперь всё казалось таким отдалённым, пустым, серым? Казалось, счастье уже никогда не коснётся своими тёплыми лучами души. Игорь никогда не испытывал такой пустоты, такого отчаяния. Остановившись в гостиной, он отстранённо посмотрел на синтезатор. «Больше ты мне не понадобишься» — подумал, практически не испытывая боли. Тряхнув головой, музыкант бездумно осмотрел комнату, залитую светом снега, что серебрился за окнами балкона. Пора было покончить со всем этим кошмаром. Медленно пройдя на кухню, он включил газовую плиту, но зажигать огня не стал. Газ — это то, что сработает «наверняка». Если… с венами что-то пойдёт не так. Стянув с себя кожанку, Тальков бросил её на стул и прошёл в ванную. Включив воду, заткнул дырку слива и опустился на колени. Упираясь лбом в бортик ванной, он вспоминал всё, что с ним произошло. Ни острой боли, ни желания вернуться в прошлое… Больше не было ничего. Всё существо было отдано во власть какой-то безграничной тоски и тупого отчаяния. Игорь знал, что поступает правильно. Когда воды стало достаточно, он резко выпрямился и закрутил кран. Машинально взяв лезвие с края ванной, он чуть дрожащей ладонью закатал рукава до локтей. Облизнувшись, Тальков протянул руку и медленно провёл лезвием по вене от запястья к сгибу локтя. Алая кровь закапала дождём в воду. Когда красная кровавая полоска была «очерчена», Игорь проделал это же с другой рукой, прорезая вену как можно глубже. Судорожно выдохнув, Тальков опустил руки в воду. Ему стало больно. Физически больно. Тяжело. Он понимал, что убивает себя и это необратимо. В какой-то момент боец- бунтарь содрогнулся в душе и панически затрепыхался. В Талькове было столько энергии и жизненной силы, что он не мог погибнуть молча, тихо и без боя. Но погибал. Паника и желание жить вопреки случившемуся схлестнулись с отчаянием и апатией. Но было поздно. Сознание поплыло. На Талькова накинула чёрную вуаль смерть, а вода в ванне становилась всё багровее и багровее.