Прошлое

Всё ещё здесь. Вот же он, стоит и дышит мне в спину затхлым дыханием прошлого, покрывая мои плечи пылью со страниц стареньких учебников советских времён. Я почти уверен, что он вечен. Бесконечен, как сама вселенная, пока его имя на чьих-либо устах, пока его флаг маячит на барахолке. Пока те, кто помнят - живы. Иногда мне кажется, что и они вечны. Их лучшие дни уже позади, сморщенные и пожелтевшие, как оторванные страницы древнего, по нашим дням, словаря, но ещё стоят на Красной Площади девятого мая, стоят, как стояли на войне. Словарь тот уже стар, слова вышли из обихода, и только некоторые из них можно обнаружить в современных изданиях, подписанными как "устаревшие", но однажды, убираясь в доме, ты абсолютно случайно находишь эти обрывки бумаг, затерянные годы тому назад, и усердно стряхиваешь с них пыль и крупицы штукатурки, думая, что ничто не вечно. Побег невозможен. Мне не уйти, он всегда будет рядом, мы скованы одной цепью. "Я тебя породил, я тебя и убью", - всё верно, всё, как никогда, правильно, но кто кого создал - то ли я монстра, то ли монстр меня -тот ещё вопрос. Как и создал ли профессор Франкенштейна, или идея его создания пробудила в том человеке профессора. Он стоит над душой и скалит зубы, у меня даже язык не повернётся назвать это как-нибудь по-другому. Не издевательская улыбка, не насмешка, не ухмылка, а самый настоящий оскал. Против воли задумываюсь, сколько бы ссылок в Сибирь ты бы мне подписал, возымей это хоть какое-то действие? Сотню? Тысячу? Нет. Никак нет. До мозга костей, я абсолютно уверен, будь у него возможность, он бы писал, сколько хватит бумаги, сколько хватит чернил, в конце концов он бы писал кровью на стенах - ссылки, казни, каторги, приговоры на пожизненные. Но ничего не будет. Времена не те. "Мир изменился", - говорю я вслух. Я почти вижу, как звук моего голоса колышет воздух, расходится по нему волнами везде, огибая его. Он из другого времени. Он никогда не слышит. "Ты - прошлое", - кричу ему в лицо. Это так легко, когда ты знаешь наверняка, что уши твоего собеседника наполнены песком времени и тот не спешит оттуда высыпаться. Я часто занимаюсь подобной ерундой. Удобней всего, когда мы сталкиваемся лицом к лицу, я кричу часами, а он не слышит. Это просто смешно, и я смеюсь. Смеюсь резко, хрипло и с надрывом, как будто легкие набиты пеплом и осколками гранат. Сестра давно сводила бы меня к врачу, не преследуй он и её тоже. Но у неё сейчас другие проблемы, сестра отмахивается от призраков прошлого, как от мух, но мне так поступать не под силу, слишком близко мелькает то, что было, слишком яростным было желание стать мечтой, утопией. "Ты - прошлое" - я надрываюсь , не жалея сил, одним порывом выпускаю весь воздух, режу пространство одержимостью в голосе. В моих глазах гнев, в желудке - водка, так часто случается. Главное - громче, больше звука, к черту голосовые связки! Он глух, он - инвалид, и это до нелепости глупо, до слёз смешно. Смешно до грани неприличия, и я просто не в состоянии отказать себе в, разрывающем меня изнутри, хохоте. Я замолкаю только когда слышу тихий, хриплый ответ на свои слова. На все мои слова. "Я - будущее." Теперь смеётся он, смеётся, как смеялся я. Готов дать голову на отсечение, что его смех вечен, как он сам. Но у меня как раз будет достаточно времени, чтобы подумать над тем, что глухие учатся читать по губам.