Когда душа не на месте

— Что у вас тут происходит? — Мияджи хмурит брови и смотрит с подозрением. Слишком проницательный, думает Такао.        Интересно, как долго они смогут скрывать всю эту фигню. Метки-то ладно, в душе так просто не разглядеть. А то как их плющит, ломает от каждого соприкосновения, а иногда даже от взгляда стоит, особенно от злобного взгляда Мидоримы с его блядскими длинными ресницами. Стоит ого-го. Просто пожар в штанах. Вот прям как сейчас.       Такао быстро сбегает в туалет, что выглядит крайне подозрительно. Кто знает, что он там делает. Он впивается зубами в руку, мычит от боли, потом долго умывается холодной водой — надо вернуться в зал. И как-нибудь особенно по-идиотски пошутить, чтоб развеять все подозрения. У него почти получается, правда Мидорима совсем не в восторге от его шуточек и, кажется, от него самого.       Тему с метками они не поднимают, да и о чем тут говорить — все ясно как божий день. Вот твой избранный судьбой, идите трахайтесь и живите долго и счастливо, или нет. Тех, кто не согласен, очень мало, как-то нынче не модно идти наперекор судьбе. А Мидорима, вообще, на этом всем помешан: на судьбе, на удаче, на знаках Зодиака. Поэтому и бесится, и ненавидит Такао ещё сильнее, чем мог бы. Ну и пусть, твёрдо решает Такао. Он и не думал, что будет просто. Что Мидорима окажется тем ещё мудаком, он заранее предполагал. А может он и не мудак вовсе, кто его знает. Мидорима делает вид, что срать он хотел на эти метки, и что ничего у него там нет, а уж тем более имени: Такао Казунари. Иногда такое, конечно, бывает. Ошибка природы. Что ж, она тоже не безгрешна. Но по одному взгляду и реакции на себя, Такао сразу понимает — есть у Мидоримы метка. А то, что он от неё не в восторге — ну с кем не бывает. Такао, может быть, тоже мечтал о красивой миленькой девчонке, а не о двух метрах жил и мышц. У всех свои недостатки. А Такао вот вполне за девчонку сойдёт, стоит ему юбку надеть и подкраситься. Не красотка, но ничего. Может, попробовать?— размышляет Такао и тут же крутит головой. Совсем ума лишился. Не один Мидорима, между прочим, тут страдает…       Пятьдесят один, пятьдесят два… Такао сбивается со счета в очередной раз залипая на длинные пальцы. — Охуенно! — восхищается Такао. И это он не только про броски, или не столько.       Мидорима вздрагивает и оборачивается. Конечно, хотел остаться в одиночестве, как обычно, да, Шин-чан? Такао ловит взгляд тяжёлый, таким можно насмерть раздавить человека, как мелкую букашку. Такао вдруг решает, что если не сегодня, то никогда. Пора все прояснить, пока они не дошли до драки или же чего похуже. Хотя это с какой стороны посмотреть. — Что ты тут делаешь? — интересуется Мидорима, поправляя очки на переносице. Дурацкая привычка. — Тренируюсь, Шин-чан. А ты думал, на тебя пришёл посмотреть? — Такао кривит рот в усмешке, совсем не злой, дружеской.       Мидорима смущается и злиться, и в этих своих чувствах он просто очарователен, как ребёнок. Такао наклоняется голову на бок — ты занимательный, Шин-чан. Мне кажется, я рад, что это ты. От этой мысли становится не по себе. Ни фига себе открытия. К тому же Мидорима все ещё прожигает его взглядом и ждёт. Наверняка, моих откровений, думает Такао. Что ж, получай. Шах и мат. — Метка у меня с пятнадцати лет. Поздно. Я тогда как раз начал гулять с девчонками. Её звали Кеко, милая, длинные пушистые волосы. Само обаяние. Я очень хотел, чтоб она стала моей избранной. Ты можешь представить моё разочарование, когда я увидел у себя на коже "Мидорима Шинтаро"? Парень. Надежд на то, что какая-нибудь девушка будет носить такое имя не оставалось.       Мидорима смотрит и слушает, внимательно, не перебивает и даже не говорит, какого черта ты мне все это выкладываешь. Он слушает и, кажется, все понимает. Может, у него было так же. — Ты, конечно, не помнишь, но мы уже встречались с тобой в прошлом году. — продолжает Такао. — Мы играли в матче. Тогда я все понял. Я услышал имя и метка загорелась, а тело билось как в припадке. А ты ничего не замечал. Смотрел и не замечал. Я разозлился тогда, очень сильно, даже баскетбольный клуб бросил. — И чего ты хочешь от меня? — выдержав паузу, спрашивает Мидорима. Ох, боюсь ты не оценишь мои фантазии, Шин-чан. — Я хотел сделать тебе больно, превзойти тебя, — Такао улыбается. Ну смешно же. — А теперь хочу играть с тобой. И с нашей командой. Побеждать всех вокруг. Хочу, чтобы ты меня признал. Как игрока. И не только.       Мидорима, кажется, не совсем понимает это «не только». Но когда дело касается баскетбола, он невероятно проницателен.       Он не даёт Такао никакого ответа. Они едут домой на рикше. Такао, запыхавшись, крутит педали в гору. Чёртов Мидорима. Кому вообще сдалось такое сокровище?       Когда они наконец добирается до дома Мидоримы, Такао быстро спрыгивает и не даёт тому быстро улизнуть, закрывая собой дорогу. — Ну что ещё? — недовольно вздыхает Мидорима. — Поцелуй меня, — просит Такао без тени улыбки. Нормальная просьба, они же избранные. Что тут такого, и вообще...       Но Мидорима пялится на него ошалевшим взглядом, и только рот открывает. А потом все-таки берет себя в руки и задаёт такой до ужаса логичный вопрос, что даже Такао теряется. — Зачем?       Такао раздумывает недолго. — Хочу проверить, какого это целоваться с человеком, чьё имя выжжено у меня на бедре.       Мидорима долго думает, ищет отмазки, наверное. А потом хватает Такао за плечи и целует. Действительно целует. Как жених невесту — торжественно и целомудрено. Но даже так Такао всего подбрасывает, и он улетает куда-то на орбиту. Ощущений много. Чувств ещё больше. Это как радуга чувств — восторг, наслаждение, болезненно щемящая нежность, желание быть ближе, рядом, сейчас, ещё… Такао хватает Мидориму за грудки и тянет на себя. И целует сам — лаская губы, толкается языком, встречается с языком Мидоримы. Теперь его колотит как в горячке, а в голове фейерверк. И никаких мыслей. — Охуенно, — говорит он, когда отстраняется, чуть не задохнувшись во время поцелуя. Интересно, такие прецеденты были, или только он такой один придурок, что забыл, как дышать? Но судя по тяжелому и частому дыханию Мидоримы, придурков тут как минимум два. Тот весь красный. С головы до шеи. И Такао любуется. А Мидорима старается избегать его взгляда, накрывает рот ладонью. Слишком откровенно, проносится у Такао в голове со скоростью поезда.       Мидорима все-таки уходит, так ничего и не сказав. Ничего, у Такао ещё много времени. И сам он уже определился, чего именно хочет. А точнее — кого. Лёд тронулся.

***

      У Мидоримы странные друзья, решает про себя Такао. После матча с Сейрин они идут поесть окономияки и встречают там интересную компанию. Бывшие одноклубники, поколение чудес, что б их. Такао тут же решает, что им нужно собраться тёплой дружеской компанией и пересаживается с Касамацу за другой столик. Хотя с "тёплой" и "дружеской" он явно погорячился.       Такао, пользуясь своим ястребиным зрением, все время пялится в сторону Мидоримы. Тот сидит как истукан, остальные тоже выглядят напряженно. Особенно Кагами. Кажется, между ним и Мидоримой развернулось не слабое такое соперничество и стало уже чем-то личным.       Такао успевает болтать с Касамацу и ржать, пялясь на этих придурков. Но неожиданно что-то уходит из-под контроля. Ага, блин. Буквально выражаясь. Теперь он лежит на голове Мидоримы как какой-то необычный головной убор. Что там Мидорима сегодня говорил про удачу Раков?       Такао ржет как умалишенный, надо фото сделать для полного счастья. Мидорима, кажется, готов его убить. И даже исполнить это намерение. Он хватает Такао за шкирку и волочет к дверям. За ними холодно и идёт блядский дождь.       Мидорима мокрый и злой, сверкает своими глазищами за стеклами очков. Такао не боится, ему, скорее, волнительно. Что же предпримет наш фрик и ботаник?       Такао склоняется к варианту, что его ждёт прекрасная десятиминутная отповедь на тему правил поведения в общественных местах. Но что-то снова идёт не так. — Такао, как же ты бесишь, — выдаёт Мидорима устало, и у Такао глаза на лоб лезут. А потом прижимает его к стене, холодном бетону, и целует, по-настоящему. Наверное, чтобы не ударить, проносится в голове у Такао. И все. Сразу пуля в голову на вылет, и мгновенная смерть. Смерть его самоконтролю и всему. — А ты умеешь удивлять, Шин-чан, — Такао облизывает губы. Охуенно, снова хочется сказать ему. И он читает это в глазах Мидоримы. Метка на бедре сладко ноет. И у него стоит колом. И у Мидоримы стоит. Он ещё и ухмыляется, или Такао уже кажется. А прикидывался, прикидывался-то…

***

      Ничего не происходит, уверяет себя Такао. Просто он вляпался, мать его. По-взрослому. И от этого Такао ощущает себя совершенно беспомощным. Когда Мидорима забивает свои охуенные трехочковые, улыбается одними уголками губ, просто смотрит на него, Такао хочется кричать. Что вообще такое творится? Мидорима по-прежнему делает вид, что ничего не происходит, но как-то оттаивает. Такао чувствует себя Гердой, которая смогла. Ну почти. — Такао, я, конечно, все понимаю, но ты не мог бы отдавать пасы кому-нибудь кроме Мидоримы, — бурчит Мияджи. — А? — Такао удивлённо на него пялится. Да не было такого, или было?       Ооцубо машет рукой — да бог с ними! Мидорима выглядит довольным собой. Ну ещё бы. И его катана лежит на скамейке — как он её только в школу пронес? Такао смотрит на Мидориму, как тот пьёт воду и пара капель стекает по подбородку на шею, огибая кадык. Такао залипает. Выносите.

***

— Шин-чан, ну покажи, чего тебе стоит, — ноет Такао, пытаясь стащить с Мидоримы полотенце, в которое тот кутается как какая-то девственница. — Такао, — злобно шипит Мидорима в ответ и пятится вглубь раздевалки. — Ну мне интересно. Такао не намерен сдаваться так просто. Ему нужно это увидеть. Сверить документы, так сказать. А упорство Мидоримы достойно лучшего применения.       Такао загоняет Мидориму в угол и тянет за край полотенца. Тот в ужасе распахивает глаза. Такао уже готов праздновать победу, как в раздевалку влетает Мияджи. Он смотрит на них с неприкрытым ужасом, потом, громко ругаясь, вылетает из раздевалки.       Мидорима смотрит злобно и снова запахивается в полотенце. — Ну упс, — произносит Такао и делает вид, что ему жаль. Хотя все-таки немного стыдно. Бог весть что там себе напридумывал Мияджи. Ясно что напридумывал, конечно. Когда-нибудь они до этого ещё дойдут, наверное… Иногда даже Такао изменяет его привычный оптимизм.

***

      Когда ничего не предвещает, случается какая-нибудь хуйня. Хотя если уж говорить о Такао, то какая-нибудь хуйня случается с ним постоянно. — Эй, кто-нибудь, уберите умирающего с площадки! — кричит Ооцубо, глядя прямо на Мидориму. Такао лежит распластанный на паркете, прямо как тогда. Но на этот раз Мидорима не причём. Ну почти. Просто Такао неудачно упал и, кажется, потянул мышцы или связки, или ещё хрен знает что. Мидорима аккуратно ощупывает его конечность. Больно. Такао морщится, но молчит. Мидорима сильно побледнел и выглядит каким-то растерянным или испуганным? Такао с удовольствием додумал бы эту мысль, если бы не чёртова нога.       Мидорима аккуратно поднимает его, Такао становится на здоровую ногу и опираясь на Мидориму ковыляет к медпункту. Теперь он там постоянный клиент. Всю дорогу, которая кажется вечностью, Мидорима молчит. Такао почему-то тоже. От его близости становится как-то спокойнее, и даже боль немного притупляется.       Медсестра смотрит на них скептически. — Мне кажется, или у меня дежавю? — У нас просто капитан строгий, а я его любимчик, — вроде как шутит Такао. После недолгого осмотра ему забинтовывают лодыжку и отправляют домой. Мидорима вызывается проводить. Ну кому же ещё? Мидорима притаскивает его тушку к стоянке с велосипедами, где они паркуют свою красавицу. Такао давно хочет придумать ей имя, но Мидорима категорически против. — Да ты, должно быть, издеваешься? — смотрит на рикшу Такао, балансируя на одной ноге. — Я тебя отвезу, — спокойно говорит Мидорима и садится за руль. — Ну офигеть, вот это, я понимаю, сервис.       Такао плюхается назад и командует: — Вперёд, Шин-чан!       Мидорима крутит педали с усердием, пока Такао заливает ему всякую чушь про звёздные войны и про их сенсея. Они добираются в рекордные сроки. Мидорима даже помогает Такао выбраться из повозки и провожает до самой калитки. — Спасибо, Шин-чан, — искренне благодарит Такао. Он уже собирается прощаться, как из дома появляется его мама. Как вовремя, думает Такао. Кажется, её очень заботит его личная жизнь. Она во все глаза пялится на Мидориму, делая в голове какие-то свои выводы, а потом спрашивает: — Мидорима Шинтаро?       Такао прикрывает глаза. — Да, — с достоинством произносит Мидорима. — Здравствуйте, Такао-сан. — Я, конечно, не хочу прерывать ваше знакомство, но у меня, вообще-то, нога болит. Мама Такао быстро спохватывается, берет Такао под руку, давая опереться на себя. — Раз уж ты довез моего сына, заходи в гости, Мидорима-кун. Мидорима явно не готов к такому повороту событий, у него даже уши краснеют. — Мама, ну не надо, — шепчет Такао, надеясь что Мидорима их не слышит. — Когда-нибудь нам все равно придётся познакомиться, — спокойно парирует она и тащит Такао в дом.       За ужином неожиданно собирается все семейство, и это попахивает знакомством с родителями. В роли невесты — Такао Казунари, в роли жениха — сами понимаете кто.       Мама ведёт светскую беседу с Мидоримой. Папа ест, иногда задавая вопросы, скорее, из вежливости. Сестра откровенно пялится. — А ты симпатичный, Мидорима-кун, — наконец выдаёт она, и Такао готов сгореть со стыда. — Даже слишком для такого как мой… — Вы же вместе с Казунари посещаете баскетбольный клуб? — перебивает её мама.       Мидорима только кивает и отправляет очередную порцию риса себе в рот.       Такао решает, что пора с этим все заканчивать и просит проводить его наверх, ссылаясь на больную ногу. А то эти ещё невесть что подумают. Как Мияджи, например. — Извини за все это, — вздыхает Такао. — Все нормально, — Мидорима до ужаса вежлив и великодушен. — Они знают? — Ну ещё бы, в моей семье, как видишь, не принято хранить секреты. —  А у тебя? — спрашивает Такао после недолгой паузы. — Думают, что метка ещё не появилась. У нас вообще все не так… просто.       Вот так Такао узнает кое-что ещё новое о Мидориме Шинтаро. И сам не знает, что делать с этой информацией. Что думать.

***

      Такао с ужасом и с некоторым возбуждением ждёт летний лагерь. И тут дело, конечно, не в тренировках от рассвета до заката. Пока Мидорима может делать вид, что ничего не происходит, и они вообще ничем не связаны, но это только пока. Такао твёрдо намерен предпринять особые меры.       В комнате душно и жарко, несмотря на то, что уже давно стемнело. Такао валяется на татами, не в силах даже расстелить футон после тренировки. Как-то не так он представлял себе всю эту летнюю романтику. У Мидоримы вон даже остались силы на душ.       Они живут в одной комнате и между ними ничего не происходит, вообще. Не то чтобы Такао на что-то рассчитывал. Но от такой близости у него постоянно горит метка и хочется кричать. Зверские тренировки семпаев немного отрезвляют, но по ночам хоть в подушку вой. Неужели у Мидоримы не так? И какие же они родственные души после этого. Такао даже иногда чувствует себя каким-то гребанным маньяком, преследующим свою жертву. Наверняка, друзья Мидоримы из Тейко думают про них что-то подобное. Ну и пусть.       Мидорима своим возвращением прерывает размышления Такао. Садится на свой уже расстеленный футон. От него пахнет свежестью, а от Такао, наверняка, несёт потом за километр. Мидорима не выглядит уставшим. Он аккуратно разматывает тейп. Такао следит за ним слишком откровенно, ловит каждое движение. Сейчас он снимет очки и все. — Шин-чан, расскажи мне? Мидорима вскидывает брови и убирает руку от очков, очки остаются на переносице. — Ну о том, как появилась твоя метка. Мидорима, надо отдать ему должное, больше не спрашивает у Такао: зачем? почему? что ты делаешь? Уже понял, что вопросы риторические. Такао делает так, как хочет и то что вздумается. По-другому не получается. Мидорима начинает это понимать. — Год назад, я был влюблён в одного человека. Вот тогда она и появилась. — И что? Вы расстались? — почему-то шепотом спрашивает Такао. — Мы и не встречались. — Безответная любовь?       Мидорима кивает. — А сейчас, ты все ещё его любишь?       Такао замирает всем телом и, кажется, даже время вокруг замерло. И что он будет делать с полученной информацией?       Метка жжется, вот же дура. Ещё и она. В груди и без того все сжимается до боли. — Я не знаю, мы давно не виделись. — А ты скучаешь?       Мидорима смотрит на Такао таким взглядом, что тот сразу понимает — разговор окончен. — Могу представить, как ты ненавидел эту метку с моим именем. — Я не ненавидел, я знал, что так лучше.       Мидорима все-таки снимает очки и ложится, отвернувшись от Такао. Он пялится в широкую спину и думает о всякой ерунде. О Мидориме и том воображаемом человеке. А потом засыпает, так и не расстелив футон.       Просыпается он как ни странно на футоне. На футоне Мидоримы. Такао видит его лицо в нескольких сантиметрах, так близко, что можно рассмотреть его охрененные ресницы и пересчитать каждую, обветренные губы с тонкой корочкой, красивую линию скул и легкую кое-где проступающую щетину.       Мидорима распахивает глаза и несколько секунд просто пялится на Такао, наверняка, пытаясь понять, где он и что тут вообще происходит. Такао и самому хотелось бы знать. — Холодно, Шин-чан, — жалуется Такао и, совсем оборзев, лезет под одеяло, задевает своими ледяным ногами ноги Мидоримы. Хочется прижаться совсем вплотную, коснуться кожи. Такао словно тянет магнитом, а он с трудом сопротивляется, Мидориму не тянет, но Такао не уверен. Его глаза чёрные-чёрные, он смотрит на Такао бессмысленным взглядом. Метку печёт, сладко так, и Такао всего ведёт. Уже и не холодно вовсе.       Вставать слишком рано. Мидорима прижимает его к себе плотнее и у Такао вырывается стон. Ему даже стыдно, почти. Он притирается к горячему Мидориме и ощущает своим бедром его стояк. Вот и приплыли.       Такао кладет руку на бедро Мидоримы и ведет вниз, к тому месту, где должно быть выбито навеки «Такао Казунари» как клеймо. Он трогает аккуратные буквы, и Мидорима напрягается, а потом вдруг закрывает глаза и выдыхает со стоном. — Вау, — Такао кажется, что он нашел то, что искал. Мидорима больше не сопротивляется, не делает вид, что ему это нафиг не нужно. Еще как нужно, Такао теперь видит все своими глазами.       Он водит пальцем по своему имени и уже не остается вопросов. Да, Шин-чан, ты крепко влип. И Такао тоже влип, еще как. Мидорима стаскивает с них одеяло, опрокидывает Такао на лопатки и почти ложится сверху. Такао теперь чувствует его каменный стояк. Их губы сами находят друг друга. И это так хорошо, так правильно, что хочется закричать. Вот о чем все это было, это родство душ, связь судеб. Все переполняющие его чувства даже не уместить в слова. Это все больше, глубже и важнее, чем имя на бедре, чем какая-то любовь.       Такао все трясет и подбрасывает, когда Мидорима целует его шею, скользит языком и прикусывает кожу на ключице. Такао кусает руку, чтобы не заорать. Но его стоны все равно слышны, кажется, всем в этом чертовом лагере. — Шин-чан, я сейчас умру, — выстанывает Такао и обхватывает Мидориму своими бедрами. И в том месте, где они соприкасаются, горит пожар. Такао трется, толкается, пытается поймать темп Мидоримы. Не выходит. Получается какая-то сумбурная возня со сдавленными стонами. Но и от этого сносит крышу. Такао зарывается пальцами в волосы Мидоримы и тянет на себя, целует, сталкиваясь губами, зубами, скользит языком в чужой горячий рот и кончает. — Охуенно, — вырывается у него. Мидорима замирает и выдыхает «Такао», прямо тому в ухо.       Такао не пытается анализировать, понять, что произошло. Да и кому это надо. Им обоим было так хорошо, что с ума сойти.       После Такао все-таки вспоминает, что не был в душе уже очень давно. И нехотя поднимается с футона, а Мидорима тем временем, кажется, спит, уткнувшись носом в подушку.       Около душевых Такао встречает Мияджи с мокрыми волосами и всего красного. Тот отскакивает от Такао, как от прокаженного. Воняет, наверное, решает для себя Такао причину такого странного поведения семпая.