Летний дождь

Глызин был приятно удивлён преображению друга. Тот буквально излучал некий тёплый прекрасный свет, к которому хотелось тянуться. Казалось, у Талькова всё в жизни было просто изумительно, тот вечный отпечаток лёгкой грусти вдруг исчез. Алексей не стал пытать друга, потому что это было не в его характере. Но порадоваться — порадовался. — Ну, за что выпьем? — разливая виски в квадратные стаканы, с улыбкой спросил Тальков. Они сидели на кухне за столом, заставленном едой. В годы тотального дефицита шпроты, паштеты, икру и хороший немецкий сыр могли позволить себе только звёзды первой величины. Такие, как Игорь. — За вдохновение. Пусть всегда будет с нами, — улыбнулся Лёша, беря в руку свой стакан и салютирая им хозяину квартиры. Тальков сделал пару глотков и откинулся на спинку стула, медленно поднося к губам бутерброд с икрой и откусывая от него. — Хм, а кто это? — закинув в рот ломтик сыра, Глызин посмотрел в сторону зелёного разделочного стола. Игорь проследил за взглядом друга и замер, переставая жевать: прямо возле нового нежно-персикового электрического чайника стоял портрет старика. Того самого, что стал чем-то особенным для музыканта, хоть он пока и не понял, чем именно и почему. — Знаешь, — тихо произнёс Тальков, всматриваясь уже в лицо Глызина, — я нашёл эту фотку при переезде сюда и с тех пор… — Что? — склонив голову набок, с дружеским вниманием спросил Алексей, когда собеседник замолчал. Игорь хотел бы рассказать всё, но не понимал, как это всё сформулировать. Нагиев не воспринимал всерьёз россказни партнёра. Глызин, конечно, был совсем другим, но где гарантии, что он поверит во всю эту фигню с сонными параличами и голосом старика в его, Игоря, голове? — И хотел бы знать, кто это, — выдавив улыбку, соврал Тальков вместо того, чтобы сказать то, что хотел, — ты не надумал покупать лабрадора? Всё хотел спросить, да к слову не приходилось. Сработало: Алексей быстро переключился на новую тему с наивностью школьника рассказывая о том, как ездил к собачнику и узнавал, когда можно купить щенка и в какую стоимость. Игорь слушал друга вполуха и даже кивал, медленно доедая бутерброд с икрой. Он кожей ощущал пристальный взгляд старика и от этого становилось не по себе. Тёплый покой снова разрушался дуновением какого-то ледяного ветра. Словно некая магия начинала рассеиваться и на её место приходил страх. Раздавшийся звонок в дверь заставил Игоря вздрогнуть. — Кто это может быть, — рассеянно пробормотал он и пошёл открывать. Глызин перестал болтать о собаках и снова закинул в рот кусок сыра, потирая пальцами щёку.

***

Дима уже допивал пятую чашку чая, как программа дала о себе знать тихим попискиванием. Чуть не расплескав на себя напиток, Нагиев отставил чашку на подоконник и рванул к компьютеру. Красной полосой было выделено имя. Имя, которое нашла программа во всей бездонной массе информации. — Мальцев Николай Ильич, — медленно прочитал Дмитрий и опустился на стул. Экран отображал фоторобот старика, а слева от него шёл небольшой блок информации. И когда Нагиев прочитал этот текст, волосы на его макушке зашевелились от ужаса. — Что? Умер в 1980 году? — прошептал он, не моргая глядя в экран. Сердце бесновалось в груди, как полоумное, а ладони взмокли. Старик умер десять лет назад, значит, он не может быть гипнотизёром. Значит, всё ещё сложнее и за фотографией стоит кто-то другой. Тот, кто хочет причинить зло Игорю. С трудом стараясь дышать глубже, Нагиев потянулся к чёрному стакану с ручками и взял одну. Вытащил из верхнего ящика листок и списал всю информацию, которую выдала база. А после как ненормальный полетел в архив, дабы проверить то самое дело, по которому проходил Николай Ильич за год до своей смерти. Обыкновенный разбой. Виновников, двадцатилетнего Степана Смородинова и Александра Аврилова, посадили. Показания Мальцева не носили никакого решающего характера. Если верить документам дела, то он просто «видел, как двое молодых людей пересекали двор в первом часу ночи». С потрохами их сдала другая свидетельница. В деле не было ничего интересного, загадочного, непонятного. Штатная ситуация и не более. Это озадачило Нагиева. Тем не менее, у него был выписан адрес старика и, покинув пыльный кабинет архива, он сразу же помчался туда.

***

На пороге стояла Лера. Выглядела она неважно: под глазами синяки, волосы свисали небрежными сосульками, а кожанка была перепачкана какой-то пылью. Стуча зубами и обнимая себя за плечи, девушка как-то странно смотрела на Игоря. — Что случилось? — удивлённо спросил он с лёгкой хрипотцой в голосе, делая шаг в сторону. Помедлив, Лера вошла в квартиру. От неё пахло пивом и какими-то лекарствами. — Нам надо поговорить. Это серьёзно, — неожиданно низким голосом ответила она. Присела на корточки и принялась разуваться. Тальков молча наблюдал за ней и тревога становилась сильнее: — Только не говори, что снова кто-то умер. — Если бы, — еле различимо прошептала она и отбросила прочь почерневшие белые кроссовки. После выпрямилась и пошла в сторону гостиной, продолжая дрожать и обнимать себя. Игорь прошёл следом. Девушка боязливо огляделась, останавливаясь посреди комнаты, словно ожидала увидеть в ней кого-то неприятного. — Есть выпить? — шепнула она хрипло, наконец, присаживаясь на край дивана. Музыкант молча прошёл к домашнему бару, достал оттуда недопитую бутылку армянского коньяка и низкий бокал. Тревога возрастала. И он уже начал сомневаться, что хочет услышать то, что приключилось у Леры. Щедро плеснув коричневого напитка в бокал, он поставил на журнальный столик перед девушкой и его, и бутылку, мол, хоть всё пей — не жалко. Лера жадно поглощала коньяк, бокал стучал об её зубы и это звучало дико. Тальков сел рядом: — Теперь скажешь, почему на тебе лица нет? Блондинка вернула пустой бокал на стол и небрежно утёрла губы рукавом куртки. — Только не считай, что я рехнулась. Всё это было на самом деле. Мне приснился сон. Я была здесь, на этой квартире с тобой и какими-то другими людьми, — Лера говорила монотонно, глядя перед собой с животным испугом, — потом я зачем-то вышла отсюда и ушла в спальню. Там было темно, только тот портрет, что висит у тебя на стене, горел голубым светом. Я не могла отвести от него взгляд. А потом… Потом этот человек вышел из рамки… Встал напротив. От него пахло сырой землёй. Ты же понимаешь, о какой фотографии я говорю? Ты понимаешь? По спине Талькова пробежал холодок и он тихо ответил: — Да. — Этот человек велел мне пройти в ванную, взять там бритву и вскрыть вены, а потом опустить руки в ванную, наполненную водой. И я сделала это. Помню, как шла по коридору и слышала ваши разговоры. Вы пили, ели и болтали. Я не могла и слова выдавить. Я просто знала, что не могу ослушаться. Мне было жутко. Я не хотела умирать. Но я вошла в ванную, там на бортике лежали два лезвия и бритва. Ванна уже была наполнена водой. Мне оставалось встать на колени и разрезать вены вдоль, не поперёк, чтоб уж наверняка. И я сделала это. Смотрела, как кровь делает воду красной. Внутри я вся рыдала. Но не могла остановиться. Я чувствовала, что старик стоит за моей спиной. Я знала это по запаху земли. А потом я умерла. Боль сменилась пустотой. Вспышка. Чёрный коридор. И я — белый огонёк, летящий ввысь. Но я чётко слышала слова этого существа: «ты будешь моим». И он имел ввиду тебя. Я знала это. Он заберёт тебя. Игорь, он тебя заберёт. Замолчав, Лера повернула голову к Талькову. Во влажных глазах он видел ужас. Тальков забыл, как дышать. Он не мог поднять её на смех, как Нагиев поднял его. Он… верил? — Такого я не испытывала никогда, — тихо добавила Лера и вздрогнула, — уничтожь портрет. Уничтожь его, умоляю! Её начало трясти. Из глаз потекли слёзы. Вскочив, она заметалась по комнате, кусая губы. — Тише, прошу тебя. Лер, — несмотря на липкий страх, Тальков старался говорить спокойно, — давай сперва ты выпьешь валерьянку, а потом обсудим остальное? Я верю тебе… Ты же знаешь. Валерия развернулась и бросилась к другу, крепко обнимая его и в ужасе шепча: — Спасибо. Я знала… Знала, что ты поверишь. Дорогой ты мой человек, ты же такой талантливый, такой добрый. Ты не должен отдать свою душу этому ублюдку. Уничтожь фотографию. Прошу тебя. Умоляю. И она снова зарыдала. — Уничтожу, — успокаивающе поглаживая рукой спину девушки, ответил Игорь, — а сейчас сядь и подожди меня тут. Я принесу тебе валерьянку. Хорошо? Лера отстранилась и кивнула. После упала в кресло, размазывая грубыми руками влагу по лицу. Тальков медленно поднялся и вышел. Вернувшись на кухню, он обнаружил там Глызина, листающего какой-то журнал. — Всё в порядке? — учтиво спросил тот, отрываясь от чтива. — А? Там это, — рассеянно ответил Игорь, доставая стакан и наливая в него воды из крана, — Лера пришла. Плачет. Сны дурные приснились. Тальков не знал, что думать. С одной стороны, портрет и ему казался каким-то странным, не от мира сего. С другой, от Леры так несло пивом и таблетками, что верить на сто процентов её словам тоже не следовало. Да и если фотография так опасна, почему он до сих пор жив и здоров? Существо музыканта поглощала одна сплошная неуверенность. — Ей нужна помощь? — задал риторический вопрос Алексей и поспешно поднялся, забыв о журнале, — почему плачет? — Истерика, — открыв второй шкафчик, Тальков отыскал там баночку с этикеткой «настойка валерьянки». После накапал в воду тридцать капель и пошёл в комнату, за ним следом двинулся Глызин. — Лер, привет, — позвал Алексей и замер на пороге. В гостиной её не было. Только дверь балкона была распахнута, заставляя тюль в волнении трепыхаться. — Она в другой комнате? — растерянно спросил Лёша, — или в ванной? — В ванной, — в ужасе повторил Тальков и бросился туда. Но и там Леры не оказалось. Игорь с удивлением заметил, что ванна заполнена водой, хоть прекрасно понял, что не набирал её. На бортике лежали бритва и одно лезвие. «Одно» — подумал Тальков, вспоминая слова Леры. Внутри всё похолодело. Медленно выйдя из ванной, он не глядя отдал стакан с валерьяной и водой Лёше, который спрашивал, не могла ли Лера убежать. На ватных ногах Игорь прошёл в гостиную и пересёк её, проходя на балкон. Он уже знал, что увидит внизу, за секунду до того, как убедиться. Выглянув из окна, он опустил взгляд и увидел тело Леры, лежащее в луже крови. Одна рука была откинула в сторону, вторая прижата к груди. Ноги слегка вывернуты в неестественной позе. Выскочив из подъезда, Игорь рухнул на колени перед подругой. — Господи, нет. Пожалуйста, — шептал он, а из глаз текли слёзы. Он касался ладонями волос Леры, и тут же одёргивал. — Вдруг она ещё жива! Скорую! — кричал он. Глызин опустился рядом на корточки, закусил кулак от переизбытка чувств. Вокруг трупа начали толпиться соседи. Кто-то побежал вызывать скорую. Лера испуганно смотрела в небо широко распахнутыми глазами и была необратимо мертва. Но Игорь не мог в это поверить. Они с Алексеем рыдали, как мальчишки. И не сразу Тальков заметил, что в полуразжатой левой руке Лерка сжимала лезвие, а рука, лежащая на груди, скрывала что-то под тканью кожанки. На миг замерев, Тальков провёл ладонями по лицу, размазывая солёную влагу. После осторожно приподнял её руку, отодвинул в сторону кожанку и увидел… портрет. Тот самый, что стоял на кухне во время беседы Игоря и Лёши. Тот самый, что Лера видела во сне и так просила уничтожить. Мальцев мрачно ухмылялся с фотографии. Внутри всё оборвалось. Где-то поблизости истерично заверещала машина скорой помощи. Чьи-то мягкие руки отодвинули его от трупа. А он ничего не видел перед собой, только одну сплошную пелену.