Лучшее в моей жизни

Папа не употреблял табачных изделий уже восемь лет, что все знакомые и родственники находили полным бредом. «Как замечательно», - вяло говорили они, но Петер всё равно выпячивал грудь, преисполняясь гордости. Кто под Новый Год не даёт себе торжественных обещаний регулярно ходить в зал? Обновить заставку на фейсбуке, где позирует в оранжевых очках на фоне гор? Не переживать по пустякам, перестать жрать чёртову пиццу (да не будет упомянуто её имя всуе) и наконец-то бросить снюс? Но Петер реально бросил! И в этом лично для Эвена крылась ужасная подстава. Ула была категорически против, чтобы её психованный отпрыск употреблял стимуляторы, даже самые невинные. Поэтому кофе Эвен пил гораздо реже, чем хотелось бы, а снюс таскал у неё. Только что выползший из депрессии организм не сильно волновал цвет коробочки. Но вообще, если отбросить всю эту ерунду, Эвен был везучим сукиным сыном. Если такое можно сказать о чуваке, которого не берут в армию в стране с обязательной воинской повинностью для обоих полов. Отец и мама готовы были глотку за него перегрызть. Дядя Людвик как-то ляпнул за обедом, что таких, как Эвен, лучше держать в смирительных рубашках, взаперти. Петер выволок родного брата из-за стола и выставил вон. Насколько Эвен знал, недалёкий дядюшка до сих пор пытался с ним помириться. *** Эвен с выпуклостью под губой валялся на «втором этаже», поверх застеленной кровати. Лениво размышляя, а не пересмотреть ли ещё разок «Игры разума» — фильм его сильно впечатлил. Снять картину о параноидной шизофрении у нобелевского лауреата была та ещё задача. Но Рон Говард справился с ней блестяще. Впрочем, сын режиссёра, с детства мечтающий о той же карьере, не должен был разочаровать. Рассел Кроу в роли гениального математика Джона Нэша просто превзошёл сам себя. Эвен одобрял фильм и как причастное к теме лицо; пусть слуховые галлюцинации Нэша были визуализированы, но иначе было нельзя. Всё прочее в клинической картине заболевания было отображено верно. Внезапно в дверь постучали. - Эвен, можно? - спросила Ула за дверью. - Угу, - ответил он, быстро убирая снюсовый комочек за щёку. В дверь просунулась мамина голова с причёской «отвалите, я занята». Ула утверждала, что на самом деле это half-bun. - Эвен, к тебе пришли. - Кто ещё ко мне пришёл, блять?! - с перепугу выругался он вслух, отползая по кровати назад, к изголовью. - Юсеф. Юсеф Акар. Но если хочешь, могу его развернуть. - Эм... ладно, окей, пускай заходит, - со вздохом сказал Эвен. Он не хотел видеть вообще никого. Но если уж Юсеф припёрся сам — можно было хотя бы попробовать повзаимодействовать с реальным человеком, а не воспоминаниями о нём. *** Юсеф вёл себя с большим тактом. Он не приставал с расспросами, не вываливал на него ворох новостей. С ним Эвен чувствовал себя почти как нормальный человек. Это было трудно переоценить — после Гаустада и того, чего он там навидался. Они сидели на эвеновой двухэтажной кровати, свесив ноги, и смотрели на ноуте принесённое Юсефом кино. За длительное отсутствие в жизни Эвена он извинялся вот так. «Beatles» про четвёрку парней-школьников из Осло вышел в августе прошлого года. Эвен хотел пойти на него с Микки, но тот почему-то не мог. Соня ненавидела ретро-сюжеты и таймлайн «1968 год» её совсем не привлекал. В итоге он смотрел этот фильм только сейчас. На экране Ким Карлсен бежал за трамваем на Майорстуа, чтобы объясниться с любимой девушкой. Сесилие жила на Бюгдёй. Она оттолкнула его, даже не попробовав выслушать и понять, и всё это напоминало Эвену... о чём-то. Юсеф посмотрел на него, нахмурился и нажал на пробел, останавливая. - Прости, чувак. Я так и знал, что где-то накосячу, - с сожалением сказал Юсеф. Эвен только махнул рукой, как бы говоря: не в тебе же дело. - Косячь, сколько хочешь, - разрешил он. - Спасибо. Спасибо, что пришёл. Он был благодарен Юсефу и за то, что тот не стал тащить к нему всю компанию. Ребят, жалостливо рассматривающих настоящего живого психа, Эвен бы сейчас точно не выдержал. Юсеф ни словом не упомянул о Микаэле. Не спрашивал о жизненных планах. Только сказал, что заглянет через неделю, если Эвен не возражает. Ясное дело, он не возражал. *** К середине апреля в городе почти сошёл снег — хотя ноздреватые, потемневшие по краям островки ещё лежали тут и там. Он и Юсеф устроились на скамейке под навесом кафе «Стокфлетс», наслаждаясь приятным сердцу ритуалом. Бьющее в глаза солнце делало пиво наполненным сияющим светом, прозрачным и очень вкусным. Изголодавшиеся по живительному теплу бледные жители Осло вылезали из своих убежищ, чтобы наконец-то выпить на открытом воздухе. Это был праздник, торжество жизни. Эвену был противопоказан алкоголь. Но он не упомянул об этом, потому что хотел хоть иногда побыть обычным человеком, как все. Сейчас Эвен вертел головой по сторонам, рассматривая яркий знак «стоянка запрещена». Тонкую шею девочки за стеклом кафе с выбивающимися из хвоста прядями. До того, как заболел, Эвен и не знал, какая это привилегия — просто дышать и радоваться каждому прожитому мгновению, не будучи расплющенным катком депрессии. Пить пиво с другом, а не обсуждать с лечащим врачом уместность электросудорожной терапии. Эвен развернулся к Юсефу. Тот рассматривал что-то в телефоне, и его губы изгибала нехарактерно нежная улыбка. - Слушай, а как... у тебя вообще дела? - попытался применить он навыки коммуникации (ведь какие-то должны были остаться). - А? Что? - нехотя оторвался от телефона Юсеф, гася экран. - Ладно, как дела у Саны? - смешливо косясь, спросил Эвен. - Или на кого ты там любовался. Юсеф опустил голову, ущипнул себя за нос и покраснел. Хм. Кажется, он попал в точку. - Ну, как. Нормально у неё дела, - коротко взглядывая из-под чёлки, сообщил Акар. - Через год в Ниссен хочет поступать. Она ж у нас крутая. Эвен, улыбаясь во весь рот, кивнул. Прямо сейчас ему было как-то подозрительно хорошо. Новые кроссовки Аir Max, самые гибкие в линейке, сидели на ноге НЕВЕРОЯТНО удобно. Оттенки неба и зданий были чистыми, как краски на отмытых от слоя олифы церковных фресках. Музыка в одном вставленном наушнике играла с такой глубиной звучания, что у Эвена на глаза наворачивались слёзы. - Если ты хочешь знать, как там Микаэль, я тебе скажу, - произнёс Юсеф. - Конечно, давай! - с энтузиазмом закивал Эвен. - У него, в общем-то, всё по старому, - прищурился Юсеф, глядя вдаль. - Тусит с нами, ходит в Бакку. Учится нормально, девушки нет. Хотя... я бы удивился, если б она была. - Почему? - непонимающе спросил Эвен, бездумно разглядывая перламутровые облака. - Он в жизни сам не признается. Но у меня ж есть глаза, - пожал плечами Юсеф. - Он сам, похоже, не в курсе, что гей. Эвен допил своё пиво, покачивая в пальцах пустую бутылку. - Я подумал, ты имеешь право знать. Хотя, постой. Тебя что, это всё... ну, не особо напрягает? Он помотал головой. То, что Микки гей, воспринималось, как факт, который просто надо принять. Как новости в ленте о продолжающемся падении норвежской кроны. Мигрирующих оленей сбивали скорые поезда, популяцию волков истребляли фермеры с ружьями, но от этого не наступал конец света. - Я люблю Микки и хочу, чтобы он был счастлив, - сказал Эвен совершенно искренне. - Кого бы он не выбрал. Лицо Юсефа приобрело крайне озадаченное выражение. - Ну ты там и просветлился, чувак, - уважительно сказал он. - Я бы вот его не простил. Он же всем растрепал про тебя... про вас. - Мик ничего мне не сделал. Просто не захотел со мной, и всё. Это нормально, - ободряюще хлопнул его по плечу Эвен. - Можешь так и передать! *** Хрена с два это христианское всепрощение и безмятежность были признаками чего-то хорошего. Но тогда Эвен этого не знал. Первый раз в жизни испытывая состояние гипомании, он радовался, как наивный дурак. Казалось, что все проблемы позади. Он даже всерьёз думал, не восстановиться ли в школе. Алкоголь придал уже разворачивающемуся эпизоду ускорения. Через неделю его неотвратимо выносило в открытые воды чистой мании, всё дальше от спасительного берега. Но Эвен не тревожился. Он ещё никогда не был чисто маниакальным, и не подозревал о коварстве этой фазы. В которой ты НИЧЕГО не замечаешь до самого последнего момента. Ула и Петер могли бы помочь, но... как и сам Эвен, купились на уловку болезни, иллюзию кажущегося благополучия. Родители ведь не знали, что Эвен не спит уже трое суток — вообще. Не принимает лекарства, только делая вид, что их глотает (он научился в Гаустаде ещё и не таким фокусам). Рядом не было никого, кто мог бы подсказать и направить — на форумы для биполярников Эвен тогда даже не заглядывал. Что ему было делать с этими больными людьми сейчас, когда всё наладилось? *** Эвен пристроился на краешке керамического вазона с фиалками. Потом подумал, что это нецивилизованно и пересел на гравий, которым было засыпано пространство вокруг. Обернулся и из-под руки посмотрел на большой торговый комплекс с найковской эмблемой на фасаде. Очень болела голова, саднил зад и Эвен понятия не имел, почему. Пить хотелось просто жутко. Всё вокруг было незнакомым. Эвен встал на ноги и дошёл до угла дома, прочитав на табличке: «Dalvägen, 16». Судя по написанию, это точно было не в Норвегии. Эвен расстегнул молнию, вытащив из внутреннего кармана куртки телефон, забил это в поиск гугл-карт и нервно сглотнул. Локация, отмечанная красным шариком, обнаружилась в северной части Стокгольма. Эвен позвонил Соне — эта мысль в состоянии паники первой пришла в голову, он даже не колебался. Соня деловито спросила, где он сейчас. Немного погуглив, сказала дожидаться её в Subway через улицу. Она обещала приехать так быстро, как сможет, и Эвен почти успокоился к моменту, когда повесил трубку. Потом, бредя вдоль деревянного забора по улице, он с большим трудом припомнил, зачем хуярил аж до Швеции. Ему казалось, что если он не купит себе ботинки «Keen», то ЖИЗНЬ БУДЕТ КОНЧЕНА. В них Эвен и был сейчас обут — отличное британское качество, коричневая кожа. Сидя в кафе, он разворачивал саб с пометкой маркером «BLT» и принюхивался к вороту своего свитера — пахло мерзко. Когда пошёл налить спрайта в автомате, Эвен сообразил, что не общался с Соней почти год. Нужно было ещё решиться и позвонить маме. Но Эвен, сколько мог, оттягивал этот момент — ему было ужасно стыдно. Прочие подвиги Эвен видел так, будто бы стробоскоп памяти выхватывал их из кромешной темноты. Он с подкатывающей к горлу тошнотой понял, что занимался сексом. C кучей левых девушек из клубов... и не только. Ему было больно сидеть потому, что какой-то мужик его отпялил. Вроде бы, это был датчанин, бородач громадного роста. Эвен сам первый на него и полез, когда на мании танком попёрло либидо. Потом Эвен припомнил, что датчанин был с ним нежен. Уложил в свою постель, исцеловал его тело от макушки до ступней, оглаживая большими мозолистыми ладонями. Не выпускал из рук даже потом, дыша в волосы. Господи, какая же это была дичь. Эвен не мог отрицать, что действительно делал всё это... но в то же время отчаянно пытался отмазать себя, оправдать. Получалось не очень. Только годы спустя до Эвена дошло, что да, ему придётся привыкнуть к непреходящему чувству стыда. Биполярники имели свою особую ауру — однажды эта вечная мучительная неловкость переходила в откровенный похуизм. Сколько можно чувствовать вину за неуправляемые химические процессы в твоём мозгу? *** Соня вылезла из серой Хонды, а следом за ней вышел и водитель — рыжий тип крепкого телосложения. Лицо чувака было почти одной сплошной веснушкой (с редкими вкраплениями молочно-белого). Соня живо вычислила его дислокацию — Эвен неизменно выбирал диваны в глубине заведения. Она направилась прямиком к нему, а следом за ней с обеспокоенным выражением морды тащился тот мужик. - Эвен! - воскликнула Соня, подойдя. - Фак, как же я рада тебя видеть! Молодец, что позвонил. Ты в порядке?! Эвен вообще совсем не был в порядке, но ответил утвердительно. - Корнелиус, - протянул ему руку мужик, пожимая эвенову твёрдо и уверенно. Эвен перевёл взгляд на Соню. - А, ну... мы познакомились в Арланде, на эскалаторе. Корнелиус меня подбросил, - небрежно махнула рукой она. - Большое спасибо! Дальше мы, наверное, сами. Она села на диван рядом с Эвеном, пихнув его боком и взяв под руку. Мужик ещё немного неуклюже потоптался рядом, потом откашлялся и сказал: - Телефон мой на всякий случай, вот. Он достал из кармана ручку, слишком изящную для его мясистых пальцев с квадратными ногтями. Написал на салфетке ряд цифр и чуть-чуть пододвинул к Соне. Та взяла и, сложив пополам, засунула салфетку в карман сумочки. Мужик просиял. И пятился задом до самого входа, будто Соня была королевской особой. Эвен бы подавился спрайтом и умер, если б знал, что лицезреет перед собой Конни. Иначе говоря, будущего сониного супруга, херра Дальгрен. Тем не менее, так оно и было. *** По дороге домой Эвен выболтал Соне всё о шведских приключениях. То есть ВСЁ, абсолютно. Это несмотря на то, что Соня была его бывшей девушкой. Та спокойно сказала, что ничего страшного, и по приезду они вместе пойдут провериться. Оказывается, она уже успела отзвониться Уле и подтвердить, что привезёт Эвена домой. Мама недолюбливала Соню. Эвен подозревал, что в этом было что-то от ревности — ей не слишком нравилось, что сыном кто-то вот так командует. Хотя сейчас Соня поступила, как надёжный друг, и заслуживала благодарности. Эвен сказал ей спасибо, а Соня в ответ крепко обняла его и поцеловала в губы (пусть и не разжимая рта). Похоже, «бывшая» про неё говорить было рано. Эвену в голову не приходило её отталкивать. Уж если Якобсен хотела остаться с ним, зная про биполярку и секс с другими — флаг ей в руки. *** В конце октября Эвен первый раз приехал со съёмочной группой в Альту. Выйдя из здания терминала, Эвен обалдел и застыл на месте. По правую руку чернел скалистый берег. Вода в широком устье реки была голубой и жёлтой, акварельно размытой огнями. На полночное небо кто-то словно махнул кистью, покрытой белой краской, усеяв его бесчисленными брызгами звёзд. - Что, нравится здесь? - спросил Эйрик, ухмыльнушись в рыжую бороду. - Кстати, вот твой будущий коллега и напарник, - подманил он жестом какого-то чувака, стоящего с осветителями возле машины. - Тут много организационной работы, вы с ним будете взаимозаменяемы. На всякий случай, сам понимаешь. Звучало резонно. Эвен знал, что его ценили, и в словах Вальтерсена не усматривал угрозы своему положению второго помощника. Эйрик лишь должен был обеспечивать, чтобы график съемок не нарушался ни при каких обстоятельствах. Даже если у Эвена будет эпизод — show must go on. Будущий коллега подошёл, и Эвен увидел белёсые, словно поросячьи ресницы и брови-призраки, белые на бледном лице. - Лассе Нюкяйнен, - сказал тот, протягивая руку. - Эвен Бэк... ЧТО? - прервал сам себя Эвен. Потряс головой: не-не-не, такого быть не могло. Галлюцинации нереальны. И их точно не ставят работать с тобой в паре. - Вы типа... знаете друг друга? - подозрительно поднял бровь Эйрик. - Нет! - выпалил Эвен. - Да, - уверенно подвердил Лассе. Они так и держались за друг за друга: ни дать, ни взять Адам и Господь Бог на картине Микеланджело. - Ну, дела! - прокомментировал Эйрик. - Надеюсь, сотрудничать вам это не помешает? Они молча синхронно покачали головами. Охренеть, - хлопнул себя по бедру Вальтерсен. - Общий язык вы, пожалуй, найдёте. А о большем я и не прошу. *** Когда Эвен только втащил чемодан в свой номер, на дисплее телефона высветилось имя Микки. - Ты чё нам не звонишь, уродец? - тепло поприветствовал он. - Совсем страх потерял? - Да не. Я тут свой глюк встретил. Чувака с крыши Скандик Леркендал, - решил сказать Эвен, как есть. - Он... мой напарник теперь. - Лассе Нюкяйнен!? А познакомишь? - совершенно без паузы спросил Микаэль. - Ты вообще въезжаешь: я буду работать с плодом своего воображения! - возмутился Эвен. - Так и ладно. Надеюсь, Лассе не говно! - опять не впечатлился Мик. - Да ну тебя. Я ещё даже с ним не говорил... - Не забудь сделать с ним селфи! Мы должны знать твоих воображаемых друзей в лицо. - Воображаемых коллег, - поправил Эвен и сам же заржал. - Бля, надо сказать Соне. - О да. Жалко, я не услышу реакцию, - с сожалением цыкнул языком Микки. - Угу, - засопел согласно Эвен. - А, она ж не поверит всё равно. Скажет, пиздишь ты всё, Нэсхайм. Брешешь, как дышишь. Они оба помолчали, а потом Эвен вспомнил: - Слушай, Микки. А ты можешь... не говорить Исаку? Он услышал, как на том конце дыхание Микаэля сбилось. - Лилле не знает? - медленно проговорил он. - О чём — о Лассе? О Леркендале? О первой попытке? - Ну, ни о чём из этого, вообще-то. Он и так видел много всякого отстоя. - Я не скажу! - легко согласился Мик. - Ладно, а... что насчёт твого путешествия за ботинками в Сольну? Про датчанина ты ж рассказывал? - ...Нет. Эвен тяжело вздохнул. Он и Микаэлю-то выболтал только под впечатлением от откровенных рассказов про парней в Лондоне. А про Леркендал — лишь дополнил то, что тот уже знал от Сони. Соня, Микки, Исак — никто из них не знал о нём ВСЕГО. Но фак, Эвен был всего лишь простым смертным. И тоже хотел выглядеть хоть чуточку получше в глазах тех, кто ему нравился. Даже если это означало постоянные увёртки и вранье. *** Он, Эйрик и Лассе были в гостях у старого саама, чьё стадо «Paradox studio» использовала для съёмок. В устной традиции из поколения в поколение передавались сведения, которых не было даже в самых полных, солидных монографиях, напечатанных на плотной бумаге. Упустить шанс узнать побольше было бы глупо. Йохан Лойе встретил их приветливо. Но посетовал, что ужин приготовить не успел — было много мороки по хозяйству. Сказал, что без жены стало трудно — да куда снова жениться на седьмом-то десятке? Эвен вызвался приготовить лапскаус — всё нужное в доме у деда имелось. Лассе сказал, что поможет — вдвоём быстрее. Вот так, нашинковывая морковку с брюквой на кубики, они и поговорили. Это оказалось совсем не страшно. Лассе, который был финном с болот Похьянмаа, вырос с несколько иным мировосприятием, чем сам Эвен. Ему не казалось странным то, что они познакомились, физически находясь за сотни километров друг от друга. Не встретив насмешек или недоверия, Эвен рассказал, как их встреча выглядела для него. Напарник изложил свою версию. Оказалось, что в 2014-м, за месяц до Большого Летнего Собрания в Пюхяйоки, Лассе почти принял решение, к которому на самом деле был не готов. Уже подростком осознав, что консервативная религиозная община душит и сжимает, в семнадцать Лассе хотел оставить отчий дом и пешком идти в Хельсинки. Но, не имея денег, планов на будущее и места, где остановиться, он был заранее обречён на провал. Вмешавшись в его жизнь в виде галлюцинаторного видения, Эвен удержал Лассе от ухода из его общины в Северной Остроботнии. Не дал ему «резко спрыгнуть», выражаясь метафорическим языком. Тот всё равно ушёл — но через два года, закончив школу. Будучи более или менее подготовленным к последствиям. Когда они слушали Йохана, уминая мягкий и сочный лапскаус, Лассе Нюкяйнен сидел рядом с ним. И Эвен думал, что эта история — ничуть не более странная, чем вся его жизнь. *** Эвен выяснил, что бывших лестадиан не бывает — в том же смысле, в каком не бывает бывших наркоманов. Навсегда оставив родителей, сестёр и братьев, Лассе не переносил неуважительного отношения к своему религиозному течению. Когда Эвен, не понимая этого, рассказал анекдот про лестадиан, вычитанный в VG, тот очень обиделся. Пришлось просить прощения, стоя за запертой дверью его номера. Лассе, на самом деле, был в чём-то очень похож на него. Как и Эвен, он имел тайну, о которой не мог почти никому рассказать. А если бы попытался — не встретил понимания. Обычные норвежские граждане формально принадлежали к лютеранской церкви, а по сути были скорее атеистами. Лестадиан они считали больными на голову фанатиками, и представления об их жизни имели весьма расплывчатые. Эвен вынужден был терпеть подобное отношение к себе с семнадцати — когда даже врачи, профессионалы позволяли себе походя унижать. Эвену, как и Лассе, пришлось переступить через разрушенные отношения и строить свою жизнь заново. Они понимали друг друга на таком глубоком уровне, что это было не похоже ни на что. Разговаривали часами, обсуждая, например, почему откусывание зубами яичек оленя — менее травматичный метод, чем отрезание ножом. Лассе даже выяснил специально для него, что Эрика Юрму, пастора из общины Нины Коистинен, из Аризоны перевели в Миннесоту. И этот лицемер в интервью говорил: «Господь сотворил Нину с её ментальным расстройством. Если бы не хотел, чтоб Нина рожала — он бы затворил ей чрево». Они с Лассе везде были вместе, образовав очень эффективную рабочую пару. Расмуссен был крайне доволен таким положением вещей. «Я вам платонически изменяю, кажется», - написал Эвен однажды Микки. «Ты с ним дружишь. Это называется ДРУЖИТЬ», - с ироническими смайлами ответил Микаэль. Но Лассе был тут не при чём. Увлечённо изучая быт и культуру северо-саамов, Эвен всё меньше внимания уделял Исаку. Полуосознанно он сокращал контакт с ним, пусть и испытывая давящее чувство вины. Пытаясь анализировать это позже, Эвен осознал, что трещина между ними пролегла ещё до командировок в Финнмарк. Он очень устал от того, что не может сделать Лилле счастливым и удовлетворённым. Дело было не в загруженности работой — даже если б Эвен ушёл с неё совсем, Исак всё равно бы не отнёс на помойку свои дилдо. Их отношения длились пятый год — может быть, у них наступил тот самый кризис (ведь он бывает не только у гетеросексуалов, так?) А может, Эвен был козлом, не ценящим хорошего. И, как многие биполярники, отталкивал самого терпимого и великодушного человека в своей сраной биографии. *** Микки неожиданно для него занял нейтральную позицию. Он не стыдил этим невниманием к Лилле. В итоге они с Микаэлем созванивались постоянно, обсуждая самые идиотские и несущественные вопросы. Прямо как в школе — им было просто очень хорошо друг с другом. Эвен так соскучился по этому, что упустил из виду один момент. Микаэль тоже был всего лишь обычным человеком. И в глубине души не хотел делить Эвена ни с кем. Иногда они занимались сексом по телефону — только вдвоём. И Микки ласковым шершавым голосом повторял ему те три слова (которые норвежец произносит, может, пару раз в жизни). Прошлое и настоящее сталкивались и сшивались воедино в ослепляющей вспышке оргазма. Микки было достаточно — эвеновых неумелых попыток отвечать, его смсок и звонков в промежутках между рабочими моментами. С ним Эвен не чувствовал, что постоянно лажает. *** В ноябре Финнмарк выглядел нереально. Полыньи на запорошенной снежком реке были заполнены ядовито-зелёным, светящимся. На небе полыхало северное сияние, завораживая переходами от малинового через зелёный к чистой бирюзе. Эвен стоял в распахнутой куртке, под которой виднелся свитер с вышитым «Heavy mental», и любовался звёздным небом Заполярья. - Застегнись, - сказал ему Лассе. - Простудишься, дебил. - Мне нужны снегоступы, - решительно заявил Эвен. - Не поможешь выбрать, а? - Ну, окей, - пожал плечами Лассе. - Погоди, только начальство предупрежу. Эвен был крайне воодушевлён, потому что задумал нечто грандиозное. Всю дорогу в самолёте, пока Нюкяйнен дрых в соседнем кресле, он листал альбом в твёрдом переплёте, купленный в Гардермуэне. Англичанин по имени Саймон Бек уже пятнадцать лет создавал геометрические рисунки на местности при помощи снегоступов. Иногда даже без использования компасов, просто считая шаги. С высоты его творения казались вышивкой белым шёлком по белому — было сложно поверить, что это сделал старик с артритными щиколотками. Эвен никогда раньше не пробовал вытаптывать узоры. Он собирался начать с треугольника Серпинского (для которого компас не нужен) и перейти к фракталам посложнее. Множество Мандельброта Эвен изобразит через несколько дней тренировок. Ведь Саймон говорил в интервью, что при должной мотивации этот вид искусства освоит любой. *** Если бы не Лассе, Эвен бы навряд ли пережил тот эпизод без серьёзного вреда здоровью. Воображаемый коллега помог ему взять в прокате весьма годные снегоступы Tubbs. Если б такие делали в начале века — возможно, группа Скотта бы не погибла на шельфовом леднике, в трёхстах километрах от спасительной базы... Ещё Лассе лично собрал Эвена, напихав с собой энергетических батончиков, шоколадок и питья. Проследил, чтоб он оделся во все положенные слои, а непромокаемые гетры с резинкой через подошву застегнул на молнию. Лассе не мог отговорить — на пике мании Эвен был упёртым до ужаса. Тот мог только предложить более безопасный вариант. Не идти на реку, а поехать на прочно замёрзшее озеро Стуораяври. Лассе аргументировал, что три с половиной километра — вполне достаточно, чтобы фигуру можно было увидеть с вертолёта. Эвен приступил в пять утра, освещая себе путь мощным фонарём. И сделал сотни и сотни математически выверенных шагов, в самом деле нарисовав снегоступами первый открытый учёными фрактал. Микки позвонил ему днём, и Эвен объяснил, каким важным делом занят. Микаэль выслушал очень внимательно — ему тоже казалось, что у Эвена всё получится. Когда Лассе приехал за ним в пять вечера, Эвен лежал на спине, в основании верхнего сектора треугольника. Он немного устал и был обезвожен, но в остальном совершенно счастлив. Лассе забрался на гору и сфотографировал и фрактал, и Эвена в ярко-оранжевой парке, лежащего с раскинутыми руками. Вечером началась метель, и эвеновы художества занесло слоем пушистого снега. Напарник запер его в номере, что было совершенно оправданно — спать Эвен не мог, но отдохнуть телу было нужно. Его галлюцинаторный финский друг отнёсся к состоянию мании уважительно. Так же, как они относились к традициям саамских оленеводов. На следующий день Эвен, пыхтя от избытка энергии даже в невесомой пуховой куртке, вытаптывал на снегу рисунок медовых сот. Он планировал это полночи, и за несколько часов сделал пятнадцать набросков, представляя очень ясно будущий порядок действий. Ангелы над его головой парили в прозрачной голубой вышине, водя коротким смычком по струнам никельхарп, касаясь клавиш лёгкими пальцами. *** Микки знал, но ничего не сказал Лилле (хотя они общались, и много). Мик был счастлив оттого, что Эвен делился всем именно с ним. Он регулярно отчитывался, как там Лилле, без просьб взяв на себе заботу о нём в отсутствие Эвена. Микки удовлетворял его партнёра, как мог. Когда Эвен приезжал домой, Лилле упоминал об этом, и его взгляд делался томным, а щёки розовели. Из-за всего, происходящего с ним, Эвен не заметил, как разрушил отношения c Исаком своими же руками. Исак был глубоко обижен. Он не звонил и не писал, потому что устал от невнимания. Когда Эвен понял, что ситуация катастрофическая, и нужно срочно что-то делать, на него уже наползала тёмная тень следующей фазы. *** Купола парапланов, палатки и паруса шили из ткани рип-стоп. В зависимости от используемого материала, она могла быть водостойкой и даже не бояться огня. Ткань жизни Эвена имела то же строение. Микаэль, Соня, Исак — они были для него составляющими. Микаэль — основа. Соня — гибкий уток, заполняющий промежутки. Исак же был тем, без чего жизнь Эвена давно лопнула бы и с треском разлезлась. Исак многократно пронизывал его во всех направлениях, как прочнейшая армированная нить, способная выдержать всё, что угодно. И сейчас, когда Лилле не хотел возвращаться к нему, домой, Эвен совершенно не знал, что делать. В шесть утра он умылся, оделся и выпихнул себя из дома. Тёмные улицы освещали огромные гирлянды в виде колокольчиков, снег поскрипывал под рифлёными подошвами ботинок. Эвен шёл по безлюдным дворам, напевая сам себе дедову колыбельную, которую помнил с детства. Его голос тонул в завывании ветра и скрежете рождественских декораций, подвешенных к фонарям. Notes: Электросудорожная терапия (ЭСТ) — в просторечии электрошок. Большое летнее собрание — ежегодный четырёхдневный праздник лестадианской общины, проводимый для проповеди Евангелия. На нём собирается до 80 тысяч человек (в основном молодые люди и дети). VG (Verdens Gang) — норвежская ежедневная газета. Анекдот, который не понравился Лассе: Мусульмане не признают евреев богоизбранным народом. Евреи не признают Иисуса Мессией. Протестанты не признают Папу своим духовным лидером. Лестадиане не признают друг друга в театрах, барах, бильярдных и на стадионах. Треугольник Серпинского авторства Саймона Бека: http://samosoboj.ru/wp-content/uploads/2013/12/ejjv.jpg Арланда — главный аэропорт Стокгольма, а Гардермуэн — Осло. Треки к главе: Sondre Bratland — Sulli Lulli Lite Bån Lasse Vestergaard — Sommerhus