Точка света

Меня сразу к ней потянуло. Еще со слов учителя: “У нас новенькая, позаботьтесь о ней”. Поэтому когда Уэно пнула меня локтем и с насмешкой сказала, что это мой шанс, я злобно огрызнулся и вроде бы даже послал ее. А потом она вошла в класс. Короткое светлое каре, отливающее розовым, как цветки лотоса, и огромные зеленые глаза. Такие же чистые, как вода в речке, которая течет под мостиком, который приходится переходить каждый день по пути в школу и обратно домой. В этой речке очень красивые рыбы, величавые и спокойные... Учитель попросил ее представиться, но она не произнесла ни слова. По классу пробежал легкий смешок. Я не совсем понимал, что происходит, и поэтому лишь смотрел на нее в ожидании того, чтобы услышать ее голос. Мне казалось, что он будет таким же глубоким и чистым, как ее глаза, как река с рыбами. Она достала блокнот, в котором было написано, что ее зовут Сёко Нишимия, и что у нее проблемы со слухом, поэтому все, что хочешь сказать, нужно писать ей в этом блокноте. И еще она хотела со всеми подружиться. Я почему-то почувствовал себя обманутым, стало мерзко, и я стукнул по столу. Уэно хихикнула, и сэнсэй грозно произнес мое имя. После уроков девочки ушли с площадки, оставив Нишимию в одиночестве. Чувствуя что-то смутное и неясное, я, ведомый этим неясным, подошел к ней и сказал, что если она будет продолжать себя странно вести, ей будет только хуже. Она молча уставилась на меня и, показав пальцем на меня и себя, крепко сжала свои руки в замок и пискляво произнесла: - Длузя. И улыбнулась. Так мило, искренне. Я крикнул “да пошла ты” и кинул в нее комок грязи. Она не заплакала, но вместо этого беспомощно посмотрела на меня. Я вспомнил о рыбах в реке, и мне стало по-настоящему жутко. Я убежал. ххх Она снова приснилась мне в день, когда я решил покончить с собой. Ее мягкие волосы, ее бесконечная улыбка, ее слуховые аппараты, все в крови, потому что я подходил и вырывал их прямо из ее ушей. И ее голос, такой противный, ее косноязычие, неверные звуки, ее дурацкий блокнот, с помощью которого она так надеялась подружиться со всеми. Ее бледные руки с ярко-зелеными венами, сомкнутые в замок. Я аккуратно перечеркнул черным маркером сегодняшний день в календаре - пятнадцатое апреля. Остаток месяца, как и листы других месяцев, я вырвал и сжег еще много недель назад. Вчера я уволился с работы грузчиком, забрал заработанные деньги и, сложив в конверт, на котором было написано “возвращаю долг”, положил его на кухонный стол. Для матери. И еще моей маленькой сестренки. Надел чистую рубашку с хрустящим накрахмаленным воротником. Глупо, она все равно испачкается, но почему-то было это важно. Причесался мокрым гребнем, вернее, причесывался, даже взмок, но волосы как всегда торчали во все стороны, и я плюнул на это дело. Я медленно дошел до моста, по дороге ни о чем не думая - просто смотрел вокруг. Смотрел и удивлялся, до чего такой красивый мир - мир, в котором каждую весну распускается божественная сакура, мир, в котором ровные облака плывут по небу, подобно большим неповоротливым рыбам, мир, в котором в сонме голосов природы каждый слышит свою музыку, - до чего такой красивый мир может быть безжалостен и жесток. Руки напряженно держались за ограду, когда я стоял уже по ту ее сторону, готовый прыгнуть. Смотрел на рыб, на круги, идущие по воде, когда они подплывают слишком близко к поверхности прозрачной зеленоватой реки... ххх Сейчас мои руки так же напряжены. Смотрю в ее глаза - прозрачные и зеленые. Ее ставшие длинными волосы колышет ветер. В темном небе распускаются с оглушительным грохотом цветы фейерверков. Я держу ее за руку и вижу пульсирующие вены на своем предплечье. Чувствую капли пота и прилипшую к спине рубашку. И знаю, что если не выдержу и отпущу ее, то она упадет и разобьется. Боже, Сёко, зачем ты это сделала? Я думал, что она была счастлива. Ну или по крайней мере почти счастлива. Помню, как внезапно понял, что ее - с надрывом, вымученное - “лунлю” - это не “луна”, как я сначала подумал, и отчего я днями ломал голову, к чему бы ей говорить со мной о луне. Конечно, я не сам догадался, это все Юдзу, ее сестренка. Пошел дождь, и я, окрыленный неожиданной догадкой, посадил Юдзу к себе на спину и понесся к дому Нишимии. Мы столкнулись на полпути: я - вспотевший, промокший, с одышкой и хаосом на и в голове, и она - как точка света в потоках весеннего ливня, запыхавшаяся, наспех выбежавшая в сильный дождь за сестрой. Я шел, отставая от них на несколько шагов - намокнуть сильнее, чем я уже намок, не представлялось возможным. Шел, смотрел на то, как левая рука Сёко крепко держит Юдзу, а правая - зонт, причем больше над сестрой, сама она попадала под дождь. Шел, слушал удары капель об асфальт, такие же частые, как удары моего сердца. Она оглянулась и улыбнулась мне, и я улыбнулся в ответ. Юдзу осталась на кухне пить горячий шоколад, а мы с Сёко поднялись наверх в ее комнату. Она сама меня туда потащила, я, наверное, не был еще готов к чему-то такому, по крайней мере, тогда я так подумал. Просто смотрел на ее прекрасное тело, к которому прилипла просвечивающая рубашка, обрисовывая его по-юношески острые черты. Она заперла дверь и прижалась ко мне - такому же мокрому, как и она, и подняла взгляд. Я видел “да” в этой чарующей зелени, и думаю, что в моих она увидела то же, потому что она поднялась на цыпочки и поцеловала меня. Ее поцелуи - лишь форма голоса. Я отстранился и подошел к ее столу, взял блокнот и написал в нем: “Я люблю тебя, Сёко Нишимия”. Ее глаза вспыхнули зеленым огнем, она улыбнулась и, подойдя ко мне, стянула с меня насквозь мокрую футболку. Мои пальцы потянулись к пуговицам ее блузки, мои губы - к ее шее. Мы дрожали - от холода и от страха. Отстранившись, я сказал: - Я очень, очень взволнован, Сёко. И нежно поцеловал ее мочку. Не уверен, что она меня поняла, но знаю, что она тоже была взволнована. Ее руки в моих спутанных волосах, мои - скользящие по ее груди и ребрам, ее губы, приоткрытые и влажные, мои - изучающие каждый миллиметр ее тела... Она висит на моей руке и плачет. Кажется, будто еще миг, и рука разорвется в плече, поэтому я помогаю себе второй, упираясь в стену балкона ногами. Кричу ей, что нельзя плакать, что нужно бороться изо всех сил, но знаю, что она не слышит и совсем не понимает меня. Что толку сейчас, что я выучил язык жестов! Впрочем, мой взгляд говорит ей все и без голоса. Мутнеет в глазах, и мне кажется, будто небо - это река, а фейерверки, возникающие из одной крошечной точки света - это круги, возникающие из одной точки на воде. И кажется, будто я вижу рыб - крупных, медленных, с поблескивающей на солнце чешуей. Последнее, что я вижу перед падением - это то, что Нишимия беспомощно протягивает ко мне руки, стоя в безопасности на балконе, с искаженным от ужаса лицом. Вижу огромную луну - блеклую рядом с астрами салюта, но единственную точку света на всем небе. Потому что настоящая - только она. Луна. Я луна тебя, Сёко. ххх Я там, где рыбы.