Пингвины не готовят

Освальд действительно старался. Нигма так часто говорил, как «читал в книгах» то или иное, что Освальд и правда поверил: в книгах можно найти что угодно. Так почему бы не рецепт торта, спрашивается? У Освальда было много времени, чтобы перерыть все эти тома по патанатомии, рассылку по криминалистике и журналы с загадками и сканвордами. Если говорить точнее, он выпотрошил домашнюю библиотеку Нигмы за один день. И так испугался отхватить пинка от этого любителя задавать вопросы, когда не надо, что тут же навёл порядок. И даже — Иисусе! — подмёл пол. Далось это Освальду с трудом, конечно, но он хотя бы попытался. Книг с рецептами у Нигмы не было, что показалось Кобблпоту просто поразительным: ведь всё, чем его кормили, было слишком вкусным, чтобы оказаться типичным блюдом холостяка. Освальд знал, о чём говорил: он же некоторое время владел баром, в конце концов. Зато в журналах со сканвордами всегда что-то было — на тех страницах, которые не были исписаны аккуратным почерком Нигмы. И пусть рецепта торта Освальд не нашёл, пирог показался ему неплохой альтернативой. Пирог с вишней, если точнее. Вот почему-то вишня в морозилке у Нигмы нашлась, а горчицы во всём доме не было! Судьба этого пирога была печальна. Поняв, что он вышел абсолютно несъедобным, Освальд сначала пошарился со сковородкой в руках по дому, заглянул под раковину, в туалет — и в конце концов выкинул неудавшееся произведение убийства в окно. Нигма пришёл около восьми вечера. И первое, что он сказал: — Там на дороге около дома лежит недожаренный пирог. Вероятно, миссис Гронберри опять пытается убедить внуков, что умеет готовить. — Как... интересно, — процедил в ответ Освальд, у которого аж скулы свело. Пирог с яблоками, которые Освальд ловко стащил из коридора между квартирами — а не надо надеяться, госпожа Монне, что сумки с едой не сопрут лишь из соседских чувств! — вышел не больно лучше. Как оказалось, если оставить еду в духовке на пару часов подольше — в надежде, что она не будет сырой, — она попросту сгорит. Об этом журналы Освальда не предупреждали, поэтому вечером Нигма произнёс, едва переступив порог: — Эта дама опять разбрасывается пирогами. Какое расточительство! И, раздевшись и закатав рукава, пошёл готовить ужин своему дорогому гостю, который усиленно делал вид, что тоже возмущен таким разбазариванием продуктов. Или что ему плевать. Освальд не очень определился, какую эмоцию ему стоит испытывать, поэтому его ворчание попеременно сменялось недовольными восклицаниями. В сумке госпожи Монне были не только яблоки, поэтому следующим утром, стоило Нигме выскользнуть за дверь, Освальд принялся за котлеты. Судя по его страданиям, это котлеты принялись за него, поэтому они отправились в окно ещё на стадии фарша. — Надо поговорить с миссис Гронберри. Нас ждёт одно из двух: или нашествие прикормленных собак, или бродяги около крыльца, — недовольно бормотал Нигма, пока отмерял по весу какой-то порошок. Насыпал его в стакан и протянул Освальду, который спокойно ждал за столом. — Ну, голубей-людоедов тоже никто не отменял, — попытался пошутить тот; но весёлая улыбка Нигмы его немного напугала, поэтому Освальд уткнулся в стакан с лекарством и замолчал. Над оставшимся мясом Освальд уже почти плакал. Нет, разумеется, Пингвины не плачут, но Освальд внутренне весь истёк слезами страданий. Судя по перманентному недосолу, лучше бы слёзы попадали в его «блюда», но Освальд ничего не мог с собой поделать. Был вечер, это была последняя порция теста из сумки госпожи Монне, и больше Освальду было неоткуда брать еду так, чтобы Нигма этого не заметил. А пирог с мясом упрямо не желал становиться съедобным. Он с одной стороны подгорел, а с другой не дожарился, и Освальд официально признал, что просто за-дол-бал-ся. Задолбался возиться с едой, духовкой, сковородкой, холодильником, банкой с солью, средством для мытья посуды, всякими тряпками, запахами и разлитым жиром. Готовить. Мог. Не каждый. Пингвины, наверное, не просто так не готовят. Уныло поковыряв недопирог вилкой, Освальд по привычке открыл окно и, даже не посмотрев, вывернул своё творение с противня на улицу. А потом начал печально мыть посуду. Его моральное самобичевание прервала возня ключей в замке — и Освальд, не на шутку перепугавшись, схватил противень, нагрузил на него недомытые доски, ножи и вилку, запихнул это всё в ещё не остывшую духовку, туда же закинул мясорубку и, захлопнув дверцу, подбежал к двери так резво, как только мог. Свою ошибку он понял мгновенно — ещё до того, как Нигма, с кусками теста и мяса на полях шляпы и на плечах, скептически произнёс: — Ты не поверишь... — Оу... — только и смог выдавить из себя Освальд, стараясь не бегать взглядом по испорченному пальто Нигмы. Тот широким шагом вошёл в квартиру, оставляя за собой кусочки полупрожаренного фарша, и вот тут-то Освальд спохватился. — М-м-м, слушай, тебе не кажется, что сейчас самое время? Нигма обернулся и нахмурился. — Время? — Чтобы поговорить с миссис Гронберри. Молчание Нигмы длилось секунды две, но Освальду этого хватило, чтобы мысленно отложить пару яиц — на случай, если криминалист всё-таки нашёл настоящего преступника. Хорошо, что Нигма был совершенно не приспособлен для социальных взаимодействий — наверное, это только Освальда и спасло. Вряд ли бы их отношения остались настолько хорошими, если бы Нигма действительно догадался. Но Нигма не был бы Нигмой, если бы не пошёл у Освальда на поводу. — Точно! Ты прав, — кивнул он. И, вновь задумавшись на мгновение, начал шарить по карманам пальто. Медленно достал складной нож, что-то прикинул, вложил его в руки Освальда, сказал: — Пусть лучше это будет у тебя. И ушёл ругаться с миссис Гронберри, которую Освальд даже ни разу не видел. Освальд очень надеялся, что это надолго, но на всякий случай решил поторопиться. Посуду он вымыл за четыре минуты, с мясорубкой справился и то быстрее, поставив её влажной обратно в коробку и запихнув — с огромным трудом, между прочим, — на антресоль. Нигма потом подумает, что она сама заржавела, так какая разница? Духовка остыла как-то сама собой, ножи были убраны, кухонный стол — вытерт, как и мокрая раковина, чтобы не вызывать подозрений. А Освальд, всё это делавший, по-настоящему расстроился. Впервые в жизни он захотел сделать что-то хорошее — просто приготовить еды человеку, который его притащил из леса и вылечил, — а получилось как всегда. Похоже, он не был рождён для добрых поступков, и именно теперь Освальд понял это окончательно. Даже если под добрым поступком подразумевалась готовка. Нигма вернулся минут через сорок, всё такой же мяснопирожечный и недовольный. — Она сказала, что ничего не готовила, но я-то знаю правду, — проворчал он в ответ на вопрос Освальда. Сняв шляпу и пальто, вытряхнул их во всё то же окно и, вздохнув, положил на подоконник. Наверное, завтра отнесёт в прачечную, подумалось Освальду. — Честно говоря, ты бываешь грозным. Я думаю, после разговора с тобой она больше не будет пытаться готовить, — неловко вжав голову в плечи, ответил Освальд. И посильнее закутался в халат. Нигма провёл длинными пальцами по волосам и внимательно посмотрел на него. — Ты так думаешь? — Уверен. — Было бы неплохо, — усмехнулся Нигма — и обернулся, оглядев квартиру. Освальд был готов начать молиться христианским, еврейским и даже макаронным богам, чтобы он ничего не забыл убрать, — и они его, кажется, услышали. — Так, — Нигма хлопнул в ладоши и снова повернулся к Освальду, — у меня завтра выходной, поэтому сегодня я хочу приготовить кое-что особенное. Освальд поджал губы и качнул головой. — Ну давай. В отличие от Освальда, Нигма готовить умел. И делал он это действительно... по-особенному. Освальд не знал, почему и как, но каждый раз, когда он ел то, что приготовил для него Нигма, он всё больше... Проникался им. Сколько месяцев прошло? Полтора? И за это время Нигма успел стать лучшим другом Освальда, просто делая для него невероятно вкусные завтраки и ужины. А ещё — вылечив его, конечно, выходив, поставив на ноги и восстановив душевное здор... состояние до приемлемого. Но теперь, отрезая очередной кусочек вкуснейшего мяса и заедая его черносливом, Освальд понимал, что, наверное, не сможет забыть вкус хотя бы одного из блюд Нигмы. — В чём секрет? — М-м-м?.. — отпив из бокала немного вина, отозвался Нигма. — В чём секрет этого блюда? Почему оно такое вкусное? — переспросил Освальд — и Нигма, тихо улыбнувшись, отвёл взгляд. — О, хочешь знать? Освальд проглотил чернослив и кивнул. — На самом деле, это блюдо не самое обычное, — Нигма поставил локти на стол и вгляделся в Освальда. — Тут не только говядина, чернослив и специи. Самым необычным компонентом является кровь. Освальд задумчиво наклонил голову и нахмурился. — Если быть точнее, есть традиция, связанная с этим блюдом. Повар добавляет в него немного крови, — Нигма чуть отогнул рукав на левой руке, и Освальд заметил узкую повязку на его запястье, — вкус от этого не меняется, но... Считается, что таким образом можно влюбить в себя человека, который съест приготовленное. Освальд выдохнул и усмехнулся. — Едой. Влюбить. — Да, едой, — Нигма ответил ему таким же смешком. — Поэтому многие девушки стремятся научиться готовить это блюдо. — Какая глупость, — сказал Освальд, отрезая ещё немного говядины, и отправил кусок в рот. — Но есть что-то приятное в мысли, что я ем кусочек тебя, — он широко улыбнулся. — Всё-таки ты прекрасно готовишь. Нигма прикрыл лицо ладонью и отозвался: — Я думаю, ты тоже смог бы так. Освальд едва смог подавить рвущийся наружу хохот. И с усиленным рвением продолжил накалывать чернослив на вилку. — Нет, — произнёс он, как мог, сдержанно, — я никогда не смогу даже приблизиться к оценке «удовлетворительно». Поверь, — лёгкий смешок всё-таки сорвался, — я пробовал. А ты... Не знаю насчёт этого блюда — но если ты будешь кормить меня каждый день моей жизни, я, быть может, и полюблю тебя. Нигма рассмеялся и продолжил ужинать, а Освальд пригубил вино. Да, Освальд Кобблпот был весьма хлопотным и криворуким гостем — но всё-таки достаточно сообразительным, чтобы Нигма ничего не заметил. На этот раз пронесло, и он был очень этому рад. На будущее же пришлось смириться с мыслью, что лучше он не будет делать ничего хорошего Нигме... По крайней мере, по дому. Нигме ещё повезло, что на него из окна упал мясной пирог, а не осколки тарелок — но это была уже совсем другая история.