Возрасты Оямады Манты

Мне было пять лет, когда он впервые пришел к нам. Огромный мужчина с густыми усами. На самом деле мне это показалось - у него была аккуратно подстриженная бородка-эспаньолка. Но это не отменяло высокого роста и широких плеч. Звали его господин Тао. Отец с гостем закрылись в кабинете на долгий, долгий разговор, а мы с мамой остались в саду. Манноко спала в колыбели, над нашими головами безмятежно порхали бабочки. День был безоблачный, спокойный, поэтому я не сразу поняла, что звук, раздающийся на периферии, - это всхлипы. Мама плакала, уткнувшись в ладони, и говорила что-то про "безумие" и "темный род". Или "безумие темного рода"? Не помню точно, меня больше интересовали книги. Но это простительно в таком возрасте. Когда отец вышел, стало понятно, что гость удалился сразу. А у меня появился жених. Мне было пять с половиной, когда я впервые познакомилась с Реном Тао. Ничего особенного, обычный мальчишка с раскосыми глазами и забавным хохолком на макушке, как будто корова лизнула. Это потом я поняла, что там был хвостик, а вначале засмеялась. Мальчишка забавно надулся. Когда мы остались одни в детской, заявил, что все девчонки - слабачки и плаксы. За что немедленно получил в нос. Никто не смеет обижать Манту Оямаду. Руку обожгло словно кипятком. Мне исполнилось шесть, когда мы разбили вазу. Это была какая-то древняя ваза, дороже, чем Мин и Цинь вместе взятые, так как принадлежала сильнейшему шаману рода. Нас провели к господину Тао. Этот мужчина, дядя Рена, до сих пор пугал своим зверским взглядом желтых глаз. Но в тот момент мой рот раскрылся сам по себе, а язык взял всю вину. Не знаю, что двигало мной, что заставило сделать шаг вперед и загородить Рена. Возможно, будь у меня оружие, я бы бросилась на господина Тао. На краткий миг мне даже показалось, что в руку вложено что-то твердое, однако ощущение быстро развеялось, и я не успела сказать наверняка. Господин Тао не ругался, наоборот, он выглядел крайне довольным чем-то. И отпустил нас. На следующий день родители увезли меня домой. Мне было семь лет, когда Рен потерялся. Расстроенный порицанием дяди, он выбежал из кабинета. В поместье не много мест, где можно спрятаться. Подозреваю, господин Тао знает их все. Но он либо давал племяннику время перегореть обидой, либо хотел посмотреть на наши попытки найти Рена. Думаю, все же второе. Джун отправилась обыскивать верхние этажи, в то время, как я пошла в подвалы. Почему-то в голову не пришло посмотреть сначала в комнате друга. Меня вело необъяснимое чутье, твердая уверенность в выбранном направлении. Рен сидел в углу одного из многочисленных подвалов, заполненных даосами. - Ты знаешь, что тебя все ищут? - спросила я. Мой голос гулко разнесся по помещению, занятому зачарованными трупами. Странное дело, я совсем не ощущала привычного страха, словно зрение сузилось до фигуры растерянного Рена. - Как ты нашла меня? В тот день я узнала, что не-кровный родич не может найти Тао в подвалах, если тот сам не захочет. Мне было восемь, когда Рена похитили. К тому времени стало привычно жить на два дома. Рена похитили, чтобы получить выкуп. Чувство вины обгладывало мои кости. Не защитила Рена. Не уберегла. Не знаю, почему это стало таким важным. Господин Тао велел всем ложиться спать, заявив, что сам займется врагами. Он так и сказал - "врагами". А врагов семья Тао всегда уничтожала. От этого немного не по себе, но Рен гораздо важнее моих моральных принципов. Словно это не я, а что-то другое во мне диктует новую систему ценностей. Заснуть не получалось, мама вынуждена была дать мне снотворное. Перед тем, как закрыть глаза, я почувствовала зов, тянущий куда-то. Очнулась посреди разгромленного помещения, босиком в луже крови. Мне было девять, когда Рен впервые приехал в гости ко мне. Почти целый год я пропускала семейные визиты к Тао, оставаясь в японском особняке. Похитители установили камеры внутри помещения, где располагался заложник. Отец весьма наивен, раз считал, будто защита на его персональном компьютере сумеет сдержать мое любопытство. Лучше бы я этого не видела! Запись хорошего качества. Сомнамбула в ночной сорочке в миг превратилась в вихрь, блещущий вылезающими из рук и ног лезвиями. Вихрь метался по помещению и кромсал преступников, со звоном отбивая пули. В глазах вихря я не видела разума. Никогда прежде не чувствовала такого страха. И такого отчаяния. Ночи смешались в череду темной пленки, которую я обрывала с криком, просыпаясь в холодном поту. Страшно смотреть на собственные руки, способные стать орудием убийства. Мама смотрела с сочувствием и, кажется, хотела о чем-то поговорить. Мне казалось, я теряю себя в страшных видениях-не-воспоминаниях. Рен появился неожиданно. Вломился ко мне в комнату и торжественно заявил, что ему плевать на все мои чудачества. Его невеста может позволить себе быть слабой, потому что отныне он будет меня защищать. И взял за руку. За ту самую руку, что отрезала голову одному из противников. Никогда еще я не видела Рена таким серьезным и... взрослым? Кажется, я расплакалась. Самый смущающий и постыдный момент в моей жизни. Мне было десять, когда я узнала тайну своего происхождения. О мире Оружия - людей, превращающихся в различного рода клинки - и Повелителей, способных ими управлять и усиливать. Чтобы полностью раскрыть свой потенциал, Оружие обязано было поглотить душу ведьмы. Как правило, ее получали насильно. Но одному из нашего рода ведьма отдала душу добровольно и благословила. Это открыло перед ним широчайшие возможности. Потомки наследовали силу отца и не нуждались в душе ведьмы. Однако у всего имеются свои недостатки - высокая чувствительность к колебаниям силы. Поэтому они не пошли за Кишином Асурой, когда тот пожелал заполучить себе силу нашего рода. Предпочли сбежать в другое измерение, научились подстраиваться под других одаренных. Шаманы следили за нашим родом, желая усилить собственную кровь. Увы, с даром Оружия рождались только мужчины, и жены уходили в их семью. До тех пор, пока не появилась я - первая женщина-Оружие. Чем не замедлили воспользоваться Тао. Им было, что предложить - компании подписали договор. Отец согласился на помолвку, справедливо полагая, что уж Тао сумеют меня защитить. Мне было одиннадцать, когда я чуть не убила человека. Просто так, не врага и не даоса в тренировочном поединке. Славная девушка из древнего, но обедневшего аристократического рода. На званом вечере она не отходила от наследника семьи Тао. Помолвку нашу хранили в секрете, и девушка справедливо полагала, что у нее есть все шансы. В тот вечер я еле удержала себя в руках. Мои перчатки изрезаны на тонкие полоски, а туфли проще выбросить. Лезвия не подчинялись. Стоило только подумать, что руки Рена, крепко сжимающие мою талию, терпеливо направляющие удар с нужной силой, выберут другого человека... Мне никогда еще не было так больно. Наши души не синхронизированы и рассредоточены, я до сих пор не могу полностью превратиться в оружие, но Рен - мой. Так решено уже давно. Так почему же... Кажется, кто-то кричал, мир стал узким и невероятно... ярким, насыщенным. Как будто обострились все органы чувств, а я сама стала тонкой-тонкой. Меня-рукоять сжала крепкая рука, и знакомое дыхание души влилось в тело. Оно тревожило, подстегивало - Рен всегда был темпераментным, на наших тренировках именно мне отводилась роль миротворца. Странная позиция для оружия, но привычная. В тот момент я вернула успокоение душе моего Повелителя. Господин Тао посчитал, что события развиваются слишком медленно, и решил подстегнуть ход. Семье девушки была обещана материальная помощь за ряд незначительных услуг. В тот день Рен встал передо мной, он защищал меня со всем пылом своей огненной души. Впервые я поняла, что за его спиной мне действительно... безопасно. Кошмарное по радостности чувство. Мне исполнилось двенадцать, когда я познакомилась с Йо. Первый друг, для которого мои странности не являлись таковыми, пусть он знал далеко не обо всех. С ним я действительно могла расслабиться и быть обычной, ровно настолько, насколько позволяло мое происхождение. Рен приехал через два месяца после того, как приставленные ко мне шпионы отца отослали ему весьма компрометирующие по мнению младшего Тао фотографии - мы с Йо едим мороженое на скамейке. Когда Рен ворвался в мою комнату, он полыхал, его пламенная душа горела отсветами гнева в глазах. Гнева и бессильной злости, за которой крылось искреннее беспокойство, считающееся постыдным. Сомнения и тревоги покинули нас, смытые мощнейшим резонансом душ, когда я-рукоять легла в знакомую ладонь, и отблески пламени затанцевали на мне-лезвии. Это пришлось весьма кстати - назначение Йо противником Рена в одной из битв. Пусть не победил никто, тем не менее, выиграли оба. Мне было тринадцать, когда Рен попросил меня участвовать в сражении. Друзья спрашивали, куда я пропадаю на время битв шаманов. Они не знали, что я в это время танцую перед их глазами в руках Рена. Что наш резонанс душ обжигает, заставляет приспешников Хао задуматься над правильностью своих решений. В глубине души я всегда тревожилась, боялась вновь оказаться той сомнамбулой, залитой кровью, что до сих пор изредка мелькала в моих кошмарах. Настолько боялась потерять себя, что не участвовала в реальных битвах. До тех пор, пока не был ранен Рен, а его копье не сломалось пополам. Ведь я глефа, причем куда более красивая! С черной рукоятью, исписанной древними символами, с блестящим лезвием. Я-человек испытывала недовольство при виде девушек поблизости от своего жениха. Я-оружие ревновала к другим инструментам. Мысли куда более простые, инстинкты - сильнее и направлены прямо на цель. Впервые я пела против шаманов, танцевала, а пламенная душа Рена изгоняла из моей постылый страх, перемешанный с неуверенностью. Пугающее чувство беспомощности перед тем, что грядет. Мне было тринадцать с половиной, когда пришлось спасать мир. Друзья увидели, как я превращаюсь перед битвой, как перехватывает меня-оружие Рен. На их лицах - испуг пополам с изумлением, а мне приятно, потому что замешаны эти чувства на искреннем восхищении. Йо такой... Спасибо ему. Горячая благодарность по отношению к другу обжигала внутренности, так как до сих пор я не знала, как признаться ему в своих способностях. Не понадобилось. А потом мы с Реном танцевали. Наш резонанс душ достиг небывалых высот, не осталось ни одного клочка сути, не открытой взгляду партнера. Все, все до мельчайшей трещинки, малейшего колебания моих мыслей открылось ему. Пугающее чувство единения. И желания защитить, выжить, справиться. События закрутили вихрем, не оставалось времени на раздумья. Мы бежали, мы спешили, торопились успеть все, спасти мир и сохранить его таким, какой он есть. Цена, поставленная на кон, пугала, если честно. Никогда раньше от меня не зависели судьбы мира. От меня, от моих друзей и в первую очередь от Йо. Ведь он потомок и брат Хао. Мне искренне было жаль друга, вынужденного разрываться над части. В его глазах не было сомнений, но стояла дикая боль. Он почти не общался с отцом, не хотел слышать о деде, которые... что? Оружие может лишь молчать и молча сопереживать, если оно, разумеется, живое. Мне было четырнадцать, и Рен пришел ко мне в больницу. Сражения не прошли просто так, не для связанных резонансом душ. Ноги отказали, врачи говорили - на время. Манноко тратила часы возле меня, читала книжки, а я боялась, что Тао скажет, будто ему не нужна такая бессильная, бесполезная невеста. Рен пришел, выгнал Манноко взашей в ближайший кафетерий, ибо сестра стала напоминать призрак от усталости, беспокойства и недоедания, а сам присел на край кровати и взял за руку. Впервые по-взрослому взял за руку меня-человека. - Я же говорил, что моя невеста может позволить себе быть слабой. Сердце... впервые предательски стукнуло, и я поняла, что мы оба выросли. Уже не разбиваем вазы и не плачем в хранилище даосов, а сидим на больничной койке и обсуждаем пути развития наших объединенных компаний. И держимся за руки. Мне исполнилось шестнадцать в день объявления о нашей помолвке. Мне было двадцать в день нашей свадьбы. Мне стукнуло двадцать пять, когда родились близнецы. Королевская парочка, шаман и медиум. В мои двадцать семь у рода Орудий появилась наследница. Папина дочка, любимица старших. Мне исполнилось тридцать, когда Рен впервые открыто - не через резонанс - сказал, что любит меня. В тот день я прекратила считать свои возрасты.