***
Едва стоило Антону подойти к Арсению, и наоборот, зал сходил с ума: улюлюканье, свист и возгласы разного рода летели со всех сторон, и Шастуна прошибало холодным потом. Фанаты совсем озверели, если переходят границы приличия - или на нем написано крупными буквами, мыслями какого рода он занят последнюю неделю? Попов дурачился в рамках его нормального состояния, ни больше ни меньше, и даже если где-то смутился от того, какие выкрики неслись из зала, то не подал и виду. К концу выступления Антон растерял остатки терпения и самообладания - орал на Позова со всей злостью, и зрители восторженно ржали в унисон его крикам.***
Они откланялись, уверив публику в том, что она - лучшая, и устало перевели дух. Арсений вошел в гримерку с лицом крайне утомленного человека и упал на стул перед трюмо; флакон со смывкой для макияжа завалился набок и покатился. Чтобы его поймать, нужно было встать. Гладкий стеклянный цилиндр разбился бы на куски, и опять бежать искать эту гипоалергенную дрянь в незнакомом городе, но флакон накрыла рука с кольцами, удержала его и поставила вертикально. Шастун встал за спиной Арсения, такой высокий, что в зеркале уже не отражался, и пальцами сжал тому напряженные плечи. - Ты слышал, что они кричат? - парень принялся водить руками, следуя простым массирующим движениям, заставляя Попова выпрямиться, - Ты дальше будешь говорить, что тебя это нисколько не задевает? - Шаст, - он покачал головой и уставился на своего зеркального двойника, пытаясь облечь мысль во что-то лаконичное и удобоваримое, - смотри. Все это ничего общего с реальностью не имеет - насколько они хотят видеть нашу с тобой пару, настолько же и знают, что все это бред. Просто потому, что нет никаких весомых аргументов в пользу этого. - Но нет и "против", - Антон присел на столик и вылил на ватный диск немного жидкости из флакона. - Если будешь с рукой у сердца клясться, что ты стопроцентный гетеро и более того, гомофоб, эффект будет ровно противоположный... - Ты просто уже забил этот метод для себя! - ...хотя ты всегда можешь попробовать. Арсений вытащил из пальцев Шастуна влажный кусочек ваты, который тот задумчиво крутил, и поднес его к собственной щеке. - Если они узнают, будет швах. Просто представь. Арсений опустил локти на столик, двигаясь ближе к зеркалу. Он промолчал, но про себя согласился. - Ты реакции боишься или чего? - Я боюсь самого факта этого пидорства, ты представляешь себе? Это же отвратительно, ненормально, - Антон экспрессивно вскинул руки в попытке подобрать еще хоть слово, - Блять! Он помолчал, яростно меряя три на три метра пола шагами, и продолжил: - Не так давно еще за это казнили, и мне помнится, даже химически кастрировали! Подумай, как это с этической точки зрения выглядит? А с моральной? Боже, - он закрыл лицо руками и шумно выдохнул, на несколько секунд приостановив свои метания, и добавил мрачно, - я знаю, чего на свете боюсь больше всего. Арсений зажмурился от яркого света лампочек на потолке, подняв голову на парня. Он закончил с демакияжем и усадил Шастуна на свой стул. - Очень по-современному, толерантность тоже на уровне, - он вытащил еще один ватный диск и аккуратно прижал его к щеке Антона, - вообще-то я не знаю, что тебе сказать. Скажу, что сам иногда думаю об этом и, - он пожал плечами, через зеркало смеряемый тяжелым взглядом, - пока ни к чему не пришел. Но я не идиот, чтобы из-за стереотипов, от которых не получается избавиться, разбрасываться людьми, к которым... Он не договорил, это стало вдруг сложно, как становилось всегда, чуть только у них с Антоном разговор вилял в сторону чувств. Шастун развернулся на стуле и влажным от мицеллярной воды носом ткнулся в живот Попова, чуть ниже солнечного сплетения, и договорил, как если бы вообще не слушал последних минуты полторы: - Пиздец, когда то, чего ты боишься больше всего, и то, чего ужасно хочешь, связано с одним человеком.