Летний дождь

Игорь покидал квартиру в лёгком волнении, объяснения которому не находил. Казалось, всё в жизни налаживалось. Теперь он был востребован, его стихи получили «выход» на публику, деньги с концертов лились надёжным потоком. Ещё пять лет назад он и мечтать о подобном не мог. А теперь ещё и переезд на новую квартиру, где можно собирать большие компании и нормально работать. Всё в полном порядке. Тогда откуда взялось чёртово волнение? Разбитое зеркало — конечно, ужасная примета, но с каких это пор он столь сильно грузился из-за подобных вещей? Нет, Талькова нельзя было назвать скептиком. Он много читал, изучал, ему были интересны мистика, религия, история. Русские традиции всегда были крепко связаны с языческим миром, а после православным. А приметы — это часть фольклора. Потому певец не мог отрицать, что в них мог быть тайный смысл. А исторический — не «мог», а «был». Впрочем, неприятный осадок развеялся, стоило приехать к бас-гитаристу своего «Спасательного круга» — Юрию Кольчину. Жил тот в старом шестиэтажном доме на Меховой, часть которого так и осталась под клеймом чёрного обожжённого пятна. После пожара, случившегося три года назад, об этом здании благополучно забыли. Ремонт никто так и не сделал. Дверь в квартиру Кольчина находилась отдельно от подъездных. Со стороны могло показаться, что это вход в какую-нибудь парикмахерскую, только вот вывески не было. С виду дом напоминал «ветерана войны»: черепица почти полностью облезла, белая краска наполовину слезла со стен, два подъездных крыльца были почти полностью разрушены. Как жить в таких условиях — загадка. Но Кольчин находил в этих местах какую-то свою романтику. Он открыл дверь Игорю и широко улыбнулся, вынимая сигарету изо рта. Пожав певцу руку, мужчина прошёл в квартиру и продолжил курить. — Это Лика, — кивнул он патлатой головой в сторону девицы, сидящей на низкой кровати в углу комнаты. Та откинула с лица копну чёрных волос и лучезарно улыбнулась, махнув рукой: — О, сам Тальков? Автограф могу попросить? В серых глазах мелькнул восторг. И его Игорь смог увидеть даже через клубы дыма: накурено было просто невероятно сильно. — Привет. Разумеется, — в своей привычной размеренно манере отозвался певец и изогнул бровь, — только дайте, чем расписаться. Лика, до этого одетая только в чёрный лифчик и джинсы, резко поднялась с кровати и прошла к столу. Вытащила из стакана шариковую ручку и приблизилась к Игорю, демонстративно вручая. Тот хмыкнул, заметив, что девица многозначительно касается свободной рукой своего декольте. Тальков забрал ручку и выразительно взглянул на Юру. Тот настраивал гитару в другой конце захламлённой комнаты, не вынимая изо рта сигарету. Завидев взгляд Игоря, хохотнул: — А, да чиркай, без проблем! Дважды просить не пришлось. Стараясь не слишком сильно надавливать на кожу, Тальков размашисто расписался на светлой коже. Лика судорожно выдохнула и на миг коснулась заросшей щеки Талькова. Весь её вид кричал: «хочу тебя». Но, видимо, брюнетка была не настолько пьяна, чтобы начать срывать с себя одежду прямо здесь и сейчас. Хоть водкой от неё и пахло. Забрав ручку, она нехотя прошла к столу, демонстративно виляя бёдрами. — Так, детка, а теперь свали-ка, — произнёс Юрий, когда гитара-таки дала нужный звук. Лика закатила глаза, но спорить не стала. Прошла к кровати, натянула мятую синюю футболку, нашла разбросанные туфли и натянула по очереди. — Ну, пока, мальчики, — послав им воздушный поцелуй, брюнетка вышла из квартиры. Выбросив сигарету в миску, что стояла на полу, Юра кивнул Игорю, мол, можно начинать. Тот порывисто стянул чёрную кожанку, и прошёл к коллеге. Нужно было отрепетировать песню и обсудить небольшие изменения в проигрыше. На это у них должно было уйти около двух часов.

***

Когда с репетицией было покончено и основные моменты были разобраны, Юра предложил кофе. Пока он «химичил» на кухне, Игорь поднялся с дивана и прошёл к высокому комоду, заваленному барахлом: пустые бутылки, винные пробки, фантики от конфет, газетные вырезки. Тальков понятия не имел, как можно жить в таком свинарнике, но в этом всём был какой-то шарм. Багровые обои придавали комнате ещё более унылый вид, а раздолбанная мебель, казалось, вот-вот рассыплется. Помимо этой комнаты, в квартире была ещё маленькая кухня и ещё более мелкий туалет. Юрий никогда не рассказывал, как ему удалось заполучить это помещение, которое много лет служило обувной мастерской. — Да пошли вы! Зато я теперь москвич! А остальное — мелочи жизни! — любил он отвечать друзьям, когда те снова поднимали эту тему. В итоге все успокоились по данному вопросу. Тальков хотел было отойти от комода, как на глаза ему попался поцарапанный фотоаппарат. Выглядел он точь-в-точь, как тот, что он сам нашёл вчера в одной из коробок. Присвистнув, Игорь медленно взял его и поднёс к лицу, рассматривая со всех сторон. Ни названия фирмы, ни какой-либо другой эмблемы. — О, вот это мощная хрень у тебя в руках! — с восторженным отвращением рассмеялся Юра, возвращаясь в комнату. Тальков обернулся, тут же замечая, что тот уже «весёлый»: хлебнул чего или покурил травку. Глаза лихорадочно блестели, ярко покраснев. Губы дрожали в странной, где-то даже испуганной улыбке, а руки ходили ходуном, из-за чего маленькие чёрные чашки с кофе скользили по подносу туда-сюда, расплескивая терпкий напиток. — Твоя хрень, — усмехнулся Тальков, делая акцент на первом слове. — Да, блять, моя! Сам не знаю, откуда она тут взялась, но трогать тебе не советую, брат… Это такая-я-я херь! То ли кокаин сделал меня психом, то ли это проклятие какое-то! — Юра почти швырнул поднос на стол. После подлетел к Игорю, странно глядя на фотоаппарат. — Ты и сейчас курнул, судя по всему, — заметил Тальков, прищурившись. — Нюхнул, — качнул тот головой, — я через объектив этой хери тааакоооеее видел! Тебе и не снилось! Фыркнув, Игорь вернул аппарат на комод, но коллега продолжил маниакально улыбаться, рассматривая вещь совершенно диким взглядом. — Под дурью и не такое померещится, — с долей раздражения ответил Тальков и прошёл к столу, беря одну чашку. Поднёс к губам и сделал глоток, смакуя вкус. — Зато если подохну, будешь знать, что это всё он, — вдруг перейдя на шёпот, добавил гитарист, не сводя дикого взгляда с чёрного корпуса. Тальков сделал ещё один глоток, хрипловато отвечая: — Не неси бред. Впрочем, в шоу-бизнесе нынче было много просто странных людей, а также тех, кто баловался запрещёнными препаратами. Потому слова Юры Игорь на тот момент априори не мог принять за что-то вменяемое. Не успел он поставить чашку на стол, как дверь в квартиру распахнулась и в неё вошли несколько человек. Даже не вошли: ворвались. Звеня бутылками, четверо мужчин громко смеялись, а завидев хозяина квартиры, кинулись к нему. Игорь тоже не остался без внимания: его заобнимали и зацеловали, как старого друга, хотя он никого из них не знал. Пить с ними певец отказался. Просто не было на то настроения. И он помнил, что завтра ему предстоит участвовать в поминках Лейчука. Нужно было быть адекватным, бодрым и вменяемым. Попрощавшись со всеми коротким «пока», певец схватил куртку и вышел. Прохладный ветер пробирался под ткань футболки, холодя кожу, но Тальков только сейчас понял, как ему было жарко в квартире гитариста. Потому, откровенно балдея, он припал бедром к своему автомобилю «Жигули». Найдя в карманах джинсов сигареты и зажигалку, закурил, задирая голову к тёмному небу. «Совпадение ли, что у него такой же фотоаппарат? И что он там нёс про смерть?» — мелькнуло в мозгу. Но тут же скептик напомнил о себе, успокаивая Игоря, мол, Юрик на кокаине и нести может самый нереальный бред. Это показалось певцу чем-то более разумным, нежели слепая вера в мистические знаки. Выбросив сигарету, Тальков выпустил тонкую струйку дыма в сторону, а после залез в салон. Вечерняя Москва пахла надвигающейся осенью, хотя до неё был ещё почти месяц. В миллионе светлячков-огней можно было утонуть, а те зажигались и зажигались, подобно фонарям. Игорь ехал неспешно, ибо ему до одури нравилось наблюдать за грязно-розовым небом на западе. А с востока надвигалась густая бархатистая синева. И столица, в своём помпезном величии, походила на вереницу невозможно красивых соборов и других архитектурных шедевров. Словно книга с яркими открытками: листай и наслаждайся. Подобные часы и минуты, проведённые в одиночестве и созерцании прекрасного, рождали в голове Талькова намётки для новых стихов. Нет, это были не полноценные строки или даже обрывки — просто образ. Но такой, который врезался в сознание, подобно пёстрой почтовой марке, наклеенной на пустой конверт. Всю дорогу до дома Игорь лечил душу видами Москвы, наблюдая, как ею овладевает пряная августовская ночь. Он даже поехал более долгой дорогой, сам того не заметив. Потому, когда он припарковал машину у дома, во дворе уже стояла кромешная тьма. Войдя в квартиру, Игорь ощутил аппетитный запах какой-то еды. Какой точно — разобрать было трудно. Он скинул куртку и разобрался с кроссовками, заходя на кухню, из которой доносились звуки воды, совершенно умиротворённым. Дмитрий сразу заметил это, выключая кран и вытирая руки полотенцем. Тальков добродушно улыбнулся, подходя к избраннику, и обнимая его. Нагиев ответил на этот порыв. Он очень любил, когда Игорь находился в таком мирном состоянии. Тогда не случалось никаких ссор и скандалов. А также Тальков мог сам проявить инициативу на сближение, проявить нежность. Потому что вне этого состояния достаточно часто Тальков уходил в себя, становясь рассеянным и раздражённым. Он мог начать нудить или провоцировать ссору на ровном месте. Первое время Нагиев старался сгладить углы и молча терпел нападки певца, но нынче у него было столько мороки на работе, что он всё чаще раздражался, тогда случалось болезненное столкновение, иногда даже доходящее до драки. И вот в тот вечер Игорь был в идеальном настроении. Было заметно, что в его голове светло, что он вдохновлён, а яд превратился в мёд. И его можно было пить, упиваясь поцелуями. — Не ел весь день, небось? — тихо спросил Дима, разрывая поцелуй. И посмотрел в глаза любимого с такой теплотой, что у того защемило сердце. — Вроде как, — просто улыбнулся Игорь, — у нас что-то вкусное, судя по запаху? — Пожарил курицу и картошку, — с энтузиазмом Нагиев прошёл к плите и принялся раскладывать ужин в тарелки. Тальков, счастливо улыбаясь себе под нос, прошёл в ванную, дабы вымыть руки. Заметив своё отражение в зеркале, он с изумлением отметил, что выглядит посвежевшим и хорошенько отдохнувшим. Не то, что было вчера! Впрочем, душевное состояние всегда слишком сильно влияло на внешний вид певца. Стоило бы уже привыкнуть. Ужин прошёл в приятной обстановке: они ели, тихо переговаривались о какой-то ерунде, поблёскивая при этом глазами. Оба были настроены на страстное продолжение вечера. Потому, допив минералку и доев курицу с картошкой, они прошли в спальню, по пути прижимая друг друга к стенам и целуясь. Оказавшись в тёмной спальне, мужчины рухнули на постель. Дима быстро подмял Талькова под себя. Тот был колючим, пах улицей и сигаретами и от всего этого член Нагиева мгновенно встал колом. Так было всегда. Будь Игорь сладким гладким парнишкой — у него бы так не сносило крышу. Толкаясь горячим языком в рот Игоря, Нагиев сдирал с него джинсы вместе с бельём, щипая светлую кожу на бёдрах. Тот тяжело дышал, прижимая к себе брюнета ещё плотнее и лаская его язык своим. Дима мог бы добраться до гланд партнёра или вовсе сожрать его, но член уже болезненно пульсировал, желая оказаться в узком анусе русоволосого как можно скорее. Отпрянув, он стащил с себя одежду и выбросил в темноту комнаты. Не собираясь особо церемониться, навалился на партнёра с новой силой, задирая его ноги и по максимуму сгибая. — Выебу к чертям, — шепнул Дима, приставляя головку к узкой дырке. Растягивать любовника он не собирался: не сахарный, не растает. Войдя одним толчком во всю длину, Нагиев с наслаждением увидел судорогу на лице Игоря и услышал хриплый стон. В комнате было темно, только белые носки Талькова мелькали двумя светлыми пятнами на фоне чернильной пелены. Перина была мягкой. Игорь проваливался в неё, как в облака, задыхаясь. На лбу проступили испарины, а во рту пересохло. Задница разрывалась от быстрых и глубоких толчков, заставляя мужчину томно и глубоко стонать. Даже стоны певца казались Диме потрясающе красивыми. Он готов был трахать его до тех пор, пока тот не потеряет голос. А ведь Тальков часто не мог разговаривать после концертов: «спасибо» давней болезни. Увы, Нагиев не смог продержаться бы два концертных часа. Рядом в постели с таким сексуальным мужчиной, хотелось кончать в него и на него. Какое-то время были слышны только звуки шлепков и шелковистые стоны певца. У Димы первого сорвало крышу: содрогнувшись, он принялся кончать в дырку Игоря, ускоряя и без того бешеный темп. С губ сорвался стон и мужчина поспешил впиться ими в губы партнёра. Прикасаться к члену Талькова было излишне: он кончил и так, пульсирующей дыркой то сжимая в себе член, то отпуская. Он бился в конвульсиях оргазма, впиваясь короткими ногтями во влажную спину брюнета, а тёмные удлинённые волосы того ласкали его лицо. Вскрикнув последний раз в поцелуй, певец размяк. Он находился на вершине блаженства, бездумно шевеля губами. Нагиев рухнул на спину рядом, тяжело дыша и разыскивая сигареты на тумбочке. Этого Тальков не видел, но понял по звукам. Вдруг в темноте мелькнуло голубое свечение. Игорь прищурил влажные глаза и увидел злобное лицо, смотрящее на него со стены. В тот момент Тальков мог поклясться, что тот человек пытался заглянуть в его душу, излучая всем своим видом ненависть, глубокую ярость… Но говорить певец не мог, мысли путались, а сердце билось где-то в горле. Потому он перевернулся на правый бок, утыкаясь лбом в прохладную стену, и почти сразу уснул.